Внучка выслушала бабушку и последовала её совету. Она и вправду стала любить даже самые неудачные свои ноты. И с тех пор, если она фальшивила, сверху падали апельсины, яблоки, персики, словом, фрукты в ассортименте. Фея была очень довольна. Она готовила из всего этого варенье и приговаривала себе под нос:
– Кто бы мог подумать! Оказывается, не только волшебство, но и самый обычный совет может принести ощутимые плоды – даже в буквальном смысле.
Мойкин и Фонтанкин
На канале Грибоедова жили-были два друга – Мойкин и Фонтанкин, оба – волшебники. Поскольку в обществе они появлялись исключительно вместе, то их все путали.
– Постойте, – говорили, – Мойкин – это тот, который живёт слева от Грибканала?
– Да нет, тот, который слева, это Фонтанкин, а Мойкин живет справа. Хотя…
Дело всё осложнялось тем, что один из них работал добрым волшебником, а другой – злым. И получалось вот что. Запишется какой-нибудь хороший человек на приём к доброму волшебнику, а попадает к злому. А злодей, которому нужно проконсультироваться в очередной пакости, неожиданно для себя попадает к волшебнику доброму. Переадресовывать же каждого клиента было невозможно – слишком многие ошибались, – поэтому Мойкин и Фонтанкин по взаимной договорённости разбирались с каждым человеком своими методами. От этого путаница приняла уже вовсе глобальные масштабы. Если раньше люди делились на плохих и хороших, то теперь в городе всё перемешалось: добряки, бывало, совершали злые поступки, дурные люди творили добро, умники делали глупости, дураки поступали мудро.
Посмотрели Мойкин и Фонтанкин на всё это безобразие и приняли кардинальные меры: поменяли себе фамилии и сменили места жительства. Тогда кое-что прояснилось; люди запомнили, что Фонтанов – это тот, который проживает в Петергофе, а, стало быть, Помойкин – который обитает в Колпине. Да вот незадача: кто из них добрый волшебник, а кто злой – этого так никто и не запомнил. И поэтому путаница продолжается.
Пара к паре
Жил один юноша, некто П. Всем он был хорош, только обе руки у него были правые. Нюанс небольшой и для чужих глаз неприметный, но на практике выходило не очень удобно. Самое печальное, что этот П. не мог ни одну женщину по-человечески обнять – только наполовину, вторая рука в это время цепляла за спиной какую-нибудь другую женщину. И хорошо, если женщину!
Но вот однажды в объятие одной из его правых рук попалась некто Л. Эта Л. оказалась необыкновенно красива. У неё были длинные и стройные ноги, их не портило даже то, что обе они были левые. Правда, саму Л. это обстоятельство несколько тяготило: ей трудно было ходить по прямой, ноги постоянно уносили влево, она попадала под машины, врезалась в стены домов, в двери, в водосточные трубы, в других мужчин. П. с нею порядком намучился, но отпускать не хотел – очень Л. ему понравилась.
И выход нашёлся: П. взял возлюбленную на руки – и понёс. Тогда и Л. больше не заносило, и П. нечем стало цеплять посторонних женщин. По всему выходило, что П. и Л. созданы друг для друга. И хоть на практике из-за их нестандартных конечностей частенько возникали самые нелепые ситуации, но наши герои твёрдо решили отныне жить вместе. На свадьбу купили жениху два кольца – на каждую руку, а невесте две пары туфель. Левые туфельки она надела, а правые оставили будущим детям – под рождественские подарки.
Самобранка
Некто Гриша Нычкин, холостой, из разнорабочих, выиграл в лотерею скатерть-самобранку. Принёс её домой, расстелил на тумбочке, разгладил ребром ладони сгибы и заказал для начала шкалик и жареной картошки. Выпил, закусил. Качество продуктов Нычкину понравилось, простота в обхождении тоже. Повторив шкалик, свернул он самобранку в рулон, сунул под мышку и пошёл к своему приятелю Петру Давыдычу. По дороге прихватил старика Двоякина. Сели втроём на кухне, расстелили скатерть и айда делать заказы: три бутылочки водки, портвейн и огурцы солёные. Съели всё это, стали ради эксперимента придумывать, что бы ещё такое заказать. Извлекли из самобраных закромов щи, макароны по-флотски, бутылку самогонки… На этом гастрономические познания приятелей иссякли.
