– Мне этого вполне хватает. Ваше здоровье!
– Смотрите, он выпил один! Даже ни с кем не чокнулся – нет, ну какая скотина!
– Вас ждать – водка прокиснет…
– Вольф Григорьевич, что вы так пригорюнились? Да выбросьте вы все из головы, Вольф Григорьевич! Будет война, не будет войны – прорвемся!
И один из мужчин запел с энтузиазмом:
Мы – красные кавалеристы, и про нас
Былинники речистые ведут рассказ!
О том, как в ночи ясные, о том,
как в дни ненастные
Мы гордо, мы смело в бой пойдем!
Последний куплет подхватили все и пели дружным хором. Мессинг глядел на лица, полные вдохновения. Вдруг в дверь резко и властно постучали, она распахнулась, и в комнату вошел военный в шинели с малиновыми петлицами и двумя шпалами, в фуражке тоже с малиновыми петлицами. За спиной майора НКВД маячил еще один военный.
– Гражданин Мессинг кто будет? – оглядев всех, спросил майор.
– Я Мессинг, – поднимаясь из-за стола, ответил Вольф Григорьевич.
– Попрошу вас проследовать с нами.
Артисты подавленно молчали, наблюдая, как Мессинг достал из платяного шкафа черное пальто, шарф и шляпу.. как он медленно оделся и шагнул к двери. У двери Вольф Григорьевич обернулся:
– Прошу вас извинить меня, товарищи. Я скоро вернусь… – и вышел.
Майор вышел за ним и закрыл дверь. По коридору забухали тяжелые шаги. Илья Петрович налил себе водки, выпил и пробормотал:
– Скоро он вернется… оттуда скоро не возвращаются…
– Типун тебе на язык с лошадиную голову! – оборвала его пожилая артистка.
– Я его предупреждал! Я ему говорил! Он же, как ребенок, черт бы его побрал! – выкрикнул Илья Петрович.
– Что вы там предсказывали, а? Кто разрешил, а? Вас же предупреждали, товарищ Мессинг. Вас еще в Москве товарищ Берия предупреждал… – говорил, сидя за столом, начальник НКВД Белоруссии, худощавый, бритый наголо генерал, с короткими "ворошиловскими" усиками. – У нас с Германией пакт о ненападении, вы это знаете? Договор о дружбе и взаимопомощи. А вы какую-то войну предсказываете… сеете панику.. Немцы идут по Белоруссии… по России… по Украине… Это ж додуматься надо! Вы что, не слышали заявление товарища Ворошилова? Если война и случится, она будет вестись на территории противника! Могучая Красная армия стоит на страже мирного и спокойного труда советского народа… А вы мелете черти что… – Генерал вертел в толстых пальцах карандаш и пристально смотрел на Мессинга, сидевшего перед столом на стуле.
– Я не слышал выступления товарища Ворошилова… – сказал Мессинг.
– А надо было слышать! – резко повысил голос генерал. – Газеты читать надо, господин Мессинг! Свалились на мою голову! Если бы не товарищ Берия, я бы вас давно… к стенке поставил! За все ваши предсказания и пророчества!
– Почему вы называете меня господином?
– А как мне еще тебя называть, фокусник чертов!? Ты мне не товарищ! Ты объективно есть враг народа! Который сеет панику среди советских людей! Пораженческие настроения! Который портит международные отношения Советского Союза с дружественной Германией! Полный набор шпионских дел! Провокатор ты, Мессинг, вот кто! Натуральный провокатор!
– Я гражданин Советского Союза, – упрямо сказал Мессинг, – У меня паспорт есть.
– Насрал я на твой паспорт! Гражданин нашелся! Кликуша! Танки он увидел! Это тебя с таким заданием послали? Панику сеять?! Гражданин Советского Союза! Какой ты гражданин? Ты вообще непонятно кто! – И генерал выразительно пристукнул по столу тяжелым кулаком.
И в это время на столе зазвонил белый телефонный аппарат без цифр на диске, только в центре сверкало золотом изображение герба Советского Союза. Генерал поспешно схватил трубку, вскочил и стал другой рукой торопливо застегивать пуговицы на мундире.
