Цель целью и книга книгой, а в "Блоке" тяжким жерновом на шее висели не только Гурце, но и люблинская онкологическая больница. Расширение. Здание нуждалось в перестройке, позарез нужны были новое крыло и вспомогательные службы, между прочим прачечная. Начали проект Баська и Анджей, уехали, и проект остался неприкаянным. Согласилась я на эту работу по трем причинам. С Гурцами то и дело случались идиотские простои, а потому мне недоставало сверхурочных, а в дополнительной работе я нуждалась. Сверхурочных не хватало и Алиции, мастерская решила, что работать над проектом мы с ней станем вместе. А самая главная причина появилась уже позже, после моей поездки в Люблин: осмотрела я здание, и у меня потемнело в глазах.
Об экстерьере не говорю - внешний вид здания запросто мог вогнать человека в тяжелую болезнь, а что делалось в самом доме - не передать. Люди с раком кожи лежали в коридорах, врачи в отчаянии жаловались на отсутствие мест, умоляли ускорить проект. У меня не хватило совести отказаться.
Алиция подняла жуткий скандал: решение приняли без нее, я могу и не приставать, она к больнице не притронется. Легко протестовать - она не ездила туда и не видела жутких сцен медицинского характера. Осталась я с больницей одна, в довершение бед чертова Ханя уехала в Дамаск, так что для последнего этажа мне и технологию пришлось делать самой. В подробностях насчет разных пиковых ситуаций читай "Бесконечную шайку".
Так сложилось, что с Гурцами - по-видимому, поджимали сроки - три недели пришлось вообще не спать. Моя мать в этот период вела себя несколько странно: когда я приходила за детьми, она встречала меня с удрученным выражением лица и мягко сообщала:
- Ты знаешь, ведь алкоголизм лечат…
Я целиком и полностью соглашалась - конечно, лечат, но тему не поддерживала - не до того.
На следующий день мать снова заводила свое.
- Знаешь, алкоголизм надо все-таки лечить…
Ясно, надо, разве я против. Соглашалась с ней, забирала детей и уезжала домой. Вскорости мать из-за нервотрепки заболела печенью.
Только через несколько лет я узнала, в чем было дело. Ежи являлся к бабушке и небрежно бросал:
- Мать снова явилась утром вдрызг пьяная…
По утрам я действительно возвращалась домой много раз, из мастерской меня изгоняла уборщица. Я мчалась к себе, принимала душ и снова отправлялась на работу. Иногда удавалось часок подремать. Алкоголь я тогда вообще не признавала, мне и в голову не приходило, что пребываю постоянно под хмельком, а мамуля уверовала в эту версию свято: ничего иного и не делаю, только изо дня в день валяюсь по всем канавам от центра до Мокотова.
- Боже мой, зачем ты выдумал эти бредни? - осведомилась я с ужасом у Ежи.
- А чего они мне сдуру верили! - ответил он с претензией.
Последствия трех бешеных недель превзошли все ожидания: достукалась до предынфарктного состояния, лишь по счастливому стечению обстоятельств успела сдать законченную часть проекта и получила передышку. Ночью начались сильные межреберные боли, я не могла дышать. Конечно, тут же вообразила: недостаток воздуха вызовет кислородное голодание мозга, потеряю сознание и утром насмерть перепугаю детей. Вызвала "скорую". Врач дал болеутоляющее, велел, если к утру боль не пройдет, пойти в поликлинику. Боль не прошла, я тупо побрела в поликлинику. Прописали бутапирасол три раза в день.
Бог спас - третьей таблетки не успела принять. Бутапирасол резко понижает давление, а у меня и так было низкое. В пять вечера мамуля держала телефонную трубку у моего уха - сама я не имела сил на такой подвиг.
- Ядя… совсем… я… сдохла… может… ты…
- Что сожрала? - резко прервала золовка Ядвига.
- Бута… пирасол…
- Сколько?
- Две…
- Ни в коем случае не глотай третью! Сейчас приеду!
