При дворе уже сплетничали про "брак втроем". Еще была жива Екатерина, и до ее ушей доходили скандальные слухи. Конечно, она смотрела на это сквозь пальцы. Главное для великой княгини - родить наследника, а остальное все мелочи.
18 мая 1799 года, через пять лет после замужества, Елизавета Алексеевна родила девочку, которую в честь бабушки назвали Марией. Девочка родилась темноволосой, и это вызвало неожиданный скандал при дворце. Чарторыйского не было в Петербурге, он был выслан Павлом в 1798 году в Италию, но если посчитать сроки… Князь Адам был брюнетом, Мария Федоровна усомнилась в отцовстве сына, потом довела эти сведения до мужа. Великая княгиня родила незаконного ребенка! Павел совершенно потерял голову. Он расспрашивал медиков, может ли у блондинов родиться черноволосый ребенок. Медики что-то мямлили. Умная статс-дама графиня Ливен, у нее Павел тоже искал правды, ответила философски: "Государь, Бог всемогущ!" Скандал разрастался. Павел хотел было немедленно призвать Чарторыйского в Петербург и указом сослать его в Сибирский полк. Но гофмаршал граф Н. А. Толстой (1765–1816), человек разумный и уравновешенный, а также граф Ростопчин посоветовали не выносить сор из избы. Зачем царственному дому скандал? Через год, 27 июля 1800 года, девочка умерла. Что думал Александр по поводу смерти Марии, мы не знаем.
Павел не любил невестку, он не мог ей простить черноволосого ребенка, а для самой Елизаветы Алексеевны свекор был лицом официальным - деспот, тиран. Конечно, смерть его была ужасна, но ведь "выхода не было", России нужен был новый государь. Императрица была скрытным человеком, и о ее характере и жизни мы можем судить по отрывкам из ее дневника и письмам, которые она аккуратно писала матери. Беда только, что дневник почти полностью был уничтожен императором Николаем I. В одном из писем матери Елизавета Алексеевна пишет: "Конечно, она (Мария Федоровна. - Авт.) добрая, прекрасная, неспособная сделать кому-либо зло, но чего я не могу переносить, это ее заискивания у Нелидовой, у предмета мерзкой страстишки императора". И вот сама очутилась в плену этой самой страстишки!
У Александра тоже была… не хочется говорить - связь, это была любовь. Сердце он отдал прекрасной польке - Марии Антоновне Нарышкиной (1779–1854), в девичестве княжне Святополк-Четвертинской. Обращусь опять к "Запискам" Р. С. Эдлинг: "Государь любил общество женщин, вообще он занимался ими и выражал им рыцарское почтение, исполненное изящества и милости. Что бы ни толковали в испорченном свете об его расположении, но оно было чисто и не изменялось в нем и тогда, как с летами, размышлениями и благочестием ослабели в нем страсти. Он любезничал со всеми женщинами, но сердце его любило одну женщину и любило постоянно до тех пор, пока сама она не порвала связи, которую никогда не умела ценить… Нарышкина своей идеальною красотою, какую можно встретить разве на картинах Рафаэля, пленила государя, к великому огорчению народа, который желал видеть в императрице Елизавете счастливую супругу и счастливую мать. Ее любили и жалели, а государя осуждали, и, что еще хуже, петербургское общество злорадно изображало ее жертвою".
Красота Нарышкиной волновала современников. Графиня Софья Шуазель-Гуфье, фрейлина русского двора, пересказывает в своих "Исторических мемуарах" легенду: "Рассказывают, что Александр, шедший под руку с королевой Пруссии, встретил в одной из дворцовых галерей красивую госпожу Н. (Нарышкину), одетую в простое креповое платье; одна гирлянда из голубых цветов, так называемых незабудок, украшала ее черные волосы". У Набокова (не помню где) есть замечательное описание - юноша, желая очаровать некую девицу, неделю плавал перед ее окнами в обнимку с лебедем - красиво! Набоков смеется над немецкой сентиментальностью. Ну ладно, юноша наивен и прост, но восхищаться этой сценой - чистое дурновкусие. Явление Нарышкиной в гирлянде, то есть в венке, может вполне соперничать с "прелестным юношей и лебедем".
