Он наслаждался сознанием своей красоты. И его вовсе не огорчало, что никто здесь не мог им полюбоваться. Зачем ему изумление тех, кто его постоянно дразнил? Он их теперь почти жалел. Нет, он вообще забыл про них.
Постепенно это упоительное чувство насытило его, стало привычным и незаметным. Как будто по-другому никогда не было и не могло быть.
Причину этой перемены Бастиан узнал много позже, гораздо позже, чем следовало бы. За подаренную ему красоту он заплатил одним из своих воспоминаний: он забыл, что когда-то был толстым мальчиком с запавшими внутрь коленками.
Но даже если бы он обратил внимание на это свойство превращений - отнимать часть памяти о прошлом, - он не стал бы тревожиться: утраченное воспоминание вовсе не было для него дорогим.
Его желание быть красивым утолилось, и тотчас он почувствовал в себе новое желание. Быть только красивым - ведь этого мало! Вот быть сильным - другое дело!
Проголодавшись, он сорвал несколько плодов и осторожно попробовал, съедобны ли они. Оказалось, не только съедобны, но вкусны необычайно - одни сладкие, другие терпкие, горьковатые, но очень аппетитные. Он ел, шагая по лесу, и чувствовал, как в него вливается чудесная сила.
Между тем стволы деревьев встали на пути так густо, что и просвета не было видно. Сверху свисали лианы и воздушные корни, превращая заросли в непроходимые джунгли. Бастиан ребром ладони прорубал себе путь, и заросли расступались, как будто это была не ладонь, а мачете. За его спиной они снова смыкались. Он раздвинул стволы руками - и они поддались, а затем бесшумно сомкнулись за ним.
Бастиан издал ликующий крик. Он был покорителем джунглей!
Какое-то время он наслаждался силой, позволявшей ему идти, сметая все преграды - как слон, влекомый великим зовом. Силы его всё прибывали, ему не приходилось даже останавливаться, чтобы передохнуть, и не было никакого сердцебиения, и не кололо в боку, и даже пот не выступил на спине.
Но в конце концов Бастиан пресытился ощущением силы, и им овладело желание взглянуть с высоты на своё царство - чтобы узнать, как далеко простирается лес Перелин. Он глянул вверх, поплевал на ладони, схватился за лиану и, просто перебирая руками, даже не прибегая к помощи ног, стал подтягиваться, как это делают цирковые гимнасты. Бледным воспоминанием перед ним промелькнула полузабытая картина: урок физкультуры, когда он, к удовольствию всего класса, болтался на нижнем конце каната, как мешок муки. Он улыбнулся. Если бы они увидели его сейчас, у них бы отвисла челюсть. Они бы гордились знакомством с ним. Но он бы даже внимания на них не обратил.
Не останавливаясь ни на минуту, он добрался до нижних ветвей дерева, с которого свисала лиана, и сел на ветку верхом. Она была толстая и светилась изнутри красным. Бастиан осторожно поднялся на ноги.
Ствол здесь был толщиной в пять обхватов, а ближайшая ветка росла с противоположной стороны ствола, и дотянуться до неё было невозможно. Тогда он прыжком достиг ветвей потоньше и стал на них раскачиваться, пока не достал до ближайшей опоры. И так он взбирался всё выше и выше, пока крона не кончилась. Но ствол продолжал возноситься вверх, гладкий, без ветвей, толщиной с телеграфный столб. Бастиан поднял голову - верхушку ствола венчал громадный тёмно-красный цветок, похожий на гигантский тюльпан. Бастиан обхватил ствол руками и ногами и полез наверх. Ствол качался, как былинка на ветру.
Наконец он добрался до цветка, подтянулся, раздвинул лепестки и залез внутрь. Потом встал и выглянул, как из гигантской корзины, наружу.
Вид, открывшийся ему, был великолепен! Наверху всё ещё была бархатная темнота беззвёздного неба, но внизу простиралась бесконечность Перелина, играющего всеми цветами радуги.
Бастиан долго упивался этим видом. Это было его царство! Он сотворил его сам. Он был господином Перелина!
И снова он не сдержал ликующего крика, и крик этот пронёсся над светящимися джунглями.