На следующий день Нычкин взял у соседки Вали поваренную книгу, вспомнил грамоту, прочитал несколько названий блюд и заказал их на три персоны. Съели заказанное с удовольствием, запили перцовочкой. Старика Двоякина с непривычки стошнило, но в целом идея понравилась. Стали с тех пор собираться каждый вечер у Петра Давыдыча и пробовать разные блюда из поваренной книги. Много нового для себя открыли – и в смысле всякой еды, и в смысле разнообразных горячительных напитков. Петр Давыдыч даже научился держать столовые приборы, Нычкин стал покупать журнал "Мой желудок" и читать его от корочки до корочки, а старик Двоякин, чтобы как-то скрасить ожидание горячих блюд, пристрастился к аперитивам…
Но как только истёк её гарантийный срок, самобранка стала барахлить. Может быть, сказалось то, что приятели ссыпали прямо в неё немытую посуду после трапезы, а может, опытный образец не рассчитан был на такие изысканные заказы, только факт однозначен: испортилась вещь. Соседка Валя простирнула прибор в стиральной машине, но после этого скатерть и вовсе перестала подавать блюда, в ответ на заказ только дымилась и плавилась по краям. Делать нечего, повесил Нычкин изделие на стенку, а питаться стал по старинке – грубо и нерегулярно. Первое время было тяжело, старика Двоякина с непривычки сутки тошнило, пока Петр Давыдыч не подлечил его водочкой. В общем, скоро всё вернулось на круги своя, и о самобранке больше не вспоминали – вытирали об неё руки, прикалывали к ней значки и вымпелы, но ассоциаций не возникало.
Повезло только соседке Вале: её стиральная машина стала вдруг вместо воды сливать какой-то хитрый ливерный фарш, из которого получались отменные котлеты и вполне сносная колбаса.
Свои среди тараканов
В одном общежитии на вахте посменно дежурили две старушки. Одна из них, Полина Кузьминична, была доброй волшебницей, а другая, Инесса Романовна, – злой колдуньей. Все студенты знали: когда дежурит Полина Кузьминична, то можно и опоздать на полчасика, и с гостями засидеться, но если на вахте Инесса Романовна – лучше дисциплину не нарушать. Колдунья с нарушителями не церемонилась: ровно в 23.00 она стопорила турникет и всех загостившихся и опоздавших на отбой недорослей попросту превращала в тараканов. Кстати сказать, именно поэтому студенты не уничтожали у себя тараканов: боялись, как бы не прихлопнуть по случайности какого-нибудь пострадавшего товарища. Студенты изо всех студенческих сил старались соблюдать распорядок, но дело-то их было молодое – и постояльцев в общежитии становилось всё меньше, зато количество тараканов неуклонно росло.
