Чтобы хоть как-то сгладить неловкость, я по законам московского гостеприимства предложил Илье устроить после съемок "небольшую групповуху". Скажу честно: что это такое, я знал весьма приблизительно. Скорее всего – по пиратским видеокассетам. Или по песне "Кот кота", в которой пелось про это самое "ожерелье голых поп". И только потом я пришел к мысли, что, наверное, при виде Ильи многих тянет продемонстрировать всю степень своей развратности. Порой – несуществующей.
"Девушка-то хоть красивая?" – учтиво поинтересовался Илья. "Где-то на четыре с плюсом", – не чувствуя подвоха, гордо заявил я. "Не, меньше пяти не устраивает", – начал имитировать торги новоявленный рок-стар. "А, понятно… Если трахаться, то с королевой", – обиделась принимающая сторона. Я действительно любил продавать воздух, но на этот раз сделка не состоялась…
Мы сели на палас, поджав под себя ноги, и начали готовиться к интервью. Каждый играл соответствующую роль. Я изображал ушлого корреспондента, а Илья вошел в образ успешной рок-звезды. Он был одет в модную темно-рыжую жилетку, в глазах – голубые линзы. На правой руке болтались часы, на большом пальце – толстое кольцо. Как выяснилось впоследствии – в память об отце.
Не успели мы расслабиться, как нам вручили по тяжелому микрофону и направили в лицо яркий свет. Прозвучала команда: "Мотор!" – и игра началась.
"Мы были спокойные мальчики и ни с кем не дрались… – На вопрос про ранние 80-е Лагутенко отвечал с какой-то грустной улыбкой, странным образом растягивая гласные. – Спокойствие пришло к нам с моря, поскольку штормы бывали не часто… Мы жили в закрытой бухте, а близость моря каким-то образом успокаивает. Владивосток – город очень легкий, и там всегда хотелось чувствовать себя легко. Возможно, поэтому нам не хватало терпения заниматься чем-то одним. Например, во время концертов нам нравилось делать шоу. Но мы – очень несерьезная группа, поэтому на сцене все скатывалось к импровизации".
Насколько мне известно, фильм про восхождение молодой рок-звезды так в прокат и не вышел. Наша беседа сохранилась лишь чудом – кто-то из друзей не поленился включить цифровую камеру. Это было первое интервью лидера "Троллей" в Москве.
Кроме вышеприведенного высказывания мне запомнилась еще одна фраза Ильи: "Всегда хочется что-то поменять в жизни. Но я такой человек, который активных попыток не предпринимает. Я плыву по течению и знаю, что рано или поздно меня обязательно прибьет к берегу".
…Следующий этап популяризации "Троллей" в России в каком-то смысле был связан с Лондоном. После того как Кula Shaker с моей рецензией возглавили список "альбомов года" российского "Harper’s Bazaar", московские редакторы обнаружили в свежем номере американского издания "Harper’s Bazaar" крупный материал про новых звезд кришнаитского брит-попа. Странным образом получалось, что в своей оперативности русские критики обогнали американцев. Кредит доверия ко мне возрос до бесконечности. Не воспользоваться подобным стечением обстоятельств было большим грехом.
На очередной редколлегии я предложил сразу две темы: большой материал про Kula Shaker и наглухо мифологический сюжет про группу "Мумий Тролль". Статья называлась "Сказка сказок": "Говорят, что песнями "Троллей" заинтересовался легендарный саундпродюсер Джон Леки. Говорят, что их новый клип будет сниматься в одном из лондонских пабов – в окружении трансвеститов, целующихся парней и скучающих проституток. Говорят, что леди Диана сбилась с ног, разыскивая записи русской группы со смешным и непонятным названием".
Публиковать этот поток сознания в полном объеме было безумием. Диск "Морская" еще не вышел, по ТВ-6 только-только пошел "Кот кота" (который радиостанции панически боялись ставить в эфир), и "Троллей" в России знали еще хуже, чем Kula Shaker. А Kula Shaker не знал никто – их кассеты в культовом ларьке на "Соколе" не продавались и вовсе.
