Лившиц: Во время разговора с Серебряковым я ему сказал, что дело это очень сложное, и фактически ничего сделать нельзя было, потому что за наливом следил уполномоченный СТО. Вторая работа, которая проводилась нами на Северо-кавказской дороге, - это недодача порожних вагонов на Донецкую и Юго-восточную дороги под погрузку угля. На Северо-кавказской дороге мною было привлечено к работе несколько человек, из них Колоколкин - бывший начальник политотдела ростовского отделения эксплоатации, в последующем он был заместителем начальника политотдела и начальником политотдела Северо-кавказской дороги.
Вышинский: Был ли у вас с Колоколкиным разговор о других целях и задачах, кроме как о вредительстве?
Лившиц: С Колоколкиным у нас был разговор обо всем. Затем я был переведен в Москву на Московско-курскую железную дорогу. Там я был недолго. Потом был назначен в НКПС заместителем наркома.
Вышинский: Будучи заместителем народного комиссара путей сообщения, вы продолжали свои связи с троцкистской организацией и свою вредительскую деятельность?
Лившиц: Да. Когда я приехал в Москву, я повстречался с Пятаковым, у нас с ним были беседы о том, что сейчас на транспорте Каганович доберется до всех мелочей, мешающих работе. Пятаков предлагал активизировать вредительскую деятельность, ибо транспорт уже в первые месяцы прихода в НКПС Кагановича резко пошел в гору. Тогда же Пятаков предложил мне встретиться с Серебряковым еще раз и с ним обсудить, что нам делать. Наша беседа с Серебряковым состоялась, и Серебряков поставил основную задачу по срыву выполнения приказа Кагановича, намечающего пути улучшения работы железнодорожного транспорта. Он объяснял это тем, что железнодорожный транспорт - основной нерв страны. Дальше Серебряков сказал, что он не порывал связи с Арнольдовым, Мироновым, Емшановым и другими. Он предложил им связаться со мною. В 1935–1936 гг. эти люди со мной связались, не теряя связи с Серебряковым. В 1935 году со мной связались Миронов, Мирский, Фуфрянский, затем в 1936 году - Розенцвейг. Они имели указания от Серебрякова, и я им повторил задание по срыву приказа № 183, намечающего основные мероприятия по улучшению работы железных дорог.
Вышинский: Какую вы ставили задачу?
Лившиц: Осложнять и затруднять работу транспорта.
Вышинский: Вы это делали? Ваше положение заместителя наркома этому не препятствовало?
Лившиц: Препятствовало, но я это делал.
Вышинский: Вы изменили своему государственному долгу?
Лившиц: Если бы я не изменил, я не был бы на скамье подсудимых.
Вышинский: Какие у вас были отношения с Князевым?
Лившиц: Прежде, чем перейти к Князеву, я хочу суду сообщить следующее: на предварительном следствии я отрицал… (пауза) отрицал одну из очень гнусных вещей…
Вышинский: Именно?
Лившиц: Вопросы шпионажа.
Вышинский: Что же вы теперь думаете рассказать?
Лившиц: По этим же соображениям на предварительном допросе я отрицал свои связи с подсудимым Туроком. Я хочу сказать суду все до конца, несмотря на то, что это - тягчайшее преступление, которое называется изменой родине. Сказать суду, что об этой связи Князева и Турока с агентами одной из иностранных держав я знал…
Вышинский: В какой период времени вы это знали?
Лившиц: В период от 1936 года до ареста. Но мало этого, я по просьбе Князева дал ему некоторые материалы для передачи им…
Вышинский: Будучи…
Лившиц: Заместителем наркома.
Вышинский: Скажите, как Князев с вами связался, где, почему, при каких обстоятельствах, по какому поводу, в какой форме?
Лившиц: Я уже знал о Князеве от Серебрякова, знал, что он - скрытый троцкист, состоит в организации на Урале. Во время совещания начальников дорог, сейчас не помню, то ли я к нему обратился, то ли он ко мне, и мы тогда с ним поговорили о той деятельности, которую он проводит на Южно-уральской дороге.
Вышинский: В чем она заключалась?
Лившиц: Она заключалась в разрушительной, вредительской, диверсионной работе на дороге. Он говорил о крушениях, которые он организовал там.
Вышинский: А другие члены троцкистской организации на транспорте тоже организовывали крушения?
Лившиц: Видимо, организовывали.
Вышинский: Почему "видимо"? А вы сами давали указания организовывать крушения?
Лившиц: Давал.
Вышинский: Вы Князеву давали указания организовывать крушения?
Лившиц: Давал.
Вышинский: Вы шли на человеческие жертвы?
Лившиц: Шел на это.
Вышинский: В том же разговоре с Князевым, когда вы говорили с ним об организации крушений, вам Князев сказал, что он связан с разведкой одного иностранного государства?
Лившиц: Да.
Вышинский: Не говорил ли он, что эта разведка от него, Князева, требует организации крушений?
Лившиц: Я сейчас не припомню. Возможно, что говорил.
Вышинский: Тов. председатель, позвольте задать вопрос Князеву. Подсудимый Князев, когда вы беседовали с Лившицем?
Князев: Это было в августе 1935 года.
Вышинский: Разговор был об организации крушений?
Князев: Это была первоначальная стадия разговора.
Вышинский: Ваше служебное положение какое было?
Князев: Начальник дороги.
Вышинский: И вы - начальник дороги, встречаетесь со своим начальством и сговариваетесь, как организовать крушения?
Князев: Совершенно правильно.
Вышинский: А вы, Князев, были уже завербованы агентом японской разведки?
Князев: Я был завербован с сентября 1934 года.
Вышинский: С сентября 1934 года вы в какой должности состояли в японской разведке?
Князев: Я был в связи с японцами.
Вышинский: Об этом Лившицу вы говорили? Он об этом знал?
Князев: Да. Когда я встретился с Лившицем, я ему сказал, что установки японцев совпадают с троцкистскими в части подрывной работы. Но японцы требуют секретных данных, и у меня это никак не укладывалось в голове.
Вышинский: Что вам ответил Лившиц?
Князев: Он сказал, что обстановка борьбы троцкистской организации со сталинским руководством такова, что надо не только вести подрывную работу, но и завязать связь с иностранными державами. Поэтому, если такая связь может способствовать этой борьбе, совершенно естественно ее надо поддерживать. Само собой понятно, что данные, которых требуют японцы, прежде всего преследуют военные цели. Я перечислил Лившицу, какие это данные. Лившиц ответил, что, поскольку троцкистская организация связана с иностранными правительствами, придется, в интересах поддержания связи с японцами, эти данные сообщать. В этом духе был наш разговор.
Вышинский: Следовательно, Лившиц санкционировал вашу связь с японской разведкой, увязав это с вашими задачами троцкистской организации, и вы продолжали в этом направлении действовать?
Князев: Да.
Вышинский: Позвольте спросить обвиняемого Турока. Что вам известно о связи с японской разведкой?
Турок: У меня была установлена связь с японской разведкой, когда я был на дороге им. Кагановича, бывшей Пермской, в 1934 году. Я имел задание. Это было мною согласовано с Марьясиным, перед которым я отчитывался в троцкистской работе.
Вышинский: А с Князевым какая связь была?
Турок: Он меня информировал о том, что им установлена связь с японской разведкой, а я его.
Вышинский: А о том, что об этом знал Лившиц, вам было известно?
Турок: В 1935 году 15 сентября я был у Лившица и разговаривал с ним. Я был связан с японской разведкой. Лившиц мне ответил, что этой связи не нужно прерывать, а нужно ее поддерживать на пользу троцкистской организации.
Вышинский: Подсудимый Лившиц, вы подтверждаете показания по этому вопросу Князева и Турока?
Лившиц: В общем правильно.
Вышинский: Хотя на предварительном следствии отрицали?
Лившиц: Я заявил суду, почему.
Вышинский: Скажите, после того как вы узнали от Князева о его связи, вы имели с ним какие-нибудь беседы, давали указания по поводу связи с разведкой?
Лившиц: Я говорил, что не только была связь, но в 1936 году он попросил у меня материал для японской разведки, я ему материал дал.
Вышинский: А вам известно было, что японская разведка платила деньги за получение этих сведений?
Лившиц: Нет.
Вышинский: Турока можно спросить? Подсудимый Турок, вам известно, что японская разведка платила деньги за эти сведения?
Турок: Нет, за эти сведения деньги она нам не платила, а на организацию троцкистской диверсионной работы деньги мы вообще получали.
