Идеалы и стиль работы иезуитов в XVII веке постепенно изменялись в соответствии с требованиями нового времени. Они были миссионерами на границах христианского мира, проповедовали в лесах Канады и при дворе китайского императора, являясь, по выражению основателя ордена, солдатами Христа. Но многие иезуиты не обладали светскими манерами, не окунались в мир мирских забот – от них по-прежнему веяло сумраком ушедшего столетия. Неудивительно, что все это отнюдь не увлекало Джулио. Его подвижный и гибкий ум требовал другого. Он перерос своих учителей и хотел познать все прелести жизни в этом мире. С 1616 года Джулио уже изучал право в Римском университете, а в 1622 году сдал экзамены на степень доктора этой дисциплины. Параллельно он сопровождал в качестве компаньона сына Колонны Джироламо на учебу в испанский университет Алькала. Немало времени молодые люди провели и в столице Испании Мадриде.
Поездка в Испанию имела большое значение в дальнейшей судьбе Джулио. Он, во-первых, изучил испанский, что сыграло немалую роль в его будущем общении с испано-язычной королевой Франции и позволило лично изучать перехваченную его шпионами испанскую корреспонденцию. Во-вторых, он был замечен в связях со знатными испанскими женщинами. По этому поводу произошло немало семейных скандалов, и двадцать лет спустя во Франции эти истории найдут свое отражение в многочисленных памфлетах и скабрезных песенках. И, в-третьих, учиться ему уже не хотелось. Вскоре склонный к риску Мазарини оказался в рядах папской армии в Испании в качестве солдата. Но задержался он в этом звании недолго.
Как это произошло? Колонна позаботился о своем сыне Джироламо, в общем-то человеке средних достоинств. Тот не испытывал никакого желания делать светскую карьеру, и благодаря связям отца в двадцать три года стал кардиналом. Его сестра Анна вышла замуж за племянника папы римского Таддео Барберини, будущего начальника римской полиции. Четвертый сын Колонны, Карло, пожелавший стать военным, приехал служить в испанской армии в Ломбардии.
Все эти "высокие" знакомства обеспечили Джулио Мазарини будущее. На военной службе у него подметили дипломатические способности, умение разбираться в людях и говорить с ними. Он тут же решил закрепить эти свои качества соответствующими дипломами. Благодаря семье Колонна Джулио познакомился с мастером Козимо Фидели, с помощью которого он без особых трудностей в самый кратчайший срок получил степень доктора права. Это обеспечило ему в будущем карьеру дипломата.
В 1622 году коллегия отмечала важное событие – канонизацию Игнатия Лойолы. Джулио вместо заболевшего актера по просьбе святых отцов был избран играть роль Игнатия во время торжеств и произнести по этому поводу речь. Сыграл он великолепно. Но в своей речи молодой Мазарини выявил "грехи" Лойолы, о которых церковь позабыла или старалась не упоминать. Пожалуй, первый и единственный раз в жизни будущий мастер компромиссов не пошел на компромисс. Это послужило ему уроком.
Еще много раньше поведение Джулио контрастировало с образом жизни большинства его сокурсников по коллегии и университету. Мазарини имел много веселых друзей из числа праздных молодых дворян и сыновей зажиточных купцов. Он проводил вечера за картами, где проявлял необычайную ловкость (но однажды все же проиграл свои шелковые штаны), за веселыми шутками и попойками, либо, что еще хуже, гулял с друзьями по городу, задирая прохожих и нередко вступая в драки. Веселая компания не гнушалась даже пограбить, что потом любили при случае вспоминать недруги Мазарини.
Все это плюс выходка на праздновании канонизации стоили ему иезуитской карьеры. Духовного сана он тогда не получил и священником решительно становиться не желал. В будущем Мазарини всегда держал дистанцию по отношению к иезуитам, питая стойкое недоверие к этому ордену. Его биографы единодушно отмечают, что Джулио никогда не соглашался исповедоваться ни одному иезуиту. Но поскольку в будущем ему предстояло стать кардиналом, годы, проведенные в коллегии, не прошли даром. Он служил государству и церкви способами, которые были для него приемлемыми и более подходили ему по характеру. Покорность никогда не была одной из основных его добродетелей, Джулио была больше по душе хитрая и умная властность. Именно это качество преобладало в нем на протяжении всей его жизни. Дипломатия станет его делом.
Джулио был даже рад такому обороту событий. Иезуитский дух сковывал его энергию; ведь молодой человек являлся подлинным детищем барочного Рима с его неподражаемым стилем, который превращал Вечный город в место необычайной красоты и величия. Стиль барокко был в некотором смысле театральным и прекрасно отражал свою эпоху.
