Вы – гедонист, Леонид, и, получив десять тысяч долларов, сможете вернуться к жизни, полной наслаждений, блеска… и, возможно, славы. Такое радужное будущее, мне кажется, вас больше устраивает, чем бесславное и досрочное откомандирование на родину… И за что? За то, что вы растратили деньги на те блага и удовольствия, которые в состоянии оплатить и иметь всякий капитан любой недружественной вам спецслужбы, и о которых вы даже не могли мечтать до приезда сюда… Да и какие это "блага и удовольствия"? Это – необходимый минимум, который, повторяю, может позволить себе любой ваш западный коллега…
Однако страна, где мы с вами находимся по долгу службы, это окраина мировой цивилизации. Вы ещё не сумели даже краешком глаза заглянуть в замочную скважину истинно цивилизованного мира. Уверен, что не ошибусь, сказав, что вы в самом начале большого пути… И что же? Стартовав на Богом забытых гималайских задворках, вы ими хотите завершить познание мира, свою карьеру, наконец?
Если это так, то должен признаться, что я ошибся в вас… Думаю, что вы, как любой человек, не лишённый здоровых карьерных амбиций, здорового честолюбия, не можете останавливаться на достигнутом… Да и потом, что это за достижение – Непал! Вам, как и любому из нас, оперативных сотрудников, наверняка снятся кресло и огромный стол с множеством телефонов где-нибудь в центральном аппарате своего ведомства, не так ли? Именно к этому должен стремиться всякий здравомыслящий спецслужбист… И никак не поддаваться дурному настроению в случае неудачи, тем более если речь идёт о проигрыше за ломберным столом… Вы же не жизнь проигрываете – деньги. Умные люди говорят: "Деньги потерял – ничего не потерял. Время потерял – много потерял. Здоровье потерял – всё потерял". Вы, Леонид, молоды, у вас всё ещё впереди, так что запасайтесь здоровьем – пригодится!
"Виртуозно плетет паутину Джон! – с завистью подумал Полещук. – Профессионал – заслушаешься! И главное – ни одной осечки, все выстрелы кладёт в "десятку"… Интересно, не был ли он проповедником в их, американской, церкви?
Да, надо признать, нас таким проповедям, суть – вербовочным беседам, не обучали. Вот когда понимаешь смысл выражения: "Если у ваших родителей не было детей, то и у вас их, скорее всего, не будет". Действительно, прав тот, кто выпустил в свет этот лишь на первый взгляд парадоксальный афоризм. Чему я мог научиться у бездарных преподавателей? Только бездарности, не более! А искусные словоплёты, которые могут с ловкостью фокусника завернуть тебе воздушный шарик в красивую упаковку, все как один, работают на кафедрах марксизма-ленинизма… Что-то не больно стремятся они преподавать оперативное искусство… За всё время учёбы в спецшколе я ни разу не слышал, как проводится и как звучит вербовочная беседа. Практический курс вербовки мне преподаёт какой-то Джон. Только сейчас и понимаю, что искусство вербовки – это ораторское искусство. Плюс знание психологии.
Да, ничего не скажешь, показательный урок проведения вербовочной беседы преподал мне американский резидент!
Ну, давай, давай, Джон, вперёд! Увертюра тобой исполнена блестяще, мысленно я тебе аплодирую. Теперь послушаем, что ты попросишь взамен десяти тысяч…
Стоп! А откуда тебе, Джон, известно, что я проигрался в казино?! А, ну конечно же, – Сэлли… Она любит меня, это бесспорно, но зачем же в тайны двоих посвящать третьего?! Третий в таких отношениях, как у нас с тобой, Сэлли, он всегда лишний. Как ты этого до сих пор не поняла, девочка? Тьфу, черт! Какая ж она девочка, если на двенадцать лет старше меня?! Никак не могу избавиться от первого впечатления…
Впрочем, любовь – любовью, но сотрудники отдела собственной безопасности американского посольства не дремлют и регулярно проводят опросы своих дипломатов. Конечно же, и Сэлли тоже опрашивали… Вопрос в том, как много о наших взаимоотношениях у неё успели выудить…
А, впрочем, какая к черту разница! Поздно, Лёня, пить "Боржоми", когда вторая почка отказала…"
Рассуждая сам с собою, Полещук не заметил, как замедлил шаг и остановился.
