В один не очень прекрасный день самые толстые кошельки устроили зловещий заговор. Под покровом ночи они сколотили мобильные ударные группы, и, пока все тощие кошельки, портмоне и карманы спали, боевики их обчистили. Разжиревшие же от денег заговорщики вмиг наняли пиарщиков, полит-технологов, журналистов, устроили выборы, дабы законодательно закрепить свои ночные действия. После выборов, несомненно самых "демократичных" в мире, жирные кошельки стали легитимными депутатами, завели себе министерские, директорские и прочие портфели, создали депутатские группы, группы поддержки, сколотили именные партии, купили себе карманные газеты, журналы, телевизионные каналы, настроили в родном отечестве коттеджи, а за границей приобрели недвижимость и открыли тайные счета в оффшорных банках. Сочинили и приняли новые правила устройства общества и поведения в нём. Надо сказать, удалось это им блестяще. Никто и опомниться не успел. А когда опомнились, было уже поздно. Таких стали обзывать экстремистами, и против них приняли указ. Жирный кошелёк теперь хочет стать властителем дум и символом желаний для всех жителей.
– Я тоже был бы не прочь подружиться с жирным и толстым кошельком, – сказал один ученик.
– У них наверняка очень интересная и содержательная жизнь.
Заворожённые выпускники напрочь потеряли интерес к профессиям. Их внимание было приковано к импозантным кошелькам. Му-Му утратила контроль над классом, с закрытыми глазами сидела на своём стуле, обиженно поджав сухие губы, которые шептали: "Мы одиннадцать лет сеяли в ваши телячьи души семена разумного, доброго, вечного, а вы слушаете непонятно что".
– А что кошельки едят, что читают, чем занимаются?
– Едят они не траву, едят они деньги – бумажные и металлические.
– А читают только надписи на зелёных купюрах и только по-английски. Русский язык они терпеть не могут.
– Так они не патриоты?
– Какие патриоты? Наоборот…
Вдруг один телёнок стряхнул с себя наваждение и крикнул на весь класс:
– Держите их! Это жулики!!! Особо опасные жулики. Они ограбили всю страну. А теперь они грабят наши души и даже покусились на наши тела! Вы посмотрите, они же сделаны из телячьей кожи.
И тут, в один миг, все жирные кошельки исчезли. Так же внезапно, как и появились. Му-Му с облегчением вздохнула:
– Фу, какие неприятные твари… Деньги, конечно, многое значат, многое решают, но не всё. За деньги не купишь искреннюю дружбу и настоящую любовь, не купишь доброту, честность, правду. Изобилие денег, страсть заиметь их много и любыми средствами множат зло, опустошают души. А теперь давайте всё-таки честно поговорим с нашим гостем о настоящих профессиях.
Временно забытый, юрист заскучал было, но тотчас встрепенулся и продолжил свой рассказ.
26. Простодушный воробей
За деревенским складом гора бумажных мешков с минеральными удобрениями с весны лежала. Воробей попробовал удобрение на вкус, но чуть не умер. Хорошо, лужа рядом была, прополоскал он горло, прочистил желудок, отлежался в тени на траве и решил в город податься. Доносились и до его деревни слухи, что жизнь уж больно проста в городе. В парках (это что-то вроде лесов) валяются бублики с маком, булочки с повидлом. А ещё есть там большие железные ящики: в них не только хлебные крошки – всё что угодно можно найти. Так что прокормиться в городе – пара пустяков.
Сказано – сделано. На одном из поездов добрался воробей с семейством до столицы. На Казанском вокзале выпорхнули они из вагонной перемычки. Гул ошеломил птичек. Они забились под платформу и там просидели до ночи. Уже людские ноги перестали ходить по платформе, шум утих.
Тут воробей увидел неподалёку от себя кусочек хлеба. Он повертел головой по сторонам и, не увидев никакой опасности, подлетел к хлебу: детишки уже давно просили поесть, и у него самого с женой урчало в желудках, а этой порции всем хватило бы.
Но не успел он схватить корочку, как перед ним возник тощий взъерошенный воробей:
– Не твоё!
Сельский воробей оторопел.
– Ты откуда взялся? – грозно спросил тощий.
– Из Горьковской области, – простодушно ответил сельский.
– Вижу, что из области. К нам зачем притащился, да ещё с выводком?
– Я слышал, что в городе…
– Мало ли что ты слышал в деревне, проваливай отсюда, пока цел. Считаю до трёх.
– Ну, это мы посмотрим, кто проваливай, – разозлился воробей. Видимо, смелости ему придал голод. Правда, в деревне ему никогда не приходилось драться, и сам он был прирождённым пацифистом, хотя не знал об этом. Он нахохлил перья, глаза его заблестели. От красной неоновой рекламы они блестели весьма устрашающе. Тощий вспорхнул и убрался.