Но все было не так уж безнадежно. Главное – точно манипулировать желанием редакции модного журнала быть модным. Под мою энергичную жестикуляцию сотрудники "Harper’s Bazaar" начали врубаться в актуальность текста про Kula Shaker. А затем – и про "Мумий Тролль". Мне нравилось завоевывать города оптом.
Единственный вопрос, который возник у опытного литературного редактора, был прост, как фанера: "Но ведь этот, как его, Лагутенко, никому не известен?! И что ты в нем нашел? Гнусавая сволочь фальшиво воет какие-то наркоманские напевы…"
Обвинение выглядело серьезным. Делать было нечего, и я стал перед редактором на колени: "Он будет известен! Клянусь вам, он будет известен! Через пару месяцев у них выйдет "альбом года"… Мы просто играем на опережение. Другие журналы и пикнуть не успеют, а мы – тут как тут. Поверьте моей интуиции! Мы будем самые первые из глянца, кто оперативно отреагирует на это культурологическое событие. Пока мы с вами тут спорим, серьезные люди уже подписали контракт с "Троллями" на 49 лет!"
Это была дурная привычка. Когда у меня в споре иссякали аргументы, я вспоминал про "контракты на 49 лет". Хотя, надо признаться, этот прием работал безотказно. Так впоследствии мне удавалось поставить в разные солидные издания тексты про Земфиру, Butch, "Сегодня ночью", группу "ГДР" и еще с добрый десяток молодых артистов.
"А какой эксклюзив будет у нас в материале про Kula Shaker?" – не унимался редактор. "О, никаких проблем, – бойко отрапортовал я. – У меня в Лондоне есть знакомый. Он нам все устроит".
Знакомого звали Илья Лагутенко. Мы были еще не настолько дружны, чтобы я мог клянчить у владивостокской рок-звезды зарисовки про новых британских героев. Выручил Бурлаков, предложивший легкий бартер.
Смысл этой навороченной комбинации заключался в следующем. Илья пишет текст про Kula Shaker, Леня платит ему гонорар. В свою очередь Кушнир пишет небольшой текст про новый диск "Наутилуса Помпилиуса" – чтобы Бурлакову легче было его продавать в своем дальневосточном магазине. В обмен на свой текст я получал текст Лагутенко.
У этой литературной биржи существовала некая предыстория. В тот период Илья сидел в Лондоне почти без денег – консалтинговая фирма из Владивостока, которая его туда командировала, успешно разорилась. В итоге Лагутенко был вынужден подрабатывать случайными переводами и эпизодическими съемками в кино.
Чтобы помочь другу, Бурлаков заказывал Илье новости, которые затем отправлялись на владивостокские радиостанции. Это был чистой воды бартер, и Леня мог в любой момент получить на родине существенную медиа-поддержку. А Илья – худо-бедно поправить материальное положение. Одним из пунктов его шального англо-русского бюджета и стала пресловутая статья про Kula Shaker.
Писал Илья неплохо – чуть расхлябанно, но с даром божьим у него все было в порядке. Слово он чувствовал не только в поэзии, но и в прозе. Короче, статья про Kula Shaker, высланная факсом в Москву, послужила неким гарантом выхода большого материала про "Мумий Тролль" в "Harper’s Bazaar".
Я позвонил в Лондон и сделал с Лагутенко большое интервью для имиджевой статьи. У Ильи было лишь одно пожелание – чтобы текст не напоминал набор голых фактов. Или анкету. "Чтобы материал не был похож на статьи владивостокских журналистов", – выдал он мне поздно ночью какие-то свои мысли вслух. В свою очередь, получив такую неограниченную степень свободы, я окончательно успокоился. Меньше всего мне хотелось перечислять голые факты.
Начало текста нарисовалось само: "Существует семейная легенда о том, что 10-летний Лагутенко заинтересовался рок-музыкой после домашнего просмотра любительского фильма, в котором банда головорезов в белых рубашках и узких галстуках играла ногами на разбитом пианино дикий свинг. Черно-белые кадры демонстрировались дедушкой Анатолием Ивановичем – ректором одного из владивостокских институтов. Неожиданно дед кивнул в сторону экрана и задумчиво спросил у внука: "Узнал? Крайний справа – это я"".
