Фрэд Вейнтрауб вспоминает, что, уже будучи названным одной из газет "королем Гонконга", Брюс мог сказать человеку, с которым его только что познакомили: [Эй, стукни-ка мне по животу, – давай, давай]. Он не любил всяческие формальности с долгими расшаркиваниями, а естественность его поведения была такова, что иногда, когда его снимали для будущего фильма, он снимал с себя рубашку, потому что она ему мешала. Фрэд добавляет: Я помню, как мы однажды стояли около ресторана, и Брюс внезапно нанес в сторону моего лица удар рукой. Я почувствовал колыхание воздуха, но я был всегда спокоен в таких случаях, он контролировал все свои удары и никогда не промахивался, он был снайпером. Джим Коберн поясняет: "Все, что происходило в его жизни, он рассматривал с точки зрения философии воинских искусств, и все, что было в воинских искусствах, он привносил в жизнь. Это всегда вызывало во мне определенное недоумение – как можно все связывать с воинскими искусствами? Но Брюс являлся самим олицетворением своего жизненного принципа, особенно его философской и физической стороны. Он был исключительно показательным примером того, что человек, мотивированный на действие, сильным желанием может трансформировать свою собственную фигуру – в конце концов, его рост был всего лишь 5 футов 7 дюймов (168 см), а весил он 135 футов (около 54 кг). Он в детстве был тощим, словно кусок проволоки – исключительно смертоносное оружие. Когда он демонстрировал свою способность отжиматься от пола только большими пальцами, то в этой его способности не было ничего такого, что напрямую относилось бы к кунг-фу, просто он хотел показать, до какого уровня физических кондиций он довел свое тело постоянными тренировками. Некоторые трюки, которые Брюс любил демонстрировать, имели ту же цель. Эдриан Маршалл так рассказывал о трюке с монетой: [Брюс положил мне на ладонь десятицентовик и сказал: [Давай посмотрим, какой ты быстрый. Когда я попытаюсь схватить с твоей ладони монету, то ты должен успеть сжать кулак. Посмотрим, сможешь ли ты помешать мне]. Хорошо. Он попытался первый раз, я сжал кулак. Потом второй раз, и я снова успел сжать кулак, прежде чем он успел схватить монету. В третий раз мне показалось, что его рука дернулась к моей быстрее, чем раньше, но я снова сжал кулак. Я почувствовал, как сжимаю десятицентовик в своей ладони. Во всяком случае, мне так казалось! Когда я раскрыл ладонь, то увидел, что десятицентовик не только исчез, но вместо него на коей ладони лежал только цент!] Но как я уже говорила – это, в общем, была только игра – маленький трюк. Однако в показательных выступлениях перед публикой он преследовал иные цели, в них, в основном, было практическое применение кунг-фу. Во время этих выступлений Брюс приглашал к себе добровольца из числа зрителей (как правило, это был эксперт по воинским искусствам) и просил его защищаться от удара, наносимого ему Брюсом. Вначале Брюс объяснял своему оппоненту, то, что он намеревался проделать. [Сейчас я попытаюсь нанести тебе [Джэб] по глазам], и Брюс медленно проводил свою руку к цели по траектории будущего удара. Цель Брюса была: показать, что никто не в состоянии успеть защититься от его удара. Раз за разом я видела, как одни из самых сильных мастеров воинских искусств, проживающих в Америке, злились, отчаянно пытаясь защищаться, когда Брюс наносил – свои "джэбы" им в лицо или туловище, но лично я ни разу не видела, чтобы кто-нибудь сумел это сделать. Одним из самых коронных его номеров был удар, который он наносил кулаком с дистанции в один дюйм до цели. Те, кто хоть раз видел, как работают мастера каратэ или профессиональные боксеры, такие как чемпион Мохамед Али или Джордж Формен, решат, что это совершенно невероятно для человека суметь нанести сокрушительной силы удар с дистанции в один дюйм. Классический удар в каратэ начинается с бедра, и Брюс по этому поводу любил говорить: "Посмотри, сколько потерянного времени проходит с момента начала удара до прихода его к цели. А между тем, в этом нет никакой необходимости, потому что ты можешь нанести такой же мощный удар в более короткой дистанции". В конце концов, прошло немного времени и Брюсу стало трудно находить среди зрителей добровольца, желающего получить такой удар, и ему тогда приходилось возить с собой везде своего ассистента, каким был, например Бобби Бэйкер. Ростом Бобби был выше метра восьмидесяти. Бобби надевал себе на грудь специальное приспособление, препятствующее получению возможной травмы, и вставал на нужное место.
