К восемнадцати годам у Игоря был немалый багаж. Я уже говорил, что он играл на многих музыкальных инструментах. Однажды я совершенно случайно обнаружил, что, помимо всего прочего, он играет еще и на скрипке. Дело было так. Когда я пришел из армии, мы как-то собрались вместе: мой армейский друг Миша Скубилин (в армии он руководил ансамблем), Игорь и я. Решили что-нибудь изобразить. Я взял гитару, Миша сел за пианино. И вдруг откуда ни возьмись Игорь вытащил скрипку – пыльную, со сломанной кобылочкой и начал что-то цыганское играть. Такая получилась у нас "гоп-компания", как Игорь иногда говорил, "скрипка, таз и утюг". Игорь все осваивал самоучкой, просто он был очень способный, и ему все давалось необыкновенно легко. У нас порой возникали споры на эту тему. Я говорил ему:
– Ты талантливый человек. Все тебе просто. Вот ты сел и написал стихотворение. Тебя осенило, ты и пишешь.
– Нет, это я трудом, кровью и потом дошел до всего этого.
Вообще он был работяга, я таких больше не видел. Когда человек создает что-то и видит каждодневный результат своего труда – это понятно. А Игорь мог сутками работать над каким-нибудь музыкальным штрихом. Для меня это было смертоубийство. Например, ему надо что-то переделать, и вот он по тысяче раз переигрывал одну и ту же музыкальную фразу на протяжении нескольких часов. В конце концов я не выдерживал:
– Если ты не прекратишь, я разобью фортепиано. У меня уже сил нет слушать!
Я закрывался двумя подушками, залезал под одеяло… А он работал, пока не добивался необходимого звучания той или иной музыкальной фразы.
Игорь часто говорил, что творчество – это мучение и колоссальный труд. А в результате рождение той или иной песни воспринималось как своего рода озарение: есть только канва, эскиз и вдруг – сразу осеняет, и песня создается на одном дыхании. Так, например, была написана "Россия"…
Постепенно, освоившись в "Фантах", Игорь начал подавать свои идеи. Руководитель ансамбля Васильев стал доверять ему проведение репетиций. Оркестр был с мощной инструментальной основой, в него входила большая медная группа, гитары, скрипки. Хочу отметить, какой у Игоря был феноменальный слух. Однажды он при мне остановил репетицию:
– Стоп, ребята! Вторая труба в седьмом такте сыграла не ту ноту.
Для меня это было чем-то фантастическим. Как можно услышать в целом оркестре одну ноту, сыгранную трубой? Надо учесть, что в то время Игорю было всего восемнадцать лет, а такое качество, как правило, нарабатывается с годами.
Уроки жизни
Игорь очень любил Москву. Как только выдавались два-три свободных дня, он сразу отправлялся к родственникам. Электрички из Тулы в Москву ходили очень редко, и народу в них набивалось так много, что даже в тамбуре стояли. Игорь никогда и не пытался сесть, он с детства привык уступать место пожилым людям, женщинам и детям.
Игоря возмущало, что его ровесники с девушками и без них спокойно сидели в электричке перед старшими. Чтобы успокоить свою совесть, парень обычно брал газету, углубляясь в чтение, якобы не замечая ничего вокруг. Другой обнимался с девушкой, нашептывая ей что-то и делая вид, что не замечает пожилых людей, стоящих вокруг (от Тулы до Москвы ехать четыре часа, пожилому человеку не выстоять, я по себе знаю). Возмущение подобным поведением своих ровесников Игорь выразил в стихотворении "Электричка":
Электричка, расскажи,
Где хранятся тайны лжи,
Тайны хамства и добра
Человечьего нутра?– Ну и что же, расскажу,
Сущность в людях покажу.
Покажу фальшивость слов,
Изворотливость умов.Видишь: парень, развалясь,
С молодухой обнимаясь,
Скаля зубы, сладко спит.
Рядом дедушка стоит…Только он не сладко спит…
Слышит шепот: "Дед стоит…"
"Да, стоит, чтоб он подох,
Потерпи чуть-чуть, мой бог".Все мужчины тоже спят,
Видеть женщин не хотят…
Это ж надо так терпеть,
Чтобы только посидеть!А один весь путь читает,
Никого не замечает.
Только смотрит этот хлыст
На один и тот же лист.
Окончив школу, Игорь поехал в Москву поступать в театральное училище. Когда он впервые вошел в институт – для него он был храмом искусств, – чувства переполнили его, что выразилось в стихотворении:
Без памяти, без чувств,
Как будто бы во сне,
Вхожу я в храм искусств,
И кажется вдруг мне:Нет пола подо мной,
Не материален я,
Живой и не живой!