Но однажды произошло следующее. Студент-второкурсник Мхатабаев задержался на свидании с одной замечательной девушкой, не студенткой, и прибежал в общежитие в 23.15. Будучи окрылён романтическими настроениями, он наивно полагал, что такая мелочь сойдёт ему с рук, да и вообще он забыл, кто в этот вечер дежурит. Но в дверях его встретила злая колдунья Инесса Романовна: она зашипела, затряслась от злобности, пустила слюну и, угрожающе растопырив костлявые пальцы, двинулась на оторопевшего второкурсника. Однако Мхатабаев быстро сориентировался в ситуации. Во-первых, ему очень не хотелось превращаться в таракана – на завтра у него было назначено ещё одно свидание ещё с одной замечательной девушкой, не студенткой, да и сессия была не за горами. А во-вторых, прадедушка студента Мхатабаева был самый настоящий джинн, и дедушка был джинн, и даже мама с папой были джиннами, правда, жили уже не в бутылках. "Не на того напала, бабушка!" – храбро сказал Мхатабаев. После чего он вырвал из своего юношеского подбородка единственный пока волосок и произнёс волшебное слово: "Хыч!" Тут же по всему зданию вырубилось электричество, запахло горелым и стало ничего не видно, только искрила и металась в темноте, будто бикфордов шнур, злая колдунья Инесса Романовна…
Наутро явилась Полина Кузьминична принимать вахту, а сменщицы-то нет! Тараканов тоже нет, зато полно народу студентов – все веселятся, орут, распевают гаудеамусы. Полина Кузьминична всё поняла – и стала искать себе новую сменщицу. А студента Мхатабаева радостные товарищи сфотографировали анфас и повесили его портрет на доску почёта.
Люди и звёзды
Далеко-далеко в самом высоком небе, на седьмом его этаже, там где светятся разноцветными светляками звёзды, жили две сестры. Звали их обычными звёздными именами – Серая Пыль и Чёрная Линия. По мнению других звёзд, сестры были очень некрасивы, даже безобразны. Поэтому их никто особенно не любил. Голубые, розовые, алые, оранжевые, фиолетовые, ультрамариновые звёзды и даже сама Перламутровая Примадонна – словом, все небесные жители считали, что Серая Пыль и Чёрная Линия своими мрачными нарядами и бесцветными лицами позорят их блестящий род, и хотели от них избавиться любым способом. И вот, как только подвернулся подходящий предлог, сестёр отправили в далёкое путешествие на некую планету Земля, о которой мало что было известно здесь, на седьмом этаже самого высокого неба.
А на Земле в то же самое время жили-были два товарища – Иван и Георгий. Люди, правда, звали их чуть иначе – Ваней-дураком и Гогой-блаженным. Людям вообще эти два товарища не нравились и мешали. И тот и другой постоянно делали глупости и поступали наперекор общепринятому мнению. И в конце концов людям это надоело и они прогнали Ваню и Гогу в самый тёмный и дремучий лес. Делать нечего, побрели печальные товарищи по лесу, вдруг видят: с неба прямо к их ногам падают две звезды. Упали – и обернулись девицами: одна краше другой. Иван с Георгием так и обмерли, зажмурились даже от такого чуда. А дело всё в том, что по земным меркам Серая Пыль и Чёрная Линия были сказочно красивы. Но самое интересное, что по звёздным, по космическим меркам Иван и Георгий были вовсе и не глупы, а очень даже наоборот – умны и последовательны. И стало быть, сама судьба свела в дремучем лесу две эти светлые пары.
Вскоре после встречи Серая Пыль вышла замуж за Георгия, а Иван женился на Чёрной Линии. Далеко от людей и звёзд, в чаще построили они два домика и стали там жить поживать да дружить счастливыми семьями.
Бабушка Жара
У Дедушки Мороза есть одна очень дальняя родственница – Бабушка Жара. Настолько дальняя, что живёт она в другом полушарии, и Дедушка Мороз её никогда не видел. И Бабушка Жара о своём северном родственнике знала только понаслышке. Долго мечтали они повидаться, переписывались, передавали друг дружке приветы и оказии… Наконец Бабушка первой решилась нанести визит – села на самолёт и полетела в гости к Дедушке Морозу.
И всё бы хорошо, да вышла заминка на таможне. Документов-то у Бабушки никаких нет при себе. Строгий северный таможенник смотрит на неё исподлобья: что это за странная чернокожая толстуха улыбается и пышет жаром. А жар от бабушки исходил такой, что таможенника прошиб крупный трудовой пот.
– Ваши документы, – требует таможенник.
– Да какие у меня документы! Я – Бабушка Жара, разве не видно? Пропускай же меня скорее: гляди, прилавок у тебя плавится!
А таможенник сам уже чуть ли не поджаривается, температура у него под фуражкой – тридцать девять градусов в тени козырька. Но он ведёт себя героически, не сдаётся, документы требует.
– Да какие там документы! – изумляется по-доброму Бабушка Жара. – Какие, голубок, документы, когда кругом, гляди, потекло всё!
А вокруг таможни и впрямь все снега стали таять, сосульками уже чуть было двух неприкосновенных дипломатов не пришибло. Таможенник чувствует, что вскипит сейчас, но всё равно стоит на своём – на документах стоит. Постоял ещё немного – и упал навзничь, потерял сознание.
Вызвали доктора; тот велел открыть в здании аэропорта все форточки. Пока переполох набирал силу, пока ловили раскиданные сквозняком документы, Бабушка Жара толкнула ногой свой чемодан на колёсиках – и была такова.
На перекладных добралась она до Дедушки Мороза, всё ему рассказала. Тот говорит:
– Вот! А мне, стало быть, нельзя к тебе, кума, ехать – всех таможенников в ледышки превращу, сам того не желая. Мороз, знаешь ли, не жара!
В общем, всё это – мелочи; главное, что Дедушка Мороз с Бабушкой Жарой всё-таки встретились. Стали с той поры дружить по-настоящему, обмениваться опытом, разговаривать друг с другом по сказочной телефонной линии, и климат обоих полушарий вследствие этого начал понемногу меняться. Заметили? За что отдельное спасибо – всё той же героической таможне!
Руководство по эксплуатации
Вращалась, вращалась планета Земля, да вдруг стала замедлять ход – и остановилась. В чём дело? А просто сели батарейки – самые большие в мире батарейки, на которых, собственно, и работает наша планета.
Собрали тогда люди экспедицию из четырёх лучших электриков, двух врачей и одного волшебника (без волшебника в таком ответственном деле не обойтись), и двинулась та экспедиция на Северный полюс, где согласно инструкции по эксплуатации планеты Земля, и находится место для её батареек. Новые тащили на себе – они ведь огромные, каждая размером с бочку. Пришли к указанному месту, открыли крышку, произвели замену – Земля дернулась, заскрипела, прошла четверть оборота, да и снова встала. В чём дело? Да просто, пока она стояла без движения, механизм, который уже тысячу лет без смазки работал, закоснел, порос паутиной и отказал. Снарядили новую экспедицию, на этот раз на Южный полюс: пять первоклассных часовщиков, три механика, два врача и, разумеется, волшебник (попробуй не возьми с собой волшебника – их профсоюз тут же всё на свете вино превратит в воду!). Протёрли валики и шестерёнки, заменили неисправные узлы, вылили в механизм десять литров машинного масла – Земля вздрогнула, покачнулась, но с места не стронулась. В чем дело? Непонятно. Тут заметили часовщики в механизме инородное тело, извлекли его – оказалось, манускрипт на неизвестном человечеству языке. Академики – и те прочесть его не смогли. Пришлось снарядить ещё одну экспедицию – под землю, в далёкие чревоземные пещеры, где не первый десяток лет жил самый мудрый из людей мудрец.
Мудрец тот не умел ни читать, ни писать и именно вследствие этого стал таким мудрым. Говорить он тоже не умел, только слушал, смотрел и иногда танцевал. При нём состояли три переводчика: один с языка танцев переводил на язык жестов, другой – с языка жестов на язык слов, а третий доводил мудрые слова до нормального человеческого уровня. Пришла к нему экспедиция, стала задавать вопросы, показывать манускрипт. Мудрец рукопись понюхал и пустился танцевать какой-то краковяк. Переводчики принялись за дело.
– Эх вы, – танцует мудрец, – надоели вы Земле-матушке со своей эксплуатацией! Решила она объявить вам ультиматум. Согласна она работать и без батареек, и без смазки, но вместо руководства по эксплуатации будут у вас теперь правила пользования планетой Земля. И если правила эти соблюдаться не будут, – приплясывает мудрец, – то Земля с места не тронется. Вот чем это пахнет.