– Да, жду. Здравствуйте, товарищ Берия, Да, это я лично отослал телефонограмму. Так точно. Да, предсказывал. Народ возмущался. Теперь не знаю, как поступить… Слушаюсь, товарищ Берия. Да, сегодня же. Слушаюсь… – Генерал положил трубку, глянул на Мессинга.
Тот сидел на стуле и, казалось, безучастно смотрел в окно.
– И слава Богу.. – пробормотал генерал и рукавом утер мокрое от пота лицо. – Баба с возу – кобыле легче… пусть там с тобой разбираются…
Москва, 1940 год
И вновь Мессинг сидел в самолете на жестком металлическом сиденье и смотрел в иллюминатор. Ревели двигатели, мелкой дрожью отзывался корпус самолета, внизу проплывала земля, тонкие синие жилки рек, блюдца озер…
Самолет сел на военном аэродроме, когда уже начало темнеть. Он подрулил поближе к невысокому двухэтажному зданию, возле которого стояла черная легковая машина "ЗИС" и двое военных в шинелях, фуражках, перетянутые ремнями, с пистолетными кобурами на боку.
Два солдата подкатили короткий трап, и дверь самолета открыли изнутри. Мессинг в темном пальто с поднятым воротником, придерживая рукой шляпу, осторожно ступил на шаткую лесенку и немного задержался, черными печальными глазами оглядывая аэродром, автомобиль и встречавших его военных. Думал ли он сейчас о своем будущем, кто знает? Лицо его, как всегда, оставалось непроницаемым.
"ЗИС" катил по вечерней Москве. Светились тысячи окон в домах, редкие фонари на улицах и фары встречных машин, витрины гастрономов и промтоварных магазинов. Между Малым Каменным и Большим Каменным мостами стоял регулировщик и размахивал полосатым жезлом.
"ЗИО вкатил на Красную площадь, направляясь к угловой башне Кремля.
Офицер в воротах проверил документы у сопровождающих и у водителя, коротко и пронзительно взглянул на Мессинга и козырнул, разрешая проехать. Автомобиль мягко тронулся и въехал на территорию Кремля.
Мессинг и двое его сопровождающих шли широкими коридорами, через небольшие залы, стены которых были украшены позолотой, барельефами старинных гербов и картинами в тяжелых багетовых рамах. Мессинг шагал, не глядя по сторонам, погруженный в невеселые раздумья.
Приемная перед кабинетом оказалась на удивление небольшой. В противоположном от двери углу, за столом с лампой под зеленым стеклянным абажуром и пишущей машинкой сидел плотный невысокий человек в военном кителе без погон. Лицо его было скорее невзрачным, чем запоминающимся: лысеющий лоб, тонкие губы и крепкий, выступающий вперед подбородок.
Мессинг и сопровождающие вошли, остановились на пороге.
Один из офицеров козырнул и отрапортовал:
– Товарищ Поскребышев! Приказание выполнено.
Поскребышев встал, взглянул на Мессинга, потом на часы, сказал негромко:
– Еще шесть минут. Присаживайтесь, пожалуйста.
Мессинг сел на один из стульев, стоявших вдоль стены. Поскребышев тоже сел и стал медленно стучать по клавишам машинки.
Сопровождающие остались у двери. Тонко пропели напольные часы, стоявшие в углу. Поскребышев встал и, открыв тяжелую, обитую кожей дверь и вошел в кабинет. И почти сразу вышел и обратился к Мессингу,
– Проходите, пожалуйста. Иосиф Виссарионович ждет вас.
Сталин стоял посреди кабинета с трубкой в руке, в темно-зеленом кителе, в такого же цвета брюках, заправленных в мягкие сапоги. Он произнес с улыбкой:
– Здравствуйте, товарищ Мессинг.
– Здравствуйте, товарищ Сталин. – Мессинг пожал протянутую руку и вдруг улыбнулся: – А я вас на руках носил.
Брови Сталина вопросительно поползли вверх.
– В Минске на первомайской демонстрации я ваш портрет нес, – поспешно пояснил Мессинг.
Брови медленно опустились, и усы вождя тронула улыбка:
– Что же вы испытывали, товарищ Мессинг, когда несли мой портрет?
– Чувство огромного уважения, товарищ Сталин.
