И на манеж первый раз вывел мальчишек он, Мимоза. Придумал забавную репризу. Было так: клоун выходил на манеж с пустым мешком и жаловался публике, что послали его на базар купить поросенка, а деньги он потерял. И обращался к мальчику, сидящему в зале, к Павлику. Спрашивал: любит ли он цирк? Павлик кивал. Тогда клоун просил выручить его, веселого клоуна, а то ему очень сильно попадет. И делать-то ничего особенного не надо, только залезть в мешок. Павлик соглашался, выходил на манеж и залезал в мешок. Очень довольный клоун с возгласом "Вот и поросенок есть!" завязывал горловину мешка веревкой, взваливал его на спину и пытался унести. Но тут его останавливал шпрехшталмейстер, спрашивал, что у него в мешке. Клоун отвечал: "Поросенок!" - и начинал подробно рассказывать, как он его выбирал, какой у поросенка розовый пятачок и веселый нрав… А в это время мешок незаметно подменяли на точно такой же. И когда шпрехшталмейстер заставлял развязать и показать поросенка, из мешка появлялся огромный гусь и хлопал крыльями. Клоун испуганно спрашивал: "А где же поросенок?". И тут в противоположном конце манежа на барьер поднимался Петя и кричал звонким голосом: "Я - здесь!" - и показывал клоуну длинный нос. Клоун "падал в обморок"… В общем, глупо довольно, но смешно. И ребята работали с таким удовольствием! А теперь ну-ка сунь Павку в мешок! Пожалуй, и не поднимешь.
– Они что же, артисты? - шепотом спросила дежурная.
– Артисты, - кивнул дядя Миша.
– И вы, извиняюсь, артист?
– И я, извиняюсь, артист, - голос у дяди Миши был тусклый, тихий.
– Извините, - сказала дежурная и поправила на груди брошь. Ей стало неловко, что вот сделала она замечание молодым людям, а молодые люди не просто молодые люди, а артисты, и вовсе не балуются, а занимаются делом.
Тут в коридоре появился Флич в очень полосатых брюках и очень клетчатом светлом пиджаке. У ворота белой рубашки красовался полосатый галстук бантиком - "кис-кис".
Мальчишки обрадовались.
– Доброе утро, Флич! - крикнул Павел.
– Как здоровье зонтика? - спросил Петр.
– Благодарю, он отлично выспался, - сказал Флич и шевельнул кустиками бровей. - Даже богатырский храп Мишеля не потревожил его волшебных снов. А снился ему горячий кофе. Доброе утром, мадам, - поклонился Флич дежурной. - У вас чудо-брошь!
– Вам нравится? - спросила дежурная и заулыбалась.
– Вопрос! Если бы я носил брошь, я бы носил именно такую. - Флич взмахнул рукой, и в пальцах его появилась алая гвоздика. Он протянул ее дежурной. - Прошу!
– Спасибо, - потупилась дежурная, и лицо ее порозовело.
– Эта гвоздичка пристала ко мне еще в Ташкенте. И всю дорогу шептала: подари меня в гостинице дежурной по этажу, у которой будет удивительная брошь.
Дежурная засмеялась.
– У вас все такие веселые?
– Все, - сказал Флич. - Но самый веселый - мой друг Михаил Васильевич, - он широким жестом указал на темную блузу.
Дежурная взглянула на Михаила Васильевича, на его голову без единого волоска, гладкую и блестящую, на его блеклые, выцветшие глаза в припухлых мешочках из дряблой кожи, на опущенные уголки рта и совсем зашлась от смеха.
– Конфиденциально, - произнес Флич, склоняясь над дежурной. - Нужен кипяток. Мой друг Михаил Васильевич не может без кофе. Уснет на ходу. И вместо двери пройдет сквозь стену. Останется дырка. Даже дыра.
Дежурная всхлипнула и утерла глаза носовым платком.
– Это… Это м-можно… У нас… у нас… есть… есть… титан.
– Яков, - нахмурился дядя Миша.
– Все в порядке, Мишель. Ты пошел за кипятком. Тебя долго не было. Я тебя знаю. Ты постеснялся спросить кипятку. Ты увлекся дамой.
– Яков! - дядя Миша внезапно наклонился и снял с ноги шлепанец.
