Золотой след (легенды, сказки) - Михаил Чернолусский 9 стр.


ЛЕГЕНДА О БЕЛОМ КРЫЛЕ

В версте от Забары, за черным орешником, наша многоводная Непуть разветвляется: вправо от реки отходит узкий безымянный рукав, по которому едва можно пройти на плоскодонке. И вот, если начинать отсюда путешествие, надо крепко поработать часа два веслами, чтобы попасть в камыши - на Птичье озеро. У нас в Забаре старики утверждают, что все, какие есть в мире, птицы пошли с этих мест. Так говорится в легенде о белом крыле.

Никто не знает, сколько веков прошло с тех давних-предавних времен. Известно только, что тогда не было ни городов, ни сел. Люди занимались охотой и жили в пещерах. И было тогда три царства: водяное, земное и небесное. В воде царствовала рыба, на земле царствовал человек, а в небе никто, потому что птиц не было.

Все звери имели свою родину. Но многие из них не могли переносить стужи и каждую осень уходили в дальнюю жаркую Африку, которая тогда называлась землей Горячего Солнца. А весной звери снова возвращались домой. Из года в год так шло. Но однажды случилось землетрясение, поднялись из недр громадные горы и преградили дорогу на Север.

Прошло лето и прошла зима. Одни звери решили забыть свою родину, другие тосковали по ней, их тянуло на зеленые равнины, в леса, давшие им жизнь. И когда наступила весна, они собрались в обратный путь.

- Вы погибнете, - сказали им те, кто решил остаться навсегда в Африке.

- Как-нибудь проберемся, - ответили смельчаки.

Труден был обратный путь. Звери гибли в дороге. Из нескольких табунов образовался один, когда ещё и полпути не было пройдено.

Приближались горы. С южной стороны они казались неприступными вершины скрывались в облаках.

Остановился табун, и звери стали смотреть на мертвую непроходимую стену гор.

- Нет, - сказали одни, - дальше мы не пойдем. - И повернули обратно.

Перед стенами гор ещё поредел табун.

Вперед пошли только смелые. Их ничего не могло остановить. Они ползли по камням. Истекая кровью, пробирались к ущелью.

А по ущелью как раз в то время шли охотники - брат и сестра. Они увидели зверей.

- Смотри, - сказал брат.

- Куда они? - спросила сестра.

- Видно, хотят перебраться через горы. Там их родина.

- Они очень смелые, - сказала сестра. - Им надо помочь.

У брата был тяжелый лук, а у сестры - копье. Они остановились и стали думать, как помочь зверям. Брат считался самым метким стрелком. Шкура тигра служила ему одеждой. А златоволосая сестра носила на голове венок из белых цветов и платье у неё было самотканое, белое.

Немного помолчав, брат сказал:

- Я придумал. Подожди меня здесь. - И он побежал.

В глубокой неприступной пещере жил злой колдун, прозванный людьми Пауком. Он знал про все на свете, но не любил людей, не хотел помогать им советами и поэтому ушел жить в скалы. Даже в самое трудное время, когда свирепствовали голод и болезни, никто не обращался к этому злому колдуну за помощью, потому что он предупредил всех: "Тот, кто получит мой совет и передаст его другим, превратится в камень".

К нему-то и побежал молодой охотник. Он достал из колчана стрелу, отравленную ядом, и крикнул, остановившись у входа в пещеру:

- Эй, колдун, вылезай! Не то моя стрела найдет тебя и в этой каменной дыре!

Пещера молчала. Тогда охотник натянул тетиву своего тяжелого лука.

Тут показался старый колдун. У него была большая голова, которая все понимала, большие уши, которые все слышали, большие глаза, которые все видели, и маленький рот, который не хотел говорить.

- Чего тебе надо? - прошипел колдун.

Охотник показал на дно ущелья.

- Видишь этих смелых зверей?

- Я все вижу.

- Они любят свою родину, хотят вернуться домой.

- Я все знаю.

- Дай совет, как перейти горы.

- Я не даю советов.

- Посмотри, как измучены дорогой эти гордые звери. Если ты им не поможешь, я тебя убью.

Колдун затрясся от злости, но посмотрел на лук и сказал:

- А ты знаешь, что ждет того, кто передаст другим мой совет?

- Знаю.

- Ну что ж, тогда слушай. Видишь самую высокую гору?

- Вижу.

- "Подножьем солнца" она называется. Звери должны забраться на неё и спрыгнуть вниз.

- Но они разобьются!

- Нет. При падении у них вырастут крылья, и они долетят до своей родины. Ты меня понял?

- Понял.

- Прощай. Я буду смеяться, когда ты превратишься в камень.

Охотник вернулся к сестре и сказал:

- Иди за мной!

Она побежала к ущелью, и охотник крикнул:

- Звери! Если вы хотите вернуться на родину, идите за мной! Я вам помогу.

В те далекие времена люди охотились только на хищных зверей, а нехищных не трогали и понимали их язык. Звери тоже понимали человеческую речь.

- Куда ты нас поведешь? - спросили они охотника.

- На вершину горы Подножье солнца.

- Что мы там будем делать?

- Я вам не могу этого сказать. Я и сестра пойдем с вами. Верьте нам и ни о чем не спрашивайте, иначе мы вам не сможем помочь.

Звери посовещались и ответили охотнику:

- Веди нас. Мы тебе верим.

Стали все взбираться на гору. Впереди брат и сестра. За ними измученные дальней дорогой животные.

К заходу солнца дошли только до середины горы и заночевали прямо на камнях. А на утро - снова в путь. Ослабевшие животные скатывались в пропасть, а часть из вернулась к подножью, отказавшись идти за охотником. Только самые смелые, самые гордые, которым родина была дороже их жизни, пошли дальше.

Под вечер второго дня храбрецы добрались до вершины.

Тут почти всегда был день, солнце лишь опускалось на землю и потом, с другой стороны гор, появлялось опять.

С высокой горы звери увидали родные леса, и усталость у них пропала.

- Слушайте все, - сказал охотник. - Теперь вы должны прыгать с этой вершины вниз. Вы не разобьетесь.

Но звери попятились назад.

- Если ты уверен, что мы не разобьемся, - сказали они, - то прыгни первым, мы посмотрим.

Не мог охотник рассказать все, что узнал от Паука, и стал думать, какой ему найти выход.

- Хорошо, - сказал он наконец, - я сделаю, как вы просите.

Он положил на камни свой тяжелый лук, колчан со стрелами и рванулся к обрыву. Но сестра испугалась, что брат разобьется, и схватила его за руку. Брат споткнулся, упал на колено, и одна стрела с ядовитым наконечником вонзилась ему в ногу. Он вырвал из ноги стрелу, но яд действовал быстро.

Сестра припала к брату, прижала его голову к своей груди и заплакала.

Охотник сказал:

- Перестань, сестра, плакать. Надо помочь зверям. Слушай меня внимательно. Кто прыгнет с этой горы, у того вырастут крылья, он не разобьется, а полетит. Ты не должна этого никому рассказывать, иначе окаменеешь. Прыгни сама первая, и все звери прыгнут за тобой. Не бойся, ты будешь первым человеком с крыльями, и тебя назовут красивым именем.

Едва сказав это, храбрый юноша, не успев умереть от яда, окаменел. Может, одну смерть он одолел бы, а две - не смог.

Наверное, в это время внизу захохотал злой колдун. Но зря он радовался.

Девушка подошла к обрыву и прыгнула со скалы. Тут же у неё выросли белые крылья, и она полетела.

Увидев это звери, смело бросились вслед за девушкой с обрыва. И все превратились в птиц - маленьких и больших, черных, сизых, красноголовых, всяких-всяких: сколько было разных зверей, столько стало и разных птиц. Все они полетели за белой птицей к родным лесам и полям.

