"Вартбург" оставили чинить, расселись кое-как по машинам и добрались до Гужно на треклятый Новый год. На следующий день у меня разболелась голова, чувствовала себя скверно и не приняла участия в приготовлениях, но вечером мой темперамент снова дал себя знать, потому как рассердилась на Леопольда. Уж так я ему понравилась, тут же решил на мне жениться и охмурение начал, давая волю рукам. Взбесилась я с пол-оборота. Леопольд был недурен собой, правда едва среднего роста, настырный, а во мне всегда преобладали моногамные склонности, и в это время моя голова как раз была занята Янушем. Благосклонность упрямого Леопольда имела продолжение. Ладно уж, расскажу сразу, если отложу, то забуду.
Вот так и нанизывается отступление на отступление, того и гляди, начну писать "Рукопись, найденную в Сарагосе" .
Ну что ж, продолжим. Несколько позже состоялся бал прессы, за мной заехал Михал и в такси изрек:
- Послушай, я очень извиняюсь, да он вцепился словно клещ, спрашивает, какова ты в постели. Богом поклялся - не знаю, так он не поверил. Ты, мол, конечно, джентльмен, но сугубо между нами, будь человеком, скажи, а? В общем, совсем он меня заморочил, я и ляпнул: очень, мол, хороша, только один недостаток. Он пристал, какой да какой, я и выдал: в такие, мол, кульминационные мгновения кусается. Ох, прости, пожалуйста, достал он меня просто.
- Эх ты, фраер, - ответила я. - Надо же было сказать, что еще и лаю.
- Как это?
- А так, обыкновенно. Как собака. Гав, гав, гав!
- Вот здорово, - обрадовался Михал. - Смотрика ты, а мне и в голову не пришло…
Бал гремел, я чудесно развлекалась, Леопольд потрафил мне в народных танцах, в обереке встал на колено - любо-дорого, оркестр не успевал за нами. После танцев пошли отдохнуть. Наша компания из двенадцати человек сидела за общим столом, бестактность Леопольда и нескромность Михала уже обсуждали, говорили все разом, и вдруг Михал объявил дружку:
- Слушай, я тебе не все сказал. Она не только кусается…
- Да, да, - заинтересовался Леопольд. - А что еще?..
- Она лает…
- Что?..
- Лает.
- Как это - лает?
- Да так, обыкновенно. Как собака. Гав, гав, гав…
- Гав, гав, гав, - невольно повторил остолбеневший Леопольд.
И надо же, как раз в этот момент разговоры утихли и "гав, гав, гав" прозвучало на весь стол. Все прекрасно ориентировались, о чем речь, я думала, все просто лопнут, подавятся, изойдут слезами, расчихаются и вообще помрут. Один Леопольд не имел понятия, почему разразился такой хохот, однако на всякий случай все-таки от меня отрекся.
А теперь вернемся снова к новогоднему вечеру в Гужне. Вечер, понятно, не удался. В три ночи мужчины отправились разогревать моторы: ударил мороз. Попытались проскользить по снегу в лакировках, из попыток ничего не вышло, а настроение пошло к черту. Злые как фурии дамы пошли спать.
- Мы, Ирэна, ее муж Анджей и я, ночевали в одной комнате. Я проснулась рано и услышала нежное воркование Анджея:
- Малышка, тебе не холодно? Иди сюда, под одеялко, я тебя укутаю, золотая моя, не замерзнешь…
- Ирэна, как он тебя любит! - растрогалась я при виде такой заботы, говорила с пиететом и даже чуть-чуть с завистью.
- Меня!!! - заорала она в ярости. - Совсем спятила! Как бы не так, мне он скажет!.. Посмотри, что у него в руках!!!
Анджей заботливо обнимал и укутывал одеялом аккумулятор, снятый с машины…
И честно говоря, он ворковал, пожалуй, по делу: на следующее утро его "фиат" взял с места как ни в чем не бывало, "симку" пришлось тащить на тросе, а за "Варшавой" уговорили свернуть "Волгу" с шоссе.
На следующий год…
Нет, следующий год оставим пока в покое. Много разных разностей за это время приключилось, да и пора вспомнить про хронологию. От Новых годов пока что отвяжусь, вернусь к ним когда понадобится, потому что невезениям вовсе не пришел еще конец. Добавлю только одно: много лет спустя Михал смертельно обидел меня, из мести я вывела его в "Бесконечной шайке".
* * *
Так вот, если придерживаться хронологии, то еще раньше я познакомилась с очередным Юреком. Познакомилась при самых обыденных обстоятельствах: ранним утром мчалась Дольной по направлению к Пулавской, за руку волокла Роберта и отчаянно махала рукой всем средствам передвижения. Обычно что-нибудь да попадалось - такси, левак, "скорая помощь", грузовик - разнообразия хватало, не ездила лишь угольным фургоном. И на сей раз остановилась машина, я села, объявила: ребенка надо срочно на Аллею Неподлеглости, после на Кредитовую на работу, водитель согласился, поехали. Позже он сам признался, оценил меня позитивно и сразу начал прикидывать, на что клюну. На ужин в "Гранде" - ясно, нет. Очень быстро вышел на явь - клюю на моторизацию.
Соблазнил меня "ситроеном" с автоматической коробкой передач. Я согласилась - хотя вовсе не рвалась - на экскурсию этим "ситроеном" в Желязову Волю - сама буду за рулем. От Юрека в восторг не пришла - на мой вкус, в нем было многовато лишнего веса, все прочее, правда, в порядке, и я рискнула, предупредив, что возьму детей.
И сегодня не понимаю, почему он не порвал со мной сразу же и навсегда, ибо мои дети для этого сделали все.
Начал Ежи:
- Мать, а кто такой Шопен?
- То есть как кто? - возмутился было Юрек. - Твой сын не знает Шопена?
- Дитятко, расскажи пану, кто такой Шопен, - попросила я, ни на что уже не надеясь.
Дитятко не подвело, изрекло не задумываясь:
- А это испытатель реактивных самолетов, здесь в пруду ноги мыл.
Меня на такой финт не поймаешь, но Юрек отреагировал с подозрением. Подключился Роберт, который, несмотря на свой юный возраст, номера отмачивал дьявольские, сообща мои детки высказали множество всяческих соображений, а изобретательностью обладали неисчерпаемой. Чтобы более или менее представить устроенное ими шоу, придется опять сделать малюсенькое отступленьице.
Шестилетний Роберт часто ходил за покупками в магазин, где работала родственница. Как-то она спросила:
- А почему твоя бабушка не пришла?
- Собиралась, - грустно сообщил ребенок, - да не могла, вдребезги пьяная под столом лежит.
- Слушай, не знай я тебя, поверила бы, клянусь, - рассказывала потом родственница моей матери. - Он так сказал, что все покупатели поверили, честное слово, я аж вся покраснела…
Подобные заявления Роберт делал постоянно, да еще комментировал разные происшествия. Я перепугалась насмерть, пока не услышала про Йолю. Йоли я не знала, но не в том дело.
Йоля ходила в детский сад, мать дежурила в больнице, отец ушел на какое-то совещание, и за ребенком делегировали бабушку.
- Йоля, за тобой бабушка пришла, - сообщила воспитательница.
- Бабушка?.. - переспросила Йоля с таким сомнением, что воспитательница забеспокоилась.
- Ну что же ты, ведь это твоя бабушка…
Йоля отступила и прижалась к обескураженной воспитательнице:
- Какая бабушка? Я эту пани не знаю…
- Йоля, что ты говоришь? Как ты меня не знаешь? - обалдела бабушка.
- Не знаю я эту пани…
Воспитательница всполошилась и увела девочку в другую комнату.
- Йоля, а это мама твоей мамы или твоего папы?.. - коварно поинтересовалась она.
Но Йолю на мякине провести не удалось.
- Какая мама, что вы, я эту пани совсем не знаю…
Мать с дежурства из больницы уйти не могла, выволокли с совещания отца: возникли опасения, что ребенка собираются похитить. Перепуганный отец примчался, дело выяснилось.
- Йоля, почему ты сказала, что не знаешь бабушку? - упрекнул девочку отец.
- Да так просто…
Другую девочку - имени не помню - бабушка взяла с собой на службу в Страстную Пятницу в костел Святою Креста, где страсти Господни отличались большим реализмом: Христос лежал, а из-под тернового венца сочились капли крови. Бабушка опустилась на колени, начала молиться, расчувствовалась и всплакнула. Девочка подозрительно поглядывала то на бабушку, то на Христа.
- Что ты плачешь, - решительно потребовала она. - "Скорую помощь" вызывать надо!
А один мальчик из знакомой семьи оказался достойным соперником моего Роберта. Ехал с родителями в переполненном трамвае, родителей оттеснили вперед, а мальчик остался где-то в середине вагона, над ним сжалилась дама.
- Иди сюда, мальчик, встань тут, а то тебя совсем затолкают. Ты едешь один?
- Да, один, - вздохнул ребенок.
- А где же твои родители? Мама и папа?
Застрявшие на передней площадке родители вдруг услышали несчастный голос своего ребенка:
- Вы знаете, мой папа страшно пьет и бьет мамусю…
- И тебя тоже бьет? О Боже!
- И меня бьет, вон тут синяк и тут… А мамуся меня защищает. А папа все продает, все выносит из дому на водку…
- Но ты же хорошо одет?..
- Так одна тетя приходит и приносит мне разные вещи, а то ничего бы у меня не было…
Весь трамвай, затаив дыхание, слушал мартирологию бедного ребенка. Отгороженные толпой родители ничего не могли поделать. Выскочили на остановку раньше и сбежали, опасаясь, как бы толпа не линчевала их, а чертов мальчишка тоже успел выскочить и как ни в чем не бывало догнал своих родичей.
Узнав про эти приключения, я успокоилась: Роберт вовсе не выламывался из хорошей нормы. Ну а в Желязовой Воле мои дети показали экстра-класс: по пути домой у Юрека испортилось пневматическое регулирование подвески, началась вибрация - обычное невезение. Детки буквально висели у него над головой, изощренно комментируя манеру езды и качество машины. Юрек выдержал, стиснув зубы, ничего не скажешь, тоже проявил экстра-класс самообладания.
Когда моя мать с детьми, проведя лето в Подгуже, собралась возвращаться, я договорилась с Юреком поехать и забрать всю компанию. Уступчивостью он не страдал, и за два часа до отъезда мы успели поссориться. Внезапно я оказалась в пиковой ситуации, знакомый таксист куда-то уехал, мамуля, не появись я в условленное время, с ума бы сошла - короче, выход нужно найти, и немедленно. Мотосбыт в те годы сдавал в прокат машины, даже не слишком дорого, находился он на Аллее Войска Польского, там потребовали сделать пробную поездку. Ничего не попишешь, пусть будет пробная поездка.
Машина стояла в самом дальнем углу двора, и чего только не было между ней и воротами: припаркованные машины, машины на смотровых ямах, разложенные на брезентах инструменты и запчасти… Мне пришлось выбираться по принципу сантиметр назад, сантиметр вперед, чуть-чуть влево, чуть-чуть вправо. Когда я добралась до ворот, пот струился с меня ручьями.
Инспектор милостиво пробурчал:
- Ладно, пани, не надо пробной езды…
Таким образом я впервые в жизни оказалась за рулем без присмотра.
Откровенно признаюсь, почти до Вышкова машина вела меня. От Вышкова уже я повела машину, однако сразу за городом что-то сломалось и заглох двигатель. Дорога как раз поднималась вверх на небольшую горку. Самостоятельно заниматься механикой я не рискнула, даже капот не подняла, метрах в двадцати увидела милицейскую радиофицированную машину с полным экипажем, бросилась к ним:
- Уважаемые паны, я вас умоляю…
Уважаемые паны, хоть и при исполнении служебных обязанностей, остались мужчинами, я ведь была молода. Заглянули, проверили, оказалось - надломлена какая-то маловажная деталь, повернули ее как-то, и она начала функционировать. Я пламенно поблагодарила моих спасителей, они даже постояли, глядя, как я одолеваю горку. Мысленно возносила хвалы моему инспектору за науку, когда получала права: он изо дня в день требовал, чтобы останавливалась и начинала подъем по Тамке и по Ксенженцей.
Обнаружив, что "Варшава" свободно тянет сто десять, я нажала на газ - хорошо бы освоиться с быстрой ездой, возвращаться, скорей всего, буду медленней, не дай Бог, опять пертурбации с деталью. Дорогу знала хорошо, доехала благополучно, забрала детей, мать, великое множество резаных уток, кур, яйца, сыр и молоко. Машина глупых фортелей больше не выкинула, уже в городе случилось что-то непонятное - на Аллее Неподлеглости и Мокотовском Поле на меня оглядывались все обгонявшие водители. Как только шеи себе не посворачивали. Ехала я в правом ряду, с нормальной скоростью шестьдесят километров - ни много, ни чересчур мало, ничего экстравагантного не делала, женщины за рулем встречались уже часто. В чем же дело?
Я не выдержала и остановилась: вдруг раскрылся багажник и оттуда во все стороны торчат куриные и утиные лапы?
Осмотрела машину, ничего подобного, все в порядке. Только сегодня приходит в голову - наверняка детки устраивали представление через заднее стекло… Иначе чего бы ради все водители пялились на меня?..
Наконец-то теперь могу вернуться к Янушу, а читателям рекомендую немедленно хватать "Клин клином".
Не стану повторять подробности, уже однажды сообщенные. Светопреставление с телефонами - святая правда, а тип, въехавший в разговор, действительно представлял некое таинственное лицо. Вскорости из-за этого началась ужасная свистопляска, перипетии коей я на всякий случай записала.
Где-то в самый разгар этих перипетий я отправилась в отпуск. Зачем мне вздумалось ехать в горы зимой, понятия не имею. Возможно, получила только такую путевку, ничего другого не подвернулось. Ехать дикарем - нет денег, что-нибудь доставать - нет сил, вот и соблазнилась дешевизной и простотой и сразу же была наказана.
Оказалась в Шклярской Порембе в условиях, мягко говоря, кошмарных - в четырехместной комнате, населенной пятью бабами: тремя подружками с одной мамусей ну и мной. По правилам проживать имели право две девицы и мамуся, третью приняли спать валетом. Я растерялась и даже не протестовала, а стоило бы.
Выяснилось, что мой жизненный опыт весьма ограничен, таких панночек я еще не встречала и только дивилась на них. Целыми днями пришлось мне шляться где придется, в комнату приходила лишь спать, но и этого с меня хватило. Молодые, двадцати не было, а младшей вообще лет семнадцать, девицы главной целью своей полагали заполучение поклонников, коих и надували как могли. Хвалились друг перед дружкой, кого из них угостили шоколадкой, а кого сластями из кунжута, кто дольше просидел в кафе, а уж закуска в ресторане, поставленная временным обожателем, становилась предметом гордости и зависти. Они рылись в моих вещах, читали мои письма, все это выбивало меня из всякой колеи настолько, что кретинизмом отличилась я, а не они - отреагировать адекватно я просто не сумела.
Причин, увеличивших мою тупость, набралось немало. Во-первых, я все еще вздыхала по Янушу, хотя прекрасно понимала всю безнадежность моих воздыханий. Во-вторых, в Шклярской Порембе объявился кузен Генек, предмет моих нежных чувств чуть ли не в детстве, известный лыжник. А в-третьих, заинтересовалась я одним субъектом.
О нем чуть погодя. Сперва про Генека. Генек достал мне лыжи на полметра длиннее, чем нужно, без окантовки, предупредил - с лыжами будут некоторые трудности. Как в воду глядел: из моей лыжной эпопеи получилось одно горе.
Ботинки привезла с собой, взяла у Ирэны, мы носили один размер. Брюки купила еще в Варшаве, наспех, без выбора, качества оказались поразительного: я прокатилась в них на заднице самое меньшее полкилометра, брюки не порвались…
Ослиный лужок сбегал вниз, внизу почти ровное поле, но в самом центре поля стояла хата, а слева в глубокой выемке проходила дорога. Эти два препятствия совершенно отравили мне жизнь. Съезжать вниз научилась быстро: тело взаимодействовало с ногами, и все вместе шпарило вперед… А, да!..
Один раз раньше я все же стояла на лыжах. В Повсине, Янка мне их дала. Показала, как закрепить, и проинструктировала:
- Наклонись вперед и катись!
Я наклонилась и покатилось. В Повсине, как известно, если длинный овраг, склоны по обеим сторонам удобные, направление можно выбрать любое. Я поехала наискосок, с противоположной стороны неслась вниз какая-то женщина. Мы обе согласным хором вопили:
- Пани, сверните в сторону, я не умею поворачивать!!!
Сдается, есть такой закон - разные тела взаимно притягиваются, потому что внизу мы безошибочно столкнулись и в нас еще врезался мальчишка. Все охнуло, в основном, по-моему, земля.
Как видите, у меня был солидный опыт. Генек, правда, попытался расширить мое образование по скоростному спуску с горы, уговаривая сделать поворот: этой ногой сильнее прижать, а ту свободно, я вроде бы даже поняла, о чем он говорит, но голова, по-видимому, была весьма далека от ног, сигнал не дошел. А может, лыжи достались не самые удачные для новичка. Я изо всех сил надавливала то одной, то другой ногой, никакого толку. Лыжи не желали поворачивать, скользили независимо от меня, одна нога почему-то выезжала вперед, я подтягивала к ней другую, в свою очередь эта другая выезжала вперед, подтягивала первую и так далее, останавливалась же я, лишь упершись палками в снег со всего размаху. Генек быстро пришел в отчаяние.
- Ты уж лучше сиди, - выговаривал он мне раздраженно. - Когда сидишь, вид у тебя такой, будто умеешь ходить на лыжах, как только встанешь - позорище для всей семьи.
Как-то явилась я на Ослиный лужок пораньше утром. Генек натер мне лыжи, остался внизу.
- Не советую ехать! - заорал он снизу.
- Почему? - вопила я в ответ.
- Вот съедешь, тогда увидишь!
Ну я и съехала, чтобы увидеть. Скорость набрала устрашающую - снег в тот день оказался превосходный. Шпарила как черт, и хата внизу росла с бешеной быстротой. Где-то на середине спуска я поняла, надо выбирать: или со всего маху врезаться в стену, или свернуть Предпочла свернуть. Совершенно очумев от страха, я начала манипуляции.
Как видите, не разбилась, значит, свернула. Описала огромный полукруг в опасной близости от препятствия, и это был единственный случай в моей жизни, когда сознательно удалось выполнить оный маневр собственными силами.
В остальных случаях я делала поворот лишь тогда, когда этого желали лыжи, а фанаберий у них хватало. Как-то поехала вниз по склону, менее удобному для спуска, - оказалось, внизу прокопана дорога. Лыжи решительно пихали меня влево, на беду, на моем пути возник лыжник, поднимавшийся вверх.
- Отойдите в сторону, я не умею поворачивать! - проорала я распроклятый пароль.
Тип заспешил, мои лыжи явно нацелились в него, чем больше он спешил, тем решительнее сворачивали они за ним, абсолютно вопреки моей воле. Я промчалась по его лыжам перед самым его носом и вдруг поняла, что передо мной, за высоким валом, дорога в глубокой выемке, если туда свержусь, живой не выберусь. А эти свиньи упорно волокли меня на погибель; выхода не оставалось - только приземлиться. Остановилась я на животе с задранными ногами, целая и невредимая, только снег набился всюду. Тип бросился на помощь.
- Слушай, я с тобой не выдержу, - мрачно провозгласил Генек. - Пожалуй, вообще сделаю вид, что мы не знакомы. Так глупо кадрить хмыря…
- Ты что, спятил?! - возмутилась я. - Какое там кадрить? Зачем?