Брюс вставал напротив него таким образом, что его правая нога была впереди, а левая на фут или чуть больше сзади, сжатый кулак Брюса был в дюйме от груди Бобби. Все, что зрители могли увидеть, что это еле заметное движение корпуса Брюса вперед, при этой пятка его левой ноги приподнималась. Брюс производил такой мощный удар движением (вращением) бедер, что Бобби Бэйкер, получив этот удар, пролетал несколько фунтов и плюхался на заранее поставленный для него стул и переворачивал его. Конечно, кто-то, возможно, подумает, что такой удар можно легко фальсифицировать. Джим Коберн однажды испробовал на себе этот удар. Это случилось в день их первой встречи с Брюсом.
Джим изучал каратэ и другие воинские искусства для съемок в фильмах, в которых ему приходилось демонстрировать те или иные приемы. Однажды писатель Стерлинг Силифант позвонил ему: [Слушай, я нашел одного молодого китайца, он просто сенсационный просто уму непостижимо, как он дерется ногами, он настоящий маг]. После этого Брюс и Джим вскоре встретились. После продолжительной беседы Джим спросил Брюса: [Послушай, а ты мне не можешь сейчас продемонстрировать, что такое Джит Кун До?] [Конечно, – улыбнулся Брюс. – Встань сюда]. ДЖЕМ Коберн рассказывает: Хорошо, я встал, Брюс доставил сзади меня на расстоянии нескольких футов стул и одарил меня маленьким однодюймовым ударом. Я не нахожу слов, чтобы описать мои ощущения. От его удара я полетел назад и плюхнулся в угол. И это все с одного дюйма! Ужас.
Сейчас я назвала только "пару экстраординарных" свойств Брюса; я обнаружила, что совместная жизнь с ним требует от меня большой доли терпения и понимания. Со мной тяжело жить, не так ли? – сказал он мне однажды. У него было достаточно самых обычных недостатков. Так, например, у него был исключительно вспыльчивый характер, и я думаю, что ему отнюдь повезло в том, что, будучи подростком, он стал изучать кунг-фу, так как это дало ему возможности урезать свой характер и одолеть в какой-то степени свой бешеный темперамент,
Как правило, при нормальных обстоятельствах ему удавалось сдерживать себя. Но если что-то выведало его из терпения, то он просто взрывался. Я помаю, как однажды (мы еще только поженились), когда мы купили огромную, королевских размеров кровать, произошло следующее. Немного странно, но при всех своих способностях, Брюс был практически беспомощен в обычных домашних делах, он совершенно не знал, а возможно и не пытался даже узнать, как работать тем или иным инструментом. Любое слесарное дело было для него неразрешимой задачей, и если что-нибудь у нас выходило из строя, то мы просто звали кого-нибудь на помощь. Так вот, мы вдвоем пытались установить эту кровать. Несколько лет спустя мы вспоминали все наши усилия со смехом, но в тот момент нам было не до смеха. Как только нам удавалась собрать кровать с одной стороны, она тут же падала на угол с другой и так до бесконечности. Наконец, терпение у Брюса лопнуло, он схватил лежащий рядом огромный пружинный матрац и ударил его о стену с такой силой, что разрушил штукатурку. Стресс и напряжение временами приводили в полнейшее смятение все его исключительно темпераментное существо.
До 23 октября 1963 года мы ни разу не были с Брюсом наедине. В тот день он пригласил меня во вращающийся ресторан Спейс Нидл (огромное похожее на иглу здание). Я помню, как все это романтично выглядело, когда он предложил мне провести с ним вечер. Мы занимались кунг-фу около школы, он отразил мой удар, сбил меня на землю… И пригласил меня в ресторан! Я помню, что для меня было очень важно произвести па неге хорошее впечатление, я одела очень модное платье и пиджак – [Спейс Нидл] считался высококлассным рестораном в Сиэтле. У Брюса был [Форд] прошлогоднего выпуска с множеством различных приспособлений: Брюс всегда был знаком с кем-нибудь из тех, кто занимался автобизнесом, и эти люди могли вмонтировать в салон все, что было нужно Брюсу. Брюс не любил одевать костюмы, он ненавидел их, так как чувствовал себя в них скованно, но в тот день он был в модном костюме и фиолетовой рубашке. У него для меня был подарок – шведская куколка, от которых тогда все сходили с ума. У нее были косички, похожие на свиные хвостики, и я засмеялась, когда увидела ее. В то время я ходила на тренировки в бассейн, и каждый второй день я появлялась в университетском клубе с мокрыми волосами, заплетенными в такие свиные хвостики.