Рим того времени был городом, куда Клод Лоррен и Николя Пуссен – великие французские художники – приезжали совершенствовать свое мастерство. Он буквально кишел артистами, художниками, архитекторами, законодателями мод. Среди однокашников Джулио Мазарини были сын римского зодчего Франческо Борромини и неаполитанец Джованни Бернини, которые по собственному желанию ушли из коллегии и стали архитекторами. Их пример, возможно, вдохновил Джулио. Именно им предстояло сделать Рим столицей барокко. Так сами римляне приспосабливали классический древний Рим к нуждам современного им общества.
Город постепенно преображался. Улицы выравнивались, обретали перспективу, украшались красивейшими особняками. В Риме стало больше воздуха, здесь были собраны сокровища изобразительного искусства, не умолкал шум улиц и базаров, ни на минуту не прекращалась работа ремесленников, лавочников, писарей, а горожане часто могли любоваться яркими процессиями и веселыми карнавалами с фейерверками. Был усовершенствован старый римский водопровод, многочисленные ответвления протянулись от него к большому количеству красивейших фонтанов. При этом почти половина римлян вела паразитическую жизнь, несмотря на то что папа специальными буллами предоставлял жителям города работу на строительстве, в торговле и на мануфактурах. Многие люди были настолько ленивы, что предпочитали жить в нищете и носить лохмотья, вместо того чтобы работать. Грабеж и разбой были обычным явлением. В этом смысле традиции Древнего Рима были неискоренимыми.
Вместе с тем Рим являлся папской столицей, цитаделью церкви, которая послала на костер Джордано Бруно незадолго до рождения Джулио Мазарини. Рим был городом со строгими ограничениями для людей, которые могли и желали мыслить. Городом с претензиями на универсализм и подавлением индивидуальности. Городом, где люди учились изворачиваться, ожидали чуда каждый божий день и надеялись на счастливый случай.
Молодой и энергичный Джулио Мазарини не верил в чудеса. Он научился хитрить, но тем не менее уповал на случай. Он был свободен, но что делать дальше? Пьетро в поисках средства, как он сам говорил, "исправить последствия столь дурного поведения", обратился к своему патрону Колонне, родственник которого, принц Палестрина, тогда командовал папской армией. Ведь для того, чтобы сделать приличную карьеру, молодому итальянцу из хорошей семьи необходимо было иметь могущественных покровителей, или, как их называли, "падроне". Первый падроне Мазарини Колонна знал, где можно использовать молодого человека. В 1624 году Джулио в качестве капитана римских войск был направлен в миланский гарнизон, где повстречался с апостольским комиссаром папской армии Франческо Саккетти. Надо сказать, военная репутация армии Рима была посредственной – многие шутили, что она видела противника только издалека. Впоследствии хорошо осведомленный о прежней жизни Мазарини кардинал Ришелье в шутку называл его "братом, отсекающим капустные головы" – намек на то, что, будучи военным, Джулио рубил своим оружием только траву и овощи. В 1626 году папа римский принял решение распустить свою дорогостоящую и абсолютно бесполезную армию.
Так кончается короткая военная карьера Джулио. Эти годы оставили о его личной жизни мало сведений, известно только, что в конце 1625 года он посетил Рим, чтобы завербовать несколько солдат для плохо укомлектованной армии, но, скорее всего, с целью повидаться с матерью и защитить отца, обвиненного в сентябре того же года в убийстве. Возможно, Пьетро был обвинен несправедливо, поэтому и не понес сурового наказания, но и этот факт биографии Мазарини позднее "обсасывался" его недругами.
Но именно тогда у капитана римских войск зарождалась и крепла уверенность в своих возможностях и своей счастливой судьбе. Здесь уместно вспомнить одну легенду, связанную с именем Джулио Мазарини. В 1624 году молодой человек якобы встретился с пармским астрологом, тогда считавшимся лучшим ясновидящим в Италии. Астролог предсказал Мазарини большую карьеру во Франции и кардинальскую мантию в сорок лет.
Люди всегда склонны верить в счастливые предсказания. Не исключено, что после этого Джулио вдвойне уверовал в свои силы. Не зря же некоторое время спустя он серьезно решит связать свою судьбу с судьбой Французского королевства.
