Объяснить это одновременно и сложно, и просто. Просто потому, что на Западе, где и зародилась подобная традиция романтизации злодеев, многим обывателям хочется острых ощущений – а что может быть интереснее, чем представить себе положительного злодея? Трудно потому, что романтизируется Зло. Обыватель готов до посинения требовать "соблюдения прав человека", но если преступник убьет родственника это самого обывателя, тот с таким же энтузиазмом будет требовать "раздавить гадину". И будет прав. Первое стремление рождает спрос (и, как следствие – предложение) на книги и фильмы, воспевающие злодеев, второе стремление приводит к появлению книг и фильмов, где мужественные детективы и полицейские с риском для жизни преследуют преступников. Но проблема именно в том, что преступник предстает в книгах и кинофильмах либо как гонимый обществом страдалец, либо как воплощение зла. И как ни странно, ущербны оба подхода – хотя второй все же более правилен. Ущербны они потому, что и в первом, и во втором случае "за кадром" остается личность самого преступника. Авторы показывают злодеяния преступников – но очень редко читатель понимает, ЧТО именно движет убийцей или маньяком. А ведь именно это интереснее и важнее всего – понять, ПОЧЕМУ совершается преступление. И речь здесь вовсе не о том, что называется "мотивами преступления"… Однако погружение в психологию героев – редкость (оно и понятно, нельзя тонко выписать характеры и психологию героев, если над автором, словно нож гильотины, висит План, по которому нужно сдать в издательство три, а то и больше книжек в год – до психологии ли здесь?). Для таких авторов, как Маринина и Незнанский, Серова и Платова, понимание психологии преступника – недосягаемая высота. И тем приятнее прочесть книгу, автор которой нашел в себе достаточно сил, чтобы покорить эту высоту.
Собственно, все вышесказанное – лишь повод для того, чтобы рассказать о новом романе уфимского писателя Эдуарда Байкова "Гнев". Романе, который сочетает в себе черты детектива и триллера.
"Гнев" – книга, необычная во многих отношениях. Роман четко делится на две части – в первой читателя ждет рассказ о противоборстве киллера, главного героя романа, с мафиозными группировками столицы, во второй наемный убийца берет на себя охоту за маньяком, терроризирующим жителей города.
Особую радость вызывает то, что книга написана на высоком профессиональном уровне – причем автор одинаково успешно показывает нам как детективную, так и лирическую линию сюжета книги. Столь же убедительно и "выпукло" показаны и герои романа – причем независимо от того, главный это персонаж или одно из многочисленных второстепенных лиц, в их реальность веришь сразу, окончательно и бесповоротно.
Главный герой книги, наемный убийца по прозвищу Маугли, при всех своих "суперменских" качествах похож на обычного человека из толпы – в том смысле, что он убедителен (как, повторюсь, и все герои "Гнева" – особенно на фоне безликих "картонных" персонажей современного "массового" детектива). Столь же убедительно и впечатляюще автор показывает борьбу Маугли со столичными криминальными авторитетами, демонстрируя при этом немалые познания в оружии, технике боя и прочих специфических областях.
Но, как кажется, наибольшую важность представляет (несмотря на ее краткость) вторая часть, в которой автор в полной мере показал, как происходит ломка сознания, в результате чего обычный, казалось бы, человек превращается в чудовище, одержимое жаждой убийства. Читатель погружается в таинственный и причудливый мир человеческого подсознания, которое оказывает огромное влияние на происходящие с человеком изменения. И этот призрачный мир тайных желаний и стремлений, диких, полуживотных страстей, оказывается гораздо страшнее всех опасностей мира, который нас окружает. В какой-то момент читатель понимает, что главная опасность для любого человека скрыта внутри него самого – потому что можно укрыться от любой внешней опасности, но скрыться от самого себя еще не удавалось никому.