Вышинский: От кого?
Турок: От японской разведки. (В зале движение.)
Вышинский: Когда вы получали деньги?
Турок: В январе 1935 года - 35 000 рублей.
Вышинский: Куда их дели?
Турок: 20 000 рублей оставил для своей организации и 15 000 дал для организации Князева.
Вышинский: Кому передали?
Турок: Лично Князеву в мае 1935 года.
Вышинский: Князев, правильно это?
Князев: Да, я получил.
Вышинский: Скажите, подсудимый Лившиц, что вам известно было о террористической деятельности троцкистов?
Лившиц: Мне было известно о подготовлявшемся покушении на Сталина, Косиора и Постышева. Больше ничего.
Вышинский: От кого вам это было известно?
Лившиц: От Пятакова, Серебрякова и Логинова.
Вышинский: Когда вам это было известно?
Лившиц: В 1933 и 1935 гг. Я знал в 1933 году, что готовится покушение против Постышева и Косиора, а в 1935 году - против Сталина.
Вышинский: Вы знали лично тех людей, которые непосредственно руководили организацией покушения против товарища Косиора, Постышева, а в 1935 году против товарища Сталина?
Лившиц: Не тех, кто непосредственно должен был осуществлять, а тех, кто организовал.
Вышинский: Больше у меня вопросов нет.
Председательствующий: Скажите, подсудимый Лившиц, кому из перечисленных вами участников троцкистской организации вы давали непосредственные указания об организации крушений?
Лившиц: Князеву, Емшанову, Арнольдову, Туроку, Фуфрянскому, Розенцвейгу.
Председательствующий: Вы подтверждаете, что Серебряков разговаривал с вами на тему о диверсионной работе в предмобилизационный период, чтобы воспрепятствовать продвижению войск?
Лившиц: Да.
Председательствующий: Князев вам докладывал, что ему удалось произвести крушение на одной станции, в результате чего 29 красноармейцев были убиты и 29 красноармейцев ранены?
Лившиц: Да, об этом я знал.
Вышинский: Поскольку, подсудимый Лившиц, вы на суде сегодня чистосердечно признали дополнительно свою вину в шпионаже, то есть признали себя виновным в полном объеме в предъявленных вам обвинениях, может быть, вы сегодня пожелаете дать более подробные указания и относительно террора? Например, не известно ли вам было от Логинова более конкретно, как готовилось покушение против Косиора и Постышева, кто готовил?
Лившиц: Нет, неизвестно.
Вышинский: Я еще раз обращаюсь к вашей памяти. Вам известен некий Дзедзиевский?
Лившиц: Известен.
Вышинский: Вам не известно, что и Дзедзиевский связан с террористической группой?
Лившиц: Дзедзиевский был связан с Логиновым.
Вышинский: Вы знали, что Логинов занимается подготовкой террористических актов?
Лившиц: Знал.
Вышинский: Бы знали, что Дзедзиевский связан с Логиновым?
Лившиц: Знал.
Вышинский: Это вам не давало оснований предполагать, что Дзедзиевский с Логиновым связаны террористическими замыслами?
Лившиц: Нет.
Вышинский: Хорошо. А относительно Глебова-Авилова вам не было известно, что он занимался террористическими актами?
Лившиц: Глебов-Авилов мне об этом говорил.
Вышинский: Против кого он готовил террористический акт?
Лившиц: Против Сталина.
Вышинский: Вопрос, по-моему, ясен.
Председательствующий: Объявляется перерыв до 11 часов утра 27 января.
Утреннее заседание 27 января
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ЛИВШИЦА (продолжение)
Председательствующий: У защиты есть вопросы к подсудимому Лившицу?
Защитник Брауде (обращаясь к Лившицу): При первом разговоре с Князевым о его отношении к японской разведке вы назвали фамилии лиц, от которых вы узнали об этом?
Лившиц: Нет.
Брауде: А Пятакова не называли?
Лившиц: Нет.
Брауде (обращаясь к Князеву): Сказал ли вам Лившиц, что источником этой информации является Пятаков?
Князев: Я точно припоминаю, что когда я встретился с Лившицем, он знал о моей связи с троцкистской организацией и моих сношениях с японцами. Об этом сказал ему Пятаков.
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО КНЯЗЕВА
Вышинский: Подсудимый Князев, когда вы начали свою контрреволюционную деятельность?
Князев: С апреля 1934 года. До этого я никогда не принадлежал к троцкистской группировке, но колебания возникли у меня еще в 1930–1931 гг. по вопросам индустриализации и коллективизации сельского хозяйства и работы транспорта. И я с этими колебаниями докатился до взглядов, не отделяющих меня от взглядов троцкистских.
Вышинский (обращаясь к Князеву): Вы участвовали в диверсионной и вредительской работе на транспорте?
Князев: Участвовал.
Вышинский: В чем она выражалась?
Князев: В организации крушений, в подрыве путевого хозяйства и паровозного парка; преследовалась цель подорвать работу уральской, особенно металлургической, промышленности. Троцкисты на Южно-уральской дороге срывали программу ремонта железнодорожного пути. Вместо того, чтобы отпускаемые средства вкладывать в реконструкцию пути целыми участками, мы их распыляли по отдельным километрам. Таким образом они не давали необходимого эффекта, путь продолжал ухудшаться. Это преследовало цель создания большого количества крушений.
Второй вид подрывной работы это дезорганизация ремонта паровозов, ухудшение ухода за паровозами, чтобы выводить в конечном счете их из строя. Все эти методы подрывной работы в 1935 году Лившицем были подтверждены. Лившиц одновременно сказал, что сейчас надо от общих методов подрывной работы перейти к крушениям, где были бы человеческие жертвы. Я тогда спросил Лившица - разве мы, троцкисты, против рабочего класса, против населения вообще? Лившиц сказал, что речь идет об очень острой борьбе со Сталиным, что мы должны добиться полной дискредитации руководства партии в глазах народа, рядом отдельных ударов по населению вызвать озлобление против Сталина, против правительства и создать у населения впечатление, что во всем виновато правительство.
-
Затем Князев показывает, что к августу 1935 года на Южноуральской дороге, начальником которой он являлся в то время, под его руководством, при помощи Левина (зам. нач. службы эксплоатации), Долматова (нач. службы пути), Бочкарева (инспектора), Щербакова (нач. паровозного отдела) были созданы троцкистские подпольные группы в Златоусте, Шумихе, Кургане, Уфалее, Козыреве.
-
- Когда я, - продолжает свои показания Князев, - Левину, Бочкареву, Щербакову и Долматову рассказал после возвращения из Москвы о своей встрече с Лившицем, Левин тогда же сказал, что это дело можно организовать с помощью Маркевича - начальника станции Шумиха. 27 октября 1935 года на Шумихе было организовано крушение воинского поезда № 504.
Вышинский: Воинский поезд № 504 по акту. Акт о крушении вы составляли?
Князев: Я.
Вышинский: В этом акте вы отражали действительное положение вещей?
Князев: Неправильное дал объяснение, ложное. Я скрыл, что это крушение создано троцкистской организацией.
Вышинский: Какие обстоятельства помогли скрыть действительное положение вещей?
Князев: Насколько помню, я в это время был в Кургане. Мне сказали, что в Шумихе произошло крушение. Я тогда выехал в Шумиху экстренным поездом и первым долгом пошел посмотреть место крушения. Когда я пришел туда, ко мне подошел помощник начальника станции Ваганов и вскользь дал понять, что это дело рук Маркевича.
Я сразу понял, что это дело нашей организации. Организовал его непосредственно Колесников, старший стрелочник, дежуривший на входных стрелках. Находившейся на дежурстве ученице Чудиновой он приказал перевести входную стрелку № 14 на занятый путь. Так как ученица не понимала, что такое нормальное положение стрелок, то и выполнила это задание. Старый квалифицированный стрелочник, стоявший у стрелки пути, на который должен был в действительности приниматься поезд, Колесниковым послан был в это время убирать стекла из фонарей.
Вышинский: А у стрелки кого оставили?
Князев: У стрелки никого не было. Поезд, шедший большой скоростью - километров 40–45, - влетел на 8-й путь, на котором стоял маршрут с рудой.
Вышинский: Сколько было убито?
Князев: 29 красноармейцев. Ранено тоже 29 человек.
Вышинский: Ранено тяжело или легко?
Князев: Не смогу сейчас сказать.
Вышинский: Вы не помните, эти 29 красноармейцев были крепко искалечены?
Князев: Человек 15 было сильно искалечено.