– Я думала, конец, – прощебетала жена. – И зачем только сюда приволок нас. Как-нибудь бы и на селе приспособились. На свиноферму переселились бы…
– Молчи, – оборвал воробей, у него ещё не прошёл приступ злости, – свиноферму давно развалили.
– А вдруг он сейчас приведёт своих дружков, что тогда? Ты не о себе думай, ты о нас подумай, у тебя еще троё.
– Ладно, – поостыл воробей, – полетели куда-нибудь.
И не тронув хлебной корочки, они вспорхнули с освещённого места и перелетели под дерево, где было темно и безопасно.
Первая ночь была голодной. Детишки несколько раз просыпались – жалобно просили есть. Мама вталкивала в их раскрытые клювики жёваные комочки листьев, воробьята засыпали.
А наутро воробей решил действовать. Только в чём должна заключаться его деятельность, он ещё не представлял. Он перелетел с Казанского вокзала на Ленинградский, потом на Ярославский. Многолюдье ему стало нравиться: приятно кружилась голова. Ощущение было такое, словно он наклевался семян конопли. Как-то по глупости, ещё в юности, его уговорили воробьи-оторвы попробовать таких зерён и остатки браги, которую деревенские бабки выливали в канаву. После этой дегустации воробей чуть не умер: он не мог пошевелить ни крыльями, ни лапками, еле-еле его отходили. И тогда он понял, что наркотики и алкоголь – это смерть.
Пристрастие к ним сельские воробьи категорически осуждали. Философия их была такова: в каждом воробье есть фитилёк жизни; пока клюёшь пшеницу или просо, фитиль не горит сам по себе, а чуть только начнёшь употреблять наркотики или алкоголь, будет сгорать сам фитилёк, а вместе с ним сгорит и воробьиная жизнь. И всё – конец!
Воробей думал об этом, сидя на крыше зелёного киоска. Вдруг к нему опустился некий городской воробей.
– Что, попал в переделку? – дружелюбно спросил тот.
– А как ты узнал? – простодушно ответил сельский.
– Не трудно заметить. Ты с периферии?
– Я из Горьковской области.
– Сразу видно. Сюда прилетел, чтобы жить? Трудно это. Послушай, что скажу.
– Есть хочу, со вчерашнего утра в клюве ни крошки.
– Полетим со мной, я тебя угощу.
– Спасибо тебе, добрый друг.
Они залетели за какую-то пристройку, там городской указал на кучку варёного риса из пирожка:
– Ешь.
– Мне бы надо и детишкам, и жене отнести.
– У тебя с собой ещё и жена, и дети? Приведём их сюда. Помогать надо друг другу. Я тоже когда-то прилетел в столицу из пригорода. Хотя, по правде сказать, в пригороде лучше было. Но тут привык и уже не хочется улетать обратно. Да и мнение какое там обо мне может сложиться?
– А как же мне теперь быть?
– Прожить здесь действительно легче. Еды валяется везде много, – начал рассказывать городской. – Но дело в том, что тебе не позволят брать еду в любом месте. Вся Москва поделена на зоны питания. И каждая группа воробьев живёт и питается строго в определённой зоне. Летать можно везде, а вот если проголодаешься… Воробьи жестоко расправляются с теми, кто захочет схватить чужую крошку. Так что прежде всего тебе нужно найти группу, которая согласилась бы принять тебя. Это нелегко. Знаешь, сколько в Москве воробьёв, которые не принадлежат ни к одной группе? Они промышляют воровством, летают по десятку и воруют где-нибудь на людных местах, около скамеек, где люди сидят. Их называем попрошайками или без регистрации. Это самые нахальные воробьи: они даже у голубей отбирают кусочки хлеба. Голуби – добродушные птицы, а этот нахал подлетит, выхватит из-под самого носа и улетит. Мы ведём с ними борьбу, но что толку. Их прибывает с каждым днём. Так что твоя участь могла бы быть точно такой же. Но я попробую поговорить со своим Главным: скажу – родственник. Может, удастся тебя пристроить.
На другой день городской воробей отыскал на Ярославском вокзале простодушного. Он принёс большую корку хлеба, чтобы накормить детишек.
– Ну что? – с нетерпением спросил простодушный, – есть новости?
– Есть. Главный просит сегодня подлететь к нему, он тебя посмотрит. Держись храбрее. Он это любит.
– Возьмёте меня в свою группу?
– На сто процентов не гарантирую. Но шансы есть. Я рассказал о тебе. Он пригласил, может, понравишься.
Жена попросила:
– Долго не задерживайся. Мы будем ждать и волноваться.