– Вы меня не слушаете, Леонид! – громко сказал Беллингхэм. Окрик вернул капитана к действительности.
– Нет-нет, Джон, я прекрасно всё слышал… И готов выслушать также и ваши условия…
– Знаю, Леонид, что вам, как профессионалу, не слишком приятно выслушивать мои умозаключения, которые, надеюсь, вы не восприняли как нравоучения?
Беллингхэм снова, как бритвой, полоснул взглядом по лицу Полещука.
– Должен заметить, Леонид, что хотя мы с вами и лишены предрассудков, вся обстановка, в которой мы живём, настолько ими отравлена, что мы не можем полностью от них освободиться. Да вы это и сами понимаете… Поверьте, мне бы не хотелось видеть вас раскаивающимся в своём поступке, в том, что вы обратились ко мне за помощью… Мы с вами – люди из другого мира, нежели те, кто нас окружает. Мы – люди чести, поэтому я заранее хотел бы знать, что вы отдаёте себе отчёт в том, что действуете не по принуждению, не под моим нажимом, а… по правилам игры. НАШЕЙ с вами игры!..
Одним словом, мне нужен ключ от сейфа вашего начальника, полковника Тимофеева…
– Но как я смогу…
– Не торопитесь! – оборвал Полещука американец. – Всё не так сложно, как может показаться на первый взгляд… Проблема кажется вам неразрешимой, потому что вы никогда об этом не задумывались… А между тем вам, именно вам, как никому другому из ваших коллег, легче добыть слепки с ключа… Если не ошибаюсь, вам, как новичку в резидентуре, приходится чаще других офицеров дежурить в посольстве, не так ли?
"Опять Сэлли! – чуть не вырвалось у Полещука. – Только ей известно, как часто я остаюсь на ночь в посольстве. У-у, черт!"
– Да, но Тимофеев кладёт ключ в специальный металлический пенал и опечатывает его своей личной печатью, с которой не растаётся никогда… Она при нём, даже когда он ныряет в бассейн…
– Прекрасно! Пусть себе ныряет с печатью в обнимку. Пенал-то он сдаёт дежурному, не так ли? Заступив на дежурство, вам достаточно перефотографировать тот оттиск, что остаётся на контрольном куске пластилина, которым вы по старинке снабжаете пеналы для ключей… Надеюсь, Тимофеев – не исключение?
– Нет…
– Ну вот видите, Леонид! Как говорят у вас, "не так страшен черт, как его рисуют". Завтра на корте я передам вам фотоаппарат, в ближайшее дежурство вы переснимете оттиск, наши специалисты изготовят для вас печать, которая не будет отличаться от личной печати полковника, и… Остальное зависит от вашей сноровки! Куда уж проще. В общей сложности на все операции у вас уйдёт три минуты, не более. Надо быть Ротшильдом или Рокфеллером, чтобы суметь за три минуты заработать десять тысяч долларов! До завтра, Леонид!
Не дав собеседнику опомниться, Беллингхэм решительно развернулся и стремительно пошёл обратно к теннисному корту.
У Полещука в горле застрял вопрос: "А когда же будут деньги?" Вербовка советского гражданина, представляющего интерес, – задача каждого оперативника из Лэнгли. Вербовка советского разведчика – высшее достижение, которое автоматически влечет за собой не только правительственную награду, но и гарантирует взлёт по служебной лестнице.
* * *
Беллингхэм рассчитал точно: Полещуку не удастся вернуть долг и скоро он продолжит "таскать из огня каштаны", на которые ему укажет ЦРУ. За проявленное усердие долги будут списаны.