Но все это выглядело бы странным, если бы автор просто напугал читателя. Впрочем, также странно было бы, окажись концовка "Гнева" типичным хэппи-эндом. Между тем несколько необычная, кое в чем даже парадоксальная, развязка романа логично вытекает из всего, что описано в книге. Надежда остается – и читатель понимает это после прочтения романа.
Конечно, кое-кто может сказать – а стоит ли так убедительно показывать Зло? Не опасно ли это? Не приведет ли это к чему-нибудь плохому? Думается, нет. Потому что главная цель "Гнева" – показать, как Зло рождается. И не просто показать, а еще и понять причины его появления. Автор не столько пугает нас, читателей, сколько предупреждает об опасности. А ведь все мы помним старую истину – "Кто предупрежден – тот вооружен"…
Денис Лапицкий
"Время смешения жанров"
Раскритикованный в номере 5 газеты "Истоки" за свой роман "Гнев" уфимский писатель Эдуард Байков, как кажется, нуждается в оправдании и защите – коль темой начатой В. Хановым беседы стал криминальный роман, то будем руководствоваться известным принципом римского права, гласящим, что должна быть выслушана и другая сторона. Первым делом хотелось бы внести ясность в вопросы терминологии – а именно, указать на то, что отнесение В. Хановым романа "Гнев" к разряду детектива представляется несколько натянутым. Почему, спросите вы? А потому, что автор и не собирался писать детектив – свое произведение он отнес к разряду криминального романа. А значит, чисто детективные лекала здесь не при чем. Впрочем, криминальный роман не может не включать детективной интриги – а вот как раз она-то в романе присутствует. Странно выглядят и сетования на то, что автор, мол, походя нарушает всю стройную композицию классического детектива. Позвольте, но времена эркюлей пуаро, мисс марпл и прочих комиссаров мегрэ, которые распутывают дела "с чувством, с толком, с расстановкой", потягивая кофе или посасывая трубку, миновали давно и, думается, бесповоротно (к сожалению или к счастью – другой вопрос). Настало время эклектики, смешения – никого не удивить детективом с элементами мистики или фантастики.
Непонятно и то, почему история "перерождения" наемного убийцы названа неубедительной. Возможно, на взгляд, например, сотрудников милиции или прокуратуры, которые с такими персонами сталкиваются частенько, типаж Маугли действительно выглядит в чем-то неубедительно. Но для человека, от мира криминала далекого (а таковых, к счастью, большинство), то есть для обычного, рядового читателя, все выглядит весьма и весьма достоверно. Что же касается стремительности перерождения главного героя – рискну напомнить, что книга называется "Гнев", а не "Преступление и наказание", и было бы наивно рассчитывать увидеть под обложкой романа Э. Байкова описание рефлексий и самокопаний героя на 300–400 страницах.
А теперь перейдем к "плюсам". Прежде всего, бросается в глаза богатый словарный запас автора, благодаря чему в романе немало удачных описательных моментов, да и речь героев воспринимается "как живая" – что, отметим, в отечественных детективах встречается не так уж часто. Персонажи в романе выписаны достаточно правдоподобно, с претензией к глубинно-психологическому осмыслению. Киллер предстает реальным, глубоко отчаявшимся человеком – он творил немало зла, но еще не потерян для общества и, что тоже немаловажно, для самого себя. Основная идея: и в "грязи бытия" можно обнаружить незапятнанные места.
К числу несомненных достоинств можно отнести и то, что автором была предпринята попытка объяснить поведение преступника, серийного убийцы-маньяка – а по-настоящему удачные опыты такого постижения зла (вернее – Зла) в художественной литературе наперечет. И к числу таких удачных попыток, как кажется, можно отнести и "Гнев". Здесь надо действительно разбираться в вопросах глубиной психологии, психопатологии и психиатрии. На мой взгляд, повторюсь, Э. Байкову это удалось. И, как это может быть ни странно, количество жестокости, насилия и неприкрытых порносцен в романе вовсе не чрезмерно – всего этого в "Гневе" намного меньше, чем в большинстве современных романов.
Трогательные моменты в романе (хоть и не столь многочисленные, как того хотелось бы), проникнутые пафосом сентиментальности, лирики и романтизма, выгодно смягчают "высокоскоростной" ритм повествования и жесткий стиль изложения, а вовсе не характеризуют главного героя как слабака и "тряпку". Герой предстает разноплановой личностью, а не картонным манекеном, умеющим только нажимать на спусковой крючок пистолета, демонстрирует разные модели поведения – он беспощаден к врагам, но может выразить любовь к своей избраннице. Человек – это целая Вселенная, и во всех нас – всего понемножку.
Константин Кириллов
"Уфимский альманах"
Литературные журналы, сборники, альманахи всегда были особой категорией печатных изданий. Их "особость" заключается прежде всего в том, что именно благодаря таким изданиям начинающие писатели могут донести до читателя свои первые произведения, а читатель – открыть для себя имена новых авторов. Впрочем, известные авторы, активно сотрудничающие с издательствами, тоже вовсе не чураются альманахов и "толстых" журналов – ведь опубликовать, например, сборник рассказов в виде книги всегда было труднее, чем роман, зато рассказы и повести всегда можно было передать в литературный журнал. Не так давно одним подобным изданием стало больше – в Уфе вышел первый номер литературного альманаха "Универсум". Это издание имеет четко определенную тематическую направленность и посвящено фантастике.
Почему именно фантастика? Тому есть несколько причин. Во-первых, фантастика в настоящее время является одним из наиболее востребованных и популярных литературных направлений. А во-вторых, инициаторами создания альманаха и его издателями выступили члены творческой группы "Фантастика Башкортостана".
Скажем сразу – первый блин НЕ ВЫШЕЛ комом. И по своему оформлению, и, что самое важное, по содержанию журнал может дать фору даже столичным изданиям, таким как "Если" и "Звездная дорога". Немаловажно и то, что альманах избавлен от главного недостатка, присущего упомянутым изданиям, а именно, от публикаций рассказов повестей зарубежных авторов. И это правильно – зачем публиковать посредственные "импортные" произведения, если есть немало хороших "наших"?
Большую часть объема первого выпуска альманаха занимают два произведения – "Роковые персонажи" Эдуарда Байкова и "Рикша в Иномирье" (Роуминг по Вселенной") Ренарта Шарипова.
Автор повести "Роковые персонажи", написанной в жанре остросюжетной мистики, разрабатывает довольно популярную тему – а именно, оживление и проникновение в реальный мир вымышленных героев книг. Но, несмотря на известность подобного сюжета, повесть является оригинальным динамичным произведением, да и саму тему борьбы авторов книг с порождениями собственного разума и таланта никак не отнесешь к числу "избитых".
"Рикша в Иномирье" Ренарта Шарипова, без преувеличения, является "гвоздем" первого выпуска альманаха. Это произведение, вне всякого сомнения, украсило бы любой сборник фантастики. Стремительно развивающееся повествование изобилует неординарными сюжетными ходами, фантастические эпизоды соседствуют с картинками нашей современной действительности, к тому же все сдобрено изрядной долей юмора – легкого, острого и ненавязчивого. Словом, повесть явно удалась, как, впрочем, и рассказ Ренарта Шарипова "Элефантино", которым открывается раздел альманаха "Малая форма". В этом разделе вниманию читателей, помимо упомянутого произведения, представлены рассказы Всеволода Глуховцева ("Странные люди", "Ночь", "День за днем", "памяти Диогена") и Людмилы Анфимовой ("Яблоки Гекаты"). Если "Яблоки…" с их фантастико-сюрреалистическим оттенком полностью вписываются в общую канву альманаха, то рассказы В. Глуховцева, на первый взгляд, кажутся вещью из другой оперы. Однако это не так. Эти четыре перечисленных произведения дают нам повод и возможность задуматься над многими вещами – любовь и дружба, встречи и расставания и многими, многими другими. Словом, над всем тем, из чего состоит человеческая жизнь.
В разделе "Поэзия фэнтези" вниманию читателей представлены стихи Расуля Ягудина. Возможно, для многих будет открытием, что фэнтези можно писать и так – не прихотливой (или напротив – безыскусной) прозой, но еще и точным, емким стихотворным слогом, резким, как удар меча. Война и любовь – главные темы подборки.
В дополнение ко всему перечисленному читатели найдут на страницах альманаха описание уже совершенно реальных приключений уфимских фантастов на российских фантастических Конвентах, подборку фотографий и обзор музыкальных новинок.
Слово, первый выпуск альманаха удался. И наверняка всем, кто его прочтет, захочется как можно скорее взять в руки второй, потом третий (и так далее) номера "Универсума", которые, будем надеяться, не заставят себя долго ждать.
Марат Сахибгареев
"Клиническая литература"
(о романе "Гнев" и его авторе)
Недавно одно из уфимских изданий выпустило роман "Гнев" Эдуарда Байкова – в зловещем переплете в босхианском стиле, и с не менее зловещим содержанием. Роман Байкова, как капля воды, отражает темные горизонты происходящих в современной литературе негативных процессов, он плоть от плоти масскультуры.
Однако если бы речь шла об очередной пустышке, в стиле Дарьи Донцовой, то не стоило бы и огород городить! Увы, перед нами нечто большее, то, что я назвал бы клинической литературой – зловещий плод больных фантазий далеко не бесталанного, но трагически расщепленного человека.
Роман "Гнев", видимо, задуманный Байковым для массовых коммерческих издательств, начинается довольно банально, как ещё одна книга о новых русских и их обслуге – киллерах, дилерах и пр. Первые главы в силу этого не представляют особого интереса – ни в положительном, ни в отрицательном плане анализа. Но по мере продвижения вглубь произведения начинаешь ощущать странную метаморфозу: автор, Эдуард Байков (если перед нами не псевдоним – Байков – "байки" – сказочник) все более отбрасывает социальную заказуху и все более погружается в фантасмагорию собственной больной личности, в собственные искалеченные и исковерканные временем фантазии.
История киллерства в литературе не нова, и имеет обширную историографию. Что касается маньяков, то и их Голливуд породил немало. Но совмещение двух этих персонажей в "единстве и борьбе противоположностей" – смелый и опасный ход автора. Собственно, взяться за такое может человек с уже пошатнувшимися моральными устоями и психологически подломленный. Вместо достойных героев, победителей в труде и в справедливых войнах, фантазия современного автора болезненно привязана к подонкам общества. Хотелось бы, раз уж избрал тему "На дне" (а её ведь и великий Горький избирал!) получить от автора хотя бы жесткое осуждение своих персонажей, показать их моральный и житейский крах – тогда это ещё могло бы иметь хоть какое-то воспитательное значение. Ведь – чего скрывать! – у книги с такой обложкой самый основной читатель – это молодежь.
Если ворошить смрадный мир преступников и маньяков, то, нужно хотя бы четко отделять себя, автора, от своих образов и миров. Но вот этого четкого отделения, отмежевания от уродов у Байкова нигде не чувствуется.
Вместо моральной позиции осуждения зла – опасное заигрывание, замешивание во зло. И, как у Ницше – "если долго всматриваешься во тьму – тьма начинает всматриваться в тебя". Не могу и предположить, чем руководствовался автор при написании "Гнева" – но для читателей книга принесет только вред, ущерб их личности. Кому нужны эти смачные, чавкающие описания гнусного, которыми так изобилует роман?
Огромным недостатком книги и её автора я считаю то, что он выволок на свет божий и популярным языком изложил многие закрытые, специальные аспекты психиатрии. Вероятно, Байков (или тот, кто скрыт под этим псевдонимом) – профессиональный медик, психиатр – и вдвойне должно быть ему совестно за разглашение врачебных тайн, за то оружие, которое он дает в руки преступников и маньяков – чтобы, зная, ещё ловчее увиливать и уклонятся от психиатрических экспертиз. Детектив частенько превращается в популярное пособие для воров – как ловчее обмануть сыщика, но впервые детектив стал пособием психически больному человеку укрыться от принудительного лечения.
Свое возмущение этим фактом я вынес в заголовок данной статьи, принципиально осуждая Байкова за клиницизм, за ту правду, "что пострашнее вымысла", за болезненное обмусоливание человеческого порока и бесноватости.
Мы имеем дело именно с клинической литературой, и о ней должны быть оповещены родители учащихся, педагоги, и все, кто оказывает какое-то влияние на подрастающее поколение. У нас и без того слишком много грязи течет из Москвы (и в телевизионном виде, и в печатном), чтобы засорять духовное пространство ещё и уфимскими маниакальными авторами.
Я бы даже определил целое явление, которое, как моровая язва, способно распространиться в нашей литературе – БАЙКОВЩИНА. Это когда сочинитель БАЕК теряет уже и стыд и приличие, ради удержания аудитории пускается во все тяжкие грехи, постоянно наращивает (как и положено наркодельцу) дозу насилия и извращений в книгах, потому что старая доза "уже не цепляет".
Байковщина есть пример колдовского волхования в мире слова, использование темных, инфернальных сил слова для выколачивания из публики звонкой монеты. Но не будем забывать, что колдовство и черная магия всегда осуждались и преследовались церковью, всегда были поводом для негодования.
Выпущенная книга – как воробей – конечно, вылетит, не поймаешь. И все же жаль, потому что Байковщина может начать стремительно распространяться, стать своего рода соблазном для литературной молодежи.
Берегите себя от Байкова!
Марат Сахибгареев
"Нужный в мелком, ненужный в большом"
(Очерк о собутыльнике)
Молодой художник С. Звягинцев решил написать портрет Александра Леонидова. Трудно объяснить выбор чем-то, кроме личной дружбы – Леонидов в нашей литературе фигура проходная, малозначительная и по ничтожному числу выпущенных книг и по уровню дарования. Но дело сделано – кисть мастерски передала надлом человека, его слабость и усталость в момент какого-то формального торжества (в руке Леонидова целлофановая упаковка с цветами).
Все в этом профиле выдает угасание – свинцом тянущий вниз взгляд, набрякшие оглазья, рубцы – морщины над скулами, капризно поджатый рот – это истинный Леонидов, такой, каким он известен в узком кругу. Говорить о нем, как о писателе сложно, слишком мало малыми тиражами издано – но у меня все его творчество как на ладони.
Он захотел стать писателем с самого раннего детства – хотя не имел к тому никаких задатков. Презрев свое истинное предназначение, вступил на чужой путь, овладел ремесленными приемами, стал неплохим компилятором, тонким стилистическим каллиграфом. Природный ум помог выделить главные проблемы современности – казалось бы есть все… кроме таланта! Стилистически утонченные, философски насыщенные произведения Леонидова распадаются при чтении в мозаику, они лишены смыслового единства, хотя объединены единством замысла.
Видимо, внутренне чувствуя это, начинающий автор пошел по более удачному пути стилизации, упрятав свою индивидуальность в нафталин старых изобразительных средств. Например, его первая опубликованная повесть (1993 г.) – "Объятия богомола" – тем и хороша, что Леонидова в ней мало, в ней мастерская подделка под перевод китайской прозы, под восточно-переводческий вектор. "Спрятанный" Леонидов еще мог бы рассчитывать на какое-то место в приоритетах читателя.