Через неделю вдогонку телеграмме в тот же адрес пошло письмо, в котором Немирович-Данченко, явно чуя "цвет нового времени", сообщает: "После трех генеральных репетиций мы сыграли "Враги" 15-го числа, обыкновенным, рядовым спектаклем, взамен другого ("У врат царства"). Мне хотелось показать Иосифу Виссарионовичу до закрытия сезона и до обычной парадной премьеры(выделено мною – А.Б.) […]. Рад Вам обо всем этом рапортовать" .
И, как в насмешку, – "… МХАТ, вместо того, чтобы платить за просроченного "Мольера", насчитал на М.А. – явно неправильно – 11 800 руб" . Эта запись сделана Еленой Сергеевной 28 января 1936 года, когда "Враги" победоносно шли уже целых полсезона.
Буквально через две недели после этой записи Елены Сергеевны, 4 февраля, Немирович-Данченко пишет Горькому: "… Должен признаться Вам, что с работой над "Врагами" я по-новому увидал Вас как драматурга. Вы берете кусок эпохи в крепчайшей политической установке и раскрываете это не цепью внешних событий, а через характерную группу художественных портретов, расставленных, как в умной шахматной композиции. Мудрость заключается в том, что самая острая политическая тенден…" – Господи, хватит – этому конца нет! Каково же было Булгакову знать все это!..
Но вот, наконец, 5 февраля Елена Сергеевна записывает: "… после многочисленных мучений, была первая генеральная "Мольера", черновая […] Великолепны Болдуман – Людовик и Бутон – Яшин […] Аплодировали после каждой картины. Шумный успех после конца. М.А. извлекли из вестибюля (он уже уходил) и вытащили на сцену. Выходил кланяться и Немирович – страшно довольный" .
9 февраля – "Опять успех и большой. Занавес давали раз двадцать. Американцы восхищались и долго благодарили".
11 февраля – "Первый, закрытый, спектакль "Мольера" – для пролетарского студенчества […] После конца, кажется, двадцать один занавес. Вызвали автора, М.А. выходил" .
15 февраля – "Генеральная прошла успешно. Опять столько же занавесов. Значит, публике нравится?"
16 февраля – "Итак, премьера "Мольера" прошла. Сколько лет мы ее ждали! Зал был, как говорит Мольер, нашпигован знатными людьми […] Успех громадный. Занавес давали, по счету за кулисами, двадцать два раза. Очень вызывали автора".
17 февраля – "В подвале "Вечерки" ругательная рецензия некоего Рокотова – в адрес М.А. […] Короткая неодобрительная статья в газете "За индустриализацию". Вечером – второй спектакль "Мольера" […] – восемнадцать занавесов .
21 февраля:
"Общественный просмотр "Мольера". Успех. Занавесов – около двадцати. 24 февраля. Дневной спектакль "Мольера" […] Спектакль имеет оглушительный успех. Сегодня бесчисленное количество занавесов.
Болдуман сказал, что его снимают с роли из-за параллельных "Врагов".
Лучший исполнитель в спектакле!" .
Добавлю, исполнитель одной из центральных ролей – Людовика. "Цвета нового времени" потребовали от Булгакова очередной жертвы.
4 марта – "МХАТ требует возвращения трех тысяч за "Бег" на том основании, что он запрещен".
9 марта:
"В "Правде" статья "Внешний блеск и фальшивое содержание", без подписи.
Когда прочитали, М.А. сказал: "Конец "Мольеру"… Днем пошли во МХАТ – "Мольера" сняли" .
9 сентября:
"Из МХАТа М.А. хочет уходить. После гибели "Мольера" М.А. там тяжело.
– Кладбище моих пьес" .
15 сентября:
"Сегодня утром М.А. подал письмо Аркадьеву, в котором отказывается от службы в Театре и от работы над "Виндзорскими". Кроме того – заявление в дирекцию. Поехали в Театр, оставили письмо курьерше.[…] М.А. говорил мне, что это письмо в МХАТ он написал "с каким-то даже сладострастием"
5 октября:
"Сегодня десять лет со дня премьеры "Турбиных". Они пошли 5 октября 1926 года. М.А. настроен тяжело. Нечего и говорить, что в Театре даже и не подумали отметить этот день" .
И, наконец, снова "стычка" – теперь уже заочная – с горьковскими "Врагами" – запись от 10 мая 1937 года: "Федя… подтвердил: Сталин горячо говорил в пользу того, что "Турбиных" надо везти в Париж, а Молотов возражал. И, – прибавил Федя еще, – что против "Турбиных" Немирович. Он хочет везти только свои постановки и поэтому настаивает на "Врагах" – вместо "Турбиных" .