– Вы ведь встречались со многими знаменитыми людьми? С Эйнштейном… с президентом Аргентины… президентом Бразилии… с Гитлером… с Пилсудским… – неторопливо перечислял Сталин, внимательно глядя на Мессинга.
– Встречался, товарищ Сталин.
– А что Пилсудский? Говорят, такой был начальник в Польше, что все над ним смеялись?
– Каким он был в молодости, я не знаю, товарищ Сталин, а в преклонном возрасте он действительно вызывал сочувственную усмешку.
– Почему?
– Очень ревнивый был. Все мысли – о любовнице, бросит она его или не бросит? Изменяет ему или не изменяет…
– Действительно смешно. Начальник Польши, как он себя называл, больше всего переживает из-за любовницы… – усмехнулся Сталин. – А как теперь дела в Польше? Немцев видели?
– Меня даже арестовали в Варшаве. Удалось бежать.
– Благодаря вашим известным способностям?
– Отчасти да, товарищ Сталин.
– Садитесь, пожалуйста, товарищ Мессинг. – Сталин указал на кресло у стола, а сам медленно уселся в кресло напротив. – Скажите, товарищ Мессинг, как вы считаете, Польша способна сопротивляться немецкой оккупации или нет?
– Нет, товарищ Сталин. Реального сопротивления Польша оказать немцам сегодня не может. – Мессинг сел в кресло, но сидел прямо, не откидываясь на спинку.
– Значит, вы бежали? – вдруг улыбнулся Сталин. – Как же вам удалось? Товарищ Берия рассказывал, как вы ушли с Лубянки. Слушал и не верил. Как вы такое проделали? Это гипноз?
– Гипноз, товарищ Сталин.
– Такой сильный гипноз? Любой человек подвержен такому гипнозу? – Сталин пытливо смотрел на Мессинга.
– Нет, не любой. Многие люди сами обладают даром гипноза, только не знают об этом. Такие плохо поддаются чужому гипнозу. Он встречает у них мгновенное противодействие.
– Но для вас, я вижу, преград нету? – снова улыбнулся Сталин.
– Не знаю… речь шла о моей жизни. Тут напрягаешь последние силы. – Мессинг тоже улыбнулся.
– Понимаю… Как вам теперь работается? Как живется в Минске?
– Хорошо. Я всем доволен, вот только… у меня вся семья погибла в варшавском гетто… Очень одиноко, товарищ Сталин.
– Понимаю… – чуть нахмурился Сталин и пососал потухшую трубку. – Мы все живем в трудное время, товарищ Мессинг. Мы, большевики, не скрываем трудностей от нашего народа. Мы научились их преодолевать. И вам… как человеку, одаренному такими способностями, в первую очередь следует вселять в народ веру в счастливую жизнь. Веру в то, что он преодолеет все трудности и построит социализм в отдельно взятой стране. Несмотря ни на какие происки наших врагов… – Сталин говорил, словно гвозди вколачивал, и не сводил с Мессинга темно-карих с искорками тигриных глаз. – И если вы таким образом будете работать, мы скажем вам большое спасибо, товарищ Мессинг…
– Я буду стараться именно так работать, товарищ Сталин, – ответил Мессинг.
– Не надо пугать людей войной… страданиями и смертью… Зачем это? Людей пожалейте, товарищ Мессинг… – уже с сочувствием проговорил Сталин.
– Вы правы, товарищ Сталин. Больше ничего подобного позволять себе не буду, – усмехнулся Мессинг.
– Но война все-таки, по-вашему, будет?
– Будет, товарищ Сталин.
– Когда будет?
– Думаю, в будущем году… в июне, – твердо ответил Мессинг.
Хорошо, товарищ Мессинг, пусть ваше пророчество останется на вашей совести, – усмехнулся Сталин. – Я ведь не из тех, кто легко поддается даже очень сильному гипнозу.. Скажите, за что Гитлер назначил награду за вашу голову? Двести пятьдесят тысяч марок – это большие деньги.
– Я предсказал крах Германии, если она двинется с войной на восток.
– Сами себе противоречите, товарищ Мессинг. Предсказываете крах Германии, а видите немецкие танки в Минске, – опять усмехнулся Сталин. – Скажите, а если я попрошу вас сделать что-нибудь… невозможное? – Сталин бросил на Мессинга испытующий взгляд..
