Надеюсь, помнишь, как однажды, в который уже раз защищая тебя от нападок, я, дабы подчеркнуть свою объективность, употребил довольно банальный ораторский прием: "У меня нет намерения защищать Бондарева, но вот факты…" И дальше излагал факты, которые были в твою пользу, защищали тебя. В этот же день - твой звонок: "Как ты мог сказать, что у тебя нет намерения защищать меня?! Как ты!.." и т. д. Разве на совести Михалкова есть такие звонки? Мне известны факты совсем иного свойства. Был случай, я напечатал уж очень неласковую статью о фильме одного из его сыновей. Другой отец проклял бы меня. А Михалков вскоре позвонил мне и сказал, что прочитал книгу моих стихов и перечислил десятка два, которые ему понравились.
"Можно ли верить в разумение Ваших возражений в мой адрес, не опубликовав моего письма?". Что это за словесное чучело? Какая связь между публикацией и "разумением"? Вполне доступна пониманию и ненапечатанная рукопись, если она разумна.
"Вы хотите быть ученым чужой ученостью, взращенной на демократическом навозе". Что за лажа?
"Ваша позиция - мечта уловить отблеск отблеска, что всегда обманно". Что за фуфло?
"Ваша ненависть к защитникам Дома настолько неумело придавлена(!), что Вы готовы повздорить с собственной тенью". Откуда у Полякова ненависть к Ларионову? Он его печатает аж с портретом. Какая тень и почему Поляков готов с ней "вздорить"?
"Борьба с оппонентом овеивается неприятным запахом, доводящим доказательства до провокационного абсурда". Какой еще запах? Что за провокационный абсурд? Как этот таинственный запах может довести доказательства до абсурда?
"Дар злобы и самомнения опасен для поддающихся влиянию умов, потому что здесь нет субстанции, которую принято называть совестью". Господи, субстанция! Ты хоть сам-то понимаешь, что пишешь?
Из подобного словесного мусора, увы, составлено все письмо. Право, такое впечатление, что это или продиктовали Сорокин с Ларионовым, или написано в состоянии delirium tremens.
И все это ты обрушил на Ю.Полякова, выразившего готовность напечатать твою статью, если ты над ней еще поработаешь, и даже сказавшего о горячей любви в тебе, христианин.
Кстати, Юра, а это по-христиански - без разрешения автора (Ю.Полякова) печатать, по твоему собственному определению, его "личное письмо", для печати не предназначавшееся? Тем более, что свое письмо в "Литгазету", как раз направленное туда для публикации, ты почему-то не предал гласности, скрыл. А ведь оно внесло бы большую ясность. Остается предположить, что оно было еще более нетерпимым, высокомерным и уж совсем несъедобным.
Будь здоров, христианин!
Твой перманентный защитник В. Бушин
"Московский литератор", № 7, 2005 г.
ПОСЛЕДНИЙ ЛЮБИМЕЦ ЛИЛИ БРИК
Шибко нравятся мне писатели, которые не устают говорить о нравственности вообще и о своей необыкновенно высокой нравственности в частности, - сразу ясно, кто перед тобой…
Однако беседа высоконравственного писателя Арсения Ларионова со своей сотрудницей по Международному сообществу писателей Мариной Переясловой, опубликованная не так давно в "Литгазете" под заголовком "О правде и правдолюбцах", повергла меня в изумление. Казалось, никакой загадкой этот нравственный инженер человеческих душ для меня не был. И вдруг…
Иные его мысли и оценки я просто не в силах уразуметь. Например: "Шолохов и Леонов по-своему испытали (?) мою жизненную и литературную судьбу". Что это значит? Слово "испытывать" неоднозначно. В каком смысле употребил его автор здесь? Не проясняет дело и уверение, будто "свидетельства тому (испытаниям) остались в истории русской литературы". Какие свидетельства? Где они? Кто их видел?