– Мишель! - Флич отшатнулся и закрыл лицо руками, всем своим видом показывая, как он ужасно напуган. И зашептал торопливо, с присвистом: - Где титан? Где титан? У него невыносимо тяжелые шлепанцы!
– Сейчас я принесу кипяток, - - дежурная поднялась со стула. - Может, вам еще чего надо?
– Надо, - решительно сказал Флич. - Сахару и синюю птицу.
– Сахар найдется, а птицу поймайте сами.
– Будет кипяток и сахар - поймаем. Непременно поймаем синюю птицу счастья. На всех!
Дежурная величественно удалилась.
Павел и Петр, наблюдавшие эту веселую сцену со стороны, подошли.
– Вы еще не завтракали? - удивился Павел.
– Не завтракали?… Мы еще не ужинали, - вздохнул Флич.
– А завтра утром прибывают животные.
Прибывают животные, значит, начнется работа. В номере Лужиных участвуют лошади.
Дежурная принесла чайник с кипятком и пачку сахара.
– Нет-нет, не стоит беспокоиться. Мы сами. Спасибо вам. - Дядя Миша отобрал у нее чайник и сахар и пошел к себе.
– Мерси! - раскланялся Флич и пошел следом.
А дежурная села за свой стол, поставила чуть привядшую гвоздику в стакан с водой и еще долго-долго улыбалась.
3
Солнечным днем город выглядел симпатичным, куда симпатичней, чем ночью. И дома вовсе не мрачные, наоборот, веселые - белые, желтые, голубые. Окна в затейливых занавесках, цветы за намытыми стеклами.
Людей на улицах много. Неистово гудят грузовики. Перезваниваются трамваи, на поворотах издают странные протяжные звуки, будто открывают несмазанную дверь или кто-то неумело дует в духовой инструмент. Шумно, а движение неторопливое. Никто не спешит: ни прохожие, ни грузовики, ни трамваи.
Павел и Петр тоже неторопливо шли вслед за Фличем и дядей Мишей. Флич и дядя Миша в этом городе не впервые, идут себе потихоньку, разговаривают о своем. А Павлу и Петру все в новинку, все интересно. Глазеют по сторонам. Ведь города, как и люди, не похожи один на другой: у каждого свое лицо, свой цвет, свой характер, свой запах.
В сквере, на площадке за свежекрашеной зеленой решеткой, возводился цирк.
У ограды толпились зеваки, день был воскресный.
Флич остановился в проходе возле старика сторожа, сидевшего на табурете.
– Здравствуйте.
В клетчатом пиджаке, с "кис-кис" на шее, Флич был таким нездешним, что старик встал и пристукнул деревянной ногой.
– Здравия желаю!
– Сторож? - спросил Флич.
– Не сумлевайтесь, - строго ответил старик.
– Ну-ну, мы не сумлеваемся, - улыбнулся Флич. - Пошли.
И все четверо двинулись за ограду, сопровождаемые завистливыми взглядами мальчишек.
Стук и грохот стояли на площадке.
В центре уже высились четыре опорные мачты, словно поддерживали голубое небо. Мачты были связаны между собой, и от каждой тянулись по три троса-растяжки, будто гигантский паук сплел здесь паутину. В стороне лежали штабелями деревянные щиты, а рядом - металлические козлы.
Между мачт, возле вбитого в землю Ломика, стоял неприметный мужчина в ватнике и танкистском шлеме. Шлем плотно облегал круглое веснушчатое лицо. Оно казалось неподвижным, сонным из-за век, которые опускались на глаза, прикрывали их. Это был шапитмейстер Сергей Сергеевич, царь и бог на площадке. Униформисты, рабочие, присланные на помощь саперы - все подчинялись ему мгновенно и беспрекословно. Вот он постучал скрюченным пальцем по ломику, и тотчас один из униформистов накинул на ломик веревочную петлю.
Сергей Сергеевич махнул рукой, и униформист побежал в ту сторону, куда он махнул, быстро разматывая закрепленную на ломе веревку. И когда та натянулась струной, Сергей Сергеевич пошел вдоль нее, придирчиво осматривая, словно то была не простая веревка и от нее можно ожидать невесть чего.
– Осевую протянул, - сказал Флич.
