Однажды ночью, когда Людо остался дома один, из конюшни сбегает его конь Ренти. Людо находит его в доме Арчера - хранителя Врат Зодиака. Арчер рассказывает ему что Ренти - звёздный конь и в путь позвала его истинная природа, а мальчик может вернуться домой или последовать за своим конём. Им предстоит полное приключений и опасностей путешествие через двенадцать домов Зодиака.
Содержание:
Глава 1. ДО́МА 1
Глава 2. ПРОПАВШАЯ ЛОШАДЬ 2
Глава 3. ПАДАЮЩАЯ ЗВЕЗДА 3
Глава 4. JAGERSALP 3
Глава 5. ПЕЩЕРА 4
Глава 6. СТРЕЛЕЦ 5
Глава 7. КОЗЕРОГ 6
Глава 8. ВОДОЛЕЙ 7
Глава 9. РЫБЫ 9
Глава 10. ОВЕН 10
Глава 11. ТЕЛЕЦ 12
Глава 12. БЛИЗНЕЦЫ 13
Глава 13. КРАБ 15
Глава 14. ЛЕВ И ДЕВА 15
Глава 15. ВЕСЫ 17
Глава 16. СКОРПИОН 18
Глава 17. ДО́МА 19
От автора. ЗОДИАК 20
Мэри Стюарт
Людо и его звездный конь
Глава 1. ДО́МА
Эта история произошла давным-давно с мальчиком по имени Людо, хотите верьте, хотите нет. Мне ее рассказал внук самого Людо, и лично я верю каждому слову. Но ты, Амелия, суди сама.
Людо Шпигелю исполнилось одиннадцать лет, и жил он в Баварии, в маленькой горной деревушке под названием Оберфельд. Гер Шпигель, отец Людо, был очень беден. Три козы и одна корова - вот и всё его имущество, и больше - ничего, не считая жены и cына. Даже старая рабочая лошадь и бедный домик, где он жил, принадлежали не ему, а королю, и вся долина, и вся земля были королевские.
Гер Шпигель плотничал и тем зарабатывал на жизнь. Даже деревья сам рубил и на старом мерине Ренти тащил их волоком с горы, потом распиливал, складывал и оставлял сушиться на дворе. Он славился как плотник по всей округе: не нашлось бы в Оберфельде дома без его мебели. Даже доктор Кайнц из далёкого Нидерфельда попросил отца Людо сделать ему стол; а однажды гер Шпигель вырезал сиденье для церкви, которое, как сказал священник, подошло бы и для замка самого короля. Но работа шла медленно, давалась нелегко и, конечно, занимала много времени, поэтому геру Шпигелю приходилось еще и подрабатывать, чем придется. Летом они с Людо (на самом деле его звали Людовик, так же как и короля) покидали свой дом и переезжали в горы - они брали с собой коз и скотину со всех ферм в долине. Там всегда ярко сверкало солнце и было вдоволь травы и воды, на этой летней ферме - Альма она называлась. Два раза в день все коровы приходили с пастбищ на удой, отец Людо с другими работниками делали из этого молока сыры, складывали их на хранение, а потом сносили на продажу в долину. Тяжелая это работа - сыры варить: в ангарах с дымящимися чанами, да и коров доить не легче. Людо еще не мог помогать - по малолетству. Целыми днями он пас на горе коров и коз и следил, чтобы они не отбивались от стада. Любил он лето.
Но лето кончалось, и жизнь становилась жестокой и трудной. Каждый год в середине сентября, когда на травы выпадала тяжелая роса и сонные бабочки дрожали над голубой скабиозой и серебристым чертополохом, скотина устало спускалась вниз по крутым горным тропам к зимнему жилью в долине, мелодично звеня колокольчиками. В это время в деревне шел праздник - что-то вроде нашего Праздника Урожая: играла музыка, народ танцевал, благословлял скот, и на короткое время жизнь наполнялась весельем и красками. А кончалось празднество, скотина тянулась на скотные дворы, расположенные на нижних этажах домов, и Ренти вместе с козами запирали на долгие зимние месяцы. Отец Людо проверял запасы дров, сложенные под крышей, отбирал для работы хорошую высушенную древесину, и хозяйство готовилось к зиме.