…В тот вечер Сэлли вновь, как это уже бывало не единожды, наблюдала своего "мужа" вдребезги пьяным.
Пил он сосредоточенно, устремив взгляд в одну точку, и когда она вошла, открыв входную дверь виллы своим ключом, он даже не поприветствовал её.
И хотя до этого вечера инициатором застолий с выпивкой всегда была Сэлли, на этот раз всё было наоборот. Получив строжайшие инструкции от своего шефа, Грэйвс предприняла титанические усилия, чтобы оторвать "мужа" от бутылки. Тщетно. После короткого, но бурного скандала каждый из них остался при своей точке зрения.
В ту ночь возлюбленные впервые, находясь под одной крышей, спали порознь. Полещук, овладев двумя "огнетушителями" виски, заснул под столом…
* * *
Деньги были вручены Полещуку во время конспиративной встречи, проходившей в дешевом трехзвездочном отеле "Викрам", в обмен на сделанные им оттиски с ключа резидента.
В ходе явки Беллингхэм поставил перед новоиспеченным агентом дополнительные задачи по добыванию интересующих ЦРУ сведений и обозначил способы связи.
Тогда же Полещук узнал, что по строго секретным платёжным ведомостям, да и вообще в файлах ЦРУ, он будет проходить под псевдонимом "Уэй".
Несмотря на своё подчинённое, более того, зависимое положение, Полещук в общении с Беллингхэмом вначале попытался вести себя, как породистый английский аристократ, свысока взирающий на вульгарно пахнущего деньгами американского купчика.
Не тут-то было. Очень скоро церэушник доказал своему русскому подопечному, "кто есть кто".
Как бы между прочим подсказал, что работать они будут по принципу пилы: "ты – мне, я – тебе".
Глава двенадцатая.
Змея в шоколаде
В июле 1975 года истёк срок пребывания Полещука в Непале.
В ходе прощальной явки с ним были оговорены условия продолжения связи в Советском Союзе, он получил микропленку, вмонтированную в магнитофонную компакт-кассету. В ней – задания по сбору информации, инструкции по организации связи, указания по восстановлению контакта при новом выезде за границу.
Беллингхэм также вручил "Уэю" условные письма для отправки на адрес в Соединенные Штаты, две специальные ручки для нанесения тайнописи, шифрблокноты, прибор-приставку к радиоприемнику для приема кодированных передач из радиоцентра.
Часть шпионской экипировки эксперты ЦРУ надежно упрятали в обложке фотоальбома. Остальное – дополнительные инструкции и крупную сумму денег – "Уэй" должен был получить в контейнере, изъяв его из тайника, который будет заложен для него резидентурой ЦРУ, действующей с позиций посольства США в Москве.
Все наставления своего оператора Джона Беллингхэма Полещук слушал вполуха, потому что никак не мог сосредоточиться из-за присутствия на конспиративной встрече Сэлли Грэйвс, неделей ранее улетевшей в Вашингтон в отпуск.
На протяжении всей явки с языка Полещука готов был сорваться вопрос, почему и в каком качестве здесь присутствует его бывшая возлюбленная. То, что Сэлли десятью месяцами ранее по заданию ЦРУ выполнила роль медовой ловушки, он уже понял.
Ясно стало незадачливому разведчику и то, что комедия с венчанием, как и совместное проживание с Грэйвс, были частью плана Беллингхэма, который предусматривал посадить его, Полещука, на "короткий поводок", чтобы постоянно держать под контролем и добывать информацию. Но сейчас, что делает здесь эта женщина сейчас?!
Полещук по привычке продолжал воспринимать Сэлли в прежней ипостаси – в ней он видел лишь ненасытную нимфоманку, для которой смысл жизни ограничивался постельными утехами и которая строила свои отношения с мужчинами в соответствии с афоризмом, почерпнутым из какого-то датского порнографического журнала: "Библия учит любить ближнего своего, а Камасутра объясняет, как именно".