А Сергей Сергеевич дошел до конца веревки, огляделся и топнул ногой.
– Козлы! - крикнул униформист. - Самые низкие!
Саперы подтащили металлические козлы и стали устанавливать их полукругом. А Сергей Сергеевич ощупывал козлы и даже тряс.
– Сергей Сергеевичу! - громко крикнул Флич.
Тот, не отрываясь от дела, только поднял руку.
Павлик и Петр встали в сторонке, близко подходить не решились. Сергей Сергеевич терпеть не мог, когда посторонние появлялись на площадке. Вообще-то человек добрейший, в такие минуты он свирепел и шугал даже самого директора Григория Евсеевича.
Поставить брезентовый дом - цирк-шапито - дело не простое, ответственное. А люди на площадке неопытные. Ну что, скажем, понимают в цирке саперы? А ведь чуть что не так закрепят, трос какой-нибудь недотянут или перетянут - недалеко и до беды!
Зрителей набивается полный зал. А ну, как что рухнет - ухнет?
Тут не два глаза да две руки, тут десять глаз да десять рук нужны, чтобы за всем доглядеть.
С одним манежем навозишься! Сверху-то, из рядов, он - плоский круг с барьером по краю, и ничего больше. А ежели его и в самом деле сделать плоским, то, скажем, лошади цирковые не побегут. Еще и за барьер вылетят, зрителя помнут. Потому и пол манежа делают наклонным, у барьера повыше. Широкой лентой по кругу. И лента эта пистой называется. Вроде велотрека, что ли. Лошади бегут по писте, и бежать им легко, как велосипедисту легко поворачивать на склоне. Ведь что манеж для лошади? Сплошной поворот.
И за все в ответе Сергей Сергеевич, шапитмейстер. И хоть сонными кажутся его глаза, а взгляд их зорок, цепок. Ничего не упустят, даже самой малой малости.
– Перекур, - сказал Сергей Сергеевич, когда установили первый ряд козел вокруг будущего манежа.
Площадка опустела. Саперы и рабочие уселись на штабелях, закурили.
– А, старые знакомые!
Павлик и Петр обернулись. Возле стоял лейтенант,, тот самый, что выгружал из вагона вещи.
– Здравствуйте, - хором поздоровались братья. И Павел спросил:
– Это ваши бойцы?
– Мои. Никогда не предполагал, что доведется цирк строить. Я вообще-то в цирке был всего два раза. В Ленинграде, когда в Инженерном учился.
– Понравилось? - спросил Павел.
– Очень. Особенно гимнасты. Я сам гимнаст. Перворазрядник. А вот в цирке, наверно, не смог бы.
– Смогли б, - сказал Петр.
– Если, конечно, крепко тренироваться, - добавил Павел.
– Нет, - вздохнул лейтенант. - - От одного страху, что на тебя смотрит столько народу, руки-ноги отнимутся.
– У артистов же не отнимаются, - возразил Павел.
– Так то артисты, - с уважением сказал лейтенант. - Видать, каждому - свое. У вас папа и мама, случаем, не гимнасты?
Петр кивнул:
– Гимнасты, вольтижеры.
– На лошадях работают, - пояснил Павел.
– На лошадях? - удивился лейтенант.
– Скоро начнутся представления, увидите.
– Придете? - спросил Петр.
– А как же. Всем взводом. Мои ребята ждут не дождутся. Никто еще в цирке не бывал. Да-а… Многого мы еще не повидали; не изведали. Все впереди. Вся жизнь. Ну, бывайте, Петр и Павел - на час день убавил.
– Как это? - не понял Павел. Лейтенант засмеялся.
– Присловица такая. К петрову дню день на час меньше становится. Вот и говорят: Петр и Павел - на час день убавил. А Илья-пророк - два часа уволок! - лейтенант подмигнул братьям и пошел к своим саперам.
Перекур кончился.
Из голубого вагончика с надписью на дощечке: "ДИРЕКЦИЯ" выглянул озабоченный директор цирка Григорий Евсеевич, поманил ребят пальцем. Павел и Петр подошли.
– Как устроились?
– Нормально.
– Завтра пойдете в школу номер семь. Недалеко от гостиницы. Есть договоренность.
– Завтра животные прибудут, - сказал Павел жалобно.