Еще более озадачивает такое объявление: "Михалков и Бондарев ответствуют (?) за меня в трудных схватках времени". Как это? Как это? Как это? Где, когда, по какому поводу, в каких трудных схватках названные писатели "ответствовали" за автора? Что именно они "ответствовали"? Помню, Сергей Владимирович однажды спросил меня: "Что это за писатель - Ларионов?" Я ничего ответствовать не мог. А вот за меня классик действительно "ответствовал", хотя свидетельства этого, вероятно, и не сохранились в истории русской литературы. В свое время приемная комиссия, которую тогда возглавлял Анатолий Рыбаков - царство ему небесное! - завалила мою кандидатуру. Я передал дело в секретариат Московского отделения Союза, ибо уж очень хотелось приобщиться к бессмертным. Там в трудной схватке времени голоса разделились поровну. И Михалков, как Первый секретарь правления МО председательствуя на заседании, так "ответствовал": "В подобных случаях голос председателя имеет двойную силу". И я враз очутился среди небожителей.
Не очень понятен мне и такой решительный постулат: "Большой писатель, защищая униженных и оскорбленных, всегда должен быть в оппозиции к власти". А если я писатель небольшой, значит, заодно с душегубами? Странно. Это, во-первых. А во-вторых, взять хотя бы названных выше "больших писателей". Разве Шолохов был в оппозиции к Советской власти? Конечно, не раз что-то и критиковал, слал гневные письма Сталину, но это же все было во имя исправления, улучшения и укрепления власти. А Леонов? У него нашлись подковырки против Советской власти, против Сталина, против своего крестного отца Горького только после того, как эту власть задушили, а Сталина и Горького оплевали. Ничуть не замечен в оппозиции и Михалков. Наоборот, во всю мощь своего таланта он прославлял советскую жизнь. А остро критический киножурнал "Фитиль", который много лет редактировал, имел, в сущности, ту же направленность, что и письма Шолохова Сталину. И сейчас он вовсе не в оппозиции. И для этой власти сочинил гимн, правда, пожиже первого, но при его звуках опять все встают, кроме Татьяны Толстой. Младший сын классика однажды бросил: "Михалковы, как Волга, катят свои волны при всех режимах". Очень хорошо. Только Волга при всех режимах катит волны с севера на юг, а сам Никита таким постоянством не отличается. Да не превратился ли он ныне из Волги в Северную Двину, которая катит волны в Белое море. Чего стоит хотя бы одно лишь его обращение к президенту Путину: "Ваше высокопревосходительство!.."
Кто там еще? Бондарев. Издаваясь и переиздаваясь, занимая высокие посты, получая большие ордена и почетные премии, тоже в оппозиции к Советской власти при ее жизни уличен не был. А вот теперь - в оппозиции к власти нынешней. И хвала ему! Правда, недавно Бондарев высказал некоторые оппозиционные суждения о покойной Советской эпохе, но это сущее недоразумение. Судите сами: он приписал ей "бездумное гидростроительство с затоплением плодородных земель". Это, надо полагать, о водохранилищах. Но где хоть один пример бездумия? Нет ни одного. А на самом деле затопления земель, которые имели место, многократно окупались. Вот что пишет С.Г. Кара-Мурза во втором томе своей "Советской цивилизации": "В СССР было создано около 4 тыс. водохранилищ. Они позволили резко улучшить окружающую среду, построить большую систему водных путей, урегулировать сток множества рек, получить огромное количество электроэнергии и оросить 7 млн. га земли… Положительный эффект на несколько порядков превосходит размер ущерба, причиненного созданием водохранилищ". И всего было затоплено 0,8 млн. га пашни из 227 млн. Это какая доля процента? Для сравнения: ныне демократы забросили 30 млн. га сельскохозяйственных угодий. Вот о чем на площади в рельсу бить надо…
А еще, говорит Ю.Бондарев, на совести Советской власти такая "гигантская диверсия" против народа, как "поворот северных рек". Юрий Васильевич, окстись! Какая диверсия? Какой поворот? Не было же никакого поворота, а только - газетно-журнальные разговоры, и все. Причем, те, кто отстаивал эту идею, вовсе не коммунистами выдвинутую, а обоснованную еще в 1868 году ученым Я.Г.Демченко, имели в виду забор всего лишь 3–5 процентов стока рек, а вовсе не полный их поворот, как демагогически изображали дело противники идеи. Ее осуществление тоже обещало огромные экономические выгоды, в частности, прекратилось бы заболачивание поймы этих рек во время разлива. Особенно свирепо боролся против "поворота" неожиданно возникший "союз Распутина с Нуйкиным", который возглавлял Залыгин. Случайно ли последний вскоре стал антисоветским оборотнем и членом какой-то американской академии?
