Америка – страна богатая: чего ни хватишься – все есть. Причем больше всего в стране Америке: 1) оружия, 2) маньяков-террористов и 3) демократии. Свободная продажа первого дает возможность вторым легко охотиться на рядовых налогоплательщиков, а переизбыток третьей очень часто позволяет преступным элементам уходить от ответственности. В большинстве полицейских романов и фильмов так или иначе обыгрывается эта драматическая коллизия. Стражи порядка, рискуя жизнью, задерживают на месте преступления криминальных субчиков, однако крючкотворы-адвокаты, хитрецы-политиканы, трусы-начальники, гниды-журналисты и прочая либеральная сволочь нарочно мешают торжеству справедливости. Они сводят на нет все усилия хороших парней с полицейскими значками, да еще норовят под видом защиты прав и свобод эти самые значки у вышеупомянутых хороших копов вообще отобрать. Скованные пресловутым Биллем о правах по рукам и ногам, простые парни с сорок пятым калибром вынуждены часами оправдываться в различных судебных инстанциях и сенатских подкомитетах из-за каждого несанкционированного удара по морде Джека-Потрошителя. Понятно, что симпатии читателей и зрителей оказываются отнюдь не на стороне тупоголовых законников, но на стороне героических нарушителей правил и должностных инструкций – наподобие Майка Хаммера, Эла Уиллера, Грязного Гарри и прочих рыцарей ночных мегаполисов, которые сначала стреляют и только потом готовы принести извинения (если еще останется кому).
Те же, кто доверчиво сверяет каждый свой чих с конституцией, – явно не жильцы на белом свете, несмотря на сорок пятый калибр. Этим беднягам приходится то и дело сдерживать самих себя, торопиться медленно, отмерять семь раз, смеяться последними и в итоге падать на асфальт с бандитской пулей в голове как раз на середине ритуальной фразы о возможности не отвечать на вопросы, требовать адвоката и один раз позвонить по телефону.
В романе Дейла Брауна в роли мальчиков для битья выступают уже не полицейские, а военные летчики, коим дурацкие инструкции не позволяют защищать покой американских граждан в мирное время. В то самое время, когда вмешательство военных ох как необходимо: в американских небесах бесчинствует некто Анри Казье, гражданин бельгийской национальности, "мегаломаньяк и, несомненно, псих", представляющий реальную угрозу безопасности всей страны. Мало того, что мсье Казье захватывает самолеты, перевозит через границы наркотики и оружие, убивает полицейских, захватывает заложников и грабит казну при помощи фальшивых авизо (или как там эти штуки в Америке называются?). Он еще и взрывает крупнейшие в стране аэропорты, а в финале пытается разрушить Белый дом и Капитолий. Действие романа происходит в 1995 году, когда угроза Америке с Востока давно рассосалась сама собой и опытные асы буквально страдают в отсутствие настоящего дела. "Главная задача военных, – убежден главный герой романа, полковник американских ВВС Эл Винсенти, – обеспечивать национальную безопасность, защищать страну от всех врагов, как внутренних, так и внешних".
Мсье Казье между тем – бельгиец только по происхождению, по паспорту же – американец. Потому во внешние противники записать его, увы, невозможно, а воевать американской авиации с "внутренним врагом" (как бы ни желал этого полковник Винсенти) – уставы не велят. "Присяга обязывает нас играть по правилам, – с понятной горечью говорит отставной адмирал Хардкасл. – Конгресс и суды сделали нас почти беззащитными". Максимум, на что имеют право военные летчики при встрече с воздушными злодеями из числа соотечественников, "открывать ответный огонь". Но злой гений американского небосвода, ловко пользуясь демократией в нехороших целях, до того метко стреляет и кидает бомбы, что конституционное право ответить огнем оказывается нереализованным. Поняв это, полковник Винсенти приходит к логическому выводу: "Если вы не имеете права принимать меры до тех пор, пока террорист не нанесет удара, это не ваша вина, а недостаток системы". Дело за малым – поменять негодную систему. Сделать это американским авиаторам так и не удается. Путаются под ногами президент, конгресс, правительство и даже директор ФБР миссис Лэйни Уилкс ("та еще сучка, из либералов", готовая – по словам обиженного адмирала – в любой момент "заявить прессе, что от армии все беды, что она отбилась от рук"). И плевать этим законникам, что суперманьяк Казье "может устроить такой террор, какой этой стране и не снился": в нелегкие для Америки дни они имеют наглость устраивать постыдную склоку по поводу одного несчастного самолета с телевизионщиками, принятого за транспорт террористов и потому сбитого. И лишь когда раздаются взрывы близ Капитолийского холма, погибают доблестные адмирал с полковником и принимает пулю от маньяка сама директор ФБР, всем персонажам романа становится понятно, что в этой стране дали слишком мало прав честным военным и, пожалуй, переборщили с правами и свободами. Но поздно: половина Вашингтона уже в руинах; хорошо еще, что президент с супругой не пострадали. Только на последних страницах романа оставшиеся в живых персонажи испытывают угрызения совести, что три сотни страниц назад руководствовались абстрактным гуманизмом и не позволили Элу Винсенти уничтожить самолет будущего разрушителя столицы одной ракетой. А ведь цель была так близко, а ведь добро с кулаками могло бы побороть зло с небес...
