…Между прочим, уже после Бородинской битвы Кутузова много критиковали за то, как он расположил войска и особенно все свои резервы – по некоторым данным, чуть ли не 40 тыс. человек! Во-первых, считалось, что он слишком много сил поставил на своем правом фланге и это при том, что тот был весьма серьезно прикрыт самой природой – защищавшая его река обладала здесь очень крутыми берегами, а сама местность была преимущественно болотистой. Повторимся, что, скорее всего, в какой-то мере русский полководец все же оказался заложником своего первоначального плана вынудить навязать Наполеону фронтально атаковать укрепленные русские позиции с линии Валуево – Беззубово – Логиново. И даже теперь, когда выяснилось, что главный удар, вероятно, последует по левому крылу русских позиций, Кутузов, по-прежнему опасаясь возможного обхода своего правого фланга(вплоть до глубокого обходного маневра по Гжатскому тракту!),для его парирования продолжал держать здесь слишком большие силы, дожидаясь, пока французы не введут в бой на главном направлении свои основные силы.Во-вторых, уже было известно, что Наполеон подходит к Бородинскому полю по почтовым трактам со стороны левого крыла русской обороны и, скорее всего, отсюда же будет наносить главный удар. Поскольку здесь местность все же не исключала попытки неприятеля совершить глубокий обход русской позиции, то было бы мудрее поставить общий резерв из пехоты, кавалерии и артиллерии именно слева, чтобы быстрее вводить его в дело. В-третьих, к сожалению, 40-тысячные резервы, которые Кутузов надеялся использовать, когда замысел Наполеона станет для него более ясным, оказались выстроены не только слишком далеко (несколько верст) от левого крыла русской обороны, но и в пределах досягаемости дальнобойной тяжелой артиллерии противника и в силу ряда причин слишком плотно, а потому все четыре линии вплоть до резервов понесли большие потери. В-четвертых, Семеновские флеши, хотя и выглядели внешне весьма внушительно, на самом деле строились впопыхах и плохо укрывали своих защитников. И, наконец, в-пятых, в своей диспозиции Кутузов категорично указал, что "резервы должны быть оберегаемы сколь можно далее. Ибо тот генерал, который сохранит еще резерв, не побежден". Как результат такого наказа сверху и командующие обеими армиями потребовали от подчиненных им военачальников без особой надобности не вводить в дело свои резервы. Впрочем, все эти претензии были высказаны задним числом, а, как известно, "после драки кулаками не машут"! Тем более такой, как Бородинская битва – одной из самых ожесточенных и в то же время неопределенных по результату ("ничейных"?) во всей истории кровопролитных Наполеоновских войн. Выиграть ее у Бонапарта русская армия "по определению" не могла: недаром ее участник, опытный генерал Паскевич – крепкий профессионал без слабых мест – откровенно говорил, что "в открытом поле Наполеону противостоять трудно"…
И последнее, по поводу кутузовской диспозиции! Все знают, что Кутузова потом многие долго и упорно обвиняли в ошибочности преднамеренного сосредоточения большей части сил на лучше защищенном природой правом фланге. Там была сосредоточена почти вся 1-я Западная армия Барклая.
В то же время Михаил Богданович предлагал главнокомандующему несколько иную расстановку сил на Бородинском поле: "Князю Кутузову было предложено под вечер при наступлении темноты переместить армию так, чтобы правый фланг 1-й армии (Барклаевской. – Я. Н.) сместился влево до высоты Горки (Новая Смоленская дорога. – Я. Н.), а левый примыкал к деревне Семеновское. Тогда как вся 2-я армия (Багратионовская. – Я. Н.) сдвинулась бы на Старую Смоленскую дорогу. Сие движение не переменило бы боевого порядка, каждый генерал имел бы при себе собранные свои войска; резервы наши, не начиная дела, могли быть сбережены до последнего времени, не будучи рассеяны, и, может быть, решили бы сражение. Князь Багратион, не будучи атакован, сам бы с успехом ударил на правый фланг неприятеля. Для прикрытия же нашего правого фланга, защищаемого уже местоположением, достаточно было бы построенных укреплений, 8 или 10 батальонов пехоты, 1 кавалерийского корпуса и казачьих полков 1-й армии. Князь одобрил, по-видимому, сию мысль, но она не была приведена в действие". Так описал потом свою задумку о "предупреждении неприятеля" генерал от инфантерии Михаил Богданович Барклай де Толли.
По некоторым данным, и начальник Главного штаба Беннигсен, и Багратион, видя, "что левый его фланг подвергается величайшей опасности", а "войска, находившиеся на правом фланге или даже в центре, слишком удалены от левого фланга и не смогут подойти своевременно, чтобы поддержать его", тоже предлагали Кутузову несколько отодвинуть 2-ю Западную армию назад.
Более того, родственник Кутузова, командующий корпусом генерал от инфантерии, граф Александр Николаевич Остерман-Толстой, с мнением которого считалась такая самодостаточная фигура среди русского генералитета той поры, как генерал-майор А. П. Ермолов, наслушавшись доводов других генералов по поводу явного сосредоточения Наполеоном своих сил напротив левого фланга русских, тоже решился уточнить у "дядюшки", а не делаем ли мы ошибки, оставляя свои силы преимущественно справа. И тут "старая лисица севера" так взглянул своим единственным глазом (к этому времени раненый глаз Кутузова уже почти закрылся и видел он им очень плохо) на "племянничка", что тот тут же почувствовал себя юным безусым 14-летним прапорщиком: "Вот и Буонапартия, вероятно, полагает, не делаем ли мы тут ошибки?" Вполне возможно, что, переместив войска согласно предложениям Барклая, Беннигсена и Багратиона, Кутузов вынужден был бы отстаивать эту позицию до последнего солдата, потому что в случае прорыва фронта армия Багратиона не выбралась бы из леса, весьма частого и заболоченного, не потеряв своей артиллерии. "Старый лис севера" не пошел на это, и уже ночью Милорадович показал Остерману последний приказ Кутузова: "Если неприятель главными силами будет иметь движение на левый наш фланг, где армия князя Багратиона, и атакует, то 2-й и 4-й корпуса идут к левому флангу, составив резерв оной". И все же, кое-какие силы (гвардейская пехотная бригада и две роты гвардейской артиллерии) были сдвинуты влево – за позиции 2-й армии.
Думается, нет смысла обсуждать "что бы было, если бы…"! Дело в том, что Последний Демон Войны наверняка нашел бы, как адекватно ответить на "упреждающие" русские перестановки-перемещения. Например, он мог нанести таранно-рассекающий удар по центру русской позиции – по деревне Бородино, где он, как известно, успешно и начал сражение, и лишь затем перенес акцент на левый фланг. Генерал от инфантерии Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов принял то решение по диспозиции, которое нам всем известно со школьной скамьи и сделал главное: дал предельно простой и категорический приказ "Стоять и умирать!". Вот русская армия и "стояла и умирала"…
Кутузовский штаб размещался в деревне Татариново, а сам русский главнокомандующий во время сражения располагался на правом фланге – в Горках (там он и ночевал перед битвой), как покажет развитие событий, довольно далеко от эпицентра сражения. Его венценосный визави руководил боем с возвышенности перед Шевардинским редутом, что позволяло хорошо видеть почти все поле битвы, кроме двух самых отдаленных участков. Для того чтобы обозреть всю диспозицию, ему нужно было подниматься на один из соседних холмов. Что он и проделает дважды во время сражения. Если бы он перемещался между флангами по столь пересеченной местности, то адъютанты со срочными донесениями не видели бы его и не знали бы, где его искать. Бонапарт и так был всего лишь в полутора километрах от Курганной высоты с батареей Раевского, а до Багратионовых флешей и вовсе – километр. В общем, Наполеон был весьма близко от линии огня, что было в его привычках: как можно быстрее получать сведения с поля боя. Ближе к концу сражения, когда линия фронта отодвинется, французский император передвинется еще больше вперед.
Глава 11
Затишье перед бурей
Во французской армии накануне сражения была проведена перекличка всего наличного состава войск, тщательно распределены силы. По построенным через Колочу вечером мостам поздно ночью передовые части ударных соединений французской армии были тихо и быстро переброшены на русский берег, чтобы с рассветом стремительно атаковать Багратионовы флеши. В ночь перед сражением приказом по армии Наполеон призывал ее к решительной схватке: "Воины! Вот сражение, которого вы так ждали! Сражайтесь так, как вы это делали под Аустерлицем, Фридландом и Ваграмом, и победа в руках ваших: она так нужна нам. Она доставит нам изобилие, хорошие зимние квартиры и скорое возвращение в отечество. Потомство с гордостью вспомнит о вас и скажет: и он был в великой битве под стенами Москвы!"
За день до сражения Кутузов осмотрел свои войска, отслужил с ними молебен под ликом особо почитаемой в народе иконы Смоленской Божией и т. п. Матери, спасенной от французов из Благовещенской церкви Смоленска генералом П. П. Коновницыным. Ее, чудом уцелевшую после попадания ядра в ящик, в котором она находилась, для религиозного воодушевления пронесли перед русскими войсками: "Заступница небесная, сохрани нас под кровом Твоим!" Сам Кутузов шел за ней с обнаженной головой и слезами на глазах. Прикладывались к ней все, начиная с Кутузова и до последнего солдата. Под громовое приветственное "Ураа-а-а!" Михаил Илларионович обратился к солдатам с напутствием на тяжелое испытание: "Братцы! Вам придется защищать землю родную, послужить верой и правдой до последней капли крови! Надеюсь на вас!"
…Между прочим, история русской национальной святыни – чудотворной Смоленской Одигитрии (по-греч. – Путеводительница) – происходит из глубины веков. До сих пор в ее истории многое неясно – много туманного! Так, кое-кто из исследователей считал, что она могла быть написана самим евангелистом Лукой. На Руси она появилась вместе с византийской царевной Анной, выданной императором Константином Порфирородным за черниговского князя Всеволода Ярославича в 1046 г. Его сын полулегендарный Владимир Мономах, получив во владение Смоленское княжество, установил ее в построенном им в 1101 г. Смоленском соборе. С тех самых пор она называлась Смоленской и почиталась как чудотворная. Дальнейшая история Одигитрии весьма любопытна и запутанна, но она лежит за пределами нашей "истории". Скажем лишь вкратце, что, спасенная от французов солдатами генерала Петра Петровича Коновницына, икона была всего лишь "списком" (новонаписанная икона) с Одигитрии, сделанным Постником Ростовцем во времена царя Федора Иоанновича по приказу Бориса Годунова. Причем писали ее тоже не с подлинника, а с еще одного "списка" 1456 г. А "подлинник" евангелиста Луки мог быть вывезен еще до Смоленского сражения 1812 г. в Ярославль. Впрочем, все это уже смахивает на триллер, тем более что это – совсем другая история…
Под Бородино пришла лишь треть начавшей войну Великой армии: часть погибла, часть осталась охранять тыловые дороги, часть осела в госпиталях или просто дезертировала. Остались лишь отборные солдаты наполеоновской армии, наиболее сильные, стойкие, закаленные в боях, уверенные в собственной непобедимости, в выдающихся качествах своих командиров и военном гении своего полководца. Они верили Наполеону. В резерве он держал свой главный козырь – элиту своей армии – гвардию. Хорошо обученная и организованная французская армия рвалась в бой, чтобы в генеральном сражении добить противника и добыть победу и мир.
Собранные чуть ли не со всей Европы, оторванные от своих домов, солдаты Великой армии Наполеона выполняли очередную задачу Бонапарта: покорить еще одну страну, сломить последнюю преграду на пути к европейскому господству французской империи. В наполеоновских биваках в тот вечер солдаты жгли костры, кто-то пил вино, кто-то пел песни, а кто-то просто молчал, вспоминая родных и близких. Завтра победой они окончат свой тяжелый поход на Москву и захватят богатую добычу.
Немало из них было призвано в патриотические армии революционной Франции еще безусыми юнцами, когда Отчизна задыхалась, окруженная враждебным альянсом европейских королей и принцев. Некоторые из них еще участвовали в разгроме врагов в эпохальных для революции битвах – пруссаков под Вальми и австрийцев под Жемапом, Ваттиньи и Флерюсом. В то же время кое-кто из них отведал в Италии и Швейцарии русского штыка гренадер неистового старика Souwaroff и остался жив. Кому-то повезло выстоять в каре против неистовых атак мамлюков в Египте. Почти за 20 лет непрекращающихся войн они "вкусили прелестей" Востока, победоносно исколесили всю Европу вдоль и поперек, истоптали не одну сотню грубых солдатских сапог, принеся Франции славу лучшей армии Европы. И вот теперь они оказались под стенами овеянной легендами Москвы, не ведая, что для многих из них это место станет… концом их земного пути!
В русских рядах царил подъем. В предстоявшей битве русские были призваны защищать свое Отечество, Москву! Почти каждый второй русский офицер сражался здесь рядом с братом, отцом, сыном: Тучковы, Неверовские, Голицыны, Воронцовы, Бахметьевы и многие другие представители громких дворянских фамилий Российской империи. Немногие из них вернутся с поля боя. Теперь, когда всем стало ясно, что сражение будет, офицеры просили у Кутузова разрешения идти в решающий бой в парадной форме и чистом белье. В русской армии тоже были солдаты, имевшие право считать себя непобедимыми. Это были ветераны-герои суворовских походов, уже дравшиеся с французами в 1799, 1805, 1806 и 1807 гг. Они решили умереть, но не пропустить Наполеона к Москве. И это не пустые слова: во многом именно невероятная стойкость и беззаветное мужество русских солдат приведут к благоприятному для Кутузова исходу сражения.
Лишь к утру шум в обоих лагерях стих. Смолк приглушенный говор, солдаты спали…
…Кстати, за день до битвы, обходя сырые бивуаки, Наполеон простудился. У него поднялась температура, его душил непрерывный сухой кашель и вдобавок обострилось расстройство мочевого пузыря (дизурия). Император почти не ходил по малой нужде. Его ноги сильно отекли. Поскольку в ходе сражения Наполеон продолжал испытывать серьезное недомогание, а на сильном непрерывном ветру ему было трудно держаться в седле, то он почти всю Бородинскую битву провел на одном месте, перемещаясь по местности в случае крайней необходимости. Почти 15 лет назад – на заре своей головокружительной карьеры, когда ветер удачи приносил ему одну за другой блестящие победы в Италии – он сам откровенно заявил: "Для войны необходимо здоровье, и его не заменить ничем!" Прошли годы, и он развил свою мысль: "После тридцати начинаешь терять способность вести войну". И вот теперь, когда Наполеону пошел пятый десяток лет, ему предстояло дать столь долгожданное для него генеральное сражение, ставшее самым кровавым в его жизни. Предчувствуя это, он как заведенный бормочет сам себе: "Что есть война? Варварское занятие. Вся суть которого состоит в том, чтобы оказаться сильнее в определенном месте" (выделено мной. – Я. Н.)…
Всю ночь перед боем Наполеон промаялся без сна, нетерпеливо ожидая утра, когда он громко крикнет своей армии "Пойдите и принесите мне победу!", а она с криком "Да здравствует император!" устремится в атаку… Каждые час-полтора Наполеон выходил посмотреть: не ушел ли Кутузов? Видны ли огни на русских бивуаках? Огни горели. Кутузов не снимался с места. Внезапно Бонапарт спросил у дежурного генерал-адъютанта Жана Раппа (1771–1821): "Верите ли вы в завтрашнюю победу?" – "Без сомнения, Ваше Величество, но победа будет кровавая, очень кровавая!"
…Кстати сказать, по одним данным, прямо перед самым рассветом Кутузов в одиночку съездил на передовую за деревню Горки, где с возвышенности еще раз оглядел построение войск неприятеля. Увидев, что перемен не произошло, он в сопровождении примчавшейся на взмыленных конях свиты, спокойно вернулся обратно. В то же время не все согласны с тем, что главнокомандующий был в ту пору способен ездить верхом. Рассказывали, что он уже давно почти не садился на лошадь из-за своей чрезмерной тучности. Более того, А. П. Ермолов уточняет: "Не всюду могли проходить большие дрожки, в которых его возили…" Кому верить?!
Уже светало, когда в императорский шатер явился ординарец от маршала Нея. Маршал хотел узнать, не пора ли начинать бой. В ответ он услышал: "Вперед! Открой для нас ворота Москвы!"
…Кстати, заметив солнце, восходящее над позициями русских, воодушевленный сладостным воспоминанием о своей самой блестящей победе Бонапарт воскликнул, обращаясь к своим свитским: "Вот оно, солнце Аустерлица!" Но это было другое солнце, совсем другое: как общая ситуация, так и диспозиция были совершенно иные! Как известно, даже своим любимцам Боги даруют отнюдь не все: если восходящее солнце Аустерлица было для Наполеона действительно "восходящим", то рассветное солнце Бородина, скорее, "заходящим", со всеми вытекавшими из этого последствиями…
Глава 12
Как начиналось Бородинское побоище?
Информация о Бородинском сражении всегда была, есть и будет несовершенной: слишком силен в ней идеологический фактор: принцип "Броня крепка и танки наши быстры!" актуален во все времена.
…Между прочим, любопытный факт! Еще не успели оба войска окончательно встать в ружье, еще не рассвело, как случайно выстрелила пушка. С русской стороны из тяжелого орудия с батареи впереди села Семеновское громыхнул выстрел! Кому-то из канониров в предрассветном мраке показалось, что приближается неприятель – вот он и выпустил ядро в сторону врага. Когда разобрались, что тревога напрасная, то снова все затихло. Правда, уже ненадолго…
Сражение под Бородином началось с захвата наполеоновскими солдатами деревни Бородино, так и оставшейся за ними до конца битвы. Вот как это случилось.
Наполеон "пошел открывать ворота Москвы" в 6 утра 26 августа (или 7 сентября по новому стилю) с атаки французов на правый фланг русской армии, где, пользуясь туманом, пехотинцы из дивизии генерала А. Ж. Дельзона (IV корпус Эжена де Богарнэ), хоть и дорогой ценой (106-й линейный полк понес очень большие потери), но вскоре заняли Бородино. Затем на плечах отступавших русских лейб-егерей полковника К. И. Бистрома 1-го они сунулись было за Колочу, но получили такой отпор, что откатились назад и закрепились в Бородине. На юго-западную окраину Бородина канониры д’Антуара выкатили свои пушки для флангового обстрела Курганной батареи Раевского. И сразу после этого центр сражения был перенесен на левый фланг русских. Больше до конца битвы французы здесь уже не активничали.