В числе "больших" да еще и "нравственно здоровых" писателей Ларионов назвал также Гамзатова, Кугультинова, Айтматова. Но и среди них что-то не видим мы отчаянных оппозиционеров. Совсем наоборот! Кто ж не помнит, допустим, как первый из этих больших и нравственно здоровых ликовал по поводу награждения Л.И.Брежнева орденом "Победа" (позже отобранного). А разве можно забыть, как второй, видимо, уверенный, что Горбачев это олицетворение всего самого лучшего в Советской жизни, после избрания его на съезде президентом, едва ли не плача от радости, восклицал, обращаясь к депутатам: "Мне хочется всех вас расцеловать!" А третий, правоверный советский писатель Айтматов, недавно подарил президенту Путину свой шеститомник. Что это, как не знак восхищения? И тогда восхищался и сейчас. А большой писатель. Как видим, постулат Ларионова по меньшей мере весьма спорен.
Есть в беседе и другие пассажи, недоступные для моего понимания. Так, вот автор перечисляет, по его выражению, "правдолюбцев" русской истории: Болотников, Разин, Пугачев, Радищев, декабристы, Чернышевский… И вдруг в этом ряду - царевич Алексей, который-де "выступил против отца за правду русского народа". Что, выступил подобно стрельцам или декабристам? Это где же и когда? И за какую такую правду?..
7 января 1933 года на объединенном пленуме ЦК и ЦКК в докладе "Итоги первой пятилетки" Сталин говорил:
"У нас не было черной металлургии, основы индустриализации страны. У нас она есть теперь.
У нас не было тракторной промышленности. У нас она есть теперь.
У нас не было автомобильной промышленности. У нас она есть теперь.
У нас не было авиационной промышленности. У нас она есть теперь…" И так далее.
Вот правда Сталина, правда Советской истории, безмерно приумноженная в последующие двадцать лет. А Троцкий, уверял, что все это немыслимо.
И царь Петр почти за двести лет до этого имел право сказать своим боярам и дворянам:
"У нас не было современной армии. У нас она есть теперь.
У нас не было флота. У нас он есть теперь.
У нас не было Петербурга, Риги и Ревеля. У нас они есть теперь.
У нас не было Полтавской и Гангутской побед. У нас они есть теперь.
У нас не было Академии наук. У нас она скоро будет".
И так далее.
Вот правда Петра и правда русской истории. А царевич Алексей был против нее. Кто же он - правдолюбец или троцкист XVIII века? Пушкин дал ответ на этот вопрос:
Тогда-то свыше вдохновленный
Раздался звучный глас Петра:
"За дело! С Богом!" Из шатра,
Толпой любимцев окруженный,
Выходит Петр. Его глаза
Сияют. Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен.
Он весь - как Божия гроза…
Нет другого способа создать великую державу, как только с помощью Божьей грозы.
Странно, что ныне, в пору поношения русской истории, Ю.Бондарев и тут выказал себя оппозиционером: недавно в патриотической "Правде" назвал петровскую власть "антинародной". Что ж, Юрий Васильевич, посади мысленно на место Петра, вдохновленного свыше, припадочного лежебоку Алексея и прикинь, что стало бы с нашей родиной. По-моему, произошло бы то же самое, если на место Сталина сели бы Троцкий или Бухарин.
Но еще удивительней, чем царевич Алексей в ряду "правдолюбцев", вот что. Такой высоконравственный писатель, как Ларионов, о чем он постоянно твердит, должен уважать правдолюбцев и страдальцев за правду, и по началу его упомянутого перечня от Болотникова да Радищева, кажется, так оно и есть, но дальше - совершенно ясно, что он презирает их, глумится над ними. Так, о декабристах говорит, что они "были изобличены царем как люди безнравственные", что он "судил их как преступников". Разумеется, на взгляд царя они преступники, желавшие лишить его власти, но ты-то, ведущий "тяжелую нравственную борьбу", как относишься к памяти казненных и сосланных во глубину сибирских руд? Согласен вместе с Пушкиным признать за ними "дум высокое стремленье"? Сказал бы царю вместе с поэтом, что если был бы 14 декабря в Петербурге, то непременно явился бы на Сенатскую? Нет, на Сенатскую Ларионов, пожалуй, не вышел бы даже в обнимку с Пушкиным…
А дальше "правдолюбцы" перечисляются уже в презрительном множественном числе: "гиблые (?) революционеры - Желябовы, Перовские, Петрашевские, Каракозовы, Ульяновы… Участь их известна". И не стоит, мол, на них задерживаться. Так в своем перечне "правдолюбцев" автор добрался до большевиков. И тут начинается самое примечательное, тут он развернулся. Большевики-то, оказывается, в 1917 году бесстыдно обманули народ, он поддержал их и этим только "жизнь свою осложнил, отяжелил на целый XX век, названный теперь кровавым". Из-за большевиков? Вестимо! А кто назвал из-за них кровавым? Чубайс и Новодворская.
Вся-то политика Советской власти была антинародной, и как плод, как итог ее стоит перед скорбными очами нравственного писателя Ларионова средний россиянин - "человек душевно искореженный темпами пятилеток, войнами, целиной и БАМом, химизацией и электрификацией, коллективизацией и индустриализацией". Ничего этого, даже электрификации, выходит, народу не надо было. Сидел бы с дедовской лучиной, но зато - с неискореженной душой. И на войну не надо было идти, там и вовсе убить могли. Ну, поработили бы немцы Россию. Подумаешь! Зато - неискореженные души.
Ах, как промахнулся народец наш простодушный! Надо было ему и вначале поддержать не большевиков, не Ленина, а Деникина, Колчака и, конечно, галантных интервентов - английских да французских, американских да японских, немецких да польских… И позже - не Сталина и Жукова, а Гитлера и Власова. То-то этим народ упростил бы да облегчил себе жизнь на весь XX век, который тогда назвали бы золотым. Кто? Да те же Чубайс и Новодворская.
А дальше уже о наших днях с такой торжествующей злобой, что оторопь берет: "КПСС рухнула в одночасье, как поддохлая моль, оставив о себе мифы и легенды о борьбе за народное счастье". Мифы и легенды… Кажется, даже помянутые Чубайс и Новодворская уже перестали вот так злобствовать. Откуда же это у человека, который сам лет сорок в партии состоял? Может, Советская власть так всю жизнь мордовала беднягу, что ничего другого, кроме злобы и ненависти к ней, в истерзанной душе и быть не могло? Вот и злорадствует: "Сидим у разбитого корыта. Коммунистическая сказка кончилась. Уплыла золотая рыбка от родного берега…"
Тут же читаем в редакционной справке: родился Ларионов в маленькой глухой деревеньке Цильма в дальнем северо-восточном углу Архангельской области, надо полагать, в семье колхозника. Окончил архангельское мореходное училище, получил диплом штурмана дальнего плавания, но плавать почему-то не захотел, может быть, качку не переносит. Поэтому вскоре нагрянул в Москву и поступил в прославленный столичный университет. На философский факультет! В 1965 году получил диплом философа. Диво дивное! Цильмяк окончил два учебных заведения. Колхозник стал столичным философом! Это советский миф? Это коммунистическая легенда? Как дело-то было? Вышел на бережок, позвал золотую рыбку и взмолился: "Смилуйся, государыня рыбка! Не хочу быть архангельским колхозником, хочу быть московским философом!" - и стал им? Нет, Ларионов, такие метаморфозы были обычным делом во времена "коммунистической сказки", и обходилось без всяких золотых рыбок. Не один же ты из архангельских мужиков взлетел так высоко. Ведь и замечательный писатель Федор Абрамов, выросший в многодетной крестьянской семье. И Александр Михайлов, сын колхозника из деревни Куя, доперший до ЦК, а потом - и Первый секретарь Московского отделения СП, и профессор, и лауреат. Да, наконец, и Альберт Беляев, цековский деятель. Все архангельские. И никто не взывал к золотой рыбке. Конечно, возможны были и сбои в те годы, когда народ не жалел сил, "чтоб сказку сделать былью". Кто ж мог предвидеть, например, что этот Беляев, просидев долгие годы в ЦК, при первом шорохе легко все предаст, а Ларионов станет проклинать большевиков и глумиться над КПСС.
А что дальше? Может быть, получив диплом собрата Аристотеля, штурман дальнего плавания вернулся на флот? Ничего подобного, там качка. Он поочередно берет на абордаж ряд самых популярных СМИ: радиостанцию "Юность", журнал "Кругозор", "Комсомольскую правду", "Советскую Россию"… Это тебе не "Московский литератор", не "Московская правда". Многомиллионные тиражи, высокие должности, неплохие оклады и гонорары! Правда, подолгу философ почему-то нигде не задерживается. "Все течет, все меняется", - сказал его коллега Демокрит. Но, однако же, подумайте только, кто он, откуда явился в столицу и кем уже стал. И ведь опять же не молил: "Смилуйся государыня рыбка! Не хочу быть рядовым журналистом, хочу быть завотделом и членом редколлегии "Советской России".
Так в метаниях по редакциям и должностям дожил философ до 1968 года, и тут в жизни бывшего архангельского мужика произошло крупнейшее, пожалуй, даже, как теперь выражаются, судьбоносное событие. Он об этом поведал так: "Я был неожиданно обласкан и сердечно принят на последние десять лет ее жизни Лилей Юрьевной Брик". Ему тогда едва перевалило за 40, а старушке уже под 80. Как она о нем пронюхала? Чем он ее пленил - пронзительностью ума? статью? дипломом штурмана дальнего плавания? Как именно философ был обласкан? Что значит "принят на (!) десять лет"? Обо всем этом можно лишь гадать. Известно лишь одно: "Я по-прежнему храню нежность и душевное тепло к Лиле Юрьевне…" Надо полагать, и она была к нему тепла, насколько может быть тепла 88-летняя пассионария.
Впрочем, к Брик мы еще вернемся, а сейчас надо отметить, что вскоре Ларионов был принять в Союз писателей. Да и как не принять обласканного Лилей Юрьевной! Вот я не был обласкан, так меня пять лет принимали и приняли наконец, в конфликтном порядке. А тут - с лету! И недолго любимец Лили оставался рядовым членом Союза. В последующие годы "неоднократно избирался секретарем правления Союза писателей РСФСР". Как? Почему? За какие заслуги? Сам он объясняет это так: "Когда последовательно защищаешь общественное дело и не лезешь нарочито в "главные", то обязательно попадешь в оные". Интересно… Какое заменательное торжество справедливости можно было наблюдать во времена все той же "коммунистической сказки"! И разве вся жизнь Ларионова, начиная с колхозного детства и до триумфа в столице, не есть ярчайшее доказательство этого? Однако это несколько противоречит моему личному опыту. Я, может, не менее последовательно, чем Ларионов, защищал общественное дело, - допустим, о злоупотреблениях на самом верху нашего Союза неоднократно выступал на больших писательских собраниях в ЦДЛ (например, 19 ноября 1985 года, 3 июня 1986-го, 19 марта 1987-го), писал об этом статьи, такие, например, как большая статья "Спорили семь городов" ("Волга", № 7,1989). И что же в итоге? За всю свою долгую литературную жизнь никаким "главным" я ни разу не стал. Мало того, именно за такую защиту общественного дела на меня подавали в суд, таскали по партийным инстанциям, едва не влепили строгий выговор с занесением… Неужели такое различие в наших судьбах объясняется только нежностью Брик к одному из нас? Едва ли…