О нет, Тютчев не боялся смерти. Ведь думать о ней, иметь ее постоянно пред глазами, смотреть ей в лицо означает - ждать ее, спокойно и мужественно, и… соизмерять с ней свою жизнь. Это не бегство от себя, не ребячливое беспамятство - Тютчев никогда не прятался от жизни и от Рока - это memento mori, помни о смерти. И делай так, чтобы она не застала тебя врасплох - умей смело взглянуть ей в глаза. Тютчев это умел. Еще в 1856 г. - за 17 лет до смерти - он сказал о себе: "Я… могу отдать себе печальную и горькую справедливость… несчастье (т. е. смерть. - Н.И.) не застигнет меня врасплох".
В январе 1873 г. после первого удара, парализовавшего половину тела Федора Ивановича, Лев Толстой написал о нем, спрашивая себя самого: "…как он (т. е. Тютчев. - Н.И.) примет смерть, которая во всяком случае близка ему?". Тютчев принял смерть и полугодовые мучительные физические страдания с удивительной стойкостью и мужеством. Почти до самого конца (несмотря на три постигших его удара - инсульта) его не переставала волновать политика. Он диктовал политические письма, по обыкновению острополемические, поражающие глубиной и яркостью мысли, продолжал писать стихи. "Каковы последние политические новости" - этот вопрос сделался основным для него в последние месяцы жизни. И это при том, что он не льстил себя надеждами на выздоровление, знал, что конец близок: "У меня нет ни малейшей веры в мое возрождение… Теперь главное в том, чтобы уметь мужественно этому покориться". Тютчев сполна заплатил за возможность достойной встречи своего конца. Он не противился ему, не закрывал перед ним глаз, не бунтовал - он смирился, он покорился своему року. Еще за год с небольшим до того Федор Иванович писал об этом: "в моем существе сокрушено чувство бунта против смерти, которое человек испытывает лишь один раз в жизни. Во всех последующих утратах, как бы тяжелы они ни были, нет уже ничего непредвиденного, ничего неведомого". Смерть была "ведома" ему. Это знакомство - слишком страшное, слишком тяжелое - произошло, когда Тютчеву было 35 лет. Смерть первой жены Федора Ивановича стала для него потрясением основ, началом его духовного бунта, протеста против "бессмысленного кошмара". Но еще страшнее смерти для него оказалась поразившая его тогда особенно сильно способность человека "все пережить и все-таки жить". Представить себе это - дико, немыслимо, невозможно, и все же - это так. Сколько горя терпит человек - и сколько же жажды жизни вложено в него! Сам Тютчев говорил о том, что при постоянной мысли о смерти "существование, помимо цели духовного роста, является лишь бессмысленным кошмаром". Но значит есть что-то, что можно выставить в заградотряд против бессмысленной смерти! В самом Тютчеве этим "чем-то" была гигантская духовная мощь общественного и политического самосознания России. Эта-то мощь, которую он нес на своих плечах, этот "духовный рост", тревога за судьбы страны и мира и их будущее, чувство личной ответственности (а может даже и вины) - это и возрождало Тютчева к жизни каждый раз, когда смерть и "бессмысленный кошмар" слишком настойчиво напоминали о себе.
И все-таки смерть была "близка ему". Он ищет ее разгадки - и не может найти: "Перед лицом подобного зрелища (т. е. смерти. - Н.И.) спрашиваешь себя: что все это значит и каков смысл этой ужасающей загадки, - если, впрочем, есть какой-либо смысл?" - вот что мучает его при каждой очередной смерти кого-то из близких или знакомых. Рассудок молчит - здесь можно лишь чувствовать, постигать интуитивно и только в особых случаях - когда смерть уносит слишком дорогого, слишком близкого человека. После смерти первой жены, Элеоноры, Тютчев писал об этом В.А.Жуковскому: "Есть слова, которые мы всю нашу жизнь употребляем, не понимая… и вдруг поймем… и в одном слове, как в провале, как в пропасти, все обрушится".
Смерть представала перед ним в том же языческом одеянии, что и жизнь. Для Тютчева не существовало перехода в мир иной, было только "окончательное уничтожение", природный катаклизм в масштабах одного человеческого существа:
Природа…
Поочередно всех своих детей,
Свершающих свой подвиг бесполезный,
… равно приветствует своей
Всепоглощающей и миротворной бездной.
