Володя Бессонов несколько раз щёлкнул фотоаппаратом и получились потом замечательные снимки, рассматривать которые, Анатолий любит до сих пор.
В небольшой пещере нашли иглу дикобраза. Искали и её хозяина, но он предпочёл не знакомиться с шумной компанией. Знал, что ничего хорошего от них кроме насмешек и издевательств иметь не будет.
Оказалось. Что слезать с горы гораздо сложнее, чем на неё взбираться. Вспомнили кошку, стрелой взлетающей на дерево и медленно и осторожно спускающейся вниз.
Когда проголодались, решили пообедать в чайхане. В Узбекистане шашлыки, плов, баранина были дешёвыми и вкусными, узбеки, как и все южане, хорошие кулинары, особенно мясных и овощных блюд. В кишлаке, в который заехали ребята, заправлял кореец. Он удивился такому количеству солдат и предупредил, что у него цены ресторанные. Никого цены не смутили и попросили приготовить что либо корейское, только не из собачины. Он подал меню, но предупредил, что корейская кухня острая.
– Нальёшь нам по сто грамм водочки, мы всё слопаем, чтобы ты ни дал.
– Ребята, а где наш водитель?
– В машине остался.
– Надо его позвать, он же стесняется, у него денег нет.
– Ара, садись с нами, для тебя шашлык заказали. Водки тебе не дадим, а то ты потом захочешь перелететь ущелье на своём "газоне".
Кто-то обратил внимание на чистоту и отсутствие мух в чайхане.
– Мухи нашей пищи не едят, она для них слишком острая, – объяснил хозяин и серьёзно добавил: – мы имеем прекрасное корейское средство выводить мух. Это средство называется чистота. Моя в кишлаке работает фельдшером, так у нас кишлак самый чистый в Ферганской долине. Она даже вымпел получила. Он здесь висит, а не в медпункте.
Здесь его больше людей видит.
Подавая корейское мясное блюдо он сказал, что меньше для нас положил перца, чем обычно, и для корейца это невкусно.
Покушав, ребята поблагодарили корейца за вкусную пищу и предложили ему десять рублей чаевых. Тот замахал руками:
– Что вы, что вы! Я с солдат не возьму больше, чем положено.
– Бери, бери, мы с деньгами.
– Вы что, эмира бухарского ограбили?
– Нет, шаха иранского.
– Ну раз шаха, возьму. Спасибо, ребята. Заезжайте после следующего ограбления.
– Будь здоров, заедем.
Иван Иванович Лисов где только мог пропагандировал десантные войска и парашютный спорт. И здесь в Фергане он устроил парашютный праздник прямо на аэродроме, с которого взлетали парашютисты на прыжки.
Для Ферганы такое мероприятие стало новинкой, и на аэродроме собралась, без преувеличения, почти вся Фергана. Крест, выложенный на аэродроме для приземления парашютистов, окружила толпа так, что становилось опасно прыгать, и никакие уговоры по мегафону, что нужно отойти дальше, не помогали. Сзади подпирали передних и круг сжимался, потом опять расширялся.
Попасть в крест стало проблематично, потому что многотысячная толпа своим дыханием создавала мощный вертикальный воздушный поток, который буквально выбрасывал парашютиста за пределы толпы, но что ещё хуже – в толпу, на головы зрителей.
Программа показательных выступлений составилась таким образом, что от более простых прыжков шли к более сложным. Члены сборной СССР прыгали вместе с со сборной десантников. Отян прыгал с Козловым свой парный "коронный" номер. Перед ними прыгала Шнитова. Анатолий зажёг ей дымовую шашку, привязанную к ноге, и она выпрыгнула, оставив в самолёте и за собой дымный след. За ней выпрыгнули с зажжёнными цветными дымовыми шашками Отян и Козлов. Прыжок на зрителей произвёл хорошее впечатление. Особенно понравился момент, когда парашютисты в свободном падении расходились в разные стороны Кто-то в толпе выкрикнул:
– Так они летят, а не падают!
Но во время падения Анатолий смотрел вниз, на громадную, и чем ближе к земле всё увеличивающуюся толпу, и появилось неприятное ощущение от приближения тысяч голов, на которые ты падаешь. Когда открылся парашют, то дым от шашки, поднимаясь вверх забивал дыхание и застилал глаза. Шашка должна гореть две минуты, а падали они всего тридцать секунд. Её можно было сбросить вниз, но подумалось, что она может упасть на головы людей. Тогда Анатолий вытянул ногу с шашкой вперёд, и дым пошёл мимо лица под купол, оттуда он красиво выходил вверх через его кромку и особенно много его выходило через щель, оставляя дымный след как тропинку, по которой спускается парашют.
Анатолию удалось приземлиться в крест, а Юра приземлялся в разбегающуюся в стороны от него толпу и смеялся, вспоминая, как бежал в сторону инвалид, прыгая на костылях. Отяна этот смех резанул по сердцу, и вспомнил он его через много лет, когда его товарищ, Лёва Казимиров, летавший во время войны лётчиком на знаменитых штурмовиках ИЛ-2, рассказывал, как они вместо немецкого штаба накрыли ракетами наш госпиталь, и как раненные прыгали на костылях, удирая в лес. Лев тоже смеялся и жестами показывал, как прыгали красноармейцы. Горький смех, но солдаты, прошедшие войну, и не такое могли рассказать. А смех является своеобразной психологической защитой от того, чтобы не сойти с ума от таких воспоминаний. Ведь и через сорок и пятьдесят лет после войны, лежали в госпиталях солдаты, продолжавшие воевать. И видимо поток постоянно воюющих людей в России долго не иссякнет, если потом был Афганистан, сейчас Чечня. И никто не знает, что будет завтра. Горько и страшно всё это.
На несколько дней в Фергану съехались на сборы начальники ПДС дивизий. Они должны были осваивать различную парашютно-десантную технику, которой становилось всё больше. Прилетел и полковник Щербаков. Он обрадовался встретив своих ребят и пообещал, что ещё с ними пообщается ближе.
Сборная СССР заканчивала на несколько дней раньше сборы, и Лисов решил провести встречу обеих сборных и начальников ПДС в горах.
Кто-то из ребят предложил заехать в город Маргелан, который находится рядом с Ферганой, и купить там баранов и нанять человека для приготовления шашлыков. Ребята-десантники посоветовались, что нужно всего набрать в расчёте и на сборную Союза, так как денег те не получали, а получат только по прибытию в Москву.
Заехали в Маргелан, базар в котором самый большой в Ферганской долине, купили вина, водки, двух баранов, всего по 50 рублей каждый, и их хозяина с посудой и шашлычницами за ту же сумму. Машины поехали в горы. Остановились у дивного места возле горной речки. Там же росло несколько деревьев, дающих тень. Река неслась вниз, обтекая большие камни, пенилась, делая в грунте промоины и образуя озерца в несколько квадратных метров. Было жарко, но не душно. Горный воздух, немного подвижный вдоль реки, и сама холодная река освежали всё вокруг. Кто-то из ребят окунулся в реке, но выскочил из неё, как ошпаренный кипятком, такая вода была холодная.
Узбек зарезал обоих баранов и сварил суп из мяса, непригодного для шашлыков Суп назывался "шурпа" и был необыкновенно вкусен.
Приняли немного спиртного, развеселились. У Сергея Гетманова в руках оказалась гитара, но пения не получилось Не то мало выпили, не то горы днём и разреженный воздух к пению не располагали, а возможно и то и другое и что-то третье.
Анатолий увидел, что девушки стесняются, взял несколько шашлыков и бутылку вина, позвал Иру Соловьёву, её подружку, тоже свердловчанку, симпатичную женщину, привлекающую мужские взгляды фигурой, похожей на виолончель, и ещё кого-то и стал их угощать.
Девчата повеселели. На сборах многие из ребят не то, чтобы подружились, а стали ближе, роднее. Вообще у парашютистов в те времена были довольно крепкие дружеские связи. Наверное, сам спорт накладывает характер на взаимоотношения. Судя по фильмам, альпинизм ещё больше сближает людей.
Когда Анатолий подошёл к шашлычнице, то там стола очередь из четырёх-пяти человек. Ближе всех стоял Валя Кудреватых, ожидающий для себя и ребят шесть почти готовых шашлыков. В этот момент подошёл один из полковников, сгрёб шашлыки и понёс своим коллегам, сидящим поодаль в сторонке. Полковник Щербаков, как будто негромко, но в наступившей неловкой тишине все его слышали, сказал:
– Ты чего делаешь? Неудобно.
– А! Солдаты подождут.
– Здесь, на отдыхе, нет солдат и полковников. Отнеси назад, я их есть не буду.
– Если такой добренький, Виктор, сам отнеси.
Щербаков взял шашлыки, отнёс их назад, отдал Кудреватых со словами:
– Извините ребята, и пошёл к другой кучке офицеров, налил себе полный стакан водки и выпил залпом.
Генерал Лисов, наверное, видел и слышал безобразную сцену, подозвал к себе того полковника, велел ему взять машину и удалиться.
До ребят только донеслись его последние слова:
– В любой обстановке нужно оставаться человеком.
Сборная страны по требованию Сторчиенко начала со всеми прощаться. У них был вызван самолёт для отлёта в Москву. Через несколько минут они уехали.
В горах пьянка только начала разгораться и Анатолий, боясь перебрать, взял с собой бутылку водки, желая её подарить на дорогу, отъехавшей сборной, сел на машину с Арой и помчался в Фергану.
Подъезжая к аэродрому, он увидел, что они заканчивают посадку в ИЛ-14 и сказал водителю, чтобы он ехал напрямую через кювет. Машина подпрыгнула, Анатолий ударился головой обо что-то железное, пробил кровеносный сосуд, и по лицу пошла кровь. Приложив к кровотоку носовой платок он поднялся по трапу и своим видом напугал стоявших у двери. Затем вручил бутылку Сергею Киселёву и поехал в штаб дивизии, где они жили.
На этом день не закончился. Анатолий решил быстрее вывести хмель, скупавшись в бассейне, который был в дивизии. Он залез на двенадцатиметровую вышку, с которой никогда не прыгал, и прыгнул в бассейн. Прохлада воды и прыжок отрезвили его. Анатолий сел на край бассейна и думал о том, что его окровавленный вид запомнится многим и было немного стыдно перед самим собой и одновременно смешно.
На следующее утро прыжки отменили, так как многие были не в форме. Анатолий, поднявшись с постели, пошёл в туалет, находящийся за углом штаба. Подходя к туалету он услышал характерный звук пролетающей пули. Но он чем-то отличался от слышанного им свиста пуль, когда они попали во время немецкой оккупации под пулемётный обстрел на огороде за городом в районе Злодейской балки. То был звук "фюйть", а сейчас только "фю…" Звука выстрела он не слышал.
Анатолий остановился из любопытства, ещё не сознавая опасность ему грозящую. Вдруг он опять услышал такой же звук и звук негромкий удара о стену туалета, выложенного из шлакоблоков. От стены отошло маленькое облачко пыли, а на земле лежала сплющенная свинцовая малокалиберная пуля. Анатолий поднял её. Она была ещё горячей.
Анатолий побежал, взял бинокль и из-за угла стал рассматривать ту сторону, откуда могли стрелять. Метрах в пятистах, на втором этаже дома он увидел открытое окно, в котором виднелись две детских головы.
Анатолий побежал к дежурному офицеру, и рассказ ситуацию.
Подполковник сначала не поверил, но когда увидел пулю, то быстро куда-то позвонил, сказал Анатолию, чтобы он одел гимнастёрку, а затем они на ГАЗ-69 подъехали к отделению милиции, находившемуся недалеко, взяли двух милиционеров и направились к тому дому, откуда стреляли. Когда подъехали к дому, окно уже было закрыто. Поднялись на второй этаж и постучали в квартиру. Никто не открывал. Дверь открыла соседка и сказала, что дома, наверное, только дети, а мать, она видела, с утра пошла на рынок. Отец? Отец – капитан куда-то уехал, она его несколько дней не видела. Попросили её окликнуть ребят.
Дверь открыл мальчик лет десяти, а за его спиной стоял другой, лет шести. Подполковник хотел войти, но милиционеры сказали, что надо звонить в прокуратуру, но там ещё никого нет. Тогда подполковник сказал строгим голосом вынести винтовку и старший мальчишка вынес обыкновенную малокалиберку. В этот момент подошла мать, и узнав в чём дело, стала, как обычно, ругать детей.
Анатолий попросил разрешения уйти, потому, что все уедут на завтрак. Ему разрешили. Днём он написал подробное объяснение и отнёс его в отделение милиции. Что по этому вопросу происходило дальше, он так и не знает. Наверное, были неприятности отцу маленьких "киллеров".
Когда выплатили деньги за все прыжки, составляющие довольно солидную сумму, в первый свободный день многие ребята отправились в город покупать подарки и необходимые вещи для дома.
Удивительно было то, что в магазинах предлагались товары, каких ни в России, ни на Украине в свободной продаже и не видели. В одном из магазинов Анатолий увидел красивый китайский ковёр, но он был очень толстый и громоздкий. Анатолий решил взять его, когда всё купит. Он увидел импортный, сделанный в Германии перочинный нож со многими предметами и купил его зятю Анатолию, который пользовался им более сорока лет. Эмме купил маникюрный набор, доживший до настоящего времени, и что-то маме, сестре Вале, сыну Серёже и племянникам. Когда зашёл на центральный рынок, то в павильоне универмага увидел гору складированных коробок с телевизорами различных марок. Зная, что Ленинградская продукция была хорошего качества, выбрал телевизор "Зенит".
– Я Хочу купить этот телевизор, – обратился Анатолий к молодому, но уже с большим пузом продавцу.
– Нэ продаётся, – ответил тот и отвернулся показывая этим, что разговор закончен.
– Червонец сверху, – и толстая фигура повернулась так быстро, и так быстро сменила высокомерную маску хозяина перед нищим, на улыбающуюся рожу приказчика перед богатым клиентом, как это делал Аркадий Райкин в своих миниатюрах.
– Беры любой, – и засеменил за Анатолием.
Продавец что-то говорил услужливо, путая русские слова с узбекскими, Анатолий думал: "Боже, как человек может так унижаться за десять рублей. А ведь он не голоден". Наверное, эти деньги являлись хорошим уловом для продавца, что тот позвал мальчику лет четырнадцати и велел тому вынести телевизор с базара. Телевизор весил более пятидесяти килограммов, и мальчишка его вряд ли поднял бы, и Анатолий вместе с ним вынес его на улицу.
– Дай десять копеек на мороженое, – и Анатолий дал ему мелочь, вспоминая, как Остап Бендер ответил мальчишке, обратившегося к нему с такой же просьбой.
Анатолий стоял в ожидании такси, уже наступила жара, из динамиков доносилась музыка. Вдруг голос Левитана объявил:
– Говорят все радиостанции Советского Союза. Сейчас будет передано важное правительственное сообщение!
Первая мысль была: ВОЙНА! Эта мысль была абсолютно естественной для человека, ежедневно слышащего о боевой готовности, о вражеском окружении, о империалистах – поджигателях войны. Несколько тревожных минут ожидания и о радость! Первый человек в космосе! Юрий Гагарин в космосе! Это был день всеобщего триумфа, день 12 апреля 1961 года.
Время близилось к окончанию сборов, когда полковник Щербаков предложил Козлову и Анатолию вместе поужинать в ресторане.
Перед выходным днём они взяли такси и уехали подальше от лишних армейских глаз в город-базар Маргелан. Там, прямо на базаре, где покупали недавно баранов для пикника в горах, располагался большой лёгкий павильон, используемый под ресторан. Потолок в ресторане был низким и под ним стоял сизый табачный дым, облако из которого касалось головы высокого Щербакова, и хотя ещё был день, электрические лампочки под потолком горели, но через табачный дым они светились тусклым жёлтым светом. Ресторан был полон народу. В зале сидели в основном узбеки, но просматривались славянские лица, корейцы и другие представители разных национальностей в то время обильно заселявших тёплый Узбекистан. Казалось, что мест для странной компании, состоящей из полковника и двух солдат, вернее один из них на погонах имел две лычки (полоски) младшего сержанта, не достанется, но оказалось, что Щербаков заранее договорился с шефом и заказал один столик в дальнем углу от входа. Вообще, солдатам запрещалось посещать рестораны, но сейчас волноваться было нечего, три больших звезды на погонах у Щербакова гарантировали ребятам полную неприкосновенность от воинского патруля, старший из которого мог иметь погоны с максимум тремя маленькими звёздами.
Как оказалось, и ужин он заказал заранее. На стол подали много зелени, шашлыки и… полуторалитровый графин с водкой.
Анатолий знал по рассказам офицеров, что Щербаков может много выпить. Старлей Трофимов рассказывал, что когда-то офицеры устроили пикник возле реки, и они пили в два раза меньше Щербакова, но именно он носил их потом в реку протрезвлять в холодной воде.
Щербаков налил водку в двухсотграммовые фужеры и произнёс, что-то в виде тоста:
– Я давно хотел отметить с вами те успехи, которые вы принесли дивизии и оправдали моё доверие, особенно я благодарен тебе Анатолий, что ты столько приложил труда для команды, и тебе Юра за твой вклад в команду. Я вас, хлопцы искренне полюбил и на прощанье желаю вам успехов. Виват!
Анатолий и Юра отпили понемногу, закусили чуть-чуть хрустящей и ароматной бараниной, и Козлов спросил:
– Виктор Георгиевич, а почему "на прощанье"?
– Я сразу после приезда отправляюсь служить на Дальний восток.
Командующий уже подписал приказ о моём переводе.
– Как уезжаете? А как же мы без Вас будем?
– Что поделаешь, служили бы вы первый год, я бы может и забрал вас собой. Если бы вы захотели, конечно. Но что сейчас говорить, мне жалко с вами и со многими моими друзьями и сослуживцами расставаться. Лучше давайте выпьем, – и стал разливать водку по фужерам.
– Мне не лейте, у меня есть, – попытался Козлов придвинуть себе фужер.
– Рядовой Козлов! В десантных войсках такой порядок: наливаются полные фужеры, стаканы или рюмки. Кто хочет пьёт, кто не хочет не пьёт. Никто никого не заставляет, но и не отговаривает. Выпьем.
Ребята только чуть-чуть отпивали из фужеров, понимая, что последний придётся выпить, а Щербаков уже допивал графин. Официант несколько раз приносил и уносил шашлыки.
– Виктор Георгиевич, а почему вас переводят?
– Я сам подал рапорт о переводе в другую часть. Я в прошлом году женился во второй раз. И у моей жены я второй. Так её бывший муж приходит и устраивает нам скандалы. Я долго терпел, а затем малость его помял и спустил со второго этажа.
– Как спустили?.
– Толкнул его, так он зубами считал ступени. Пошёл на меня жаловаться и грозится посадить. У меня остался один выход – уехать из Тулы, хотя я и привык и полюбил её. Выпьем!
Щербаков вытер салфеткой губы и рассказал военную историю. Ребята его слушали с открытым ртом, ожидая услышать героическую историю.
– В сорок третьем году, в конце декабря послали меня, младшего лейтенанта, недавно окончившего ускоренное офицерское училище, в разведку за языком. Кстати, Анатолий, дело происходило недалеко от твоего родного Кировограда. Пошёл со мной и старшина, опытный разведчик, с лихо закрученными усами, с двумя орденами славы, что тогда считалось очень высокой наградой, Иван Харченко, хохол.