Ничего не поделаешь – пришлось людям смириться с тем, что они больше не эксплуататоры, а всего-навсего пользователи. А чтобы расшифровать тот самый манускрипт с правилами, собрали целый научно-исследовательский институт, куда пригласили лучших филологов, историков, прочих учёных; ну и без волшебников не обошлось – куда же без них!
Две столицы
В одном государстве жили-были две столицы. Государству вполне хватило бы и одной, но исторически сложилось две: старшая и младшая. Ведала всеми делами в стране, конечно, старшая столица, а младшая так себе – витала в облаках, занималась изящными науками, опекала неточные искусства, словом, бездельничала. И хотя старшая сестра относилась к младшей снисходительно, по-братски, младшенькая решила-таки пойти по свету и найти себе какое-нибудь другое, бесхозное государство. Долго бродила она по земному шару: исколесила все материки, все океанские острова, кое-где залезала даже под землю – нигде не нашла она свободного государства, в каждой стране давно уже была своя собственная столица, а брать молодую со стороны никто не хотел. Так что пришлось возвратиться младшенькой в своё родное государство и встать на прежнее место.
Старшая сестра за это время раздобрела, возмужала и приоделась, а младшенькая сестрица вернулась из путешествия простуженная, с полным набором заграничных вирусов: тут вам и лондонский туман, и тропические ливни, и снегопады скандинавские, и даже восточноевропейская оттепель с осложнениями. До сих пор младшая столица не может вылечиться от своего кругосветного гриппа, чихает и покашливает, страдает от перепадов давления, но старшая сестра по-прежнему относится к ней по-братски и на каждый чих отвечает: "Будь здорова!"
Ледяной город
Был на свете один город. Вернее сказать: то он был, то его не было. Это был необычный город – из снега и льда, и быть он мог только зимой, а по весне таял. Жили в нём исключительно снеговики, но даже они не знали, как же этот их город выглядит: трёх зимних месяцев не хватало, чтобы закончить строительство. Дома, улицы, мосты и все остальные ледяные постройки таяли, ещё не успев оформиться полностью, а следом таяли и сами строители. На следующую зиму всё приходилось начинать с нуля, точнее, со снежного кома. Дождавшись, пока кто-нибудь из соседских детей их заново слепит, снеговики начинали возводить почту, телеграф, телефон, потом жилые дома, магазины, затем принимались за музеи ледяного творчества, театры снежной драмы… И снова таяли, так и не успев насладиться всем этим архитектурным пиршеством.
Но вот однажды год выдался очень холодный, и зима его длилась на три недели дольше обычного. Снеговики навалились на работу аж в четыре смены – и на этот раз им удалось наконец построить город полностью. Ещё день у них даже остался в запасе. В этот день горожане устроили себе праздник: налюбовавшись вдоволь своим творением, они отметили это дело, отдохнули после долгой работы, а утром вышли на главную площадь, чтобы встретить Солнце всем вместе и растаять заодно со своим любимым городом.
И вот встало Солнце. Поглядело оно на ледяное творение и даже зажмурилось.
– Не могу, – говорит Солнце, – такую красоту губить почём зря! Не могу… Но обязано! – И, крякнув от сожаления, растопило город вместе с его жителями – осталось одно мокрое-премокрое место…
И что же было на следующую зиму? Думаете, у снеговиков опустились руки после такого солнечного произвола? Вовсе нет. На следующую зиму снеговики принялись за работу пуще прежнего. Они поняли, что только красота сможет спасти их город, – и спешили теперь сделать его в сто раз красивее прошлогоднего. Солнце не сможет устоять против такой ослепительной красоты и навсегда оставит город в целости и сохранности – так они думали. И теперь, когда появилась у них идея и цель, работа стала продвигаться гораздо быстрее.