А лес всё рос - беззвучно, безудержно, нежно.
Глава XIV
ГОАБ, ЦВЕТНАЯ ПУСТЫНЯ
Открыв глаза после долгого сна, Бастиан увидел над собой всё то же ночное беззвёздное небо. Он потянулся, с наслаждением ощутив силу во всём теле.
Выглянув из цветка наружу, он увидел, что Перелин перестал разрастаться и уже не менялся больше. Бастиан ещё не понял, что и это связано с исполнением его желания. Не ощутил он и того, что одновременно утратилось воспоминание о том, как он был когда-то слабым и неловким. Теперь он был красив, силён, но красота и сила мало чего стоят, если ты не закален, не твёрд и не вынослив. Как Атрей, например. Но здесь, среди этого леса, где достаточно протянуть руку, чтобы сорвать сладкий плод, выносливости не обретёшь!
На востоке стало светать, занималась заря. И бледнело свечение леса.
- Хорошо, - сказал Бастиан. - А я уж думал, тут вообще не наступит день.
Он сел и стал думать, что делать дальше. Разумеется, как господин этого леса, он мог бы гулять тут днями и неделями, но это казалось Бастиану скучным. Хорошо бы постранствовать и по другим местам Фантазии - например, по пустыне. По самой большой пустыне Фантазии. Да, вот чем можно было бы гордиться!
И в это мгновение он почувствовал сильную встряску. Послышался шум, и ствол дерева, на котором он сидел, накренился. Бастиан едва успел схватиться за лепестки, чтобы не выпасть из цветка. Он выглянул - вид Перелина был ужасен. Взошедшее солнце осветило картину разрушения. От могучего леса мало что осталось. Гораздо быстрее, чем рос, он распадался теперь в пыль, в мелкий цветной песок. Уцелевшие остатки стволов были похожи на руины башен. Последним деревом, что еще держалось, было то, на котором сидел Бастиан. Но едва он попытался покрепче вцепиться в лепестки, как они рассыпались. Теперь, когда перед глазами не было никакой преграды, Бастиан увидел, на какой головокружительной высоте он находится. Надо как можно скорее спускаться по стволу, пока он цел.
Осторожно, чтобы не вызывать сотрясений, он выбрался из цветка, обхватил ствол руками и ногами - но ствол согнулся. Цветок тотчас отпал и рухнул вниз, распавшись в красную пыль.
Бастиан медленно продвигался по стволу. Любой на его месте, глянув вниз, потерял бы равновесие и сорвался, но Бастиан полностью сохранял самообладание. Он знал, что любое неосторожное движение может стоить ему жизни. Он медленно пробрался к тому месту, где ствол стоял вертикально, и отсюда сантиметр за сантиметром стал соскальзывать вниз. Много раз сверху его осыпало цветным песком. Ветвей у дерева уже не было.
Новое сотрясение ствола остановило его скольжение. Ствол начал оседать, а потом и вовсе превратился в гору песка, с которой Бастиан скатился, несколько раз перекувыркнувшись через голову. Его чуть не засыпало сверху, но он выбрался наружу, отряхнулся и выплюнул песок.
Невиданная картина открылась ему: весь песок пребывал в медленном текучем движении. Тут и там собирались холмы и барханы, каждый своего цвета. Голубой песок стекался к голубому, зелёный к зелёному, фиолетовый к фиолетовому. Перелин, рассыпавшись в прах, превратился в пустыню, но что это была за пустыня!
Бастиан взобрался на пурпурный холм и огляделся. До горизонта громоздились холмы всех мыслимых цветов, не повторяясь в оттенках. Кобальтовый, шафранно-жёлтый, карминно-красный, индиго, яблочно-зелёный, персиковый, лиловый, сиреневый, умбра-коричневый, и так далее, сколько хватал глаз. Золотые и серебряные песчаные струи текли меж холмов, отделяя цвета друг от друга.
- Да, - сказал Бастиан вслух, - это Гоаб, цветная пустыня!
Солнце поднималось, зной нарастал, становился нестерпимым. Воздух задрожал над раскалёнными холмами, и Бастиан понял, что в такой жаре ему долго не выдержать.
Невольно он схватился за амулет в надежде, что тот выведет его отсюда, и пустился в путь. Он перебирался с холма на холм, час за часом продвигаясь вперед, но картина не менялась. Впереди громоздились все те же холмы, меняя только цвет. Воздух стал огнедышащим адом. Язык приклеился к нёбу, по лицу струился пот.
Палящее солнце неподвижно стояло в зените. Этот пустынный день тянулся так же долго, как ночь над Перелином.
Бастиан шёл всё дальше, глаза его воспалились, в горле пересохло. Но он не сдавался. Его тело отдало всю свою влагу, кровь в жилах загустела так, что едва текла, но Бастиан медленно продвигался дальше, не спеша и не останавливаясь, как и поступают все опытные путешественники в пустыне. Ему хотелось стать самым выносливым и не обращать ни малейшего внимания на жажду.
Он подумал, как быстро терял мужество прежде. Тысячу раз он что-то начинал, но сдавался при малейшей трудности. Он боялся проголодаться или заболеть. Теперь всё это позади.
Путь через цветную пустыню Гоаб до него не осиливал никто, и никто после него не отважится пуститься в этот путь.
А может, никто про его подвиг никогда и не узнает?
Эта последняя мысль опечалила Бастиана. Всё говорило о том, что границ Гоаб достичь нельзя. Рано или поздно, несмотря на выносливость, придётся здесь погибнуть. Он встретил бы смерть достойно, как охотники из племени Атрея, но обидно, что никто никогда не придёт сюда и не узнает про его смерть - ни в Фантазии, ни дома - будто его и не было.
Потом ему в голову пришла мысль. Ведь вся Фантазия - в книге, которую пишет старик из Странствующей горы. Там возникает всё, что с ним теперь происходит. И кто-нибудь когда-нибудь об этом прочтёт - а может, именно сейчас читает, - и сейчас он может этому кому-то подать знак.
Холм, на котором он в это время стоял, был ультрамариновый. Напротив, отделённый впадиной, высился рубиновый. Бастиан стал пригоршнями носить красный песок и вывел на голубом склоне красные буквы: Б Б Б.
Довольный, он разглядывал свою работу. Теперь любой читатель Бесконечной Книги увидит этот знак.
И снова в памяти Бастиана погас какой-то кусочек воспоминаний о человеческом мире - в обмен на исполнившееся желание: он стал выносливым и стойким. Он забыл свою былую слабость.
Но в нём уже проснулось новое желание.
- Здесь, в пустыне, никого не встретишь, - сказал он вслух. - А хорошо было бы испытать своё мужество и повстречать какое-нибудь опасное существо. Конечно, не такое ужасное, как Эргамуль, - лучше красивое. Но такое же грозное, а может быть, ещё грознее…
Бастиан замолк, почувствовав, как задрожала под ним земля. Послышалось рычание такой силы и глубины, что мороз прошёл по коже.
Бастиан обернулся и увидел вдали необъяснимое явление. Там мчалось нечто похожее на огненный шар. С невероятной скоростью этот шар описал круг по всей линии горизонта и понёсся прямиком к Бастиану. В раскалённом дрожащем воздухе шар казался зыбким, он напоминал пляшущего огненного демона.
Не успев ничего сообразить, Бастиан скатился в ложбинку между красным и синим холмами. Но тотчас устыдился своего страха.
Потом он снова услышал рык, от которого дрожит земля, на сей раз совсем близко. Он поднял глаза. На вершине красного холма стоял громадный лев. Он стоял против солнца, так что его мощная грива пламенела, словно огненный венец. И грива, и вся шкура были не жёлтые, как обычно у львов, а такого же красного цвета, как холм.
Лев, кажется, даже не заметил мальчика, глядя лишь на красные буквы на голубом склоне. Потом раздался его мощный рык:
- Кто это сделал?
- Я, - уже совершенно спокойно сказал Бастиан.
- Что это значит?
- Это мои инициалы. Меня зовут Бастиан Балтазар Букс.
Только теперь лев поглядел на Бастиана, и у того появилось чувство, что его окатило огнём, от которого он должен был на месте превратиться в пепел.
- А я, - сказал могучий зверь, - Граограман, господин цветной пустыни. Меня ещё называют Цветная Погибель.
Они всё ещё смотрели друг на друга, и Бастиан по-прежнему выдерживал смертельную мощь, исходившую от львиного взгляда. Наконец лев опустил глаза. Медленной, величественной поступью он спустился с холма. Когда он ступил на голубой песок, цвет его шкуры сменился на голубой. Бастиан был против него как мышка против кота, и поэтому Граограман улёгся и положил голову на землю.
- Господин мой, - сказал он. - Повелевай, я твой раб!
- Я хотел бы выбраться из этой пустыни. Ты можешь вывезти меня?
- Это, господин, для меня невозможно. Я ношу пустыню с собой.
- А есть ещё какое-нибудь существо, - спросил Бастиан, - которое вывезло бы меня отсюда?
- Нет и не может быть, господин, - отвечал Граограман. - Там, где есть я, не может быть больше ничего живого. Одного моего присутствия достаточно, чтобы испепелить самое могучее и страшное животное на тысячу миль кругом. Поэтому меня зовут Цветной Погибелью.
- Но я, как видишь, цел.
- Ты носишь АУРИН, он защищает тебя.
- Значит, без амулета я превратился бы в кучку пепла?
- Да, господин, даже против моей воли, хоть ты мой первый и единственный собеседник в этом мире.
- Спасибо, Луниана! - тихо сказал Бастиан, коснувшись амулета.
Граограман снова поднялся во весь рост:
- Я думаю, господин, нам есть чем поделиться друг с другом. Может быть, я открою тебе тайны, которых ты ещё не знаешь. Может быть, ты объяснишь мне загадку моего существования.
- Но прежде, если это возможно, я хотел бы напиться.
- Твой раб слушает и повинуется, - ответил Граограман. - Садись на меня, я отвезу тебя в мой дворец, там ты найдёшь всё, что нужно.
Бастиан вскочил на него верхом, и Граограман сказал, обернувшись:
- Держись, господин, я быстрый бегун. И ещё об одном не забудь: пока ты в моём царстве, ни на миг не снимай АУРИН!
И лев помчался, вначале не очень быстро, потом всё больше разгоняясь. С удивлением Бастиан наблюдал, как его шкура меняет цвет, всё время соответствуя цвету песка. Но вот Граограман мощными прыжками стал переноситься с одной вершины холма на другую, его могучие лапы едва касались земли, смена красок всё ускорялась, пока у Бастиана не зарябило в глазах. Он зажмурился, ветер свистел в ушах, он вдохнул запах львиной гривы и издал ликующий крик, который прозвучал как клёкот орла. Граограман отозвался ему рёвом, от которого задрожала пустыня. Они слились, как всадник и конь, Бастиан обратился в сплошной свист ветра и пришёл в себя, лишь когда Граограман сказал:
- Приехали, господин.
Бастиан спрыгнул на землю. Перед ним высилась скалистая гора, похожая на развалины древнего строения, полузасыпанные цветным песком. Горячий ветер давно отшлифовал все выступы и неровности.
- Это и есть мой дворец, господин. И моя могила. Входи, будешь первым и единственным гостем Граограмана.
Солнце уже потеряло свою испепеляющую силу и шло к закату, бледное и остывшее.
Они миновали тёмный коридор и множество лестниц, ведущих то вверх, то вниз. Шаги зверя слабели, поступь теряла легкость. Они подошли к большой каменной двери, она открылась перед Граограманом сама по себе, а позади Бастиана снова закрылась.
В просторном зале, а лучше сказать, в освещённой множеством люстр пещере, где они очутились, лежала ступенчатая плита. Граограман медленно обернулся к Бастиану, его взгляд потух.
- Мой час близок, господин, - сказал он слабым голосом, - и не остаётся больше времени для беседы. Но не беспокойся и жди утра. То, что происходит всегда, произойдёт и на сей раз. И, может быть, ты сумеешь объяснить мне, почему.
Потом он кивнул на маленькую дверь в конце зала.
- Ступай туда, господин, там уже всё готово. Эти покои дожидаются тебя с незапамятных времён.
Бастиан пошёл к двери, но прежде, чем открыть её, оглянулся. Граограман улёгся на плиту и теперь сам стал чёрный, как камень. Еле слышно он прошептал:
- Возможно, ты услышишь шум, не пугайся. На тебе АУРИН.
Бастиан кивнул и вошёл в дверь.
Перед ним была великолепно убранная комната с колоннами и резными сводами. В углу стояла кровать под пологом, в другом углу в бассейне поблёскивала золотистая вода, на столике был накрыт богатый ужин. Бастиан досыта наелся и напился, потом разделся, оставив на себе только амулет, и шагнул в бассейн. Он долго плескался в тёплой воде, нырял и отфыркивался. Ему показалось, что люстры приглушили свет. Он вышел из воды, вытерся и снова оделся.
Вдруг раздался треск, гром и грохот, будто сорвалась и раскололась громадная льдина, и долго ещё слышался постепенно утихающий стон.
У Бастиана забилось сердце, но он вспомнил слова Граограмана, что беспокоиться не следует.
Звук больше не повторился. Но тишина казалась ещё страшнее. Бастиан открыл дверь и заглянул в пещеру. Вначале он не заметил никаких перемен, но люстры едва горели и здесь, потом свет их стал пульсировать - как сердце. Лев лежал в прежней позе и, казалось, смотрел на Бастиана.
- Граограман! - тихо окликнул Бастиан. - Что случилось?
Лев не отозвался и не пошевелился, но глазами следил за его приближением. Помедлив, Бастиан протянул руку, чтобы погладить гриву, но отпрянул: грива была жёсткая и холодная, как камень.
Бастиан не знал, что делать. Он увидел, что створки входной двери медленно отворились, и, только выйдя наружу, он спросил себя, что, собственно, он надеется тут найти. Ведь в пустыне нет никого, кто бы мог спасти Граограмана.
Но никакой пустыни больше не было!
Ночная темнота засветилась и засверкала. Миллионы крохотных ростков проклюнулись из песчинок, снова ставших семенами. Перелин, ночной лес, набирал силу.
Бастиан вдруг понял - то, что Граограман окаменел, как-то связано со всем этим.
Он вернулся в пещеру. Свет в люстрах едва мерцал. Бастиан добрался до льва, обнял его могучую шею и уткнулся лицом в его гриву. Теперь и глаза льва стали чёрными и мёртвыми, как скала. Последняя вспышка света - и стало темно, как в могиле.
Бастиан горько заплакал, и каменная морда льва повлажнела от слез. Наконец он улёгся между могучими лапами, свернулся калачиком и заснул.
Глава XV
ГРАОГРАМАН
Пора вставать, господин! - раздался мощный львиный рык.
Бастиан протёр глаза. Он сидел между лапами льва, громадный зверь с удивлением взирал на него сверху. Люстры в пещере снова горели вовсю.
- Ах, - удивился Бастиан. - Я думал, ты окаменел.
- Так оно и было, - отвечал лев. - Я умираю каждый день, когда наступает ночь, а наутро оживаю снова.
- А я думал, это навсегда.
- Так оно и есть - всякий раз навсегда, - загадочно подтвердил лев.
Он встал, потянулся и начал бегать по пещере, разминая мышцы. Его шкура и шерсть пламенели всё ярче, принимая ту же окраску, что и мраморные плиты пола. Вдруг он остановился и взглянул на мальчика:
- Это из-за меня ты плакал?
Бастиан молча кивнул.
- Тогда ты не только единственный, кто спал в лапах Цветной Погибели, но и единственный, кто оплакал его смерть.
- Ты всегда один? - тихо спросил Бастиан.
Лев отвернулся и повторил, рыча:
- Один… - Слово эхом отразилось в пещере. - Моё царство - пустыня, и она же - моё творение. Куда я ни повернусь, всё вокруг обращается в пустыню. Я ношу её в себе. Я составлен из смертоносного огня. Что же может сопутствовать мне, кроме вечного одиночества?
Бастиан печально молчал.
- Ты, господин, - с горящими глазами лев подошел к мальчику, - ты, носящий знак Детской Королевы, ответь мне: почему я умираю каждую ночь?