– Готов сделать, товарищ Сталин. Только не уверен, получится ли, – пожал плечами Мессинг.
Сталин поднялся, прошел к письменному столу, достал из папки чистый лист бумаги и протянул Вольфу Григорьевичу. Тот тоже встал и подошел, чтобы взять лист.
– Получите по этому документу в сберегательной кассе сто тысяч рублей, – медленно произнес Сталин, наблюдая за реакцией Мессинга. – Недалеко от Кремля, кажется на улице Горького, есть сберегательная касса. Однажды проезжал – видел.
Мессинг еще раз посмотрел на чистый лист, потом на Сталина:
– Сейчас, товарищ Сталин?
– Да, сейчас. Вас проводят… – Сталин смотрел на него без улыбки и даже враждебно.
Мессинг повернулся и медленно вышел из кабинета…
"ЗИС" выехал из ворот Кремля и покатил через Красную площадь. Описав полукруг, машина свернула на улицу Горького, сбавила скорость и медленно поехала, держась поближе к тротуару. Вот за вывеской "Гастроном" блеснула вывеска "Сберегательная касса". "ЗИС" встал у самой обочины.
– Дальше вы уж сами, товарищ Мессинг, – сказал один из сопровождающих, сидевший на переднем сиденье рядом с водителем.
По тротуару спешили москвичи, сквозь стеклянные витрины виднелись очереди за продуктами в магазинах. Мессинг выбрался из автомобиля и медленно направился к сберегательной кассе. Шляпу он надвинул поглубже, почти на самые глаза, спасаясь от пронизывающего осеннего ветра.
Подождав, когда Мессинг скроется в здании, двое сопровождавших его чекистов тоже выбрались из машины и направились следом.
…В полупустом зале сберкассы находилось только несколько посетителей. Средних лет женщина в углу за столиком заполняла какой-то бланк, два человека стояли у окошка контролера. У окошка с надписью "Кассир" никого не было. Мессинг медленно направился к туда. Миловидная пожилая женщина в цветастом штапельном платье с улыбкой взглянул на него.
Мессинг долго смотрел на нее, затем молча протянул ей чистый лист бумаги.
Чекисты, вошедшие в сберкассу, остановились у входа, наблюдая за Мессингом. Переглянулись между собой и снова уставились на спину Мессинга, стоявшего перед окном кассира.
Кассирша посмотрела на лист бумаги и спросила также с улыбкой:
– Вы хотите все наличными?
– Да… – глухо ответил Мессинг. Глаза его из-под шляпы смотрели на кассира, как дула пистолетов.
Извините, я сейчас… – отложив лист бумаги, женщина поднялась и пошла вдоль окошек к картотеке, которая занимала почти всю противоположную стену. Рядом была дверь во внутренние помещения сберкассы. Кассирша вошла в эту дверь и закрыла ее за собой.
Мессинг остался у окошка кассы. Он спокойно стоял и ждал.
– Может, она за охраной пошла? – спросил один чекист у другого.
– Зачем? – едва слышно ответил тот. – У нее кнопка под столом есть.
Дверь открылась. Женщина-кассир возвратилась в зал, держа в руке брезентовую зеленую сумку с металлическими замками. Она прошла к. своему месту, улыбнулась Мессингу и, открыв замок на сумке, стала выкладывать перед собой толстые пачки денежных купюр, перетянутые банковской лентой.
– У вас есть во что положить? – спросила женщина, наклонившись к окошку.
Мессинг достал из кармана пальто матерчатую сумку, протянул ее женщине-кассиру. Она взяла ее и стала складывать в сумку пачки денег. Сложила и опять с улыбкой протянула Мессингу.
– Сто тысяч. Будете пересчитывать? Упаковка банковская – там все точно.
– Спасибо. Я вам верю, – ответил Мессинг, забирая сумку.
Он медленно двинулся к выходу, прошел мимо чекистов, открыл дверь и вышел на улицу. Чекисты сразу же пошли за ним.
На улице Мессинг молча передал им матерчатую сумку с деньгами. Старший чекист взял ее и посмотрел на Мессинга почти со страхом:
– Ну ты даешь стране угля, мелкого, но много… – пробормотал он. – Она ничего больше не говорила?