Да и время госпожой Шуазель-Гуфье указано неправильно. Мария Антоновна появилась в Петербурге много раньше, в пятнадцать лет она уже стала фрейлиной при русском дворе. Платон Зубов успел положить на нее глаз. Тогда же и Александр приметил красивую девушку. Род князей Четвертинских был очень древним, он происходил от правнука святого Владимира - Святополка, князя Черниговского. После монгольского нашествия на Русь земли князя отошли к Литве, семья долго оставалась верна православию, беднела. В Россию Четвертинские перебрались после волнений в Польше.
Вигель о приезде из Гродненской губернии вдовствующей княгини Четвертинской (матери нашей красавицы): "Она помнила мученическую смерть мужа своего, убитого варшавской чернью за настоящую или мнимую любовь к России; помнила отеческую нежность к ее семейству, неисчислимые благодеяния, которыми осыпала ее Екатерина".
Вигель тоже не оставил вниманием красоту Марии Антоновны: "Я помню, как в первый мой год пребывания в Петербурге разиня рот стоял перед ее ложей и преглупым образом дивился ее красоте, до того совершенной, что она казалась неестественной, невозможною; скажу только одно: в Петербурге, тогда изобиловавшего красавицами, она была гораздо лучше всех". О любви Нарышкиной и Александра знал весь Петербург, "но эта связь не имела ничего похожего с теми, кои обыкновенно бывают у других венценосцев с подданными".
Вигель прав: отношения этой пары совсем не напоминали те, которые существовали при дворе всего десять лет назад. Существовали имперский двор, царственная супруга, долг перед государством, который Александр честно исполнял, а рядом протекала его частная жизнь, та, о которой он мечтал, то есть у него была семья, но не династическая, а просто человеческая. Связь их продолжалась пятнадцать лет. Нарышкина была не просто красавицей, но еще и умницей. Она никогда не понуждала Александра к разводу, она не хотела властвовать в гостиных и салонах дворца, не вмешивалась в политику. Муж смотрел на эту связь сквозь пальцы. Обер-егермейстер двора, Дмитрий Львович Нарышкин (1758–1838), сын любимца Екатерины II Льва Нарышкина, был сказочно богат, совершенно равнодушен к прелестям жены, у него была своя жизнь.
Александр знал, что царицу жалеют, а Нарышкину осуждают и чернят, можно сказать - ненавидят, поэтому считал своей обязанностью вознаграждать ее "нежным попечением, доверием, нежностью". Р. С. Эдлинг: "Я еще помню блестящие праздники до 1812 года. Роскошь и царственное величие проявлялось на них во всем блеске. Среди ослепительных нарядов являлась Нарышкина, украшенная лишь собственными прелестями и ничем иным не отделявшаяся от толпы; но самым лестным для нее отличием был выразительный взгляд, на нее устремленный. Немногие подходили к ней, и она держала себя особняком, ни с кем почти не говоря и опустив прекрасные глаза свои как будто для того, чтобы под длинными ресницами скрывать от любопытства зрителей то, что у нее на сердце".
Мария Антоновна родила Александру дочь Софью (1708–1724). Государь признал ее своей, очень любил, но жила она под именем матери. Девочка была болезненной, бич XIX века - туберкулез. Мать возила ее на юг - в Одессу и в Крым, лечились они и за границей. Накануне свадьбы с А. П. Шуваловым Софья умерла. Александр очень тяжело перенес ее смерть. "Это мне за грехи мои" - его слова. Молва приписывает ему отцовство еще трех дочерей Марии Антоновны. Все они умерли в младенчестве.