Потом выпадал снег. Такого снега ты никогда не видела. Ляжешь, бывало, вечером спать и начнет мести; в небе весь день темным-темно. А утром проснешься - солнце, и какое солнце! Прямо огонь в синем небе - больно смотреть. Солнце отражается от снега, и снег тоже слепит своей белизной, и на нем - четкие голубые тени. Но дома различить можно, потому что сугробы на них имели форму домов. И ёлки тоже различишь - они стояли, как колонны, и на них, словно огоньки в Рождество, искрился снег. А больше ничего не видать - всё исчезало под снегом: дороги, ручьи, поля. Приходила зима, и снег покрывал всю долину.
Но чем-то зима казалась даже лучше лета - люди доставали зимнюю обувь и выходили на снег. Людо даже не мог решить, что ему больше нравится - валяться на солнце в Альме и часами смотреть на пасущихся коз или лететь с горки по скрипящему сверкающему снегу также быстро, как в золотых санях, запряженных четверкой серых коней, пролетал король.
Но зима случалась и жестокой. Набегаешься за день по снегу на солнце, ляжешь вечером спать, а ночью проснешься, услышишь негромкий звук - будто пёс за окошком скулит. Но нет - пёс лежит, свернувшись рядышком в одеялах. А то - северный ветер, злой зимний ветер, несущий вьюгу, толстые кружащиеся снежинки, затмевающие весь мир, наносящие в долинах глубокие сугробы и, что хуже всего, спускающий с гор огромные стремительные потоки снега. Это были лавины; они сметали на своем пути всё - дома, скот, людей - и погребали их так глубоко, что потом не увидишь до самой весны. И только, когда снег таял, мёртвых находили и хоронили.
И вот, как раз в такую ночь и начинается история Людо.
Всю неделю валил снег, так что очертания деревни и долины стали мягкими и размытыми. А в доме у Шпигелей тепло, даже душно, потому что открыть окно при такой погоде мог только безумец, и Людо с отцом почти весь день провели в углу у большой печки за своими зимними занятиями.
Но сначала, Амелия, я хочу описать тебе их дом, потому что такого ты никогда не видывала и не увидишь, хотя в Баварии до сих пор сохранились эти деревянные развалюхи, что сейчас скорее напоминают хлев, а ведь некогда они служили домами, и в одном из них жил Людо. Дом Шпигелей был деревянный и двухэтажный. На первом этаже зимой жила скотина; в одной половине располагалось стойло, но лучше назовем его хлевом, а другая служила амбаром - там хранился корм для скота и продукты для семьи, например, картошка, бочки с кислой капустой, которую они называли sauerkraut, гирлянды твердой копченой колбасы и мука. Еще там хранились инструменты гера Шпигеля, его банки с клеем и олифой и поленница высушенного дерева - для мебели. В одном углу стояла полная до краев коробка с чем-то, что походило на сухие корни деревьев и узловатые обломанные мертвые ветки. Вообще-то, именно они в ней и лежали, ведь кроме того, что герр Шпигель делал прекрасные столы и стулья, он еще очень любил вырезать по дереву, и почти каждый зимний вечер, когда работа была закончена и фрау Шпигель садилась к печке за шитье, Людо с отцом тоже подсаживались к печке и вырезали из дерева гномов, коз и серн. Они надеялись продать их летом и выручить еще немного денег.
Правда, фигурки Людо продавались плохо, если отец не доделывал их за ним, потому что, как говорил отец, пока не научишься разговаривать с теми, кого вырезаешь, и слышать, что они тебе отвечают, никогда не станешь настоящим резчиком.
Людо не вполне понимал смысл этих слов - хотя герр Шпигель, конечно, и бормотал что-то ("себе под нос", как выражалась мать Людо, сверкая очками в отсветах печного огня), Людо никогда не слышал, чтобы маленький деревянный гномик или эльф проронили хотя бы словечко. Но надо признать, что, когда герр Шпигель заканчивал свои фигурки и вешал их на стену до весны, они смотрелись, как живые, - будто и впрямь готовы спрыгнуть на пол и отправиться по своим делам, как только семья уляжется спать. И хотя у фигурок Людо оба глаза, нос и рот были вырезаны там, где положено, его гномы оставались просто кусками сосновых корней, у которых не было никаких дел.