Весьма пессимистическое произведение американского романиста нашим читателем, однако, может быть воспринято с оптимизмом. Ибо апокалиптическая ситуация, описанная Дейлом Брауном, в наших условиях исключена. И не потому, что наши службы ПВО лучше заокеанских, а Кремль лучше защищен, чем Белый дом. Просто "недостаток системы", о котором сокрушались полковник с адмиралом, у нас ликвидируется в рабочем порядке. В наших условиях самолет с преступным или просто подозрительным мсье Казье вряд ли бы долетел до середины романа. И потом журналистам просто предложили бы три версии одновременно: 1) что никакого самолета вообще не было, 2) что он сбил себя сам и 3) что он скрылся в сторону моря.
1995
"Мираж" для Бонда-младшего
Ларри Бонд. Котел. В двух книгах. М.: Эксмо
Войны, как известно, бывают справедливые, несправедливые и игрушечные. Последние, в свою очередь, могут быть сделаны из жести, из папье-маше или из бумаги. Американский писатель Ларри Бонд (видимо, младший брат Джеймса) развязал в Европе бумажную войну протяженностью в тысячу страниц, перекрыв в один присест личные рекорды Шпенглера и Эренбурга. У поименованных господ старушка Европа закатывалась и гибла слишком быстро, скучно и притом в условиях, не подобающих нашему просвещенному веку пара и электричества: и закат вручную, и гибель по дедушкиным рецептам были там организованы просто-напросто кустарно. Зато уж в произведении Бонда-младшего Европа отдавала концы под воздействием зримых достижений военно-инженерного гения. И если она в финале все-таки выкарабкивалась из смертельного "котла", то отнюдь не по причине конструктивных несовершенств всех этих "Аваксов", "Брэдли", "Вампиров", "Гелиосов", "Дюрандалей", ЗРК, "Иглов", "Корморанов", "Леопардов", "Миражей" и прочих орудий истребления на все буквы алфавита (кроме, разве что, Ъ, Ь и Ы).
Издатели обозначили жанр романа "Котел" как технотриллер – и тем самым совершенно не погрешили против истины: по количеству боевой техники на один квадратный сантиметр страницы Бонд оставил далеко позади даже своего соотечественника Клэнси. Живописатель "Игр патриотов" и "Реальной угрозы", правда, успел назвать жанр технотриллера "новой эпохой в литературе", но сам, похоже, еще оставался в старой. Ибо читатель Клэнси хоть и мог почерпнуть из его романов некоторое количество технической информации (как самому угнать атомную субмарину, как самому собрать ядерную бомбу и проч.), но главное достоинство его книг тем не менее было в сюжетах – динамичных, острых, чьи повороты могли быть неожиданными, но оставались логичными и (в рамках общего замысла) довольно правдоподобными.
Ларри Бонд позаимствовал у Тома Клэнси "монтажный" характер композиции (беспроигрышный принцип "а в это время..."), однако все наличествующие запасы логики и правдоподобия вынужден был без остатка отдать боевой технике: представления автора о механизме принятия важных политических решений уже несравненно более фантастичны, нежели излагаемые автором сведения о механизмах ракет "Спарроу", вертолетов "Сихок", миноносцев "Спрюнс" и т. д. К примеру, сцена подписания президентом России – под давлением маршала-"ястреба" – указа о введении в стране военного положения исполнена в духе "Крестного отца". Маршал делает президенту "такое предложение, от которого тот не может отказаться", в пять минут демократия в стране сведена на нет. После чего олигархам не остается ничего другого, как двигать войска поближе к польским границам – в твердом намерении перейти все границы здравого смысла. Ну ладно, Россия, что с нее взять? Страна медведей, где, "несмотря на многолетние официальные антиалкогольные кампании, алкоголизм по-прежнему оставался главной причиной смертности мужской половины населения России". Но Франция-то с Германией каковы! "В условиях экономического краха Европы" решили объединиться и с помощью превосходства в живой силе и технике (следует обязательное описание техники) поработить всю Европу, от британских морей до Бреста.