– Прибудут.
– Григорий Евсеевич, - заканючил Павел и толкнул брата локтем.
– Григорий Евсеевич, - повторил тем же тоном Петр.
– Ну что, Григорий Евсеевич? Знаю, что Григорий Евсеевич. А потом - репетиции. А потом - представления. А у меня на шее два неуча? Притащите "неуд" - не пущу на манеж!
– Да что вы, Григорий Евсеевич, - обиделся Павел.
– Да когда мы… - удивился Петр.
– Когда, когда… Притащите - поздно будет! Вы меня знаете!
– Знаем, Григорий Евсеевич, - сказал Павел.
– Я слов на ветер не бросаю!
– Не бросаете, Григорий Евсеевич, - быстро согласился Петр. Директор усмехнулся.
– Ладно. Как только животных разместят на конюшне, тотчас в школу!
– Хорошо, Григорий Евсеевич, - радостно согласились братья.
– Миша, Яков, зайдите ко мне на минутку, - крикнул Григорий Евсеевич и скрылся в вагончике.
Туда же прошли дядя Миша и Флич.
– Все-таки Евсеич вредный, - сказал Павел.
– Точно, - согласился Петр.
– Но не совсем…
– Не совсем, - кивнул Петр.
– "Вы меня знаете, я слов на ветер не бросаю!" - сказал Павел голосом Григория Евсеевича.
И оба засмеялись.
– Пойдем хоть глянем на ту школу, - предложил Павел.
Петр пожал плечами:
– Пойдем.
Они предупредили Флича, что пошли на разведку в школу, и двинулись к проходу в ограде.
4
Сторож сидел на том же месте, опершись подбородком на клюку. Зеваки обсуждали строительство цирка, программу, объявленную в афишах, а заодно породы собак, рацион слона и способы дрессировки медведей. В толпе всегда найдется знающий человек. У него - куча сведений, своя теория работы со зверями, а главное - неутоленная жажда поделиться всем этим с ближними.
Отдельной группкой у ограды стояли подростки. Взрослые разговоры им были неинтересны. Не все ли равно, сколько слон съест морковки, главное - как проникнуть к этому слону, как пробраться в цирк, чтобы тебя не схватили за шиворот и не выдворили с позором.
Лучший способ - знакомство. Ты знакомишься с артистом, или осветителем, или служителем при животных, оказываешь мелкие услуги, как-то: принести, унести, сбегать… Знакомый приглашает тебя в цирк. И вот он - слон, вот они - медведи. Все честь по чести. Тут не то что билетеры, сам милиционер ничего не скажет.
Конечно, есть еще масса способов проникновения в цирк. Но они сопряжены с риском и требуют смелости, ловкости и находчивости. Впрочем, смелости и ловкости мальчишкам не занимать!
Павел и Петр увидели группу подростков еще издали. Но сделали вид, что не заметили. Опыт подсказывал, что знакомство с местными мушкетерами не всегда проходит гладко. Порой высокие договаривающиеся стороны отстаивают свое право на территорию слишком вескими доказательствами. В ход идут кулаки, ноги, а то и тяжелые предметы, какие под руку попадут.
А драться братьям нельзя. Нет, они не трусливы и при случае постоят за себя, но в драке можно нечаянно получить травму. С травмой на манеж не выйдешь! А ведь они - равноправные участники циркового номера "Вольтижеры на лошадях Лужины".
Братья вышли за ограду и неторопливо направились по улице к гостинице, ведь Григорий Евсеевич сказал, что школа номер семь где-то там, неподалеку.
Они шли с достоинством, не прибавляя и не убавляя шагу.
Следом за ними шли четверо мальчишек.
Братья приметили, как они отделились от группы у ограды.
– Четверо, - тихо сказал Павел по-немецки.
– Пускай идут, - буркнул Петр.
Так они и двигались: двое впереди, а четверо чуть поотстав.
Братья могли бы свернуть в гостиницу. Но уходить от опасности не в их правилах. Поставлена цель - школа, шагай к школе. Подумаешь, четверо!
Вот уже и гостиница позади. Перекресток. Куда дальше - направо, налево?