Роман с Марией Антоновной кончился по ее инициативе - еще одна "пагубная страсть". У Александра служил секретарем молодой человек - князь Гагарин - умный, усердный, честный. На эту должность его рекомендовала сама Нарышкина. Р. С. Эдлинг: "Он пошел бы очень далеко и по заслугам, если бы тут не замешалась любовь. Они влюбились друг в друга и стали думать, как бы получить возможность удалиться от двора и от своих семейств и предаться взаимной страсти". Князь Гагарин сослался на нездоровье и получил отставку в 1816 году, на его место был назначен граф Нессельроде. Князь Гагарин Г. Н. (1782–1837) впоследствии стал посланником в Италии и Баварии.
Исследователей чрезвычайно волнует вопрос - сколько всего было внебрачных детей у Александра? Цифры называют разные - от одиннадцати до двадцати. Как они там считали, интересно бы узнать. Европейские полицейские, приставленные следить за русским императором во время его пребывания за границей, писали отчеты: весь вечер провел в салоне у такой-то, на следующий день у госпожи N пил чай. Может быть, это является прямым доказательством рождения детей у этих особ?
Конечно, Елизавета Алексеевна ревновала мужа к Нарышкиной. Мария Антоновна еще имела наглость как бы между делом сообщить на балу императрице, что опять беременна. Нетрудно было догадаться, кто причина этой беременности. Об этом императрица с горечью пишет матери. А ведь во всем этом была двойная обида. Елизавета Алексеевна так и не исполнила своей главной обязанности - не родила наследника.
Дело шло к войне. Государь уехал в апреле в армию, а императрица тут же перебралась на Каменноостровскую дачу. Это было любимое местопребывание царской четы, хоть в доме не было ничего царственного.
Р. С. Эдлинг: "Он выстроен и убран с отменной простотой. Единственное украшение его - прекрасная река, на берегу которой он стоит. Несколько красивых дач построены рядом с императорской резиденцией. Лицевая сторона дворца окружена прекрасными, правильно рассаженными дерёвьями; садовые входы никогда не запирались, так что местные обыватели и гуляющие свободно ими пользовались. Вокруг царского жилища не было видно никакой стражи, и злоумышленнику стоило подняться на несколько ступенек, убранных цветами, чтобы проникнуть в небольшие комнаты государя и его супруги". Странно это читать - никакой охраны! Павла охраняла вся армия, Александра - только доброе имя.
Вокруг дворца располагались павильоны, в одном из них жила принцесса Амалия. "Мы вели очень правильную жизнь. Надо было вставать рано и сопровождать императрицу в ее прогулках, продолжительных и занимательных, потому что в это время она была общительна и словоохотлива". Амалия, сестричка… "Она всегда находилась между супругами. Ее гостиная была сосредоточием городских сплетен, производивших дурное впечатление на императрицу".
Эдлинг пишет, что, любя государыню, которая была очень добра и участлива к ней, она часто в ее присутствии чувствовала стесненность. "На меня находило иногда смущение; в противность характеру моему, я замыкалась сама в себе, и лишь спустя долгое время я заметила, что это происходило от недостатка равновесия в характере императрицы: воображение у нее было пылкое и страстное, а сердце холодное и неспособное к настоящей привязанности. В этих немногих словах вся история ее. Благородство ее чувств, возвышенность ее понятий, благожелательные склонности, пленительная наружность заставляли толпу обожать ее, но не возвращали ей ее супруга".
Деликатная фрейлина не пишет, что императрица пережила роковую любовь. Может быть, этот роман был виной меланхолии, а вовсе не равнодушие мужа? Избранником императрицы стал кавалергард Алексей Охотников. Для Екатерины Великой подобный выбор был нормой, для скромницы Елизаветы Алексеевны - совершенная неожиданность. Он проникал в покои императрицы тайно - экий романтик! Воображение рисует испанский балкон, плащ, под ним шпага, а может, гитара. Как-то все это очень необычно для русского двора. Когда об этой связи узнала Мария Федоровна, она была в ужасе. Романовы сто лет стеснялись этой связи.
Родители Алексея Охотникова жили в Воронежской губернии, были богаты. По обычаю, юный отпрыск отправился искать счастья в столицу и поступил в кавалерийский полк. Там он был произведен в офицеры, в 1806 году он уже штабс-ротмистр. На него также были возложены обязанности полкового казначея, поэтому в 1805 году, когда война была в разгаре, он находился в Петербурге в должности интенданта.