Ни германский канцлер Шредер, ни французский вождь Десо автором романа ни разу не были уличены в злоупотреблении спиртными напитками, и значит, их агрессивная внешняя политика на континенте может быть объяснена лишь приступами клинического слабоумия. Еще ни один "Мираж" не нарушил польской границы, а самый темный читатель уже соображает, что на сторону униженных и оскорбленных восточноевропейских народов горой встанут Соединенные Штаты и дадут отпор франко-германским захватчикам. Да и как же иначе? "Близилось к концу двадцатое столетие, а Европа пятилась все дальше и дальше назад, от яркого света будущего в свое жестокое и темное, полное распрей прошлое..."
Лишь Соединенные Штаты оказываются островом демократии и трезвомыслия в океане всеобщего безумия. Американскому президенту, естественно, с самого начала приходится нелегко – как нелегко любому атланту: "его плечи были чуть сгорблены – на них как бы давил груз постоянных битв с изоляционистскими тенденциями, разрушавшими экономику". Не будь атлантов из Госдепартамента, события в Европе развивались бы по сценарию, предсказанному поэтом Городницким: "Во тьме заплачут вдовы, Повыгорят поля, И встанет гриб лиловый, И кончится Земля". Упоминание о "грибе лиловом" в данном случае не выглядит поэтической метафорой: крейзанутые французы в романе решают применить ядерное оружие, и лишь благодаря техническому совершенству (следует описание) противоракет, американский авианосец – в который и целились ракетой – совершенно не пострадал.
В финале романа все "лягушатники" (носители априорного галльского коварства) и все "боши" (чья агрессивность тоже сама собой разумеется) посрамлены. Однако Ларри Бонд, устраивая в конце традиционный американский "хеппи-энд", идет вразрез со своей концепцией. Ибо раз уж Европа погрязла в безумии войн, то кто может гарантировать, что в следующий раз все чокнутые европейцы вновь не наломают дров? И не лучше ли заранее держать американских морских пехотинцев в бундестаге и в Елисейском дворце?
Кстати, московские издатели "Котла" настолько прониклись обидой Ларри Бонда на потенциальных французских агрессоров, что в одной из глав Елисейский дворец презрительно назван Елисеевским – словно это не дворец, а так, гастроном.
1995
Толстый-толстый слой плутония
Том Клэнси. Все страхи мира. М.: Мир
Опять опоздали! Наши исследователи масскульта вновь крепки задним умом. Первый раз осечка вышла, когда не разгадали вовремя феномен Мыльной Оперы, а потом озадаченно разводили руками, пока на торжествующем фоне плакс-богатых скукоживались отечественные сериалы про кооператоров и подростковую любовь с милицейским оттенком. Вторично, похоже, недоглядели за феноменом Пухлого Романа в Переплете, и, когда вдруг книжный рынок без боя оккупировали бронированные кирпичи старорежимных П. Проскурина, А. Иванова и проч., – издатели бестолково заметались в поисках реальной альтернативы этим выползкам из светлого прошлого.
Именно в такой момент, не имея на руках квалифицированных исследований феномена, горячие издательские головы решили, будто выигрыш – непосредственно в толщине.
Одним из первых впало в эту ересь уважаемое московское издательство "Мир", в свое время прославившееся покетбуками серии "Зарубежная фантастика": теперь сделана ставка на большие габариты, и потому издан романище Тома Клэнси "Все страхи мира" (768 с.).
Кажется, успех обеспечен – замдиректора ЦРУ Джек Райан и умнее, и симпатичнее побуревшего от лозунгов Захара Дерюгина. Соответственно, арабские террористы с самодельной ядерной миной, решившие развязать третью мировую, явно покруче подлого белобандита Лахновского (уж не припомню точно, кто там из Проскурина, кто из Иванова). Тем не менее результат обескураживает. "Мир" отважно действует методом проб и ошибок, причем публикация Клэнси, на мой взгляд, – проба и ошибка одновременно.
Дело в том, что большая часть притягательности Пухлого Советского Романа состоит в неторопливой расслабленности повествования, в тихом течении сюжета и идиотической ясности конфликта. Новая полезная информация строго противопоказана. Долгоиграющий роман а ля "Вечный зов" легко можно цедить по странице в день, не испытывая никаких душевных волнений, что ж там будет потом. При желании роман можно вообще читать с любого места либо ежедневно перечитывать одну и ту же страницу. Стародавние бдения под мерцающими ящиками в период ивановско-проскуринских экранизаций являли собой разновидность коллективной медитации, при которой конкретная фабула вещи, вызывающей общий транс, абсолютно не важна.