Так писал он за два года до кончины. На пороге смерти Тютчев остается верен своему космизму, мифотворческому взгляду на мир, на жизнь и на самого себя. Через день после первого удара зашедший к нему Аксаков говорит о нем: Тютчев "бегло сказав о себе "Это начало конца…", сейчас же пустился говорить о политике, о Хиве, о Наполеоне III…" Столь странное для умирающего поведение удивляло, поражало и оставляло в недоумении набожного Аксакова. В письме к дочери Тютчева Екатерине он заметно порицает Федора Ивановича за эту суетность: "Человеку дано грозное предостережение… тень смерти прошла над ним… Дается время приготовиться, покаяться, освятиться… Мне кажется, впрочем, что Федор Иванович… не ощутил и близости смерти, ее таинственного веяния около себя… едва ли ваш отец познал "день посещения своего"". Но где же автору письма было знать, что "тень смерти" витала над Тютчевым уже не одно десятилетие, не покидая его ни на день, и что ее близость он ощущал на каждых новых похоронах: "И каждая новая смерть - как последнее предостережение, предшествующее окончательному уничтожению", - писал он в 1871 г. Ее "таинственное веяние" побелило его голову еще 35 лет назад - в самом расцвете сил, в жаркий полдень жизни. И если каждая новая смерть была для Тютчева предостережением - чего не каждый может сказать о себе самом! - то не был ли он готов к ней всегда, не чувствовал ли себя давно уже приобщенным ее "таинственному веянию"? Человек редко по-настоящему "помнит о смерти" - лишь когда она сама даст знать о себе. Тютчеву напоминать о ней не требовалось, он жил ею: обратной стороной его жажды жизни была опоэтизированная им жажда смерти, хаоса, бесследного исчезновения.
Но и религия начинала понемногу отвоевывать себе место в душе "отравленного разумом". 6 января, через несколько дней после первого удара, Аксаков сообщал: "Вчера он приобщился… не знали, как приступить, но… дело обошлось гораздо проще. При первом же намеке, сделанном Эрнестиной Федоровной вчера утром, он охотно согласился". А в феврале Эрнестина Федоровна писала Анне: "…болезнь будет иметь ту положительную сторону, что вернула его на религиозную стезю, оставленную им со времен молодости… Он с жадностью слушает те несколько евангельских глав, которые я ему ежедневно прочитываю, а сиделка… говорит, что у них по ночам бывают очень серьезные религиозные разговоры".
И все же дела земные продолжали волновать Федора Ивановича больше, чем вечность и бессмертие. Политика - вот что сейчас для него было вечным и неизменным, вот что он не хотел выпускать из своих слабеющих рук и тускнеющего сознания. После третьего удара, рассказывал Аксаков, "приехал из Петербурга (в Царское Село, где тогда находились Тютчевы. - Н.И.) вызванный по телеграфу его духовник… и когда он подошел к Тютчеву, чтобы… напутствовать его к смерти, то Тютчев предварил его вопросом: Какие подробности о взятии Хивы?" Бессмертия для него по-прежнему не существовало. За несколько дней до смерти он воскликнул в полубреду: "Я исчезаю, исчезаю!" Это было то самое "окончательное уничтожение", то самое тютчевское язычество, до конца боровшееся в нем с христианским умиротворением.
Но тревога борьбы уже покинула его. "Он лежал безмолвен, недвижим, с глазами, открыто глядевшими, вперенными напряженно куда-то за края всего окружающего с выражением ужаса, и в то же время необычайной торжественности на челе".
"Никогда чело его не было прекраснее, озареннее и торжественнее…" - в словах его жены кроется непостижимая истина смерти. Зыбкая граница существования открывает человеку нечто большее, чем он сам. Быть может, это нечто и озаряет нездешним светом то, к чему уже нет возврата - земную жизнь человеческую? "Вся жизнь духа, казалось, сосредоточилась в одном этом мгновении, вспыхнула разом и озарила его последнею верховною мыслью".
1999 г
Примечания
1
Зайцев Б. Тютчев. Жизнь и судьба // Лепта, 1994, № 4. С.143.