И есть – и нет меня!Куда-то вдаль лечу
В загадочном кругу.
Себя понять хочу,
Понять же не могу.Но, ощутив тепло во
Взглядах строгих глаз,
Я чувствую – пришло то,
Что придет не раз.
Вот они, эти мгновения озарения, вдохновения, осознания того, что "этот мир – мой" и что "свободное место" на сцене может быть занято им по праву.
В училище Игорь срезался на экзамене литературы, обнаружив полное незнание текста шедевра соцреализма – романа М. Горького "Мать". Расстроенный, уехал домой. Потом ему подсказали, что можно было остаться в училище вольнослушателем, но было уже поздно. Дело в том, что многие студенты, принятые по блату, в процессе учебы очень скоро обнаруживали свою профнепригодность, их отсеивали. А истинно талантливых ребят из тех, что оказались после вступительных экзаменов за бортом, принимали. Они учились, заканчивали театральные институты, становились артистами. Но эта возможность оказалась упущенной. А жаль… Ведь отец так хорошо его подготовил. Игорь так неординарно прочитал на конкурсе "Скифов" Блока, что сразу привлек внимание экзаменаторов, прошел все туры по специальности. Но, видимо, не судьба.
Однако заложенный от природы актерский дар органично выразился в его песнях. Ведь, по существу, каждая песня Игоря – это мини-спектакль, срежиссированный и отработанный до мелочей. Все – и стихи, и музыка, и аранжировка, и сценический имидж – рождало органическое единство. Может быть, именно поэтому зритель сразу заметил Игоря, выделив его из общей массы нашей зачастую безликой эстрады, и поверил ему.
Неудачная попытка поступления в театральное училище послужила толчком для написания стихотворения:
ПЕРВЫЙ НОКАУТ
Расплылись вдруг дома пред глазами,
Горькой горечью обожгло сердце,
И обида расплескалась слезами,
Будто в душу насыпали перцу.Все поблекло – деревья, небо,
Все низверглось в лавину ненастья.
Или я человеком не был?
Или я недостоин счастья?Сплюну горечь и слезы вытру,
Недосуг нам сегодня плакать.
Знать, удел мой немного хитрый:
Не асфальт преподносит – слякоть.Ну и что ж, раз судьба такая,
Прошагаю сперва по грязи.
Я на слякоть бетон натаскаю,
На асфальт буду честно вылазить.Но зато, проходя по бетону,
Опасаться трещин не буду,
Потому что сам клал, со стоном,
Клал в пример бездарным верблюдам.В бесшабашные юности годы
Нам все видится в розовом свете,
Потому что мы дядь антиподы,
Потому что мы все-таки дети.Но впоследствии мы замечаем:
Наши грезы развеяны где-то,
Потому как, правду качая,
Видим черную сторону света.Не получится жизни сладкой,
Если только молчать и плакать,
Нужно жить. Если б старт был гладкий,
На бетоне бы встретилась слякоть.
При поступлении в училище он увидел воочию, как шустряки хамством, обманом могут всюду влезть, особенно если у них есть "рука". Это было первым серьезным уроком, который преподнесла ему жизнь. Вообще до этого провала в училище он совершенно не знал жизни…
Очень рано Игорь понял, что человеку ничего не дается задаром и жизнь обретает подлинный смысл только благодаря активному к ней отношению:
Не печалюсь, иду себе смело.
Верю, с жизнью я буду дружить.
Только жизнь нам сперва нужно сделать,
А потом уже счастливо жить.13–16/VII/1974 г.
Пришло время службы в армии. Что делать? Расстаться со Светланой, прервать работу с группой, которая, по сути, только начиналась, отказаться от своих увлечений Игорю, конечно же, не хотелось. И вот, чтобы не расставаться с любимой работой, он поступает в Щекинское профтехучилище № 6, учеба в котором давала отсрочку от армии. Естественно, училище это было не для него: он там на слесаря учился. Тогда один из его друзей предложил помочь с устройством в педагогический институт. Но учебный год уже начался, и свободное место оказалось не на гуманитарном, а на физико-математическом факультете, чего он терпеть не мог. Конечно же, он спал на всех лекциях, а потом просто плюнул на все и ушел в армию. Служить он начал позже своих ровесников и оказался в стройбате. И слава Богу, что так случилось. Отправили его в Подмосковье, в Нахабино. Он часто писал нам и, несмотря на то что очень скучал, в каждом письме старался приободрить, успокоить нас, заверить в том, что у него все нормально, что "за полгода не пропал, может, и за полтора не пропаду". Мы часто ездили к нему, собирали гостинцы, но он всегда вел себя скромно:
"Мама! Опять ты там начинаешь выдумывать с пряниками и конфетами. Нет, ты неперевоспитуемый человек. Я уже смирился с мыслью, что тебя не переделать, и поэтому с удовольствием буду жевать пряники и конфеты без возражений и отнекиваний. Только об одном прошу, по возможности не тратьтесь на меня, меня и так хорошо кормят, а конфеты я покупаю в магазине, который находится на территории части. Ну вот и все пока. Сейчас пойду репетировать. Всех крепко целую и обнимаю. До свидания. Ваш Игорек!"