Приехала, вытащила меня из переделки, но неделю я проспали всю полностью. Матери так и не удалось уговорить меня что-нибудь съесть - засыпала, не проглотив и куска. Через неделю встала: не человек, а жаворонок, подснежник и целое стадо юных поросяток во время дождя. Мир принадлежал мне, а жизнь вприпрыжку бежала с горки.
Результаты этой эйфории были весьма существенны и долгосрочны.
Прежде чем продолжить рассказ, ещё раз напомню и больше уже не стану повторять: никогда не была я умная, интеллигентная, усердная и пленительная. Как раз наоборот. Ну, пожалуй, трудолюбивая - да, но и фанаберий хватало. А в остальном упрямо демонстрировала уникальную глупость, совершала тысячу бестактностей и на полную катушку раздражала окружающих. Единственное, пожалуй, оправдание мое заключалось в том, что стала этаким развлекательным элементом; про всевозможные идиотизмы, кретинизмы и прочее не скажу, потому как за прошедшие годы удалось радикально выпихнуть все это из памяти. Квинтэссенция моей глупости забавно обозначилась в одном разговоре со Збышеком Гибулой, тогда уже нашим главным инженером.
Збышек был эталоном всех добродетелей. Благородный, рыцарь, трудолюбивый, блестящий профессионал, за мастерскую переживал до умопомрачения, безумно серьезно исполнял все долги и обязанности. Доводила я его до отчаяния глупыми шуточками; на работе, правда, пахала как ломовая кляча, но мне ничего не стоило, например, ляпнуть: "Пан Збышек, да не переживайте вы так, все равно помрем…" - на что Збышек лишь молча смотрел на меня с укоризною. Я очень его любила, да и он хорошо ко мне относился, но, пожалуй, лишь в немногие нерабочие минуты.
На каком-то очередном обсуждении проекта я доверительно и с любопытством спросила его:
- Пан Збышек, признайтесь, вы, наверно, частенько про меня думали: "Вот дура-стерва"?
Збышек прямо-таки расцвел, воздел руки горе и от всего сердца воскликнул:
- О!.. Много раз!..
Я почувствовала себя немало польщенной - никогда ни одного худого слова от Збышека не слыхала.
Вышесказанное со всей очевидностью подтверждает, сколь несносна я была, и скрывать сей факт не стоит, а с другой стороны, не совсем же и ума лишилась, чтобы экспонировать этот факт на каждой странице. Кому надо, пусть запомнит об этом, я больше повторять не стану.
* * *
Прежде всего, обретя снова темперамент, я отправилась в дом культуры в Пётркове Трыбунальском. Ехала в вагоне-ресторане, вышла, никогда здесь не бывала. Чтобы выбраться с вокзала, решила просто пойти за толпой, а потом уже спросить про дом культуры.
Застопорило с ходу - люди никуда не двигались, стояли там, где вышли, не проявляли никакого нетерпения. Чудно, ей-Богу, невозможно же, чтобы все сразу друг друга пережидали, в конце концов я потеряла терпение.
- Простите, а как выйти в город? - обратилась я к стоявшему рядом.
- Выйти вообще нельзя, пока стоит поезд.
Я забеспокоилась:
- А долго он простоит? Дождь начинается…
- Зонт есть, - заметил субъект, стукнув закрытым зонтиком по асфальту.
Только тогда я посмотрела на говорившего. Очень интересный тип, черный, красота демоническая и вместе с тем что-то мягкое в выражении лица. Из окна стоящего поезда в разговор встрял еще один тип, тоже интересный, к тому же блондин.
- Ну вот, пожалуйста, - заметил тот, рядом, - коллега мне завидует. Он уезжает, а я остаюсь.
Мелькнула мысль: хорошо бы наоборот. Блондин мне понравился. Наоборот не получилось - блондин уехал вместе с поездом, и люди двинулись к выходу с вокзала. Тип с зонтом шел рядом.