Присутствие Сэлли на прощальной явке явилось для Полещука, пожалуй, самым большим унижением и разочарованием, которые ему когда-либо довелось испытать в своей жизни.
В какой-то момент Полещуку пришло в голову, что никакой озлобленности ни в адрес Грэйвс, ни тем более к Беллингхэму, он не испытывает.
Мысленно послав американцев в общероссийском направлении, "Уэй" отнесся к своему подчинённому положению философски: показно внимательно выслушал и принял все предложения оператора, чтобы затем забыть о них сразу по прибытии на родину.
Беллингхэм же, щадя мужское самолюбие своего подопечного, и словом не обмолвился, что всё это время его истинным оператором была Грэйвс.
* * *
По прибытии в Москву Полещук изъял приготовленный для него тайник – в нём его интересовали только деньги, шпионские же материалы он уничтожил, твёрдо решив больше никогда не выходить на связь с американской разведкой.
Не последнюю роль в принятии им такого решения сыграла Сэлли Грэйвс, вернее, то, как она сумела обвести его вокруг пальца.
Сэлли, которую Полещук считал самой значительной фигурой в своей галерее сердечных подруг, оказалась змеей в шоколаде…
Глава тринадцатая.
Возвращение блудного "крота"
Холодная война продолжалась, и в феврале 1985 года Полещук, незадолго до этого переведенный в управление "К" (внешняя контразведка) Первого главка КГБ СССР, снова угодил в окопы переднего края невидимого фронта. Теперь ему предстояло сражаться с вражескими спецслужбами на африканском континенте.
Новоиспечённый подполковник возглавил контрразведку в советской резидентуре, действовавшей с позиций посольства СССР в Лагосе, столице Нигерии.
Однако аппетиты Полещука по-прежнему опережали его карьерный рост – денег бонвивану, не привыкшему себе ни в чем отказывать, как всегда, не хватало.
К тому же после непальской командировки он основательно пристрастился к дорогим спиртным напиткам.
Сначала они помогали ему забыть Сэлли, затем, как-то незаметно, превратились в неотъемлемую составляющую его дневного рациона.
Поутру, едва переступив порог служебного кабинета, он первым делом устремлялся к бару, чтобы опрокинуть стаканчик-другой чего-нибудь покрепче.
Как правило, это были лучшие сорта виски или джина, которые он по дипломатическому листу выписывал прямо из Англии или США.
Впрочем, и другие земные удовольствия были не чужды молодому заместителю резидента по контрразведке, преисполненному желания жить полнокровной жизнью.
Немалых средств требовали посещения казино и баров, где стриптизировали длинноногие очаровательные мулатки. Что уж говорить о расходах, в которые вводили контрразведчика те самые темнокожие дивы, регулярно приглашаемые им в номера для сексуальных развлечений.
Словом, образ жизни, который вёл Полещук и без которого он уже не мыслил своего существования, приближал наступление периода ренессанса в его отношениях с Центральным разведывательным управлением…
* * *
Однажды, основательно поиздержавшись, Полещук вспомнил, что он не только заместитель советского резидента, но и секретный агент ЦРУ по кличке "Уэй". И не беда, что он десять лет не подавал позывных, – мало ли, не было возможности!
Решив, что повинную голову американский меч не сечет, Полещук устремился в посольство США, где был встречен с распростёртыми объятиями.
Во время вручения Полещуком своих верительных грамот разведчикам резидентуры ЦРУ в Лагосе Лоунтри и Хьюзу он назвал свой оперативный псевдоним, присвоенный ему Джоном Беллингхэмом в Непале.
В ответ американские "коллеги" заметили, что давно ждут его визита. Для Полещука это был сюрприз, ведь прошло десять лет с момента его последнего контакта с сотрудниками ЦРУ!
Он поинтересовался, как удалось новым друзьям вычислить его прибытие в Нигерию и то, что он – "Уэй".
