Иван Антонович был неплохим человеком, но я не был человеком его круга. Во всяком случае он лишил меня первого места в ночном упражнении, в котором я в первом прыжке показал результат выше мирового рекорда. Мне дали сразу второй прыжок, так как рекорды фиксировались по сумме двух прыжков, но рекорд у меня не получился, хотя результат был довольно высоким. После этого был финал среди лучших результатов, и Федчишин не разрешил мне в нём участвовать, мотивируя тем, что по инструкции ночью можно выполнять только два прыжка, результат рекордной попытки тоже нельзя засчитывать.
Банников пытался что-то доказать, но Федчишин был упрям и своё явно несправедливое решение не отменил. Он должен был сразу поставить меня перед выбором, прыгать на рекорд или в зачёт соревнований или просто разрешить мне третий прыжок.. Не знаю, что ним двигало, но он лишил меня очень важной победы.
В абсолютном зачёте чемпионом стал П.А.Банников, я занял опять четвёртое место, что для Украины было очень неплохо. Интересно, что чемпионка среди женщин, Люба Мазниченко, по сумме набранных очков опередила мужчин, чем очень гордилась. Об этом она мне сказала через 25 лет при встрече в Киеве. На этих соревнованиях в одном из прыжков мне в глаза посмотрела дама с косой, но о самих соревнованиях и моих прыжках я, если смогу, расскажу в другой книге.
Так или иначе, но участвовать в дальнейших сборах меня взяли включив в сборную Украины. Включили по недосмотру, который обнаружили перед самой поездкой на чемпионат СССР в Краснодар. Но, чтобы мне остаться на сборах, я из Днепропетровска отправил телеграмму в Управление В телеграмме я написал, что включён в сборную команду республики, но не указал какой, понимая, что если напишу Украины, мне не разрешат. На следующее утро я получил ответ, телеграмму, за подписью начальника штаба, заместителя Примина, с разрешением остаться на сборах, и участвовать в соревнованиях .Радости моей не было конца.
Сборы и тренировки наши продолжались до средины сентября, и, когда уже должны были ехать на соревнования, а я по всем параметрам подходил в команду, досмотрели, что я военнослужащий, но главное, участвовал в соревнованиях в Сибири и поэтому мандатная комиссия может меня не допустить к соревнованиям. Киевлянин. Володя Бутов дразнил меня тем, что говорил что я служу в штукатурных войсках. Я тоже смеялся. Какие это войска?
Мне нужна была справка подтверждающая моё участие в сборах, я её составил сам таким образом что я был на сборах до конца соревнований в Краснодаре. Дал её на подпись начальнику авиационного отдела генералу Кутихину и он не глядя подписал. Таким образом, у меня было ещё две недели, которые я провёл дома, где отсутствовал два месяца.
За это время Серёжа подрос и был уже большим парнем.
Пробыв две недели дома поехал на вокзал уезжать. Провожали меня все Эмма, мама, Сестра Валя, её муж Анатолий.
Мы прибыли на вокзал примерно на час раньше. Мне нужен был билет на поезд Одесса-Новосибирск. Когда подошло время брать билеты оказалось, что у меня неправильно выписаны проездные документы.
Кировоград в тридцатых годах несколько месяцев назывался Кирово-Украинский. И когда его переименовали в Кировоград, станция осталась Кирово-Украинская. (Переименовали в Кировоград только в девяностые годы). Дикий бюрократизм железнодорожников не позволял мне выписать воинский билет, хотя в Томске мне его дали. Платить самому за билет было дорого, а исправить проездные документы могли только в областном военкомате, который находился примерно в полутора километрах от вокзала. Здесь мне пригодилась ненавистная подготовка в беге, который включили в программу всех рангов соревнований парашютистов. Я еле успел вернуться с исправленными документами к приходу поезда, и тут мы только успели наспех распрощаться. Я запыхавшись сел вагон. Со мной в одном купе ехал из Одессы дирижёр Кемеровского театра музыкальной комедии с женой и артистка того же театра Эльза. Путь у нас был долгий. Я смотрел на своих соседей по купе и не мог вспомнить, где я видел эту красивую женщину. Я спросил её, не снималась ли она в кино? И получил отрицательный ответ. На второй день мы пошли с ней в вагон-ресторан обедать. Она, как-то странно улыбаясь, сказала мне.
– Ты так и не можешь вспомнить, где меня видел?
– Не могу, – ответил я.
– Ты помнишь площадь в Северске, с которой убирали снег "декабристы"?
– Теперь я вспомнил, где я Вас видел!
– Прошло уже девять месяцев, а я не могу забыть того ужасного вечера, а потом и десяти суток, которые нам присудили.
– А за что?
– Перед самым новым годом мы давали в Северске концерт.
Под утро первого января мы собирались домой и нас угостили коньяком, шампанским. Было ещё темно, когда мы возвращались в гостиницу. Мы шумели, дурачились, бросались снежками. И тут появилась милиция и потребовала у нас документы. Мы, конечно, документы оставили в номере, в обычной одежде, а на нас была концертная. Нам предложили пройти в отделение, а мы заупрямились.
Сказали: "Пройдёмте 100 метров к гостинице и мы вам предъявим документы". А один из милиционеров схватил нашего музыканта за рукав, тот оттолкнул легавого, и он упал в сугроб. Мы сдуру стали убегать, а они начали свистеть, подъехал "воронок", и мы оказались за решёткой. Второго января нас судили. Мне присобачили 10 суток, мужчинам по 15, а музыканта судили через неделю и дали год заключения. Так что нам ещё повезло. Правда, в театре нам на полгода уменьшили зарплату. А тебя, Толенька я тоже запомнила.
Мне Эльза подарила фотографию. Она у меня есть до сих пор.
В Новосибирске я расстался с этими людьми и четвёртого октября прибыл в часть. Командира части Черненко я увидел на плацу и доложил, что прибыл из краткосрочного отпуска, на что мне он ответил, чтобы я не валял дурака, мною уже интересовался особый отдел, и я должен явиться к майору Силину. У меня засосало под ложечкой. Но всё обошлось благополучно. Майор оказался благосклонно ко мне настроен, посмотрел мои оправдательные бумаги, забрал их и пожелал мне и дальше честно служить Родине.
Мне уже можно было собирать рекомендации в партию, что я и сделал.
7 ноября в Северске должен был состояться парад наших войск.
Солдат гоняли перед этим очень долго. Я в параде не участвовал и меня назначили начальником караула, который был только по праздникам. Когда я вечером зашёл доложить командиру, что приступаю к дежурству, он из стола вынул телеграмму и без слов протянул её мне.
Телеграмма была необычной. Вверху красными буквами было написано "ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ" а ниже был текст:
" Мастера парашютного спорта младшего сержанта Анатолия Отян откомандировать для дальнейшего прохождения службы город Тулу вч 55599 исполнение доложить тчк Заместитель министра обороны Главком Сухопутных войск маршал Советского Союза Гречко".
Моя мечта свершилась!
Командир попросил меня отдежурить, но поеду я девятого, так как все сейфы уже опечатаны, и целая морока сейчас всё оформлять- праздник.
Дежурство это было не рядовым, в нём было много интересных происшествий, но я устал писать, а вам, мои дорогие, надоело читать, поэтому сворачиваю свой СТРОЙБАТ и только маленькое
ПОСЛЕСЛОВИЕ
На самом деле – стройбат никакая не армия и не войска, а обыкновенная крепостная или рабская повинность, если говорить правду. Я думал, что служба моя армейская, войсковая только сейчас начнётся. Так я думал отправляясь в город Тулу, о котором в детстве слышал и пел песенку:
"Тула, Тула, Тула я
Тула родина моя!"
Конец первой части. Январь 2005 г. Frankfurt am Mаin
ЧАСТЬ ВТОРАЯ ВДВ
Твёрже шаг, ребята,
По земле советской мы идём,
В десанте служим мы крылатом,
А здесь нельзя не быть орлом.
Нам, парашютистам,
Привольно на небе чистом.
Легки ребята на подъём,
Задирам мы совет даём:
"Шутить не следует с огнём!"
Из песни к кинофильму "Прыжок на заре"
Вместо предисловия
Анатолий выехал из Томска 9 ноября 1959 года. Такого движения пассажирских самолётов, как стало позже, Аэрофлот ёщё не наладил, и пришлось добираться поездом. У него осталось немного денег, взятых из дому, и он доплатил к билету за проезд в общем, вагоне, выписанному по проездным воинским документам, за спальный, или как говорили "плацкартный" вагон. Солдатам давали билеты на проезд только в общем вагоне, в котором, несмотря на наличие спальных полок, постелей не было, да и полку спальную нужно было успеть захватить, потому что билетов в общие вагоны давали больше, чем было мест. Так было во все времена, судя по кинофильмам со времён гражданской войны, и до настоящего времени.
Разместившись на второй полке и, взявши у проводницы постель, Анатолий решил отоспаться за все дни этого суматошного для него года. Первую ночь он хорошо спал под стук вагонных колёс, отбивающих слова: "Ту-ла, Ту-ла" в тихом полупустом вагоне. Проводница объяснила, что вагон забронирован до Омска и там в него подсядут пассажиры. В Омске поезд стоял двадцать минут, и Анатолий побежал на вокзал перекусить. Тогда хорошо организовывалось питание на железной дороге. В ресторанах были накрыты обедами столы, садишься за любой, ешь, подходит официантка, с которой рассчитываешься и свободно успеваешь попасть к себе в вагон.
После еды он зашёл в вагон и увидел, что там полно молодых людей, парней и девчат, пятеро из которых были в его купе. Оказалось, что они студенты какого-то Вуза и едут в Москву на преддипломную практику. Анатолий понял, что ему теперь не отоспаться, тем более что один из ребят в купе был с гитарой. Слава Богу, ребята были трезвенниками, и только один раз они распили бутылку вина по поводу дня рождения одной из девушек. Но в вагоне было шумно: смех, песни, анекдоты, студенческие рассказы – молодёжь веселилась. Хотя они были с ним ровесниками, но он чувствовал себя старше их. В их разговоры он не вступал, так как, по всей вероятности, был им неинтересен.
"Ну, о чём дубина-солдат может говорить со студентами интеллектуалами". Анатолий сидел в дешёвом синем спортивном трикотажном костюме, смотрел в окно и думал, что его ожидает в Воздушно-десантных войсках, впишется ли он в их порядки, как сложится его судьба? Он был полон радужных надежд, но всё же…
На следующий день Анатолий надел гимнастёрку и бриджи (Так назывались армейские штаны. В этой связи интересно, что "бридж" по-английски, а "брюке" по-немецки обозначает мост) и ребята увидели на его гимнастёрке квадратик – мастерский значок. Сразу начались расспросы, по какому виду спорта, сколько прыжков, с каких самолётов и высот, в общем, обычные вопросы. Он отвечал односложно, но студенты народ любопытный и всё больше звучал один вопрос – о случаях опасных для жизни. Тогда меньше звучало в русском языке иностранных слов и слово "экстремальный" ещё не вошло в обиход.
Анатолий не любил рассказывать о таких случаях по нескольким причинам. Во первых, слушая других об этом, видишь, как человек, увлекаясь своим рассказом, вспоминает или выдумывает подробности, со временем веря в них сам, и выставляет себя перед слушателями эдаким героем, хотя, его убеждению, героизм это нечто другое, когда ради других людей ты идёшь на риск, а это борьба, за выживание, в которой, ты побеждаешь или нет. Во втором случае рассказывать некому.
Во вторых, в 90% происшествий, а может больше или меньше, в экстремальных случаях виноват сам спортсмен во всех видах спорта, причём изначально уже только потому, что стал им заниматься.
В третьих, проявленная собственная храбрость не должна быть главенствующей в рассказах о спорте вообще и парашютном, в частности.
Но "безумству храбрых поём мы славу", и людям больше интересен рассказ о страшном, чем слушать скучные повествования о том, как раскрылся парашют, и ты спокойно ним управляешь.
Но когда настойчиво просят, рассказать о нестандартных, скажем так, ситуациях, рассказываешь, увлекаешься и, замечая в глазах девушек жгучий интерес, а у парней сдержанные чувства сопереживания, чувствуешь по новой и тот свой случай, о котором рассказываешь.
Вначале Анатолий им описал случай, произошедший с киевским инструктором Демиденко, а затем о том, что произошло с ним на соревнованиях прошедшим летом в Днепропетровске.
В последний день соревнований проводились прыжки на задержку раскрытия в 30 секунд. Анатолий прыгнул свой первый зачётный прыжок и шёл с парашютом на старт, как кто-то крикнул:
– Смотрите, смотрите.
Он посмотрел в ту сторону, куда смотрели все, и увидел падающего парашютиста с нераскрытым куполом и с вытянутым дугой чехлом. Явно видно, что вытяжной парашютик "паук" за что-то зацепился. Это очень опасная ситуация, потому что если раскрыть запаску, то большая вероятность того, что она попадёт в дугу из этого чехла и тогда… В принципе, при достаточном количестве времени, хотя бы секунд тридцать, запасной купол можно вытянуть из дуги, но, как правило, времени всегда остаётся гораздо меньше, всего секунд 10 и опытные парашютисты пытаются в несколько секунд избавится от дуги и запаску в любом случае открывают недалеко от земли. Все смотрели, как Демиденко, а это был именно он, стремительно приближается к горизонту. Беспомощность и жуткий страх овладевает зрителями. У Анатолия всё сдавило внутри так, что казалось, остановилось сердце.
Комочек размером с кошку и лентой за ним так быстро нёсся к земле, что он подумал, что надо отвернуться, что бы не видеть страшного удара человека о землю. Говорят, что тело, ударяясь, подпрыгивает над землёй на пол метра (не знаю, не видел авт.), издавая звук подпрыгивающего мяча. Но его всего сковало, и он впился глазами в обречённого уже человека. Но никогда нельзя говорить, что человек обречён на гибель, пока он жив. Уже перед самой землёй взметнулось облачко из ткани, и запасной парашют раскрылся. Демиденко даже не успел развернуться по ветру. Вздох облегчения был такой шумный, что казалось воздух выпустили из громадного воздушного шара. Все разом загалдели, обрадовавшись тому, что всё кончилось благополучно.
Но это не последний стресс для всех был в этот день.
Настанет и очередь Анатолия показывать представление, годное для фильма Хичкоха. Когда он прыгал свой второй зачётный прыжок на тридцатку, по причине неувязок со связью, судьи на трубах (оптических) не смогли засечь его отделения от самолёта и назначили перепрыжку – повторный прыжок. Отделившись от самолёта, он выполнил в свободном падении нормально развороты-восьмёрки, сделал заднее сальто, посмотрел на секундомер и вовремя выдернул кольцо, но парашют не раскрывался.
Он подумал, что получилось затенение вытяжного парашюта, увеличил наклон корпуса вперёд, но купол не раскрывался и даже чехол не выходил из ранца. Анатолий стремительно летел к земле. Дальше размышлять некогда, дёрнул кольцо запасного парашюта, полыхнувшего перед глазами белым облаком и улетевшего вверх. Раскрытие произошло как-то странно. Толчка подвесной системы в обычном смысле не было, а был рывок за ноги, правда, менее сильный, чем был на соревнованиях в Омске. Когда парашют раскрылся, он висел вниз головой, а стропы схватили ноги за щиколотки. Он посмотрел на купол и ничего не мог понять. Запасный парашют был раскрыт внутри главного цветного парашюта и тот из-за нехватки воздуха, забираемого запасным парашютом, дышал как рыба жабрами. Его кромка то подгибалась под запасной парашют, тогда скорость снижения увеличивалась, Анатолий резко опускался ниже, что чувствовалось по воздушному потоку и главный купол наполнялся воздухом. Представьте себе два конуса с полукруглыми основаниями, стоящих на острие, причём меньший находится внутри другого и они дышат. А внизу висит человек, и этот человек он сам.
Это было интересное и красивое зрелище, но долго он его рассматривать не мог да и было неудобно, так как висел вниз головой и вначале подумал, что нужно вытащить запасной парашют из главного, но понял, что это сделать тяжело и времени не хватит. Нужно освобождать ноги от перехвативших их строп.
Он ещё не осознавал опасности, поджидающей его при столкновении с землёй. Хотя у него твёрдый лоб, и он ним не раз ударялся о Землю, и у них обоих особых повреждений не обнаруживалось, в этот раз могло окончиться переломом шейных позвонков. При такой травме выживают очень редко, а если не повезёт умереть, то всю жизнь человек лежит без движения в постели. Хорошенькая перспектива?
Но он об этом не думал, просто было некогда. Посмотрел вниз, до земли оставалось метров 350 и если учесть, что скорость снижения была метров 8 в секунду, то оставалось куча времени для освобождения ног – почти целая минута. Согнувшись в пояснице, дотянулся до щиколоток, захватил стропы пальцами и вытянул правую ногу, но почувствовал, что левую сдавило ещё сильнее. Опять дотянулся до строп, чуть раздвинул их, но вытащить ногу не мог, не давал ботинок.
Попытался ещё раз, но безрезультатно. Ещё раз согнуться в дугу уже не хватало сил, и решил что будет приземляться на руки. (Сейчас обо всём этом пишется и снова переживается тот прыжок, но медленно Когда он написал последние слова о приземлении на руки, то услышал хруст ломаемых костей и рвущихся связок, а тогда он не чувствовал опасности и поэтому не приходил и страх Просто тяжёлая работа авт.). Он посмотрел вниз и увидел мчащихся к предполагаемой моей точке приземления дежурившую на аэродроме "Скорую помощь" на базе автомобиля ЗИМ кофейного цвета и обвешенный людьми грузовик ГАЗ-51.
Машины мчались по полю, поднимая шлейфы пыли.
"Чего они едут?", – подумал он и всё понял. На земле увидели опасность, грозящую ему, кто-то крикнул скорой помощи, а потом и сами парашютисты прыгнули в грузовик и помчались, ещё не осознавая, что помочь мне не смогут.
"Раз они едут, значит мои дела плохи", – решил Анатолий и не зная, откуда взялись силы, схватил стропы, раздвинул их и выдернул ногу. Он выпрямился и только успел сложить вместе ступни, приземлился. Встреча с землёй была жёсткой, он чудом устоял на ногах, но всё тело вздрогнуло от удара. Первым к нему подбежал Юра Кощеев и Люба Мазниченко.
– Ну ты, Мотоциклизма, и напугал всех. А сам хоть успел испугаться?
– Только когда увидел машины, но страха не было.
Все начали рассматривать мои оба парашюта, но ничего не нашли.
Вернее не нашли первопричину задержки выхода главного купола из ранца. Дальнейшее было понятно, хотя никто не помнил подобного случая раскрытия одного парашюта внутри другого.
Произошло следующее. По неизвестной причине купол главного парашюта вышел на сотую доли секунды раньше запасного, а тот влетел к нему между строп и там раскрылся, на всякий случай прихватив Анатолия за ноги. Задержись он на полсекунды с раскрытием запаски, и всё было бы в порядке. А было бы???
Он своим прыжком опять закрыл, как и в прошлом году, соревнования.