Я хотела осведомиться про дом культуры, по крайней мере о направлении, чтобы не переть в противоположную сторону и не шляться по городу. Спросила шедшего рядом субъекта. Он знал Пётрков, пожалуйста, покажет дом культуры, тем более идет в ту же сторону. До места назначения довел, по пути я узнала, что живет в Варшаве, а в Пётркове у него брат, ездит к нему на бридж, затем он решил - коли уж такой случай, осмотрит дом культуры, затеял разговор с директором, Кочиняком, двоюродным братом обоих Кочиняков-киноактеров, причем тип куда лучше меня был осведомлен о культурной жизни столицы и страны, произвел-таки на меня впечатление, тогда мне и в голову не пришло, какой это бабник и соблазнитель экстра-класса. Не Кочиняк, разумеется, а тип с зонтом.
Так я познакомилась с Дьяволом, вообще-то его звали Войтек. Пригласил выпить кофе - до обратного поезда у меня оставалось еще немного времени, - поболтали, и выяснилось, что он прокурор. Меня тут же от эмоций в жар бросило. Он вовсю охмурял меня, только какое мне до этого дело! Прокурор - вот что главное, Господи Боже, ну просто бесценный человек! Я уже начала писать, "Клин" был в печати, я и впредь собиралась писать. Детективные сюжеты один за другим искали выхода, а тут прокурор, да ведь это подарок судьбы!
Охмурял он меня столь темпераментно, что много времени не понадобилось. Правда, решилась я на него с некоторой долей осторожности: полной дурой все-таки не была, кое-что уразумела, да понадеялась на себя - справлюсь. Малость дети беспокоили, но после того как Ежи вытащил меня в другую комнату и подозрительно осведомился: "Мать, что это за тип у нас сидит?" - в детях восторжествовало чувство справедливости. У отца другая жена, почему мать не имеет права на другого мужа. Роберт вообще очень привязался к Войтеку, а с Кайтеком, его маленьким сыном, даже подружился.
Выходить замуж я не собиралась, замужество мне и так осточертело, предпочитала сожительство. Войтек поселился у меня, создали мы, так сказать, официальное семейство, и началось светопреставление.
Хоть тут тресни, а удержаться в рамках честной и добротной хронологии не могу. Главные события еще так-сяк размещу во времени, ну а отдельные эпизоды слились в памяти в одну сплошную чехарду.
Войтек представлял собой весьма неординарное сочетание достоинств и недостатков, черт неопределенных вообще не имел. Феноменально играл в бридж, прекрасно танцевал и любил танцы, меня безумно обожал целых три года, предприимчивый и оперативный, всевозможные билеты в кино и театры добывал сам, дарил цветы и вообще был неотразимо обаятелен. В целом же - клинический пример того, кто определяется именем "очаровательный прохвост".
Лгал столь же естественно, как дышал, а закадрить очередную бабу составляло смысл его существования. Характер отличался обезьяньей злобностью, от этого, правда, отучить его удалось довольно быстро. Как-то мы сидели на кухне, пододвинул ко мне на тарелочке заливную рыбку, я протянула руку, а он быстро отдернул тарелку. По второму разу проделать каверзу не успел: и рыбка и желе оказались у него в волосах и за шиворотом. Не стану уж вспоминать про Бальзака…
Впрочем, почему бы нет, можно вспомнить. Мы возвращались домой из Пётркова с бриджа у его брата. Я провела жуткий вечер - не переношу за бриджем телевизора, о чем он, естественно, прекрасно знал, но все время одним глазом пялился на экран, а другим время от времени заглядывал в карты; науськал свою маленькую племянницу, очаровательную девчушку, и она надолго примостилась у меня на коленях; жене брата потихоньку шепнул, что я обожаю какое-то свинство вроде вареной моркови, а она от полноты сердца то и дело подкладывала мне на тарелку эту мерзость; в конце концов я разозлилась. Когда вышли, попросила оставить меня в покое. Не послушал, продолжал поддразнивать, развлекался таким манером и в поезде, и рука моя сорвалась сама. Звезданула я его Бальзаком в твердом переплете, которого пыталась читать для успокоения; на следующий день вынужден был объяснять на службе (Войтек, конечно, не Бальзак): в темноте, дескать, налетел на дверь.
Такие штучки скорее веселили его - обожал скандалы, провоцировал их, а талантами в этой сфере обладал недюжинными.
Да, ничего не поделаешь, придется перескакивать с одного мелкого эпизода на другой, не учитывая, когда случились. Не помню уже по какому поводу обиделась на него страшно, а ссориться не хотелось, улеглись спать в разных углах комнаты. Не упустил-таки случая, донимал и донимал меня, пока не рассвирепела. Очень здраво решила: лучше отмочить что-нибудь сразу, иначе сорвусь на ярость - зачем портить здоровье; ни слова не говоря, схватила чашку с чаем и изо всех сил саданула о стену. Клянусь, от стены и осколков искры летели, а Войтек рассиял, как весенний денек. Настроение разрядилось, и мы помирились.
Из Египта приехала Дануся, пышная блондиночка, мы вместе работали в Энергопроекте, пришла к нам в гости. Я обрадовалась, быстренько приготовила сосиски в томатном соусе, Войтек сбегал за бутылкой, неприятие водки у меня к тому времени благополучно прошло, провели приятный вечер. Дануся рассказывала о своем экзотическом замужестве, ушла не очень поздно, мы остались одни и, конечно, тут же поссорились: Дьявол слишком утомился от тишины и спокойствия. Разозлил меня ужасно, остатками здравого смысла я удержалась от того, чтобы запустить в стену блюдом из-под сосисок, рука уже тянулась за ним; воспользовалась чем-то не столь ярким. Вслед за тем мы помирились, время позднее, убирать не хотелось, легли спать.
На следующий день - видимо, пришлось воскресенье, на работу не спешили - мы еще спали, когда примчалась моя мамуля, у которой были ключи от квартиры. Картину она застала впечатляющую: следы пиршества, пустая пол-литровая бутылка, рюмки, колористически яркие остатки томатного соуса… Сперва мамуся опешила, в следующий момент, подобно буре с громом и молниями, бросилась мыть. Войтек объявил: ни за какие сокровища не выйдет на кухню - боится, а я с удовлетворением отметила: хорошо еще, воздержалась и не грохнула блюдо о стену!
Около субъекта, который, как видите, обожал развлечения, во мне снова затеплилась надежда на веселый Новый год. Всего-то и надо было спокойно подождать, пока он что-нибудь изобретет, так нет, мой характерец выкинул очередное коленце, и я с маху приняла предложение Михала: встретить Новый год в складчину у него, всей нашей компанией за исключением Ирэны и Анджея, уехавших во Францию. Войтек охотно согласился.
Все уже закупили и приготовили, когда Михал, не иначе как в помрачении ума, сделал себе противотифозную прививку. Тридцать первого декабря валялся с температурой сорок и был едва жив. В последнюю минуту, в жуткой спешке, мероприятие перенесли к Инезе, его кузине, где, разумеется, объявилась очередная неприятность, причем не раньше и не позже, а ровно в десять вечера, когда все гости собрались и спасения искать было поздно. К довоенному Инезиному приемнику подключить проигрыватель не удалось никакими силами, а радио журчало сплошными речами. На сем и закончился вечер.
Предлагаю прямо сейчас же гуртом отделаться от всех Новых годов, дабы не впадать в дополнительные отступления и пояснения. Но честно предупреждаю - все равно каждый Новый год обрастает всякими побочными и окольными обстоятельствами, что и спровоцирует еще больший кавардак в хронологии. С другой стороны, весь этот шабаш разыгрывался на протяжении все тех же четырех лет - не такой уж большой срок, может, читателям и удастся выдержать.
На следующий Новый год, уже не веря ни во что, я приняла приглашение в Союз польских архитекторов. С нами за столом еще одна пара, понятия не имею, кто это был. Платье я надела экстра, столик организовал Войтек в прекрасном месте, казалось, наконец-то покончено с новогодними невезухами. Как бы не так!
В самом начале вечера около нас появился Збышек Цудник, в "Подозреваются все" он носит имя Рышарда. "Подозреваемых", пожалуйста, держите под рукой - нет у меня сил по новой описывать Збышека. С нами он уже не работал, я давно его не видела и теперь прямо обомлела. В "Блоке" вместе с нами ошивался обтерханный недотепа, в мятых шмотках, небритый, полумертвый от усталости, а тут вдруг является чуть ли не лорд. Вечерний костюм, белая рубашка, бабочка - с ума сойти! Збышек был очень красивый, что в нормальных трудовых условиях абсолютно ускользало от человеческих глаз.
При виде Збышека я невольно вскрикнула от радости. Збышек, тоже вскрикнув, тут же подсел к нам, всегда рассеянный, он абсолютно игнорировал мою принадлежность другому владыке. Пошел на меня в атаку, и баста. К тому же он прекрасно танцевал польку, чуть ли не лучше моего первого мужа, я не удержалась, и мы пустились в пляс. Войтек озверел: едва ли не впервые в его жизни женщина осмелилась развлекаться с другим мужчиной. Как правило, это он развлекался с другими, а ее удел - сидеть в углу и лить слезы. Ни с того ни с сего учинил афронт сидевшему за нашим столиком человеку, не повинному ни в чем, множество исков предъявил Збышеку, который их игнорировал, потому как просто не заметил, в конце концов занялся мной - детали опускаю, но в тот вечер я навсегда лишилась красивых украшений из "Яблонекса". Дикий взрыв ревности мне вполне импонировал, однако Войтек переусердствовал, сорвал вечер, эхо адского скандала долго еще перекатывалось в городе.
Я озлилась решительно, имею в виду Новые годы, сдала позиции и заявила: с меня хватит. Никуда больше не пойду - идиотской даты больше просто не существует, баста, скандалов хватает и дома, к тому же даром.
А теперь о моих неприятностях с подругой Аней. Фамилии Ани не назову, вполне распространенная фамилия принадлежит ее мужу, человеку довольно известному, и озвучивание ее в книге мне так просто с рук не сошло бы. И без того пару лет назад я вызвала его недовольство, весьма интенсивное и необратимое, а сколько его тайн не предала гласности, он сам просто не знает, и потому благодарности за это не жду. Итак, я займусь им без фамилии.
С Аней и ее мужем познакомил меня Войтек. С первых же встреч выяснились дополнительные связи. Аня хорошо знала моего первого мужа и обеих моих золовок - до войны они вместе ходили в детский сад. Это еще туда-сюда, случается всякое, но муж Ани оказался участником одного происшествия, которому никто не поверит, а я, клянусь, ни одного слова не выдумала!
Шел он себе однажды по улице и встретил школьного приятеля. Оба вскрикнули, пали друг другу в объятия: "Как жизнь! Сколько лет, сколько зим!" - и пошли выпить кофейку. Именно кофейку, и ничего другого, оба почти не пили. Понятно, начались воспоминания.
И только часа через два что-то перестало стыковаться.
- Постой, постой, - заколебался один. - Погоди, в каком же это случилось году?
- В сорок девятом, - уточнил второй. - А что?
- Да нет, не может быть. Ты в каком закончил?
- В сорок восьмом.
- Что ты говоришь! Я в сорок девятом. Как же так получилось?
- Ну-ка, ну-ка, - вдруг заинтересовался второй. - Ты в какую гимназию ходил?
- Батория.
- Не валяй дурака! А я в Рейтана!
- Твоя фамилия Ковальский?
- Да нет же! Валевский. А ты разве не Петшик?
- Конечно, нет! Я Михаловский!
Между прочим сразу поясню, чтобы не было недоразумений, - настоящая лишь одна фамилия.
Согласовали дальнейшие показания и - на тебе: встретились на улице первый раз в жизни, раньше никогда и не слышали друг о друге. Но знакомство завязалось, и муж Ани предложил:
- Знаешь, ошибка не ошибка, а сидим здесь вместе, подружились, не стоит порывать знакомство. Я живу недалеко, давай зайдем, познакомишься с женой, поболтаем.
Второй охотно согласился, пошли, Аня открыла дверь, взглянула и ахнула:
- Боже мой! Янушек!..
- Аня!!!.. - заорал в ответ Янушек.
И оказалось: Аня и Янушек уж точно ходили в детский сад вместе и тут уж не было никакой ошибки, а Януш Валевский всю жизнь дружил с моим мужем, который, как сказано выше, пасся в том же детском садике.