2
Тютчев Ф.И. Русская звезда: Стихи. Статьи. Письма. М.,1993. С. 393. 3
3
Федор Иванович Тютчев (1803–1873) родился в состоятельной дворянской семье помещиков Орловской губернии. Старинный род Тютчевых известен по летописям с XIV в. Отец поэта - Иван Николаевич Тютчев - поручик в отставке, надворный советник, в последние годы жизни - смотритель "Экспедиции Кремлевского строения" в Москве, широко образованный человек. Мать - Екатерина Львовна, урожденная Толстая, по описанию биографа Тютчева Ивана Аксакова, "женщина замечательного ума, сухощавого, нервного сложения, с наклонностью к ипохондрии, с фантазией, развитою до болезненности". - Аксаков И.С. Биография Ф.И.Тютчева. М.,1886. С.9.
4
Жизнь Тютчева запечатлена в трех абсолютно различных по своему духу работах: Аксаков И.С. Биография Ф.И.Тютчева. М.,1886; Пигарев К.В. Жизнь и творчество Тютчева. М.,1962; Кожинов В.В. Тютчев. М.,1994. Подробную хронологическую канву жизни поэта можно найти в издании: Чулков Г.И. Летопись жизни и творчества Ф.И.Тютчева. М.-Л.,1933. Кроме того, к биографии Тютчева или отдельным ее аспектам в разное время обращались В.Я.Брюсов, Д.Д.Благой, Г.В.Чагин и др. В большинстве этих работ рассматривается по преимуществу внешняя сторона жизни Тютчева с большей или меньшей степенью погружения в его психологию и личный мир (и, само собой, поэтический мир). В задачу же данного очерка входило исследование истории души и судьбы в их экзистенциальном понимании - истории взаимоотношений и переплетений личности, жизни, мира и смерти, истории выбора и пути к смыслу. Именно поэтому при работе автором была задействована лишь малая часть литературы о Тютчеве - книги Кожинова и, в меньшей степени, Аксакова. Основной же упор делался на документальные материалы - письма самого Тютчева и близко знавших его людей, воспоминания, дневники современников. Такая избирательность несомненно оправданна в данном случае и максимально соответствует цели и внутренней сути предлагаемого очерка и концепции "персональной истории".
5
Необычайно одаренный мальчик начал посещать университетские лекции вместе со своим учителем, бывшим ненамного старше его, Семеном Егоровичем Раичем с 13 лет. В 18 лет он уже получил звание кандидата по словесному отделению.
6
В 40-х гг. Тютчев числился "чиновником особых поручений VI класса при государственном канцлере" К.В.Нессельроде. Затем его перевели в цензурное ведомство - сначала старшим цензором Министерства иностранных дел, потом председателем Комитета иностранной цензуры. В 1857 г. Тютчеву дали чин действительного статского советника, в 1965 г. - тайного советника.
7
Федор Иванович Тютчев: Материалы к его биографии //Тютчев Ф.Ф. Кто прав?: Сборник. М.,1985. С. 497.
8
Литературное наследство (Далее: ЛН). Т.97. Ф.И.Тютчев. М.,1988. Кн. 2. С.249.
9
Пфеффель К. Заметка о Тютчеве // ЛН. Т.97. Кн.2. С.34.
10
Тютчев Ф.Ф. Указ. соч. С. 497–498.
11
ЛН. Т.97. Кн.2. С.56.
12
Пфеффель К. Письмо к редактору газеты "L’Union" // ЛН. Т.97. Кн.2. С.37.
13
ЛН. Т.97. Кн.2. С.240.
14
Там же. С.240.
15
Тютчев Ф.Ф. Указ. соч. С.488.
16
Там же. С.494.
17
Искаженная строка из стихотворения Тютчева "1856". Правильно - "бред пророческий духов".
18
Тютчев Ф.И. Сочинения: В 2 т. М.,1980. Т.2. Письма. С. 177–178.
19
Там же. С.173.
20
Цит. по: Аксаков И.С. Указ. соч. С.307.
21
ЛН. Т.97. Кн.1. С.338.
22
Тютчев Ф.И. Соч. Т.2. С.60.
23
Кожинов В.В. Указ. соч. С.348.