Но Людо продолжал вырезать и жалел, что ему не разрешают помочь отцу с чем-то более полезным, например, со столами и стульями. Правда, у Людо не получалось работать со стамеской и рубанком, и после того, как он несколько раз порезался и испортил хорошие куски дерева, ему запретили даже браться. Но лично я считаю так: у Людо не выходило из-за того, что он слишком страстно желал, чтобы у него получилось и брался за непосильную работу. Однако герр Шпигель нетерпеливо качал головой и спрашивал вслух, за что его наградили таким безруким сыном, а фрау Шпигель поджимала губы над своим искусным шитьем и отвечала, что не все рождаются с хорошими руками, но даже и от Людо иногда бывает помощь. И бедный Людо вешал голову и всем сердцем желал научиться делать хорошо хоть что-нибудь и помогать родителям, и может быть, в один прекрасный день услышать, как люди в деревне скажут: "Вон идет мальчик Шпигелей, такая умница", как они говорили об Эмиле, сыне булочника, и о Гансе из кузницы и даже о его друге Руди, который однажды заработал серебряную монетку за то, что показал королевским охотникам, куда побежал олень. Но никто не собирался говорить ничего подобного о Людо Шпигеле, который никогда не ходил в школу и ничего не умел - только носить дрова и воду, кормить скотину, чистить стойло, чинить сбруи, точить отцовский инструмент, размешивать клей, обтирать кисти, сортировать гвозди и подметать стружки… И вот, трудясь над каким-нибудь неподатливым сосновым корнем, (ведь лучшие материалы, конечно же, предназначались для отца) Людо мечтал, как однажды станет настоящим резчиком и будет делать такие красивые вещи, что они сгодятся никак не меньше, чем для замка самого короля.
А вообще из всей работы (не считая резьбы по дереву, которая на самом деле заменяла игру) Людо больше всего нравилось кормить животных. Не столько корову - тупое создание, или коз - эти были умны, но всегда злоупотребляли твоей добротой, щипались, выскальзывли из своих ошейников, и поймать их - ох, как нелегко. Нет, не их. Людо любил старого мерина Ренти, которого знал всю свою жизнь. Ренти был старше Людо, ему уже минуло семнадцать лет, а для рабочей лошади это - весьма преклонный возраст. Да, Ренти служил настоящей рабочей лошадью; все он делал: и вспахивал крохотное поле герра Шпигеля, и тянул с горы бревна на распилку, и возил на телеге распиленную древесину, а затем и готовую мебель и много чего еще. Так он работал четырнадцать лет, но за последние три-четыре года стал заметно сдавать. Однажды на него покатилось бревно и сильно ушибло переднюю ногу. К счастью, перелома не произошло, но с этого дня нога уже не сгибалась и Ренти стал двигаться гораздо медленнее. Поэтому скоро, может быть, следующим летом, сказал герр Шпигель, им придется взять другую лошадь. Ни мать, ни отец ни словом не обмолвились о том, что случится с Ренти, но Людо знал: отец не сможет кормить двух лошадей, а значит Ренти уведут и убьют. Поэтому каждый день, после того, как Людо задавал скотине корм, он приходил кормить Ренти и потом сидел и разговаривал с ним.
"Да, с тобой я могу поговорить, - говорил Людо, - хоть и не слышу, что ты мне отвечаешь, но я уверен, что ты мне отвечаешь".
И старый Ренти порывисто дышал в солому, тыкался носом в грудь Людо, и оба отлично понимали друг друга.
Глава 2. ПРОПАВШАЯ ЛОШАДЬ
И вот однажды ночью, когда ветер завывал высоко среди белых утесов и густой снег кружил вокруг дома все сильнее и сильнее, Людо сидел один, не считая маленьких развешанных по стенам гномов. Отец с матерью ушли в деревню, потому что заболела сестра матери, понадобилась помощь, и герр Шпигель не разрешил жене отправиться в долину одной.
"Дорога не из легких, - сказал он, - а обратный путь еще труднее. Людо останется, будет поддерживать огонь в печи, и если тебе придется задержаться у сестры, я пойду назад один и к утру вернусь домой, а завтра в это же время по долине уже не пройдешь, попомни мои слова".
И вот Людо, который совсем даже не боялся темноты и одинокой тишины, как порою мы с тобой, сел у печки и принялся выстругивать кусочек хвойного дерева, который, похоже, мог превратиться в настоящего живого гнома, если его чуть-чуть подрезать там и сям.
Но тот что-то упрямился. Дрова в печи вспыхнули и затихли, тикали деревянные часы, и с бревенчатых стен во все глаза глядели гномы - так, будто могли заговорить в любую минуту, а внизу, в стойле ворочалась скотина: одна коза захохотала, и когда раздраженный ветер начинал кружить возле самого дома, дрожали ставни.