Это был очень романтичный вечер, все бы изумительно Мы говорили о детстве и юности Брюса, мне было интересно узнать о нем как можно больше, потом о философии и психологии, в то время он изучал эти две дисциплины в колледже. В тот вечер он поделился со мной своими планами об организации целой сети школ кунг-фу. В то время он уже переехал в другой зал – три тысячи квадратных футов свободного пространства – практически целый этаж в административном здании. В зале было несколько необходимых для тренировки снарядов, а над входной дверью была эмблема школы. Он уже тогда был уверен в том, что, преподавая кунг-фу, он сможет зарабатывать себе на жизнь. Я была совершенно пленена его магнетизмом, той энергией, которая исходила из него, но тем не менее с полной уверенностью сказать, что именно в тот момент я влюбилась в Брюса, я не могу. Я склонна думать, что мало найдется людей, кто по-настоящему влюбляется при первой встрече. В нашем случае, вся ваша связь была постепенно развивающимся осознанным процессом, который продолжался всю нашу совместною жизнь. Брюс часто говорил: [Любовь – это дружба, попавшая в огонь. Вначале пламя очень красочное, жаркое и сильное, но все это лишь легкий мерцающий свет. Но с возрастом любовь становится более зрелой и осознанной, и наши сердца словно угли, с их глубоким внутренним жаром, который невозможно загасить]. После этого вечера влюбиться в него для меня было делом неизбежным. Я всегда была очень прилежной студенткой, однако я вскоре обнаружила, что курс английского языка в университете слишком сложный для меня, но Брюс тут же пришел мне на помощь. Вообще его родной лишь был китайский, и когда он приехал в Америку, у него были лишь самые мизерные познания в английском языке. Но с присущим для него напором и энергией он основательно насел на английский, в результате чего его знания грамматики и синтаксиса, его запас слов стали выше, чем у большинства американцев, а качество произношения было более близким к стандартному в Америке.
Теперь, когда я вспоминаю наши первые свидания, я понимаю, что наши различия в расе, культуре, расписании, традициях и обычаях наших народов послужили тем инструментом, с помощью которого мы еще больше заинтересовались друг другом и стали еще ближе. Моя девичья фамилия была Эмери, я была типичным представителем средних слоев Америки, в молодости я посещала пресвитерианскую и баптистскую церкви. В семье Брюса были все католиками (за исключением его отца, который был буддистом), но в то время, когда мы с ним познакомились, он уже отвергал всякую религию, хотя все еще помнил [Аве Мария] и другие католические молитвы. В итоге, религия не являлась непреодолимым барьером для нашей предполагаемой женитьбы, то же самое можно сказать и о наших этнических и культурных различиях. Я верю, что расовые проблемы могут существовать лишь в том случае, если человек сам воздвигает их перед собой. Брюс и я, напротив, обнаружили, что все существующие различия лишь взаимно обогащают нас, каждый из нас находил много интересного в другом.
Моя мама была, понятно, настроена не столь оптимистично. У нее были свои мечты, и она надеялась увидеть меня в один прекрасный день врачом (Брюс сам в юности хотел стать врачом). Когда она узнала, что я встречаюсь с американцем китайского происхождения, она здорово испугалась – не потому, что она испытывала неприязнь к Брюсу (она его практически не знала), но чувствовала, что наша дружба может перерасти в более серьезные отношения, а это, в свою очередь, отразилось бы на ее планах в отношении меня; кроме того, как она сказала репортеру газеты СИЭТЛ ТАЙМС уже после смерти Брюса – [Меня злила сама идея смешанных браков. Поэтому мы держали в секрете наши свидания, и для моей мамы я оставалась одной из многих студентов, кому Брюс преподавал]
В июле 1964 года мне пришлось принимать принципиально важное для моей жизни решение. Дело в том, что Брюс пришел к выводу, что уроки кунг-фу в Сиэтле не приносят ему достаточного для нормальной жизни количества денег. Он решил, что Сиэтл является для этого неподходящим местом. к тому же тогда кунг-фу, каратэ и другие воинские искусства были не так популярны, как теперь. Он понял, что действительно подходящим местом для открытия школы является Калифорния, которая к тому же имела и другие преимущества перед многими штатами. Когда он впервые вернулся в Америку из Гонконга в 1959, то остановился в Окленде, где он встретился с мастером по ряду воинских искусств Джеймсом Ли. Джеймс был много старше Брюса, к тому же имел в своем багаже многолетний опыт, приобретенный в процессе обучения воинским искусствам, но он был настолько заинтригован мастерством Брюса и его методами, что тут же стал его первым учеником, хотя Брюсу было тогда только 18 лет.
Теперь же Брюс встретился с Джеймсом, прилетев снова в Оклэнд, и предложил ему вдвоем организовать в этом городе школу. Брюс был настолько захвачен перспективами развития кунг-фу в Америке, что решил отказаться от получения дальнейшего образования и немедленно начал проводить свои планы в жизнь.
Перед своим отъездом он сказал мне, что если его план сработает, то он, наверное, на какое-то время останется в Оклэнде, и таким образом у нас будет возможность серьезно все обдумать – жениться ли нам или распрощаться, что может быть будет только к лучшему.