– Очень просто, Леонид! – засмеялся Лоунтри, который, судя по его поведению, выступал за старшего. – Ну, во-первых, если вы помните, вас в аэропорту встречал некто Будкин, о котором нам давно уже известно, что он – разведчик.
Во-вторых, в своём посольстве вы заняли ту же должность, которую до вас занимал некто Пономаренко, принадлежность которого к советской внешней разведке у нас также не вызывала сомнений. Он – полковник КГБ, не так ли? Кроме того, по прибытии в Лагос вы заняли его квартиру и стали пользоваться его автомашиной…
Полещук слушал собеседника, стараясь скрыть своё удивление, смешанное с восхищением: "Всё гениальное – просто!"
Заметив его отрешенный взгляд, Лоунтри сказал:
– Если вас не шокируют эти подробности, я могу продолжить перечисление признаков, по которым нам удалось установить, что вы принадлежите к противоборствующей спецслужбе, – Лоунтри лукаво подмигнул Полещуку и снова засмеялся.
– Да-да, конечно, продолжайте…
– Всё своё свободное время вы проводите в обществе своих коллег. Даже находясь на пляже, в посольской купальне, вы пьёте пиво только в их компании. В то же время вы избегаете общения и свысока смотрите на остальных советских дипломатов, не так ли? Это естественно, ведь они все от вас в той или иной мере зависимы… Достаточно одного вашего слова, намёка на их явную или мнимую неблагонадёжность, и любой из ваших "чистых" дипломатов первым же рейсом будет отправлен в Москву и не скоро сможет снова попасть за границу, если вообще сможет…
Разумеется, я говорю лишь о тех сотрудниках советского посольства, чьи позиции не подкреплены родственными связями с высокопоставленными чиновниками из МИДа и ЦК КПСС…
Надеюсь, я не открою тайны, если скажу, что ваши посольства за рубежом – это вовсе не посольства Советского Союза, как это написано при входе… Это – посольства партийной номенклатуры со Старой площади, чиновников МИДа и генералов КГБ, куда они пристраивают своих детей и детей своих родственников и близких друзей…
Простите, я несколько отвлёкся от темы… Вернёмся к признакам, мистер "Уэй"?
– Да-да, конечно… Очень увлекательно!
– Н-да, так вот… В отличие от настоящих дипломатов, вы и ваши соратники не больно жалуете даже посла, а уж о соблюдении вами трудовой дисциплины и говорить не приходится: в рабочее время вас не найти в посольстве, потому что вы постоянно находитесь в городе якобы по личным делам…
В дополнение ко всему вы ещё и часто появляетесь в посольстве в нерабочее время, особенно вечером, подолгу там задерживаетесь, когда все остальные ваши соотечественники отдыхают или развлекаются… Все сотрудники вашей резидентуры имеют возможность свободно общаться с местным населением и гражданами других стран, находящимися в Лагосе по служебным или каким-то другим делам, особенно с теми, контакты с которыми рядовым советским дипломатам не рекомендованы или категорически запрещены…
Ваши коллеги, офицеры резидентуры, свободно посещают рестораны, бары, казино, тратят большие деньги на угощение своих сотрапезников или компаньонов, чего не может себе позволить "чистый" дипломат вашей миссии в Нигерии…
Словом, признаков, демаскирующих ваш истинный статус, у нас набралось предостаточно… К тому же вашу фотографию мы переслали в Лэнгли… Ответ оттуда лишь подтвердил наши догадки… Нет-нет! Я ошибся – это не догадки, а математически выверенные расчёты… Вот так мы узнаём, "кто есть кто"…
Обратите внимание, мистер "Уэй", я рассказал вам всё как на духу. Это свидетельствует о том, что у нас секретов от вас нет… В будущем я надеюсь на взаимную искренность!
Заметив, как при этих словах заёрзал в кресле Полещук, Лоунтри поспешил добавить:
– Вы с чем-то не согласны?