Спасательный круг
Служил Игорь недалеко: под Москвой, в Нахабино, а я в то время работал в Москве, мог в любой день сесть на электричку и приехать в воинскую часть. В армии, как и везде, где он оказывался, Игорь создал музыкальный ансамбль. Помню, когда я впервые увидел их репетицию, был крайне удивлен. Несмотря на то что технических средств в армейском клубе в то время было очень мало – слабая аппаратура, примитивные гитары и т. д., – ребята выделывали на сцене чудеса. Я увидел ансамбль, кардинальным образом отличавшийся от существовавших в то время ВИА. В основном ребята исполняли свои песни. Причем каждая песня представлялась как мини-спектакль, в котором было все органично: как необыкновенно оригинальные аранжировки, так и великолепное актерское мастерство.
С большим увлечением Игорь работал над композицией "С океаном наедине". В то время была создана нейтронная бомба, и перспектива ее применения ужасала его. Сюжет композиции довольно страшный: стоят пустые города, ничего живого на Земле не осталось. Игорь ведет диалог с мертвым океаном.
Плескаешься игриво:
вчера еще строптивый
и грозный океан.
И ты понять не можешь,
как мир предельно сложен,
как сложен, впрочем, сам…
Прожит день, наступает ночь,
на плечах твоих лежит туман…
Ты, увы, не можешь мне ничем
помочь,
наивный океан,
океан…Исполосован ветром, ты думаешь,
наверно,
что вечен ты и горд,
и что в твоих глубинах
не рваться больше минам
в сплетеньях рыбьих когорт,
что в дельфиньих снах
будет жить весна,
вера в доброту человеческих глаз,
что весь мир в цветах
и что просто так
я не сплю сейчас.Спи, спи, спи, спи…
и пусть тебе приходит в снах…
Спи, спи, спи, спи…
светлая и мирная весна.
Отоспи за меня,
мне не спать до зари,
и восходу пришедшего дня
свои сны подари…
В беспокойных, бессонных ночах
мне не высмотреть мирные сны -
каждый день,
каждый час и сейчас
я слышу, как страшно молчат
жертвы нейтронной
войны.В бессонных, давящих кошмарах
я вижу пустые причалы,
я вижу пустые кварталы,
я вижу пустые вокзалы,
пустые театры и школы,
застывшие поезда,
уснувшие пароходы
и мертвые города…Я вижу, как каждой весною
встают над планетой рассветы,
и как с изумрудной волною
играют усталые ветры.
Но в парках все тихо
и мертво,
дороги, как степи, пустынны,
в тревожном молчании
скорбном
заводы стоят исполины.Плескаешься игриво,
вчера еще строптивый
и грозный океан,
да… ты понять не сможешь,
что мир предельно
сложен,
как сложен, впрочем, сам.
В аранжировке этого музыкального произведения Игорь впервые применил элементы симфонического рока. Композиция эта так и не увидела света, так как сыграть ее в то время в силу ряда обстоятельств было невозможно, а позднее она утратила свою актуальность.
Именно в армии Игорь многое начал постигать всерьез. Армия – модель государства. Игорь видел, в каком плачевном состоянии находится наша армия, и пришел к печальному выводу о состоянии государства в целом. Он мужал, начал вдумчивее относиться к вопросам истории, к нашему прошлому, а в итоге изменил взгляд и на текущие события.
Годы службы в армии ознаменованы для Игоря не только прозрением в каких-то глобальных, сущностных вопросах, но и постоянным самоанализом и стремлением к философскому осмыслению жизни:
"Плохое состояние человека определяется не теми условиями, в которые окунула его жизнь сегодня, а той разницей между условиями вчерашнего дня и сегодняшнего.
Быть может, сам человек этого и не подозревает, мучаясь в догадках и сомнениях, ища выход из создавшегося положения. Но разница действует на него помимо его воли, медленно и упорно захватывая все его существо в плен томления и безысходности.
Вот, к примеру, возьмем меня. Начальник клуба, сержант, легкая работа и прочее. Иные завидуют, даже многие завидуют, мысля вслух: "Вот человек устроился. Работа "не бей лежачего", играй себе на гитаре, езди в Москву, читай, пиши…"
Если бы они знали, как они ошибаются.
Прошлая моя жизнь интересна, насыщенна, она могла бы быть еще интереснее, если бы не кое-какие обстоятельства.
В армейские годы
А сейчас я не считаю, что я живу. Другой бы на моем месте был, безусловно, счастлив и весел. Но я создан для другого", – читаем мы в одной из записей дневникового характера той поры…
Мне 23. Признаюсь честно,
что 22 я славно прожил.
Без тени
я был хорошим.
Собою очень увлеченный,
не мог предвидеть я напасти,
что мой удел ожесточенность
и, может быть, небезопасность.
Отслужив, Игорь возвратился в Щекино, а оттуда сразу же пришлось отправиться в Сочи на заработки. Устроился лидер-вокалистом в одном из самых престижных ресторанов гостиницы "Жемчужина". Однако долго продержаться там не смог, потому что для настоящего артиста работа в ресторане может быть только промежуточным этапом, ибо со временем он может потерять как уважение к самому себе, так и свой дар. Игорь прервал контракт и ушел из ресторана.
Работая в ресторане, он решил попытать счастья и принял участие в конкурсе "Сочи-82", выступая с песней Я. Френкеля "Журавли" в своей обработке. Песня понравилась решительно всем, даже дикторы, ведущие конкурс, от души расцеловали его. Но ведь не секрет, что призовые места на этом конкурсе, как и вообще у нас на всех конкурсах, были распределены заранее. Его "срезали", и он впервые понял, что все конкурсы – "липа". Игорь очень сильно переживал свою первую серьезную неудачу; сохранилось письмо к матери и полные горечи стихи, посвященные этому событию.
"Мама, а сколько сил было потрачено и денег на подготовку ансамбля. Как я мучился, переписывая по нескольку раз оркестровки, сколько сил положил на репетициях с полупрофессиональными музыкантами… и т. д., и т. п. Эх, эх… Одному только Богу известно… А мои стихи на конкурсе понравились всем. Сказали, что я талантливый парень. И еще – я там играл и на гитаре, и на рояле. А Френкеля на конкурсе не было. Жаль. Мне кажется, что ему бы очень понравились "Журавли"".
Да! Этот конкурс был насмешкой над искусством.
Да! Этот конкурс был большим скачком назад.
Да! Он плевал на все возвышенные чувства.
Да! Этот конкурс – суть бездарностей парад.Но я на этот конкурс многое поставил.
К чертям забросил сон и женщин, и пиры.
Но данный конкурс проходил вне всяких правил,
И я, естественно, остался вне игры."Ну что ты, дорогой? С твоим ли пением, -
Мне говорили верные друзья, -
Участвовать в подобном представлении?
Его и конкурсом назвать, увы, нельзя.Да и с твоим ли разрывающимся голосом
Петь дифирамбы "Партии родной"?
Ну а манера, борода, усы и волосы?
А поведение на сцене? Бог с тобой?!!Да и к тому же там все куплено заранее,
И лживой лестью все зализано давно.
Поэтому, поверь, твое дерзание
Заведомо уже ОБРЕЧЕНО".А судьи кто? А судьи кто? А СУДЬИ КТО?
Как некогда сказал один поэт -
"Сужденья черпают из забытых газет"
И всем им по сто с лишним лет.Но я был несгибаемым в стремлении
Всем доказать, что честность и ТАЛАНТ
Нельзя согнуть, поставить на колени,
Что и в дерьме сверкает бриллиант.И я доказывал, доказывал, ДОКАЗЫВАЛ!
Хрипя и плача, не боясь совсем порвать
Остатки связок, душу выворачивал,
И верил, что сумею доказать.Я пёр, как бык. Я воевал с "авторитетами",
Чтоб доказать и защитить искусство чтоб.
Но их сердца, увы, остались незадетыми,
И я себе расшиб, конечно, лоб.Да, я на этот конкурс многое поставил.
Мне не нужны были дипломы и дары.
Но данный конкурс проходил без всяких правил,
И я, естественно, остался вне игры.2/ХI/1982 г., Сочи
В то время в Сочи на лечении находился испанский певец Митчел, который, познакомившись с Игорем, отнесся к нему с какой-то особой симпатией, выделив среди всех музыкантов, и предложил работать вместе во время гастролей по России. Пока Митчел лечился, Игорь с музыкальным руководителем Валерием Селезневым подобрал инструментальную команду, и после выздоровления певца они сделали большой круг по стране. Затем Митчел уехал в Испанию, некоторые музыканты ушли из коллектива, на их место пришли другие, и возник новый ансамбль, который стал называться "Апрель".