Экс-капитан бывшей римской армии недолго оставался не у дел. В 1627 году Саккетти был назначен папским нунцием в Милане, а Джулио становится его секретарем. Мазарини сам шел навстречу своему успеху. Он сумел подружиться с четырьмя братьями Саккетти, членами старой флорентийской фамилии, которая имела значительное влияние на папу. Такая дружба сыграла немалую роль на этой стадии его возвышения, поскольку даже Колонна не был способен длительное время помогать ему и парировать происки его недоброжелателей в курии.
Этими годами датируется письмо Джулио отцу, в котором он отметил, что доволен своей деятельностью. Можно подумать, что письмо предназначалось не только для глаз Пьетро. Без упоминания неприятных моментов, какие бывают и на самой успешной службе, написаны и другие его письма этого времени к отцу.
Итак, пока Мазарини был удовлетворен жизнью. Дипломатическая деятельность в гораздо большей степени, чем карьера иезуита-священнослужителя или офицера, отвечала потребностям его натуры. С помощью приятного обхождения, тонкой дипломатической игры и умелого ведения дел ловкий и красивый секретарь нунция приобретает признательность и поддержку Колонны на всю жизнь и становится необходимым римскому папе и его окружению.
Образ любой исторической личности неотделим от эпохи, в какой она жила и действовала. Ведь жизнь каждого человека разворачивается на каком-то отрезке времени, в бурном потоке разных событий, могущих в значительной степени определить его судьбу. Время Мазарини – первая половина и середина XVII века – было временем бурных потрясений и значительных изменений в истории Европы. Этой эпохе французский историк Р. Мунье дал определение "кризиса XVII века", закрепившееся в мировой литературе. В политической жизни прелюдией и первым проявлением кризиса была Тридцатилетняя война (1618-1648), охватившая всю Европу и явившаяся катализатором политических бурь середины и второй половины столетия.
Судьба Джулио Мазарини была во многом определена и обусловлена Тридцатилетней войной – главным событием политической и международной жизни XVII века. Ведь именно авторитет блестящего дипломата и политика компромиссов, приобретенный за годы войны, позволил Мазарини в конечном итоге стать фактическим главой самого могущественного централизованного государства в Европе.
Война и фортуна папского дипломата
Веселый Бог удачи умножил мой доход.
Английская песня
Тридцатилетняя война представляла собой колоссальный межгосударственный, религиозный и политический конфликт XVII века и первую в мировой истории общеевропейскую войну, совместившую в себе все – борьбу средневекового и нового, рационального и конфессионального, прогресса и регресса. Анатомия Тридцатилетней войны – это анатомия барокко, где каждому, кто заинтересуется ею, открывается масса неординарного и противоречивого.
В эту эпоху формировались национальные и территориальные государства, возникали и крепли абсолютные монархии, происходили первые революции. Эти процессы вызвали к жизни появление новых межгосударственных отношений. После Тридцатилетней войны основой внешней политики окончательно становится государственный интерес, постепенно и долго освобождавшийся от религиозных представлений.
Первая европейская война была разрешением долгого противостояния двух политических направлений развития континента – универсалистского и антиуниверсалистского. Эти направления существовали в Западной Европе с начала XVI века. Первое из них представляла собой держава Габсбургов, охватившая с 1519 года с восшествия на престол императора Карла V огромную часть Западной Европы – германские земли, Испанию, Нидерланды, Франш-Конте, Южную Италию. В 1555 году Аугсбургский религиозный мир зафиксировал конфессиональный и территориальный статус германских княжеств, а в 1556 году эта держава распалась на владения австрийских и испанских Габсбургов. Однако попытки Империи подчинить германских князей и всю Европу в XVII веке оставались грозной политической реальностью.
Историческим фундаментом второго направления был многовековой процесс складывания европейских государств в национальных границах и возвышения в них королевской власти, в особенности в Англии и во Франции, а в рамках самой Священной Римской империи – укрепление территориальной власти немецких государей. Важной политической задачей этих держав и территорий являлась ликвидация наследия империи Карла V и противодействие ее возрождению.
В годы Тридцатилетней войны оформлялось и крепло еще одно направление развития Европы – началось формирование основ правового буржуазного государства Нового времени. В начале войны его представляла Республика Соединенных провинций, или Голландия. Конец войны ознаменовался появлением на политической карте континента Английской республики.
Характеристика международных отношений в Европе во время жизни и деятельности героя книги будет весьма неполной, если не учесть, что еще со времен Реформации, распространявшейся на континенте в первой половине XVI века, в Европе возник политический дуализм на конфессиональной основе. Государства континента разделились на два религиозно-политических лагеря: католический и протестантский. Это разделение послужило причиной конфессионализации политической жизни континента и образования религиозно-политических блоков – Протестантского союза и Католической лиги – во время Тридцатилетней войны.