24
Цит. по: Кожинов В.В. Указ. соч. С.90. Граф А.И.Остерман-Толстой - троюродный брат матери Тютчева, легендарный полководец. Участник штурма Измаила, войн с Наполеоном, командовал корпусом в Бородинской битве, герой сражения при Кульме 1813 г., где потерял левую руку. Остерман-Толстой опекал юного Тютчева, поступившего на службу в Государственную коллегию иностранных дел, вплоть до прибытия последнего в Мюнхен в 1822 г.
25
Тютчев Ф.И. Соч. Т.2. С.159.
26
Тютчев Ф.Ф. Указ. соч. С. 89–90.
27
Тютчев Ф.И. Соч. Т.2. С.243.
28
ЛН. Т.97. Кн.1. С.561.
29
Тютчев Ф.И. Соч. Т.2. С.100.
30
Цит. по: Кожинов В.В. Указ. соч. С.292.
31
Тютчев Ф.И. Соч. Т.2. С.110.
32
Мещерский Владимир Петрович - издатель журнала-газеты "Гражданин", внук Н.М.Карамзина, знакомый Тютчева.
33
Мещерский В.П. Мои воспоминания. Т.1. Спб, 1897. С.324.
34
ЛН. Т.97. Кн.2. С. 240–241.
35
Там же. С. 270.
36
Там же. С. 363.
37
Камю А. Человек бунтуюший // Сочинения: В 5 т. Харьков, 1998. Т.3 С.71.
38
ЛН. Т.97. Кн.1. С.443.
39
Иван Аксаков, близко знавший Тютчева, так говорит об этом: "…замечательная способность Тютчева: усматривать в отдельном явлении, в данном внешнем событии его внутренний, сокровенный мировой смысл. Откидывая внешние частности, он в каждой заботе текущего дня обращается мыслью назад, к ее истинным основам, ищет и отыскивает в случайном и временном вопрос пребывающий - роковой, как он выражается". - Аксаков И.С. Указ. соч. С. 134.
40
ЛН. Т.97. Кн.2. С.48.
41
Характерна фраза Анны Тютчевой из письма к сестре: "Флот покидает Кронштадт… Папа, который находится здесь только ради впечатлений, считает, что его обкрадывают". (Упоминается событие времен Крымской войны: летом 1855 г. англо-французский флот отошел от Кронштадта и остановился возле Ревеля). - ЛН. Т.97. Кн. 2. С.270.
42
ЛН. Т.97. Кн.2. С.219.
43
Из воспоминаний А.И.Георгиевского // ЛН. Т.97. Кн.2. С. 110.
44
Сколько таких клочков, быть может потеряно или сожжено им самим! В одном из писем И.С.Гагарину Тютчев со свойственной ему самоиронией пишет: "То, что я вам послал, составляет лишь крошечную частицу вороха, накопленного временем, но погибшего по воле судьбы или, вернее, некоего предопределения. По моем возвращении из Греции, принявшись как-то в сумерки разбирать свои бумаги, я уничтожил большую часть моих поэтических упражнений и заметил это лишь много спустя. В первую минуту я был несколько раздасадован, но скоро утешил себя мыслью о пожаре Александрийской библиотеки. Тут был, между прочим, перевод всего первого действия второй части "Фауста". Может статься, это было лучшее из всего". - Тютчев Ф.И. Соч. Т.2. С.10.
45
За него это делали другие: в пушкинском "Современнике" тютчевские стихи появились лишь благодаря стараниям И.С.Гагарина, около 20 лет спустя по инициативе И.С Тургенева уже некрасовский "Современник" напечатал более 100 стихотворений Тютчева. Сам поэт не принимал в этом никакого участия.
46
"Россия и Германия", "Папство и Римский вопрос с русской точки зрения", "Россия и Революция" - все были впервые опубликованы на западе, в Германии и во Франции. В России они появились на русском языке много позже.
47
Одна только грандиозность этого замысла, этого обширного трактата, где Тютчев намеревался исследовать корни противостояния России и Западной Европы и выявить провиденциальное предназначение России, одно только это свидетельствует о том, что ему не суждено было закончить этот труд, который требовал усидчивости, терпения и упорства, - ничего этого в Тютчеве никогда не было.