Белая птица опустилась на камышовом озере. Люди её назвали лебедем, что на старинном языке означало - родина. И другие птицы прилетели на озеро, которое и прозвали потом Птичьим…

С той поры летом за осоковыми зарослями каждое утро можно увидеть на озере белых лебедей. Говорят, если подкрасться к тому месту поближе, то можно услышать, как на своем языке старый лебедь что-то рассказывает птицам. Люди, которые чуть понимают птичий язык, - а у нас в Забаре пока живут такие знатоки, - уверяют, будто старый лебедь вспоминает о той девушке, которая первой прыгнула с высокой горы. Имя её среди птиц бессмертно. А люди уже забыли, как звали девушку.

ПРОЩАЛЬНАЯ

Меня этим летом тянуло познакомиться и поговорить со Шмелем, прежде никак это не удавалось. Мне внушали - мудрец не любит бесплодных разговоров. О чем я речь с ним заведу? В моей памяти оживали имена ушедших друзей, отнятых у жизни голодом босоногого детства, войной. Может, пожаловаться, что другая молодежь пошла? Но что я этим докажу?

А время шло. Только закончился в колхозе сенокос, последнее сено на торфянике застоговали. Дел поубавилось, попозже народ стал просыпаться. И в такой вот день вдруг одноглазая Ольга, моя хозяйка, растолкала меня ни свет ни заря и говорит: - Вставай, слышь! Степанида в селе появилась. - И глаз её единственный горел испугом.

Я знал - Степанида редко приносила от Шмеля добрые вести, все больше предостережения передавала. Кто же она такая? Мало что знали люди из прошлой её жизни. Была боголюбивая монашка. Но вот однажды, рассказывают, настоятельница неизвестного нам монастыря послала монашку по какому-то делу в другой монастырь, и в дальней дороге подстерегла беда. Красивую монашку остановил на проселке верховой цыган. Спешился и стал приставать с любовью. Произошла у них схватка. Цыган однако сумел своего добиться, но исцарапан был до крови. В отместку насильник хлестнул истерзанную им женщину кнутом, рассек бровь и щеку. С той вот поры одна половина лица у Степаниды из-за шрама свирепая, другая - улыбчатая. Подходит к людям, все глядят - какой стороной повернулась к ним, и не так слова её опасны, как выражение лица. В монастырь она не вернулась, пряталась в лесу, ожидая, когда рана заживет, и, должно быть, случайно натолкнулась на домик Шмеля. Мудрец её стал лечить. Приглянулась она старику, показала себя толковой помощницей.

Так вот, - эта самая Степанида появилась вдруг в селе, и народ, конечно, заволновался. Шла она, на людей не глядя, и только у дома Приходьки остановилась.

У нас в Забаре полдеревни Приходьки. Этот, Тарас Григорьевич, тракторист и бригадир по совместительству. Трактор вой Тарас Григорьевич в гараже после работы не оставляет, тем более в поле. Днем ли, ночью Приходько дома, и трактор напротив окон стоит, как стражник. Только, конечно, кто кого стережет.

Степанида обошла трактор и постучала в окно. Оно отворилось.

Разговор с хозяином был долгий. А когда Степанида ушла, Приходько поторопился к трактору. Завел и загрохотал по селу. Первым делом свернул к мосту, взял курс на Заречье, где плотники ставили дом для нового агронома. О чем-то поговорил с шабашниками и к гаражу заторопился, где механизаторы ремонтировали прицепы. Тут указания дал, а потом через лозняк, чтоб покороче, вернулся в село, к своему дому и дальше уже пешком пошел по избам.

Наконец я с ним повстречался и узнал в чем дело. Оказалось, указ он получил от Степаниды - собрать завтра мужиков, которые поактивнее, Шмель их будет ждать для беседы у голубого дуба. Конечно, у кого не было срочных дел, соглашались с приглашением. Это редкий случай, когда Шмель изъявлял желание встречаться с забарцами. Значит, разговор есть. Скоро страда, а людям, по всему видно, наплевать на это, начальству, мол, виднее, - газеты читает, чай пьет, и хорошо бы только чай.