Он вернулся обратно в Сиэтл в августе с обручальным кольцом, которое занял на время у жены Джеймса (в спешке, однако он забыл упаковать костюм, поэтому для нашей свадьбы пришлось брать напрокат). Вечером в пятницу мы сообщили о нашем решении маме. Как я и предполагала, она была ужасно расстроена, причем частично из-за тех проблем, с которыми должны были столкнуться наши дети. Но, несмотря на свою боязнь и другие, вполне понятные чувства, она, проявив поразительную храбрость, устроила нашу свадьбу в местной протестантской церкви – там же, где в свое время венчалась и моя бабушка. Все произошло настолько быстро, что у меня не было даже соответствующей свадебной одежды, к сожалению, не было и фотографа.
Моя мама с глазами полными слез в тот же вечер проводила нас в Оклэнд. Но, будучи далекой от мысли постоянно лелеять свою обиду по отношению к Брюсу, она вскоре с успехом переборола себя и уже так же, как и Брюс была уверена в том, что он добьется всего, о чем мечтает. Прошло немного времени, а она уже любила и обожала его, он же в ответ на ее любовь ласково называл ее [Ма]. Большинство женщин, как я впоследствии обнаружила, с трудом могли устоять против его шаловливо-обольстительного поведения, моя мама тоже не была исключением, особенно когда он смотрел на нее обожающим взглядом и говорил: [Ты знаешь, ма, ни у одной женщины твоего возраста я не видел таких потрясающих ног, как у тебя].
Глава 3
Мало найдется актеров, кто бы начал сниматься в больших ролях так рано, как это произошло с Брюсом. Ему едва исполнилось три месяца, когда он принял участие в съемках китайского фильма в Сан-Франциско. Брюс родился 27 ноября 1940 года в китайском госпитале в Сан-Франциско. Он был сыном мистера и миссис Ли Ход Чуен. Несомненно, шоу-бизнес был у него в крови, его отец был известной звездой в [Кантовайэ Опера Комнани] – компании, специализирующейся на китайским варианте мюзик-холла и варьете. Фактически, единственной причиной того, что Брюс был рожден в США, было то, что его отец совершал в это время турне по Америке. Однако когда начались роды, отец Брюса был в Нью-Йорке – в трех тысячах миль от своей жены. Брюс родился в год дракона и в час [дракона] – именно поэтому впервые перед зрителями в своих фильмах он появился с именем Ли Сиу Лунг – [Маленький дракон]. Это имя ему дал директор кинокомпании, и с этим именем он стал юной кинозвездой. Его мама – Грейс Ли была наполовину европейкой и, будучи католичкой, окрестила его, дав ему имя Ли Джан Фэн. Имя это в переводе на английский означало [Возвращение в Сан-Франциско], мама объяснила это тем, что она всегда была уверена в том, что придет день, и он снова вернется в Сан-Франциско, и будет там жить. Позже имя заменили на – Ли Джун Кэм, когда обнаружили, что характер Брюса был похож на характер его дедушки. Одна из медсестер в госпитале дала ему английское имя Брюс, но это имя не упоминали до тех пор, пока он не стал уже учиться в колледже [Ля Саль] в Гонконге. Дома его всегда звали [маленькая Фоэя] – женским именем. Миссис Ли [потеряла] своего первого сына, и в соответствии с китайским поверьем: когда родятся следующие сыновья, его дома зовут женскими именами, дабы обмануть злых Духов, которые могут украсть души сыновей. Также для отвлечения дьявола у него было проколото одно ухо.
Его родители вернулись в Гонконг, когда Брюсу было всего три месяца. Перемена климата оказала на Брюса гибельный эффект. С превеликим трудом удалось выходить его, но долгое время он оставался очень слабым и болезненным ребенком. Когда я думаю о жизни и карьере Брюса, то они представляются мне, как одна сплошная мелодрама, в его жизни было множество невероятных поворотов. Я знаю, что миллионы его поклонников считают, что Брюс самой природой был одарен исключительным телом, они видели его во время выполнения тех или иных упражнений и восхищались его экстраординарной силой, гибкостью и пластичностью, изучали его способность управлять своим небольшим, но прекрасно сложенным телом. Многие из них просто не хотели мне верить, когда я пыталась объяснить им, как Брюс сам шаг за шагом создавал свое тело тяжелыми непрекращающимися тренировками. Когда он был ребенком, он никогда много не ел и долгое время оставался слабым и тощим.
Условия жизни большинства семей в Гонконге в основном очень плохие, но семья Ли практически ни в чем не нуждалась, за исключением только свободного пространства. В начале 1941 года семья мистера Ли состояла: из него самого, Грэйс, Фоэби, Агнес, Питера и Брюса.