Так что, как можно видеть, весь нелегкий путь булгаковского "Мольера" постоянно пересекался с горьковскими "Врагами". Не в пользу "Мольера"… Впрочем, ему не повезло еще раньше, о чем свидетельствует письмо Булгакова П.С. Попову от 13 апреля 1933 года:
"Ну-с, у меня начались мольеровские дни. Открылись они рецензией Т. [А.Н. Тихонов]. В ней, дорогой Патя, содержится множество приятных вещей. Рассказчик мой, который ведет биографию, назван развязным молодым человеком, который верит в колдовство и чертовщину, обладает оккультными способностями, любит альковные истории, пользуется сомнительными источниками и, что хуже всего, склонен к реализму!
Но этого мало. В сочинении моем, по мнению Т., "довольно прозрачно выступают намеки на нашу советскую действительность"!! … Т. пишет в том же письме, что послал рукопись в Сорренто" .
В комментарии к этому письму сообщается: "Рукопись романа была послана Горькому, который отвечал: "Дорогой Александр Николаевич, с Вашей – вполне обоснованно отрицательной – оценкой работы М.А. Булгакова совершенно согласен. Нужно не только дополнить ее историческим материалом и придать ей материальную значимость, нужно изменить ее "игривый стиль". В данном виде это – несерьезная работа и – Вы правильно указываете – она будет резко осуждена" .
…"Ненавистен мне людской крик…"
И последнее. Об отношении семьи драматурга Булгакова к драматургии Горького вообще.
"9 сентября 1933 г. В 12 часов дня во МХАТе Горький читал "Достигаева". Встречен был аплодисментами, актеры стояли. Была вся труппа. Читал в верхнем фойе. […]
По окончании пьесы аплодисментов не было. Горький: – Ну, говорите, в чем я виноват? Немирович: – Ни в чем не виноваты. Пьеса прекрасная, мудрая" . Здесь мнение В.И. Немировича-Данченко явно расходится с мнением труппы. Коллективу явно недоставало "чутья к цвету нового времени"…
"8 октября 1933 г. Вечером М.А. был дежурным по спектаклю "В людях" в филиале. Пошли. Какой актер Тарханов! Выдумал трюк – в рубашке до пят – делает реверансы, оскорбительные – молодому Пешкову" .
"5 февраля 1934 г. Третьего дня были на генеральной "Булычева" во МХАТе. Леонидов играет самого себя. Изредка кричит пустым криком. Но, говорят, что репетировал изумительно иногда! Спектакль бесцветный" .
Горькому-драматургу явно не везет на оценки. Теперь уже – семьи Булгакова.
"6 февраля 1934 г. Премьера в МХАТ "Егора Булычева" […]. 10 февраля 1934 г. – 2-й спектакль, который посетили руководители партии и Правительства" (Летопись жизни и творчества Горького. Изд. АН СССР, М., 1960, т.4).
А вот как это сухо изложенное официальной "Летописью жизни и творчества Горького" событие отражено в семейном дневнике Булгаковых:
"11 февраля 1934 г. Вчера в МХАТе была премьера "Булычева". Оля сегодня утром по телефону:
– На спектакле были члены Правительства, был Сталин. Огромный успех. Велели ставить "Любовь Яровую" .
"Велели ставить…" – "цвета времени"?..
"15 апреля 1937 г…. Пошли в Камерный – генеральная – "Дети солнца". Просидели один акт и ушли – немыслимо. М.А. говорил, что у него "все тело чешется от скуки". Ужасны горьковские пьесы. Хотя романы еще хуже" .
К этой дневниковой записи В.И. Лосев дает следующий комментарий: "В 1-й ред.: "… генеральная "Дети солнца", и видели один акт, больше сидеть не было сил. Миша сказал, что у него чешется все тело, сидеть невозможно! Вот постарался Таиров исправиться! Но как ни плоха игра актеров, – пьеса еще гаже" .
Сравнение приведенной В.И. Лосевым записи в ее первоначальном виде с откорректированным в послевоенные годы вариантом показывает, что с течением времени у Елены Сергеевны появилась тенденция к "антигорьковским" обобщениям. Тем не менее, оба варианта свидетельствуют о глубокой негативной реакции Булгакова, и это обстоятельство можно рассматривать как побудительный мотив для включения в фабулу романа характерной фразы о гомункуле из так не понравившейся пьесы.