Я пристал к Приходько, как репей, - пойду, мол, с вами, со Шмелем хочу поближе познакомиться и на дуб голубой поглядеть, что за дерево такое диковинное.

Но Тарас Григорьевич не соглашался - не любит Шмель городских. Однако после стакана самогонки (я домой к нему забежал) - он сдался.

- Ладно, только в наши дела не вмешиваться, глаза старцу не мозолить. Понял?..

И вот день встречи настал. Мы пришли раньше назначенного часа. Разместились передохнуть у дуба. Дерево по цвету оказалось естественным. Большущее и, судя по стволу, очень старое. Может, в молодом возрасте крона и была голубоватой, затягивало испариной после дождей. Кто назвал дуб голубым - мои земляки или Шмель?

Шмель наконец показался на тропе. Лет пять тому назад я его однажды увидел в Забаре, - он не был таким длиннобородым и сутулым.

Старец сел на почерневшую от ветров и дождей лавочку, что была недалеко от дуба, оглядел всех и тихо сказал:

- Ну?

Приходько стоял ближе всех к Шмелю. С понурой головой, как провинившийся школьник. Отчего бы это?

- Ну, - повторил Шмель, так как все молчали.

Что он хочет услышать? Никто ведь не знает, зачем собрал нас. Смутно бродила мысль - ждет нашего покаяния, ибо дела в колхозе плохи.

- Я понимаю, Шмель, - сказал наконец Приходько, - тебе нажаловались.

Шмель стукнул посохом по земле.

- Я не судья вам и не начальство. Жалоб не выслушиваю. И не затем звал.

Но, странное дело, Приходько продолжал:

- Ябедники донесли тебе, что трактор ночует у моих окон.

- Барином стал, - прошипел Шмель.

- Барином? В одном пиджаке и работаю, и в гости хожу. Нет, Шмель. Нельзя нынче трактор в гараже оставлять. Подпоят сторожа, подменят старую деталь на новую и не найдешь, кто ворует. У Славки Коржика слыхал, поди, сиденье из кабины сперли. Кто? Не свои же. Кинулись мы в Семеновку, а как найдешь? Сменили, конечно, обшивку, докажи теперь - чье сиденье.

- И свои хороши, - кто-то за моей спиной бросил фразу.

- И свои хороши, - согласился Приходько. - По-волчьи у нас пошло.

- Не новость это, Приходько, - сказал Шмель. Потом долго молчал.

История Славки Коржика (Вячеслав Коржиков он на самом деле) вообще-то дикая, - в Климове он в подследственном изоляторе сидит. А трактор его постепенно раскурочивают, хоть Тарас Григорьевич и приказал особо охранять. Все в Забаре ждут суда, лет пять мужику припаяют, не меньше. На жизнь председателя покушался, - гонял на тракторе по пахоте, а потом легковушку начальственную протаранил. И все, конечно, из-за денег, зарплату по году не платят. Славке лошадь даже не дали, чтоб на ярмарку два мешка картошки на продажу отвезти.

В Забаре, когда случилось это со Славкой, - гром грянул. Народ раскололся - кто поддерживал Славку, кто осуждал. А если по правде - без свидетелей все поддерживали.

И Шмель разгневан был. По этому случаю сам пришел в село и сказал людям, что если так пойдет, - мудрецы всего мира вас не выручат и даже Бог вам не поможет.

Что такое власть, ежели она бесконтрольная? - спрашивал Шмель. Напасть это на людей, а не их благо, ибо такая власть только о себе думает. А на суд много ли надежды? Нет. Суд закон ценит, а не человека. Закон за порядком в государстве следит, а не за душами людей, их надеждами.