– Ничего…
– Ладно, пошли обратно. – И старший чекист вернулся в помещение сберкассы.
Женщина заполняла какой-то бланк, когда чекист наклонился к окошку и спросил:
– Гражданочка? Посмотрите сюда.
Кассирша подняла голову и увидела удостоверение капитана НКВД. Глаза ее округлились от испуга.
– Что-нибудь случилось, товарищ капитан? – тихо спросила она.
– По какому документу вы выдали эти сто тысяч? – спросил чекист и положил перед ней сумку с деньгами.
Кассирша, словно в первый раз увидев сумку, заглянула в нее и стала с растерянным видом выкладывать пачки денег. Вид у нее при этом был совершенно ошеломленный. Она взяла чистый лист бумаги, посмотрела на него с обеих сторон и вновь подняла глаза на чекиста.
– По этому пустому листу вы выдали сто тысяч рублей? – спросил тот.
Кассирша хотела что-то ответить и не могла, губы ее кривились, глаза заблестели от слез. И внезапно она выронила лист, закатив глаза, стала медленно сползать со стула, а затем тяжело упала всем телом на пол…
Две женщины из соседних окошек бросились к ней, стали поднимать.
– Клава! Клавочка, что с тобой?
Мессинг посмотрел на лежащую на полу в обмороке женщину и вдруг вновь память больно резануло… Вспомнил, как он, мальчишка, смотрел в спину контролеру поезда…
И контролер почувствовал этот взгляд, обеспокоенно оглянулся, потом открыл дверь вагона, и громче сделался стук колес и грохот поезда, и замелькали в открытой двери проносящиеся с бешеной скоростью деревья, кустарник, телеграфные столбы.
А контролер вновь оглянулся – в глазах у него плескался ужас. Вот он прыгнул вниз с несущегося, грохочущего поезда, и только душераздирающий крик на какое-то время остался висеть в воздухе…
Они ехали обратно в Кремль. Вновь Мессинг смотрел в окно, а старший чекист то и дело оглядывался на него, улыбался и качал головой. Наконец не выдержал и проговорил:
– И что ж ты за человек такой, товарищ Мессинг? Вот так расскажи – никто поверит
– Ты лучше не рассказывай, а то язык отрежут… – негромко сказал второй чекист, сидевший на заднем сиденье рядом с Мессингом.
Мессинг продолжал безучастно смотреть в окно. Автомобиль въехал на Красную площадь и остановился недалеко от Боровицкой башни.
– Вы дорогу хорошо запомнили, товарищ Мессинг? – спросил чекист.
– Куда?
– В Кремль. В кабинет товарища Сталина.
– Кажется, запомнил…
– Тогда идите.
– Как? Мы разве не вместе? – удивленно посмотрел на чекиста Мессинг и сразу же понял. – Я один должен пройти в кабинет товарища Сталина?
– Именно так, товарищ Мессинг. У вас документы какие с собой есть?
– Паспорт.
– Давайте его сюда. – Чекист протянул руку и забрал паспорт. – Вы же, говорят, на Лубянку таким манером ходили? Ну вот теперь здесь попробуйте. Желаю успеха, – улыбнулся чекист и, перегнувшись через сиденье, открыл дверцу со стороны Мессинга.
Мессинг выбрался из машины, постоял, оглядываясь по сторонам, потом медленно пошел к башне.
Сидевшие в машине чекисты молча наблюдали за медленно удаляющейся фигурой в темном пальто и шляпе.
В воротах стояли двое часовых и прохаживался старший лейтенант. Увидев Мессинга, он остановился, поджидая его. Мессинг подошел к нему, проговорил раздельно и четко:
– Я Лаврентий Павлович Берия. Вы меня узнали?
– Так точно, товарищ Берия, – старлей вытянулся и козырнул.
– Я – к товарищу Сталину. – И Мессинг неторопливым шагом вошел в Кремль, стуча каблуками по брусчатке.
Старлей, продолжая стоять по стойке смирно, смотрел Мессингу вслед и держал руку у козырька фуражки.
Потом Мессинг шел по коридорам, пересекал небольшие залы, освещенные приглушенными огнями ламп под потолком. Колонны отливали молочным светом, огненным блестками вспыхивала позолота на стенах.