Поскольку Илья находился в Лондоне, редакции пришлось договориться с дружественным журналом "The Face" о фотосессии с новой русской рок-звездой. Прямо "по месту жительства". Надо заметить, что четкого визуального образа у Лагутенко в тот момент не было. От фотографий, сделанных для буклета "Морской", за версту веяло подражательством обложкам альбомов Pink Floyd. Впоследствии Илье даже приходилось на эту тему отшучиваться: "Мы – Pink Floyd XXI века".
Во время лондонской съемки фотографу "The Face" Джейсону Фунари удалось вынуть из будущего "императора рокапопса" самую суть. Слайды непоседливого и смазливого чертенка прибыли в "Harper’s Bazaar" накануне старта "мумиймании". Наиболее хулиганское изображение Ильи нам удалось поставить на главную страницу "Harper’s Bazaar", открывающую раздел "Музыка, книги, кино, театр, искусство, дизайн". Другими словами, материал "Сказка сказок", посвященный "Троллям", был признан центральным в разделе "Культура".
Текст заканчивался небольшим разрушением мозгов – анонсами новогоднего шоу Лагутенко в Лужниках и чуть ли не грядущим концертом на Уэмбли через год. Не больше и не меньше.
Очерк о грядущем восхождении "прекрасных дилетантов" появился накануне крупномасштабной раскрутки "Морской". Сознательно нарушая журналистскую этику, я задолго до выхода публикации отдал верстку "Сказки сказок" Бурлакову. Леня переправил текст "по назначению" – Мише Козыреву, который летел в Лондон по важному делу: взять интервью у Дэвида Гэхена из Depeche Mode. Читая в самолете "Сказку сказок", программный директор "Радио Максимум" морально уже был готов общаться с Лагутенко.
"На мой взгляд, "Мумий Тролль" воплощает в себе удивительно органичный симбиоз разнузданной дальневосточной приблатненности с декадентским брит-попом, – заявил Козырев сразу после возвращения из Лондона. – Этот проект обречен на успех в России".
2. Beautiful Freak
Мы хотели поп-группу, которая нравится всем? Мы ее получили!
"Комсомольская правда", 1997 год
Вскоре Лагутенко надо было выезжать в тур по 80 городам. Состав концертирующих музыкантов набирался в последний момент, но меня не покидало ощущение, что все будет хорошо. Что Илья все вытянет, не подведет. Так в итоге и произошло.
Когда начался тур, у меня была возможность путешествовать вместе с "Троллями" и наблюдать их концертную эволюцию воочию. На сцене Илья смотрелся выше всяких похвал – пластичный, с неподражаемой мимикой и великолепной физподготовкой, он мастерски транслировал свои чары в духе спортивного сексапила. Он мог прыгать на полуметровую высоту, принимать позы из арсенала восточных единоборств, отжиматься от пола, маршировать на месте или имитировать с перевернутой микрофонной стойкой позу "распятие Христа". Когда он успел этому научиться, было непонятно.
"Я вряд ли экономлю себя на концертах", – признался как-то раз лидер "Троллей". И это была чистая правда. Традиционный дебют концерта "Троллей" модели осени-97 – угарный инструментал "На яды", где Илья играл на ритм-гитаре, Денис Транский – на клавишах, Сдвиг – на басу, Олег Пунгин – на барабанах, Юра Цалер – на гитаре, а бэк-вокалистка Олеся била в бубен и исполняла половецкие пляски. Затем начинались "Кот кота", "Скорость" и вся классическая обойма хитов из "Морской".
Знакомые журналисты, вернувшиеся с пражского концерта U2, сравнивали Лагутенко с Боно. Точно можно сказать лишь одно – практически каждое выступление "Троллей" становилось событием. Кроме тех случаев, когда Илье мешали так называемые технические причины.