Елизавета Алексеевна была фактически "соломенной вдовой", поэтому нет ничего удивительного в том, что она ответила на любовь красавца кавалергарда. Но очень может быть, что она сама спровоцировала их близость - позволила себя любить. Связь их продолжалась несколько лет. Кавалергард проникал в спальню императрицы через окно, на Каменном острове это было легко сделать, в Таврическом дворце труднее. Остались "улики" этой удивительной любви. "Не бойся, часовой меня не видел, однако я поломал цветы под твоим окном", - пишет Охотников своей возлюбленной. Если были письма, значит, был посредник. Видимо, это была верная Елизавете Алексеевне фрейлина. "Если я тебя чем-то обидел, прости - когда страсть увлекает тебя целиком, мечтаешь, что женщина уступила бы нашим желаниям, отдала все, что более ценно, чем сама жизнь".
Сопротивлялась, видно, императрица запретному чувству, но потом характер писем меняется. Охотников называет Елизавету "моя женушка". "Мой друг, моя жена, мой Бог, моя Элиза, я обожаю тебя". После смерти Елизаветы Алексеевны письма эти попали в руки Николая I. Он приказал сжечь их, но перед сожжением показал жене Александре Федоровне. Они произвели настолько сильное впечатление на императрицу, что она оставила запись в своем дневнике: "Если бы я сама не читала это, возможно, у меня остались бы какие-то сомнения… Мне кровь бросилась в голову от стыда, что подобное могло происходить в нашей семье, и, оглядываясь при этом на себя, я молила Бога, чтобы Он уберег меня от такого, так как один легкомысленный шаг, одна поблажка, одна вольность - и все пойдет дальше и дальше, непостижимым для нас образом".
3 ноября 1806 года императрица родила дочь Елизавету. Отцовство приписывают Охотникову, хотя официально пишут, что это был второй ребенок императорской семьи. Девочка умерла в апреле 1808 года, когда Охотникова уже не было в живых. О его смерти нет точных данных - одни легенды и предположения. Самый устойчивый миф следующий: 4 октября 1806 года (и мифотворчество любит точные даты) Алексей Охотников был в опере. Давали "Ифигению в Тавриде". Императрицы не было в театре, ей оставался месяц до родов.
Не исключено, что Охотников был поклонником Глюка, а скорее всего, посещение оперы входило в кавалергардский этикет: встретить знакомых, раскланяться с дамами, подмигнуть хорошенькой. Недаром про Охотникова сочинили еще одну легенду. Он был очень увлечен фрейлиной Натальей Загряжской, ставшей вскорости Гончаровой. Ее выдали замуж за три дня до смерти Охотникова. Эта самая Наталья Гончарова, Загряжская в девичестве, стала со временем тещей Пушкина. Какие странные "сближенья", сказал поэт (Боратынский, если не ошибаюсь). А про самого Александра Сергеевича упорно говорят, что в юности он был влюблен в императрицу Елизавету Алексеевну и посвящал ей стихи. Любовь случилась в лицейской жизни, Пушкин и императрица гуляли по одним и тем же тропкам Царскосельского парка.
Но вернемся в ноябрь 1806 года. На выходе из театра Охотников был смертельно ранен подосланным убийцей. Пистолет, шпага? Тут разночтения. Правда, чаще пишут про кинжал. Но имя заказчика убийства называли уверенно - великий князь Константин Павлович. Цесаревич защищал честь семьи. Покушение на честь императора - противогосударственный поступок, ранее он карался смертью. Охотников не был убит, он был только ранен, но рана оказалась смертельной. Проболев четыре месяца, он умер. Это случилось 27 января 1807 года. Похоронен он на Лазаревском кладбище. Могила его сохранилась по сей день.
Великий князь Николай Михайлович написал биографию императрицы Елизаветы Алексеевны. Глава о ее романе с Охотниковым по приказу Николая II была изъята из издания, но рукопись сохранилась. Из нее мы знаем, что Елизавета Алексеевна тайно приезжала в дом умирающего (это можно считать подвигом) и что после его смерти принцессе Амалии удалось забрать письма императрицы к нему.