Эта война выдвинула на первый план целый ряд политиков – императоров, королей, князей, герцогов, первых министров и просто дипломатов. В иных условиях и в иное время многие из них вряд ли бы стали известными. Но самым молниеносным и крупным возвышением была карьера Джулио Мазарини, человека, ставшего главой государства, к народу которого он не принадлежал. Его также можно на полном основании отнести к непосредственным реализаторам дипломатии во время войны.
Кто же они были, дипломаты эпохи барокко, что было главным в их деятельности? При всех симпатиях и антипатиях необходимо признать: это были прежде всего храбрые и решительные люди. Их поступки иногда определялись не только государственной целесообразностью, столь понятной для наших дней, или конкретными заказами правительств. В неменьшей степени ими руководили собственные убеждения, желания и вера. Многие из них не боялись на свой страх и риск идти на компромиссы и уступки, на превышение полномочий, если считали правильным для себя или для своего государства именно этот путь. Они могли игнорировать раздражение своего двора, а то и прямую угрозу опалы. Дипломаты Тридцатилетней войны не были щепетильны в желании до мелочей проследить за ходом спланированных военных демаршей, они часто превращались из закулисных деятелей в прямых участников событий. Так, в 1618-1620 годах испанский посол при венском дворе Оньяте превращается в главного союзника императора Фердинанда: были моменты, когда он воплощал в себе и кассира своего короля, и частного спонсора, не жалевшего собственных доходов на нужды имперских войск, и, наконец, старшего начальника испанских вспомогательных контингентов, получив при этом чин генерала-аудитора. А безвольные и благостные натуры сразу же попадали под мощное влияние своих политических контрагентов. К примеру, венский посол в Мадриде фон Шенбург не мог противостоять обаянию, а еще больше – напористости первого министра испанского короля графа Оливареса. Во многом поэтому середина 1630-х годов станет пиком влияния Испании на венский двор. В целом стремительная динамика международных событий требовала от дипломатов и политиков верности четко поставленной цели, но в то же время ясности мысли, гибкости и умения идти на компромиссы.
Джулио Мазарини в полной мере обладал всеми перечисленными качествами. Более того, он был образован и умен, красноречив и обаятелен, молод и красив. Не менее важно то, что им руководила неуемная жажда богатства и славы.
Тут же следует сказать, что дипломатия Тридцатилетней войны при всем своем прагматизме несла в себе большой заряд традиционализма. В большинстве своем дипломаты не рассматривали свою деятельность как автономную и самоценную по своей природе. Послы часто являлись одновременно членами государственных и придворных советов, обладали титулами и были связаны прежде всего персональной верностью со своими сеньорами и патронами – королями, императорами, князьями, папами. Многие из них были ленниками, то есть держателями земель, как от своих государей, так и монархов, при дворах которых они были аккредитованы. Имела место, конечно, и конфессиональная пристрастность. Образ дипломата-монаха был очень распространенным в Тридцатилетнюю войну, особенно при решении интимных внутрисоюзнических проблем. Самыми известными его воплощениями можно назвать отца Гиацинта из Казале, капуцина Александра из Галле и прежде всего правую руку Ришелье – отца Жозефа. Что же касается папской дипломатии, в русле которой начинал свою дипломатическую работу Джулио Мазарини, то здесь, само собой, преобладали духовные лица и более высокого ранга.
Считается, что Тридцатилетняя война началась в Чехии восстанием в Праге 23 мая 1618 года, после того как из окна Пражского Града были выброшены в ров два имперских чиновника. Это событие вошло в историю как "Пражская дефенестрация" (на латыни – "выбрасывание из окна"). Мятежники не выступали против императора Фердинанда II и имперской конституции, а лишь защищали свои автономные и религиозные права – в подавляющем большинстве чешское дворянство и горожане были протестантами. Своим королем восставшие чехи избрали в 1619 году главу Протестантского союза немецких князей курфюрста Фридриха V, владетеля одного из самых влиятельных немецких государств на Рейне – Пфальца. Это избрание предполагало поддержку Чехии со стороны всех европейских протестантов – немецких князей, а также Англии, король которой Яков I Стюарт был тестем пфальцского курфюрста. Так, в войне ясно обозначились противники. С одной стороны – император Священной Римской империи германской нации, Испания и Католическая лига немецких князей во главе с курфюрстом Максимилианом Баварским. С другой – Чехия, Трансильвания, Протестантский союз и симпатизирующие им, но не вступившие в войну на первом этапе (1618-1623) по внутриполитическим причинам Франция и Англия.