А как должен был реагировать Булгаков на такие изданные в 1936 году в издательстве "Academia" строки В.И. Немировича-Данченко: "И в то время, когда пишутся эти строки (и когда изгоняли Булгакова из Театра – А.Б.) , Художественный театр играет лучшие свои спектакли – "Воскресенье" Толстого и "Враги" Горького"?..
Приведенные в этом разделе материалы показывают, что, кроме объективных и вполне веских оснований, были обстоятельства и чисто субъективного плана для той интерпретации в романе личности Мастера-Горького, какой ее сделал Булгаков.
И в то же время… "Но вот что я считаю для себя обязательным упомянуть при свете тех же звезд – это что действительно хотел ставить "Бег" писатель Максим Горький. А не Театр!" Это – из письма М.А. Булгакова Елене Сергеевне от 6-7 августа 1938 года .
Благородно. Интеллигентно. А разве в образе Мастера есть только негативные черты?
Примечания к главе 18:
1. А.М. Смелянский. Михаил Булгаков в Художественном театре. М., "Искусство",1989, с. 299.
2. Там же, с. 299.
3. Дневник Елены Булгаковой, с. 52.
4. М. Булгаков. Письма… с. 512.
5. "Дорогой Алексей Максимович! Московский Художественный театр Вашего имени только что сыграл восьмисотый спектакль "На дне". Уже 32 года эта пьеса не сходит с репертуара МХАТ. Появление "Дна" одним ударом проложило целые пути театральной культуры. В годы Октябрьской революции "Дно" приобрело новое значение, сделавшись любимейшей пьесой победившего пролетариата. Имея в "Дне" образец подлинно народной пьесы, мы считаем этот спектакль гордостью театра. МХАТ глубоко счастлив, что связь его с Вами с каждым годом растет и укрепляется и с нетерпением ждет встречи с Вами в своих стенах. Немирович-Данченко". В.И. Немирович-Данченко. Избранные письма. М., 1979, том 2, с. 417-418.
6. Дневник Елены Булгаковой, с. 64.
7. М.А. Булгаков. Письма… с. 531.
8. Дневник Елены Булгаковой, с. 58.
9. Там же, с. 87.
10. М.А. Булгаков. Письма… с. 535.
11. В.И. Немирович-Данченко. Избранные письма, том 2, с. 433.
12. Там же, с. 433-434.
13. Дневник Елены Булгаковой, с. 111.
14. В.И. Немирович-Данченко. Избранные письма, том 2, с. 449, но продолжается и дальше.
15. Дневник Елены Булгаковой, с. 111-112.
16. Там же, с. 112.
17. Там же, с. 113-114.
18. Там же, сс.114-115.
19. Там же, с. 116.
20. Там же, с. 121.
21. Там же, с. 122.
22. Там же, с. 123.
23. Там же, с. 145.
24. М.А. Булгаков. Письма… с. 487.
25. Г.А. Лесскис. Указ. соч., с. 705-706.
26. Дневник Елены Булгаковой, с. 35-36.
27. Там же, с. 40.
28. Там же, с.54.
29. Там же, с. 54.
30. Там же, с. 139.
31. Там же, с. 371.
32. В.И. Немирович-Данченко. Рождение театра. М., "Правда", 1989, с. 273.
33. М.А. Булгаков. Письма…, с. 593.
IV. "Сталин советской литературы"
Упорный поклонник и создатель возвышающих обманов.
В.Ф. Ходасевич
Он сидел у двери истории, считая, что не он войдет в эту дверь.
В. Шкловский
Прежде всего Пешков недостаточно прост и ясен, он слишком убежден в том, что не похож на людей… Фигура изломанная и запутанная.
А.М. Горький
Глава XIX. Если нечего есть – есть ли все-таки человеческое мясо?
Очень тяжелые мысли о Горьком.
А.А. Блок
Не могу отнестись к Горькому искренне, сам не знаю почему, а не могу. Горький – злой человек… У него душа соглядатая.
Л.Н. Толстой
"Несимпатичен мне Горький, как человек…" – эта дневниковая запись Булгакова требует осмысления, поскольку речь идет об оценке мотивов писателя, показавшего Основоположника и Корифея в далеко не однозначном образе Мастера. К сожалению, относящиеся непосредственно к Булгакову доступные документальные материалы этот вопрос практически не раскрывают. То, что удалось найти, приведено в предыдущих главах применительно к частным аспектам. Ввиду ограниченности объема такого материала вряд ли было бы методологически корректным интерполировать его на точку зрения Булгакова в целом. Или, говоря юридическим языком, использовать его с расширительным толкованием. Ведь подлежащий выяснению вопрос имеет принципиальный характер – были ли у Булгакова основания для изображения Горького в таком откровенно сатирическом плане; то есть, заслуживает ли фигура Горького того пафоса, который Булгаков вложил в образ центрального героя своего романа.