"У меня были концерты, о которых я до сих пор вспоминаю с ужасом, – откровенничал Лагутенко впоследствии. – Так, в первый месяц активных гастролей вся группа где-то в Сибири слегла с гриппом, и пару концертов я хрипел из последних сил. Потом меня пришлось вывезти в Москву и положить в хорошую больницу. Как-то во Владивостоке вся пиротехника, которую приготовили для концерта, почему-то взорвалась на первой же песне. Вокруг нас все полыхало, и ничего не было видно из-за дыма. Мне это не очень понравилось. Еще мы застревали в снегопадах где-то в северном Казахстане…"
Неудивительно, что со временем Лагутенко превратился из ухоженного лондонского денди в опытного скифского кочевника. С луком, колчаном и стрелами. Порой Илья брал на гастроли мой диктофон, который приносил на пресс-конференции и… начинал пугать им журналистов. Показывал пальцем на диктофон и строго говорил, что будет сверять тексты вопросов-ответов. Лично. На самом деле функции диктофона были иными. Лагутенко наговаривал на пленку "дорожные впечатления", чтобы я был в курсе происходящих с группой событий. Выглядела эта односторонняя переписка следующим образом:
"Дорогой Александр! Пишет тебе звуковое письмо группа "Мумий Тролль". Сегодня 21 декабря 1997 года. Время – полшестого утра. В полном составе мы приехали на станцию Миасс, если ты знаешь – это где-то в районе Челябинской губернии… Вышли мы из поезда, обдуваемые всеми ветрами. Мороз – минус тридцать. Никого не встретили, как обычно. Зашли в подземелье, вышли на вокзале. На доме надпись: "Дешево – не значит плохо"… Тут мы вспомнили, что Сдвиг забыл в поезде рыжий пиджак, известный по его выступлениям на крупнейших концертных площадках России. В пиджаке Сдвига лежал его паспорт. Так что это уже второй минус – после того, как нас никто не встретил. В-третьих, мы здесь ни разу не были. Зато наш клавишник Денис помнит этот город, поскольку именно здесь пять лет назад в одном из подвалов впервые курил анашу… Такие вот, Александр, новости – наверное, не самые хорошие. Сейчас пойдем изучать расписание… Сегодня воскресенье, и рыбаки со своими снастями в красивых теплых валенках и ватных штанах отправляются на рыбалку. А мы стоим со своими снастями, скушав новогодние мандарины. До Рождества остается четыре дня, до Нового года – десять дней. Мимо проходят девушки в шубах, а мы передаем тебе привет из Миасса".
Подобных дорожных заметок, запечатленных на аудиокассетах, было великое множество. Все я бережно храню: тут и психоделические репортажи с саундчеков, и фрагменты региональных пресс-конференций, и совершенно безумные монологи, осуществляемые музыкантами "Троллей" в прямых эфирах радиостанций… В процессе подобного панк-рока местные журналистки теряли голову и влюблялись в Лагутенко по полной программе. Он уезжал, а они оставались. Одни. Без крыши и чердака, которые унесло теплым "троллевским" ветром. Возможно, по мотивам подобных коллизий Ильей впоследствии и была написана пронзительная баллада "Ему не взять тебя с собой".
В паузах между концертами Илье чуть ли не ежедневно приходилось участвовать во всевозможных пресс-конференциях, теле– и радиоэфирах. Нельзя сказать, что Лагутенко моментально стал выдающимся спикером. Первоначально он не всегда импровизировал, ставя репортерам защитные блоки. На съемках клипа "Утекай" к нему подошел тележурналист Коля Табашников и задал прямой вопрос: "Илья, о чем твои песни?" "А вы послушайте, я и сам не знаю", – честно ответил Лагутенко.
Вскоре выпускающий лейбл организовал для "Троллей" некое подобие брифинга. Процесс общения с журналистами происходил в танцевальном клубе "Пропаганда". Юные акулы сели напротив мудрого дельфина и, заметно волнуясь, приготовились задавать вопросы.
"Илья, как вы думаете, мне стоит постричься налысо, или оставаться с длинными волосами?" – лихо дебютировала рыжая заочница журфака МГУ. Остальные вопросы были ненамного лучше. На десерт популярный журнал "Дилижанс" поинтересовался у артиста: "Скажите, вы специально делаете столь эротичный голос, который провоцирует не только женщин, но и мужчин?" – "Вас провоцирует? – искренне удивился Илья. – Ну тогда есть смысл заканчивать пресс-конференцию". Более достойное завершение брифинга в "Пропаганде" придумать было сложно.