Клэнси, как назло, оказался живчиком, истинным трудолюбивым американцем. Роман его кинематографичен строго по голливудским стандартам: множество параллельно бегущих сюжетных линий и по-спортивному быстрое переключение с одной на другую, на третью, и так до сумасшедшей ряби в глазах. (Недаром Голливуд, выпустив киноверсии "Охоты за "Красным Октябрем"" и "Игр патриотов" означенного Клэнси, оптом закупил права на весь последующий сериал Jack Ryan Enterprises.) Естественно, для спокойного чтения данный роман совершенно не предназначен: тут проскуринская "Судьба" дает "Страхам" сто очков вперед. Вместе с тем крупногабаритность Клэнси уже не соответствует и спасительному жанру триллера (это слово, наряду с "бестселлером", размещено на обложке переводного кирпича); необходимый жанру адский динамизм плохо сочетается с завышенным листажом. В свое время добросовестность, усидчивость помогли автору романа о подводных лодках "Охота за "Красным Октябрем"" выбиться из провинциальных страховых агентов в ряды писателей, популярных даже в Пентагоне. Впрочем, уже тогда въедливость Клэнси в детали устройства подводных агрегатов вызывала скорее почтение, нежели интерес. Автор-самоучка – дабы отвести возможные упреки в дилетантизме – был педантичен до тошноты.
В романе "Все страхи мира" прежние недостатки возросли в арифметической прогрессии. Дотошность писателя, пожелавшего дать самую объемную и наиболее цельную преамбулу, обернулась бесспорной потерей темпа. Автор честно подстегивает сюжет, однако политический детектив, где экспозиция занимает 500 страниц из 700, – это неуклюжий монстр. Клэнси, видимо, отлично подготовился, собрал массу материала, и ему было жаль пожертвовать даже крупицей найденного. Одно только описание сборки атомной бомбы в домашних условиях тянет за сотню страниц; даже фанатичные мастера советских производственных романов – и те старались избегать полного соответствия стилистике инструкций, в меру сил беллетризуя привычное "вставить втулку А в шпиндель Б". Клэнси же священнодействует над инструкцией, понимая, что триллеру конец, но себя перебороть не может. Более того: вся огромная сюжетная линия, касающаяся маневров подлодок, выглядит необязательной. Возникает ужасное подозрение, что рачительный Клэнси просто утилизует обрезки, оставшиеся от первого своего романа.
Разумеется, по законам триллера, каждое ружье, подвешенное автором где-то вначале, аккуратно выстреливает на последних страницах. Однако педантом-автором эти ружья развешиваются с таким гигантским опережением, что, пока до них доходит очередь, большинство фабульных "спусковых механизмов" успевает от старости элементарно заржаветь.
Таким образом, сходство произведения Тома Клэнси с настоящим Пухлым Романом чисто внешнее. Семисотстраничный брусок, отбившийся от стана поджарых триллеров, остается чужаком и в раздумчиво-совковой компании толстых товарищей. Единственный мотив, хоть как-то сближающий вещь Клэнси с собратьями по габаритам, – мотив бескомпромиссного осуждения морального облика президента США Фаулера. Тот имел неосторожность вступить в любовную связь со своим помощником по нацбезопасности (женщиной) и подпасть под ее нехорошее влияние.
Другое дело, что живописать такую вопиющую бытовуху столь же ярко, как это научились делать авторы романов-кирпичей отечественной выделки, неопытный Том Клэнси все равно не умеет.
1993
Д’Райан из племени СIА
Том Клэнси. Кремлевский "Кардинал". М.: Мир ("Зарубежный триллер")
По сведениям издательства "Мир", в рекламных целях разглашенным на обложке книги, президент США Билл Клинтон на досуге любит перечитывать романы Тома Клэнси. Что до самого Клэнси, он, по всей вероятности, давно не перечитывал роман Александра Дюма "Три мушкетера": иначе никогда бы не дал Михаилу Семеновичу Филитову, трижды Герою Советского Союза, помощнику министра обороны СССР и одновременно агенту ЦРУ с тридцатилетним стажем, конспиративную кличку Кардинал. Аберрация памяти сыграла с американским романистом скверную шутку – он обозвал Кардиналом благородного Атоса.