В принципе, задача не настолько безнадежна, как это может показаться вначале.
Во-первых, при оценке позиции Булгакова следует иметь в виду, что в вопросах свободы творчества он имел совершенно четкую позицию, от которой не отступал, и которая далеко не всегда соответствовала официальным установкам Системы.
Во-вторых, Булгаков был интеллигентом старой школы. То есть, интеллигентом не по наименованию должности в совучреждении, не в силу полученных на рабфаковских курсах бессистемных обрывков знаний, и тем более не по принадлежности к советскому истэблишменту. А интеллигентом по своему мировоззрению. И по воспитанию. Да и по происхождению, если угодно – слава Богу, теперь это уже никого не шокирует.
В этом плане можно с достаточной степенью достоверности интерполировать на его точку зрения по рассматриваемому вопросу мнения других известных интеллигентов, чья гражданская позиция общеизвестна. Пусть Булгаков не со всеми из них был знаком лично и даже не мог знакомиться с их воспоминаниями; неизбежны и определенные поправки на индивидуальность точек зрения в отношении каких-то частностей. Все это так. Но если по каким-то принципиальным вопросам такие мнения имеют достаточно недвусмысленный характер, то не будет большой ошибкой допустить, что такую же точку зрения мог иметь и интеллигент Булгаков. Тем более что мнения эти, как можно будет убедиться, в ряде случаев выражены в настолько острой форме, что даже при самых осторожных оговорках на "долю" Булгакова все-таки остается вполне достаточно…
…30 июля 1917 года А.А. Блок, включенный в число членов "Лиги Русской Культуры", позитивно принял этот факт, но с одной оговоркой (в письме к П.В. Струве): "… Только одно обстоятельство могло бы служить для меня препятствием: это обстоятельство выражается конкретно и символически в отсутствии среди учредителей имени Горького… Нужно изыскать какие-то чрезвычайные средства для обретения Горького, хотя бы для того, чтобы его имя прошло через "Лигу Русской Культуры …"
Такое отношение поэта должно бы являться превосходной характеристикой личности Горького. Но тогда почему же через четыре года, 12 августа 1921 г., К. Чуковский вносит в свой дневник следующую запись о Блоке: "В последнее время он не выносил Горького, Тихонова – и его лицо умирало в их присутствии…"
Дневник – не мемуары, впечатления в нем свежи и свободны от конъюнктуры. О том, что "тяжелые мысли о Горьком" – не просто реакция по какому-то частному вопросу, а серьезное обобщение, характеризующее отношение поэта к Горькому, свидетельствует другая, сделанная за полгода до этого (22 декабря 1920 года) запись в дневнике Чуковского:
"Читали на засед. "Всемирной Лит." ругательства Мережковского – против Горького. Блок (шепотом мне): – А ведь Мережк. прав" . Это событие нашло отражение и в дневнике самого Блока (17 декабря): "Правление Союза писателей. Присутствие Горького (мне, как давно уже, тяжелое)" .
А "ругательства" Мережковского содержались в его статье "Открытое письмо Уэллсу", где имеются такие слова: "…Вы полагаете, что довольно одного праведника, чтобы оправдать миллионы грешников, и такого праведника вы видите в лице Максима Горького. Горький будто бы спасает русскую культуру от большевистского варварства.
Я одно время сам думал так, сам был обманут, как вы. Но когда испытал на себе, что значит "спасение" Горького, то бежал из России. Я предпочитал быть пойманным и расстрелянным, чем так спастись. Знаете ли, мистер Уэллс, какою ценою "спасает" Горький? Ценою оподления…
Нет, мистер Уэллс, простите меня, но ваш друг Горький – не лучше, а хуже всех большевиков – хуже Ленина и Троцкого. Те убивают тела, а этот убивает и расстреливает души. Во всем, что вы говорите о большевиках, узнаю Горького…"
Это Мережковский писал уже в эмиграции. Но еще до выезда, буквально через две недели после большевистского переворота, его мнение было не менее резким. Вот как оно видится в дневниковой записи его супруги (6/19 ноября 1917 года):
" У Х. был Горький […] Он от всяких хлопот за министров начисто отказывается. – Я… органически… не могу… говорить с этими… мерзавцами. С Лениным и Троцким […] Я прямо к Горькому: никакие, говорю, статьи в "Новой жизни" не отделят вас от б-ков, "мерзавцев", по вашим словам. Вам надо уйти из этой компании […] Он встал, что-то глухо пролаял: