Русские журналы - Виссарион Белинский 6 стр.


"Княжна Зизи" кн. Одоевского читается с наслаждением, хотя и не принадлежит к лучшим произведениям его пера. Даже можно сказать, что эта повесть и не выдержана: во-первых, странно, что такая глубокая женщина, как княжна Зизи, могла полюбить такого пошлого и гадкого человека, как Городков; не менее того невероятно, чтобы Городков, который в большей половине повести является человеком светски образованным, в конце повести мог явиться провинцияльным подьячим самого подьяческого тону. – Отрывок из романа "Вадимов" Марлинского – фразы, надутые до бессмыслицы. "История двух калош", повесть графа Соллогуба, – лучшая повесть в "Отечественных записках" и редкое явление в современной русской литературе. Прекрасная мысль светится в одушевленном и мастерском рассказе, которого душа заключается в глубоком чувстве человечестности. Мы не говорим о простоте, безыскусственности, отсутствии всяких претензий: все это необходимое условие всякого прекрасного произведения, а повесть гр. Соллогуба – прекрасный, благоухающий ароматом мысли и чувства литературный цветок. Во II № помещен "Павильон" г-жи Дуровой, о котором мы уже высказали наше мнение. В III № помещена "Бэла", рассказ г. Лермонтова, молодого поэта с необыкновенным талантом. Здесь в первый еще раз является г. Лермонтов с прозаическим опытом – и этот опыт достоин его высокого поэтического дарования. Простота и безыскусственность этого рассказа – невыразимы, и каждое слово в нем так на своем месте, так богато значением. Вот такие рассказы о Кавказе, о диких горцах и отношениях к ним наших войск мы готовы читать, потому что такие рассказы знакомят с предметом, а не клевещут на него. Чтение прекрасной повести г. Лермонтова многим может быть полезно еще и как противоядие чтению повестей Марлинского.

В 4 № – "Дочь чиновного человека", повесть г. Панаева (И. И.). Это одна из лучших повестей нашего талантливого повествователя. Как и все его повести, она согрета живым, пламенным чувством и, сверх того, представляет собою мастерскую картину петербургского чиновничества, не только с его внешней, но и внутренней, домашней стороны. Содержание повести просто, и тем приятнее, что при этом оно богато потрясающими драматическими положениями. Одним словом, повесть г. Панаева принадлежит к самым примечательным явлениям литературы нынешнего года. Не чужда она и недостатков, но они не важны, хоть повесть и много бы выиграла, если бы автор дал себе труд изгладить их. Но главный недостаток состоит в отделке характера героя повести: автор как будто хотел представить идеал великого художника в молодом человеке, который вечно вздыхает по каким-то недостижимым для него идеалам творчества и ничего не может создать, – что и составляет мучение и отраву всей его жизни. Это идеал художника г. Полевого, который не раз пытался его изобразить в своих повестях. Но это уже устарелый взгляд на искусство: нынче думают, что художник потому и художник, что без мучений и натуг, свободно может воплощать в живые образы порождения своей творческой фантазии; но что томящиеся по недосягаемым для них идеалам художники – или просто пустые люди с претензиями, или обыкновенные талантики, претендующие на генияльность. Генияльность не есть проклятие жизни художника, но сила познавать ее блаженство и осуществлять в живых образах это познание. Впрочем, из некоторых мест повести кажется, что автор и хотел изобразить в своем герое такого жалкого недоноска; это тем яснее, что он подавляется простым и возвышенным в своей простоте характером героини; но в таком случае автору надлежало б быть яснее и определеннее. Впрочем, может быть, он поправит еще это во второй своей повести "Любовь светской девушки", героем которой будет опять этот же художник-недоносок и которую он уже пишет, как то нам известно из достоверного источника.

В V № – "Бедовик", повесть г. Даля. Это, по нашему мнению, лучшее произведение талантливого Казака Луганского. В нем так много человечестности, доброты, юмора, знания человеческого и, преимущественно, русского сердца, такая самобытность, оригинальность, игривость, увлекательность, такой сильный интерес, что мы не читали, а пожирали эту чудесную повесть. Характер героя ее – чудо, но не везде, как кажется нам, выдержан; но солдат Власов и его отношения к герою повести – это просто роскошь.

В IV книжке есть еще "Дорожные эскизы" на пути из Франкфурта в Берлин г. Шевырева, особенно интересные подробностями его свидания с Гете.

Переводных прозаических пьес немного: "Сила крови", повесть Сервантеса, переведенная с испанского, интересна только по имени своего автора и разве как намек на домашнюю жизнь испанцев; она прекрасно переведена с подлинника г. Тимковеким. "Боги, герои и Виланд", соч. Гете, переведенное г. Струговщиковым, представляет собою любопытную страницу из истории немецкой литературы, к сожалению, не понятую у нас.

Прекрасных стихотворений в "Отечественных записках" – множество. Конечно, между ними есть и стишки гг. Якубовича, Стромилова, Гребенки, Айбулата, но

И в солнце, и в луне есть темные места.

В I № из стихотворений вы находите маленькое прелестное стихотворение Пушкина "В альбом", "Думу" – энергическое, могучее по форме, хотя и прекраснодушное несколько по содержанию, стихотворение г. Лермонтова. Вторая книжка бедна хорошими стихотворениями, и можно упомянуть только о "Поэте" опять того же г. Лермонтова, примечательном многими прекрасными стихами и также прекраснодушном по содержанию. Третья книжка красуется "Последним поцелуем", роскошно-поэтическим стихотворением г. Кольцова. Четвертая книжка блестит прекрасным стихотворением г. Лермонтова "Русалка" и поражает удивлением отрывок из поэмы гр-ни Е. Р-ной "Существенность и вдохновение, или Жизнь девушки", да – поражает удивлением, и если хотите знать почему, прочтите сами этот удивительный отрывок… Пятая книжка необыкновенно богата прекрасными стихотворениями, из которых два – "Ветка Палестины" и "Не верь себе" – принадлежат г. Лермонтову. Первое поражает художественностию своей формы, а второе глубокостию своего содержания и могучестию своей формы: дело идет, кажется, о тех непризванных поэтах, которые могут вдохновляться только своими страданиями, за отсутствием истинного поэтического призвания.

Не верь себе, мечтатель молодой,
Как язвы, бойся вдохновенья…
Оно тяжелый бред души твоей больной
Иль пленной мысли раздраженье.
В нем признака небес напрасно не ищи:
То кровь кипит, то сил избыток!
Скорее жизнь свою в заботах истощи,
Разлей отравленный напиток.
. . . . . . . . .
Не унижай себя. Стыдися торговать
То гневом, то тоской послушной
И гной душевных ран надменно выставлять
На диво черни простодушной.
Какое дело нам, страдал ты или нет?
На что нам знать твои волненья,
Надежды глупые первоначальных лет,
Рассудка злые сожаленья?
Взгляни: перед тобой играючи идет
Толпа дорогою привычной;
На лицах праздничных чуть виден след забот,
Слезы не встретишь неприличной.
А между тем из них едва ли есть один,
Тяжелой пыткой не измятый,
До преждевременных добравшийся морщин
Без преступленья иль утраты!..
Поверь: для них смешон твой плач и твой укор,
С своим напевом заученным,
Как разрумяненный трагический актер,
Махающий мечом картонным…

Заметьте, что здесь поэт говорит не о бездарных и ничтожных людях, обладаемых метроманиею, но о людях, которым часто удается выстрадать и то и другое стихотворение и которые вопли души своей или кипение крови и избыток сил принимают за дар вдохновения. Глубокая мысль!.. Сколько есть на белом свете таких мнимых поэтов! И как глубоко истинный поэт разгадал их!.. Кроме двух прекрасных стихотворений г. Лермонтова, в V № "Отечественных записок" есть четыре прекрасные стихотворения г-жи Павловой: "Неизвестному поэту", оригинальное; "Клятва Мойны" и "Гленара" – шотландские баллады, одна В. Скотта, другая из Камбеля; "Пойми любовь", из Рюкерта. Удивительный талант г-жи Павловой (урожденной Яниш) переводить стихотворения со всех известных ей языков и на все известные ей языки – начинает наконец приобретать всеобщую известность. В нынешнем году вышли ее переводы с разных языков на французский, под названием "Les preludes", – и мы не могли довольно надивиться, как умела даровитая переводчица передать на этот бедный, антипоэтический и фразистый по своей природе язык благородную простоту, силу, сжатость и поэтическую прелесть "Полководца" – одно из лучших стихотворений Пушкина. Но еще лучше (по причине языка) ее переводы на русский язык; подивитесь сами этой сжатости, этой мужественной энергии, благородной простоте этих алмазных стихов, алмазных и по крепости и по блеску поэтическому.

Гленара.

О, слышите ль вы тот напев гробовой?
Толпа там проходит печальной чредой.
Вождь горный, Гленара, супруги лишен:
Ее хоронить всех родных созвал он.

И первый за гробом Гленара идет,
И клан весь за пим, по никто слез не льет;
Идут они молча, чрез поле, чрез бор,
В плащи завернулись, потупили взор.

И молча дошли до равнины одной,
Где рос одинокий дуб черный, густой;
– Жену хоронить здесь я место избрал:
Что ж все вы молчите? – Гленара сказал.

– Ответствуйте мне, что же все вы кругом
Плащами закрылись? Так мрачны лицом? -
Вождь грозный спросил их; плащ каждый упал,
И в каждой деснице сверкает кинжал.

"Мне снилось о гробе супруги твоей, -
Воскликнул один из угрюмых гостей, -
Гроб этот – пустым показался мне он.
Гленара! Гленара! толкуй мне мой сон!"

Гленара бледнеет, и гроб пред толпой
Открыт уж, и нет в нем жены молодой.
И гость-обвинитель страшней повторил
(Несчастную жертву он тайно любил):

"Мне снились страданья супруги твоей,
Мне снилось, что вождь наш бесчестный злодей,
Что бросил жену на скале где-то он.
Гленара! Гленара! толкуй мне мой сон!"

Упал на колени преступник во прах,
Открыл, где покинул супругу в слезах;
С пустынной скалы возвратилась она,
И вновь с нею радость друзьям отдана.

Так-то дебютировали на сцене журналистики возобновленные "Отечественные записки". Если – чего и должно ожидать – продолжение будет еще лучше начала, то, при своих материяльных средствах, при своих выгодных отношениях почти ко всем нашим пишущим знаменитостям, "Отечественные записки", без всякого сомнения, не замедлят занять первого места в современной русской журналистике.

Внешность "Отечественных записок" очень красива, полнота содержания даже чересчур удовлетворительна, а поспешность, с какою летают книжка за книжкою, – изумительна. Все это делает честь неутомимости редактора и желанию его – сделать свой журнал вполне достойным того лестного приема, которым уже удостоила его публика.

В следующей книжке "Наблюдателя" надеемся поговорить о "Литературных прибавлениях" и "Галатее".

Сноски

1

Первый из этих рассказов "Болгарка" напечатан в 1-ой июльской книжке "Московского наблюдателя" за 1837 г. Тот и другой составляют выдержки из дневных записок автора.

2

Желательно бы знать, какую разность полагает автор этой статьи между художествами и искусствами?

3

О доброе старое время!.. (франц.)Ред.

4

с любовью (итал.). – Ред.

5

Это-то самое некоторые мужи старинного закала и назвали особенною немецкою манерою выражаться, не понимая того, что достоинство и действительность всякой мысли узнаются по форме, в которой она выразилась.

6

"Прелюдии" (франц.). – Ред.

Комментарии

1

В 1839 г., после долгого перерыва, возобновилось издание московского журнала "Галатея" и петербургских "Отечественных записок".

2

Имеется в виду петербургский журнал "Сын отечества" (1812–1852). О его реорганизации см. наст. т., прим. 2 к "Журнальной заметке".

3

"Летопись русских журналов" как постоянный отдел введена с 1839 г. в "Сыне отечества".

4

Имеется в виду отзыв Н. А. Полевого (см. наст. т., с. 430–431).

5

Галатея - в греческой мифологии морская нимфа.

6

В очерке рассказывается о борьбе испанцев с наполеоновскими войсками за свою национальную независимость в 1808 г.

7

Цитата из обзора Н. Полевого "Летопись русских журналов" ("Сын отечества", 1839, № 1, отд. IV, с. 42–43).

8

Статья представляет собой переложение (с пространной цитацией) предисловия английского критика Уильяма Хэзлитта к его книге "Характеры пьес Шекспира", переизданной в Лондоне в 1838 г. (первое издание – в 1817 г.).

9

Свидетельство отрицательного отношения Белинского к теории буржуазного утилитаризма И. Бентама, который защищал неограниченную свободу капиталистической конкуренции и эксплуатации и которого К. Маркс в 1-м томе "Капитала" назвал "гением буржуазной глупости" (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, с. 624). В фантазии В. Одоевского рассказывается, как под впечатлением пламенных речей одного молодого человека, по имени Бентам, жители уединенного острова построили свою жизнь на основе личной пользы. Но вскоре в Бентамии (так названа была колония) принцип личной "пользы" развился в принцип "обогащения". Началось оккупирование и разорение соседних земель. Конкуренция привела к междоусобиям внутри страны, начала волноваться разоренная беднота. Правители-предприниматели были свергнуты, их место занимали последовательно купцы, ремесленники, землепашцы, но страдания не исчезали – таков вывод Одоевского. Белинский и Одоевский были солидарны во взглядах на теорию буржуазного утилитаризма И. Бентама, но критиковали они его с разных позиций.

10

"Новая сцена из "Бориса Годунова" – "Девичье поле. Новодевичий монастырь. Народ" (в примечании, принадлежащем, очевидно, Плетневу, сказано: "Следует в оригинале за сценою на Красной площади"). В издание трагедии 1831 г. эта сцена не включена по цензурным соображениям.

11

Первоначально напечатано под названием "К Н. Г. Л-ву" ("Российский музеум", 1815, № 3) и обращено к брату лицейского товарища Пушкина Николаю Григорьевичу Ломоносову. Теперь печатается под названием "К Н. Г. Ломоносову".

12

Подробную характеристику "Библиотеки для чтения" как журнала провинциального, угождающего вкусам малотребовательного читателя, Белинский дал в статье "Ничто о ничем…" (наст. изд., т. 1). В пору "примирения с действительностью" критик относился к "Библиотеке" более снисходительно. См. рецензию на "Литературные пояснения" Н. Греча (Белинский, АН СССР, т. II, с. 544–545).

13

Об этом Белинский так информировал Панаева в письме от 25 февраля 1839 г.: "Представьте себе – какое горе: у меня украдена учеником Межевого института, некиим М. <Н. Мартыновым>, тетрадь стихов Красова и попала в руки Сенковского, который и распоряжается ею, как своею собственностью".

14

О незаконной перепечатке "Библиотекой для чтения" стихотворений Красова из "Московского наблюдателя" под фамилией Бернета Белинский писал в "Журнальной заметке" (Белинский, АН СССР, т. III, с. 98).

Назад Дальше