И те четверо остановились. Павел и Петр успели глянуть на них мельком. Ничего ребятишки, крепенькие. Особенно рыжий без шапки, в сером пальто с коротковатыми рукавами. Пальтишко вот-вот лопнет на плечах!
– Спросим? - сказал Павел.
– Валяй.
– Эй, пацаны, - Павел повернулся к четверке и произнес мягким голосом Флича: - Не будете ли вы столь любезны, не сообщите ли нам, где тут поблизости находится средняя трудовая общеобразовательная школа номер семь?
– Ой! - воскликнул один из мальчишек. - Они ж одинаковые!
Голос у мальчишки был чистый и звонкий, и на братьев глянула пара таких синих глаз, что от синевы хотелось зажмуриться. Что там речки, моря, океаны!… И братья вдруг заметили, что мальчишка без брюк, в одном пальто, на ногах у него коричневые чулки в рубчик и красные полуботинки, а на голове красная вязаная шапочка. Все это они схватили в мгновение и уж потом сообразили, что это не мальчишка, а девчонка.
Рыжий оттиснул ее плечом. Нечего удивляться и вскрикивать. Подумаешь, "одинаковые". И не таких видали!
– Ты чего-то спросил? - голос у рыжего ломался. Он старался говорить солидно, басом, но сами собой выскакивали тоненькие высокие нотки.
– Он спросил, - спокойно ответил Петр, - где тут школа номер семь?
– Семерка? - переспросил рыжий.
– Да вот же она! - махнула рукой девочка.
Но рыжий снова оттеснил ее плечом.
– Ты чего толкаешься, Ржавый? - обиженно протянула она.
Рыжий не обратил на нее внимания, обронил небрежно:
– Пошли.
И свернул в улицу налево. Павел и Петр за ним. А что им оставалось делать?
Девочка и еще двое топали сзади.
Так молча дошли они до низенького деревянного забора, отделявшего от улицы яблоневый сад. Стволы деревьев в саду были темными, влажными. Под ними чернела свежевскопанная земля. От нее пахнуло весной.
Рыжий не дошел до калитки, перепрыгнул через забор и с той стороны испытующе посмотрел на братьев. Павел и Петр тоже перепрыгнули. Двое мальчишек, топавших сзади, прыгать не решились. Перелезли. Только девочка не стала ни прыгать, ни перелезать. Вошла в калитку.
Рыжий направился в глубь сада, остальные за ним.
На голых сучьях раскидистых деревьев набухали розоватые почки. Там, где земля не была вскопана, вылезали на свет божий крохотные зеленые стрелки-травинки.
Они вышли к трехэтажному длинному зданию, сложенному из красного и белого кирпича. За большими окнами было темно и тихо. Двор выложен бетонными плитами. На дворе несколько мальчишек помельче гоняли "чижика".
– Вот "семерка" - сказал Рыжий.
– Спасибо, - кивнул Петр.
Рыжий усмехнулся:
– Спасибом сыт не будешь.
– Двугривенный дать? - спросил Павел ехидно.
Петр дернул брата за рукав куртки, но было уже поздно. Рыжий насупился. Приятели встали с ним рядом. В синих глазах девочки загорелись огоньки.
– Драться будете? Да?
– Заткнись, - промычал Рыжий.
– Перестань меня дергать за рукав! - неожиданно закричал Павел.
– Кто тебя дергает? - заорал Петр.
– Ты!
– Я?!
– Ты!… - Павел толкнул брата в плечо.
– Ты сам себя дергаешь! - еще громче заорал Петр и толкнул Павла. Мальчишки бросили "чижика" и подошли поближе.
– Они чокнутые, - сказала синеглазая удивленно. Она не знала, что это давно испытанный верный способ избежать драки: подраться между собой.
Павел снова толкнул брата, и тот упал. Но как-то очень удачно. На руки. Тотчас вскочил и бросился на Павла. Посыпался град ударов. Павел отклонял туловище в стороны, потом внезапно захватил занесенную над ним руку и перебросил брата через себя.
Мальчишки охнули от восторга.
А Петр, сунув голову между ног Павла, резко выпрямился. И вот уже Павел летит в воздухе, переворачивается. Кажется, сейчас он шмякнется о землю и больше не встанет. Но в какую-то последнюю долю секунды он умудряется выпрямиться и встать на ноги.