Через несколько дней в Минске журналисты пытали Илью на тему: "Как вы представляете себе конец света?" Лидер "Троллей" включил серьезное выражение лица и медленно произнес: "На трех больших нолях. Затем откуда-то возникает четвертый ноль. А когда появляется пятый ноль, это уже будет Олимпиада". Помнится, после этого ответа прогрессивные белорусские корреспонденты устроили музыканту настоящую овацию.
В процессе тура Лагутенко набрал неплохую форму спикера, сопровождая свои ответы вдохновенной мифологией. Илья внимательно изучил опыт коллег – начиная от Гребенщикова и заканчивая Криспианом Миллзом из Kula Shaker. Предельно естественный внешне, Илья закатывал глаза к небу и начинал впаривать: "Деньги за концерты переводятся нам в "Утекай-банк". Вы видели его офис, блистающий всеми цветами стекла и бетона, посреди Москвы, конечно же, посреди этой, как ее, Тверской. Посреди Тверской стоит огромное здание "Утекай-банка", которое больше, чем здания "Лукойл" и "Газпром", вместе взятые. Здание с часами, красное. В общем, туда-то все деньги и уходят, это я вам точно говорю".
Когда у меня была возможность, я эту игру с удовольствием подхватывал. Поскольку у нас не было не только банка, но даже собственного офиса, часть интервью происходила в моей квартире на Шаболовке. Небольшая хитрость состояла в том, что журналисты приглашались в гости на час раньше. Они, как правило, опаздывали. Прибегали – все в мыле, громко извинялись. По всему чувствовалось, что им крайне неловко. Я их успокаивал и говорил, что волноваться не стоит, поскольку Илья уже уехал. Они искренне страдали и переживали. В ответ слышали грубое – мол, нехуй опаздывать. Тогда журналисты начинали оправдываться и жаловаться на жизнь. Я их искренне жалел и говорил, что сейчас позвоню Илье и попрошу его вернуться. Мне верили. К моменту приезда Лагутенко представители СМИ выглядели, как шелковые, и на сто процентов были готовы к популяризации группы.
…Вдоволь наигравшись в интервью и пресс-конференции, мы с Бурлаковым и Лагутенко начали всерьез задумываться про книгу, посвященную взлету "Троллей". Незадолго до этого Лагутенко привез из Лондона фотоальбом Kula Shaker. "Какие наглые! – подумал я, держа в руках этот красочный фолиант. – Выпустили один-единственный диск, а уже столько пафоса!" Но идея популяризации группы через книжный бизнес мне нравилась – очень захотелось увековечить "Мумий Тролль", который взлетел на вершину пьедестала всего за несколько месяцев.
Гвоздь в крышку гроба моего сознания вбил другой Илья – Кормильцев. После записи альбома "Яблокитай" он привез из Англии свежие выпуски "Melody Maker" и "New Musical Express". С группой Kula Shaker на обложках и огромными интервью Криспиана Миллза внутри.
Что мне нравилось в вокалисте Kula Shaker – как мастерски он умел делать из мухи слона. Темы его интервью всегда отличались оригинальностью и не пересекались между собой. Он мог часами рассказывать байки про тибетские мантры и путешествия в Гоа, Cтивена Кинга и Робина Гуда, Священный камень Грааля и "Звездные войны", а также про мифы и легенды о короле Артуре. "Наш человек", – подумал я. Почему-то сразу же захотелось оформить подобную мифологию для "Троллей", красиво представив ее в виде роскошного фотоальбома, отпечатанного где-нибудь в Финляндии.
На импровизированной редколлегии с участием Лагутенко, Бурлакова и фотографа Кирилла Попова все это полиграфическое чудо было решено назвать "Правда о Мумиях и Троллях". Для полноты образа мне надо было взять несколько эксклюзивных интервью с музыкантами "Троллей".