Пока летели к месту встречи, простодушный выслушал вот что:
– Главный, – рассказывал новый знакомый, – субъект немного странный, как, в общем, все Главные. Его надо в любой миг угадывать. Чуть прогадаешь, попадёшь в немилость или, чего хуже, вызовешь к себе отвращение. А знаешь, чем это грозит? Вмиг изгонит из группы. Мыкайся потом. Мы все стараемся ему угодить. Если, к примеру, левый глаз у него чешется, лучше пережди, никаких идей не предлагай. Или вот – сжатые в кулак лапки – жди разноса за самые лучшие куски пирога, которые ты принёс в общую кучу. Тут тоже не суйся, пережди. Да это целая система тонкостей угадывания – пока всё узнаешь, не один месяц пройдёт. Потому и уходят из группы молодые: не хотят мириться с такой системой или не сумеют выслушать до конца все советы старших, стреляных воробьёв. Но ближе к сути. Сейчас Главный делает ставку на молодежь. Почему? Как-то он пронюхал, что старые воробьи утаивают крошки добычи, прячут в укромных местах, чтобы потом съесть. Короче, воруют. Взбесился Главный. Он тогда ещё в демократию играл, собрал собрание и устроил настоящий разнос подозреваемым. Мол, доверие моё подрываете, и не только моё, а всей группы. Мы молчали, что возразишь. Все ведь так делали, все утаивали, иначе после деления добычи нам перепадали худшие крохи, лучшее шло в фонд встреч. Главный ежедневно устраивал разные приёмы и встречи с другими Главными и всем нам внушалось, что на этих встречах группа не должна ударить лицом в грязь: на стол – самое вкусное. После собрания Главный относится ко всем подозрительно, никому не доверяет, а старых потихоньку при удобном случае выдворяет из группы. Так что у тебя есть шанс попасть в группу. Самое важное: держись на собеседовании естественно, утаи провинциальные привычки и смотри не проговорись, что притащил с собой семью. Он этого не потерпит, и карьера твоя на корню сгниёт. Скажи, холостой и до конца жизни не спутаешь себя семейными узами. Сегодня у нас что? Четверг? Благоприятный день. Лучше всего с ним дела решать по четвергам. А час который? Три? Хорошо: он подремал после обеда, настроение должно быть благодушное. Так что кольцо обручальное сними, зарой здесь в траве. Всё в порядке, держись молодцом!
С этими словами они залетели в дыру под крышей какой-то будки. Простодушный увидел большое гнездо, сооружённое из рваной шляпы и клочков ваты. В середине гнезда, опёршись о крыло, с полузакрытыми глазами возлежал тощий воробей. Что-то знакомое показалось в нём простодушному, но что, он не мог вспомнить. На приветствие воробьёв шеф не ответил и позы не переменил.
– Вот, шеф, – доложил приятель простодушного, – нового кадра привёл.
– Ты как всегда шустр, Шустр, – не без удовольствия скаламбурил шеф.
Шустрый поддержал остроту коротким смешком и подмигнул простодушному, – мол, пока всё в порядке, шеф в настроении.
– Как фамилия? – спросил шеф, не размыкая век.
Простодушный оторопел: в деревне его звали по кличке, к тому же не очень благозвучной.
Шустрый вовремя пришёл на выручку:
– Его фамилия Клювик.
– Ну, такая сентиментальная фамилия нам не подойдет. Будешь не Клювик, будешь Клюст. Так-то солиднее.
Шустрый усиленно замигал. Простодушный замигал вслед:
– Буду.
– Вот это мне нравится, – медленно сказал шеф. – Ну а что ты умеешь делать?
– Умею собирать крошки, тяжёлые куски хлеба могу носить.
– Это все могут, – поморщился шеф. – А отличить бутерброды с кабачковой икрой от бутербродов с лососевой зернистой сможешь?
У себя в деревне простодушный и не слышал таких названий, там в основном воробьи разгребали конские и коровьи лепёшки или подбирали на дорогах просыпанные зёрна.
Шустрый и тут быстро пришёл на помощь:
– Не сомневайтесь, шеф, он же мой двоюродный брат, он всё может так же, как и я. У нас один был дедушка-учитель.
– Дедушка это хорошо, – снова благодушно, с оттенком философичности произнёс шеф. – Ну а знаешь ли ты, Клюст, о том, в какую группу ты хочешь попасть? В самую лучшую в Москве группу ты хочешь попасть. Наш участок – три вокзала – золотой край для воробьёв, можно сказать, Эльдорадо, Клондайк. И работы масса. Ты будешь не только приносить пищу к общему столу. Ты будешь бороться с ворами: их тут тоже масса. Поразвелось без регистрации, одна нервотрепка из-за них. Ну да ладно, утомился я от беседы. Я только что отобедал и не успел как следует отдохнуть. Дай-ка взгляну на тебя, чтобы запомнить, иначе недоразумения возникнут, и улетайте, пусть Шустр тебе объяснит, что к чему. Ясно?