Некому было отправить Людо спать, вот он и сидел - так уютно сидеть у печки. Он натащил в дом побольше дров и даже не помышлял о том, чтобы экономить на свече. Он сидел и вырезал гному нос и глаза, а другие гномы глядели на него со стены, как вдруг в часах распахнулось окошечко, и кукушка прокуковала полночь.
Да, в самом деле пора спать, подумал Людо. И так как спал он в той же комнате, только с другой стороны печки, он без особого труда оторвался от места, не то, что мы, когда нужно выходить из теплой комнаты и подниматься по холодной лестнице. Но только он собрался отложить инструмент и незаконченного гнома, как вздрогнул от громкого стука, как будто сильно хлопнула дверь или что-то тяжелое свалилось на пол. Людо немного постоял, прислушиваясь, но ничего не услышал, кроме тихих знакомых ночных звуков, да завывания ветра за окном. Вдруг он почувствовал, что в комнате стало холоднее, словно открылась дверь, но нет, дверь заперта на засов и ставни тоже.
Наверное, дует из-под половиц, подумал Людо - открылось окно в хлеву и впустило в дом холодную ночь.
Людо взял свечу и, прикрывая пламя рукой, направился к люку в углу у двери, поднял крышку и полез в хлев.
Там было жутко холодно. Козы в углу за скирдой соломы прижались друг к другу, чтобы согреться. Глупая корова с упреком взглянула на Людо большими глазами с длинными ресницами, но Ренти… Людо застыл, как вкопанный, на нижней ступеньке лестницы, не веря своим глазам. Там, где обычно стоял старый мерин, болталась лишь веревка, привязанная к яслям, а Ренти исчез. Входная дверь была распахнула и загребала сугроб. Ренти исчез. Ну, не сложно догадаться, что Людо подбежал к раскрытой двери и несмотря на ветер стал вглядываться в темноту, но, конечно же, не увидел ничего, потому что ветер тотчас сорвал пламя свечи, и теперь ничего уже стало не разглядеть, кроме сугробов да борозды между ними, которую, по всей видимости, и пропахала лошадь, пробираясь по снегу. Да и борозда уже превратилась в небольшое углубление на поверхности снега, и, хотя Людо, спотыкаясь, прошел по ней в темноту несколько ярдов, он уже не мог ее различить. И, насколько хватало его молодых зорких глаз, не мог он разглядеть ни движущегося существа, ни темного очертания, которое походило бы на сбежавшую лошадь. Конечно, было не совсем темно, но не так, как промозглой ноябрьской ночью у нас в Шотландии, потому что повсюду лежал снег и отражал звездный свет. И каких звезд! О, они так сверкали на ясном и черном небе среди гор, а под ними искрились снежные вершины. И человек, вроде Людо, привыкший к зимней тьме, видел все очень ясно. Пока он там стоял, ветер вдруг стих так же внезапно, как и поднялся. Снег перестал кружить, лишь последние безмолвные снежинки поплавали и улеглись. Все сделалось молчаливым и неподвижным, и очень-очень холодным. Хотя Людо неумело орудовал отцовским инструментом и не мог похвастаться такой ловкостью, как Ганс, Руди и другие его товарищи по деревне, недостатка в здравом смысле за ним не водилось. Он знал: если старого мерина не привести в чувство и не вернуть обратно, он очень быстро умрет. Людо также знал: отправишься дальше на поиски Ренти по глубокому снегу, сам можешь упасть в сугроб и не выберешься - тогда тоже умрешь. Но ничего страшного не произойдет, если зажечь фонарь и залезть на снежную горку за домом - оттуда будет видно лучше. Вдруг он заметит Ренти, тогда он сможет найти его и вернуть его безо всякого риска. Или, если старый мерин заметит фонарь, он сможет и сам выбраться из холода и спасти себе жизнь. А если нет, Людо ничего не останется, как только вернуться в теплый дом и дожидаться прихода отца. Приходилось выбирать между своей смертью и смертью лошади.
Людо побежал на скотный двор, захлопнул за собой дверь и взлетел вверх по лестнице, чтобы надеть толстое пальто, шарф и шерстяную шапку-ушанку. И ботинки у него были подбиты толстой подошвой, какие смогли позволить себе купить его родители - в Баварии не стоит экономить на зимней одежде. Людо схватил лыжи, палки и сбежал вниз, где уже радостно чавкали козы, а корова просто стояла с отсутствующим видом. "Этим вообще наплевать", - зло сказал Людо, снял с крюка костяной фонарик зажег его, потом надел лыжи, вышел на снег и закрыл за собой дверь.