Но Шмель, конечно, не призывал к самоуправству. Настоящая власть над человеком, говорил он, у земли, а людское начальство лишь помощник этой власти. И суд без народной совести - не суд, а расправа. Земля трудолюбие ценит и не дает людям ум пропивать, а совесть, прошлое и семью бережет.

Мысли Шмеля изложил мне Тарас Григорьевич. На свежую голову бригадир и сам мог поговорить о жизни. Его любимая фраза - "Кривая не в ту степь нас тащит". Намек я хорошо понимал. Он считал, что Славка и председатель оба преступники, и это самое опасное, потому что судить в таком случае надо всех - по совести и по закону.

Между прочим, вспоминая Славкину историю и разговор тогдашний с Приходько, я не мог понять - почему же сейчас все отмалчиваются? Оттого ли, что ничего в Забаре не изменилось, каялись перед Шмелем уж много раз, а воз, что говорится, и ныне там, - или ждут от старца новых советов?

Долгую паузу нарушил наконец сам Шмель.

- Значит, в раздорах по-прежнему живете? Говори вам, не говори…

Приходько оборвал мудреца, чего никто, я знаю, себе никогда не позволял:

- Шмель, у кого земля, у того и власть. Сам говорил. Земля не наша.

- Ну и что? Ежели тебя кормит не мать, а чужая женщина, отречешься от нее? Вы отреклись. И потому у меня уже нету ни волшебства, ни сил вам помогать. Нету, мужики. Не во мне было волшебство, а в земле вашей, и вы этого не поняли.

Сказав так, Шмель поднялся со своей черной лавочки.

- Вот об этом и хотел вам сказать.

Тут все наконец поняли - прощается. Для этого и позвал.

Мужиков, как током ударило.

- Шмель, погоди!.. Погоди, Шмель! Без тебя как же нам? И так худо. А без тебя и вовсе петля. Шмель!..

Но мудрец уже тихо шагал по тропе и все видели - плечи у него то поднимались, то опускались. Не плачет ли?

Когда Шмель скрылся за кустами, на поляне появилась Степанида - с ведром воды и кружкой.

Молча поставила на лавочку ведро, протянула Приходько кружку.

Все, конечно, хотели пить, день был жаркий. И душу надо было остудить.

Мудрая монашка Степанида.

Мы вернулись из леса, и я сказал Приходьке:

- Тарас Григорьевич, давай сходим завтра к Шмелю. Может, передумает, а?

- Завтра суд в районе над Славкой. Я свидетелем вызван.

- Что же мне одному идти?

- Не советую. Шмель своих решений не меняет.

Но я не понимал: ужели покинет старец свою лесную обитель? И все-таки решил - схожу один. Завтра же!

В эту ночь над Забарой играла сухая сильная гроза, спать не давала.

- Это же надо, - молясь, шептала моя хозяйка.

Утром я поторопился в лес.

Чем ближе подходил к Голубому дубу, тем тревожнее становилось на душе. В самом деле, легко ли было Шмелю попрощаться с людьми, которых он так хорошо знал и любил, кому, как мог, всегда помогал. Не уведет ли его Степанида в другие края? Этого даже Приходько, я думаю, не мог предположить.

Еще не дойдя до поляны, я почувствовал запах гари. Кольнуло: пожар!

И побежал.

Я малость ошибся - пожар был вчера, а сегодня - пепелище и тишина.

Недалеко от сгоревшей изгороди стояло черное ведро и ничего более. Даже печь была разрушена. Я противился мысли, что Шмель сам сжег избушку. Вспомнил - ночную грозу. Вот и ответ: молния и дуб расщепила, и в домик попала.

Как неожиданно и странно закончилась история лесного отшельника. Я живо себе представил идущих сейчас по проселку Шмеля и Степаниду. Калики перехожие. Куда их приведет дорога? И сколько дней жизни осталось Шмелю? У старости близок час последней версты. Похоронит старика Степанида на каком-либо пригорке под безымянным, лозой связанным крестом и пойдет дальше одна. Даст ли ей приют монастырь?..

Назад Дальше