Тут шеф открыл глаза, и они сразу сделались круглыми. Он хлопнул крыльями:
– Да ты, я смотрю, наглец, – зло сказал он.
У простодушного душа в пятки ушла. Он наконец-то узнал в шефе того взъерошенного тощего воробья, который в первый вечер на Казанском вокзале не разрешил ему взять с земли корочку хлеба. Он вспомнил его, но было поздно.
Шустрый тоже сник, не понимая, в чём дело. Он быстро осмотрел шефа, ни одной приметы дурного настроения не заметил: левый глаз не чешется, лапки в кулаки не сжаты.
– Нет, ты злостный наглец, – продолжал бушевать Главный.
– Я же тебя отлично помню. Ты мне угрожал полтора дня назад. А теперь решил провести меня! И как только посмел явиться? А! Это ты, Шустр, устроил? Вон отсюда оба.
Он ещё раз хлопнул крыльями. Влетело полдюжины бойцовых воробьёв.
– Убрать? – вежливо спросил один.
– Изгнать! – коротко приказал Главный. – Из пределов вокзала выдворить. И впредь, если попадутся, жестоко расправиться.
Очутившись на улице и получив по паре лёгких тумаков от конвоиров, изгнанники стали приходить в себя. Один из конвоиров дружески сказал:
– Ты, Шустрый, хороший воробей, добрый. Лети сам отсюда, только больше не попадайся на глаза Главному. А мы скажем, что изгнали вас с позором. Если что, туго будет, дай знать через кого-нибудь, как-нибудь поможем. Летите в парк, в Сокольники, там, может, попроще, деревьев больше, спрятаться можно.
27. Вот так выбрали президента…
В лесу испокон веков существовал привычный уклад жизни. Каждое животное и каждый зверь занимались своим делом, жили в мире и согласии. Но вот с Запада подул сильный ветер и занёс в лес бациллу демократии. Часть зверей заразилась: "Раз демократия, то вместо Льва-царя надо выбрать нового президента-демократа. На свободных выборах".
Эту идею взяло на своё вооружение либеральное зверьё. Первым делом создали избирательный комитет. А в газетах запестрели слова: "Только демократия доведёт нас до цивилизации". Стали выдвигаться претенденты.
Первой пришла в избирком пустая водочная бутылка. Она давно валялась без дела в лесу. Ей было страшно скучно. В своё время, вращаясь в людском обществе, она многое от людей переняла.
– Я самый достойный кандидат! – воскликнула водочная бутылка. – Всем зверям я буду дарить веселье. Я это умею делать профессионально! Спросите у людей. При мне они забывают о своих горестях и невзгодах. Зарегистрируйте меня.
При этом бутылка умолчала, что очень много бед и трагедий происходит среди людей именно из-за неё. Бутылку зарегистрировали.
Волки подумали, что ни одному из них ни за что не стать президентом – все звери знают их волчью натуру. Поэтому они пришли к глупому ослу, уговорили его выставить свою кандидатуру, наобещав ему с три короба. И тот пришёл в избирком. И осла зарегистрировали.
Блохи также отлично понимали, что никогда блохе президентом не бывать. Но они больше всех хотели получить власть, издать такие законы, чтобы на законных основаниях пить кровь.
Они заключили деловой союз с собакой. Та в своё время прибежала в лес из деревни, одичала, и её приняли в лесное сообщество. Блохи сказали:
– Мы тебя всегда считали своим другом, даже сестрой.
– В наших с тобой жилах течёт одна кровь. А ты немилосердно сшибаешь нас лапами.
– Но вы же ужасно кусаете меня!
– А теперь мы не будем. Потому что ты станешь президентом. А президентов не кусают. Мы будем твоими помощниками, советниками и консультантами. И кусать тебя перестанем, потому что будем кусать других.
Блохи тоже наобещали собаке с три короба, как волки – старому ослу. Собака поверила и зарегистрировалась в избиркоме кандидатом в президенты.
Предвыборная кампания шла бурно. Блохи использовали все средства, в том числе и грязные технологии. В газетах осла называли тупым, и если он станет президентом, то непременно заведёт всех лесных жителей в тупик. Водочную бутылку окрестили профессиональной алкоголичкой и заявили, что она всех споит, если дорвётся до власти, и вся лесная нация вымрет.
Блохи выпустили много пасквильных газет против всех кандидатов. И только одну собаку газеты превозносили до небес. На выборах президентом выбрали собаку. А та передала свои полномочия блохам.
Получив полную власть, блохи стали действовать. Вскоре от их действий все звери стали страшно чесаться. А роптать не смели – всё на законных основаниях. Сами голосовали.