Что говорит против легенды с кинжалом? 27 октября 1806 года кавалергард Алексей Яковлевич Охотников подал рапорт об отставке, в котором он сослался на "грудную болезнь". Об этом пишут Е. Э. Лямина и О. В. Эдельман в своей статье "Дневники императрицы Елизаветы Алексеевны". Авторы предполагают, что у Охотникова была чахотка: мол, от нее он и скончался. Рапорт об отставке попал на стол цесаревича, командующего гвардейским корпусом Константина, и тот дает письменное распоряжение шефу кавалергардов Уварову: "Охотникова лично освидетельствовать в болезни, и действительно ли он к службе не способен, а что по тому окажется, мне лично донести". Через месяц Охотников был отставлен от службы. Но и этот дошедший до нас приказ Константина Павловича можно трактовать по-разному. Нет достаточно точных документов, подтверждающих и первую, и вторую версии, а фантазия у людей есть, и они дают ей волю.
Александр согласился признать дочь Елизаветы Алексеевны своей. Это мы знаем из дневника секретаря Марии Федоровны - Вилламова. Он оставил о разговоре со вдовствующей императрицей подробную запись. Не было никаких упреков, обид, Александр только радовался, что родилась дочь, а не сын. Родись у Елизаветы Алексеевны мальчик, он бы стал императором. К идее наследования власти Александр относился очень серьезно, зачем ему Охотниковы на троне?
Что касается дневников Елизаветы Алексеевны, то здесь тоже много туману. В последние годы жизни она подружилась с Карамзиным и обещала после смерти передать ему свои дневники. Это не случилось, дневники вместе с письмами попали в руки Николая I. Из дневника супруги его Александры Федоровны также известно, что в комнате покойной Елизаветы Алексеевны в одном шкафу лежали письма Охотникова к ней, его портрет и вещи их покойной дочери Лизоньки. Дневники Елизаветы Алексеевны, так же как и ее письма, пошли в огонь, но прошло время, и стали обнаруживаться у частных лиц отрывки из этого дневника. Видимо, Николай I перед сожжением дал кому-то прочитать дневники императрицы. Тогда не было копировальной техники, но копировали все и вся необычайно быстро. Посади ночью десять, двадцать - сколько надо писцов, они любой труд за ночь скопируют. Но есть также мастера делать великолепные подделки. Кого бы вы ни читали, делайте сами выводы согласно своему знанию и опыту.
Александр - Наполеон, начало отношений
С осени 1801 года между русским императором и французским консулом идет активная и доброжелательная переписка. Александр видит в Наполеоне освободителя от революционного террора, он дал Франции свободу. Наполеон заинтересован в прочном союзе с Россией в его вечной политической и экономической борьбе с Англией. Он сумел даже договориться со строптивым и непредсказуемым Павлом, в том, что ему удастся поладить с "мягким" Александром, причем в свою пользу, он не сомневается.
Со временем отношения двух правителей начинают портиться. В июне 1802 года по настоятельной просьбе матери Марии Федоровны Александр встретился с четой прусских монархов - Вильгельмом III и знаменитой королевой Луизой. Кочубей, как мог, отговаривал Александра от этой встречи, С. В. Воронцов, орел нашей дипломатии, тоже был против, но с матерью не поспоришь. Да Александр не очень и спорил. Любовь к Пруссии была у Романовых генетической. Петр III и Павел преклонялись перед Фридрихом Великим.
Александр поехал в Пруссию инкогнито, под именем графа Российского. Встреча произошла в Мемеле и была обставлена очень торжественно. Потом о встрече в Мемеле в Европе слагали анекдоты, явно намекая на случившуюся там любовь Александра и прекрасной Луизы. Русский император очаровал королеву на всю жизнь, и верность этому романтическому чувству она сохранила до самой смерти. Про Александра этого не скажешь, он вел себя куда сдержаннее. Наполеон был очень недоволен "заигрыванием" России с Пруссией, его противницей.