"Свою статью, - отмечал А. Д. Сахаров, - я назвал "Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе"… Основная мысль статьи - человечество подошло к критическому моменту своей истории, когда над ним нависли опасности термоядерного уничтожения, экологического самоотравления, голода и неуправляемого демографического взрыва, дегуманизациии и догматической мифологизации. Эти опасности многократно усиливаются разделением мира, противостоянием социалистического и капиталистического лагеря. В статье защищается идея конвергенции (сближения) социалистической и капиталистической систем. Конвергенция должна, по моему убеждению, способствовать преодолению разделения мира и тем самым - устранить или уменьшить главные опасности угрожающие человечеству. В результате экономической, социальной и идеологической конвергенции должно возникнуть научно управляемое демократическое плюралистическое общество, свободное от нетерпимости и догматизма, проникнутое заботой о людях и будущем Земли и человечества, соединяющее в себе положительные черты обеих систем…" (12).
""Размышления",.. - писал далее А. Д. Сахаров, - были закончены в основном к середине апреля. В последнюю пятницу апреля (26 апреля - А.О.) я прилетел в Москву на майские праздники, уже имея в портфеле перепечатанную рукопись. В тот же день вечером (неожиданно, вероятно, случайно) пришел Р. Медведев с папкой под мышкой, которую он мне оставил, а я ему дал на прочтение свою рукопись. В его папке были последние главы книги о Сталине - в новой редакции" (13).
"Через несколько дней, по словам А. Д. Сахарова, Рой Медведев пришел еще раз. Он сказал, что показывал рукопись своим друзьям" и "что все считают ее историческим событием". Более того, он передал ему их неподписанные письменные отзывы. И хотя сам Р. А. Медведев не назвал ни одной фамилии, А. Д. Сахаров склонен был считать, что это были Э. Генри, Е. Гинзбург, Е. Гнедин и Ю. Живлюк (14).
Из записки КГБ от 22 мая 1968 г. в ЦК КПСС, "16 мая с.г., находясь в институте, Сахаров предложил одной из машинисток отпечатать пять экземпляров имевшихся у него материалов" (15). По тем же сведениям, "…в июне сего года Медведев получил от Сахарова исправленный экземпляр его статьи "Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе", ознакомил с ней некоторых своих знакомых и размножил ее вместе с Петровским Л. П., членом КПСС, научным сотрудником музея В. И. Ленина" (16).
Обращает на себя внимание то, что инициатива Ю. Живлюка по времени совпала с появлением на рубеже 1967–1968 гг. записки австрийского ученого Эриха Яча "Попытки создания принципов мирового планирования с позиций общей теории систем". Она была составлена по инициативе итальянского менеджера и общественного деятеля Аурелио Печчеи и генерального директора по вопросам науки в Организации экономического сотрудничества и развития в Париже Александра Кинга (17). Выражая главную идею этой записки А. Печчеи писал: "В настоящее время мы начинаем осознавать человеческое общество и окружающую его среду как единую систему, неконтролируемый рост которой служит причиной ее нестабильности" (18). На основе этого делался вывод о необходимости глобального управления обществом в масштабах всей планеты (19). Для обсуждения этих проблем весной 1968 г. в Риме была организована специальная встреча ученых и специалистов в области планирования, в результате которой возник так называемый Римский клуб (20).
Таким образом, получается, что Ю. Живлюк подтолкнул А. Д. Сахарова на разработку и осмысление тех же самых проблем, для решения которых в это же время создается Римский клуб.
Если статье А. Д. Сахарова было суждено уйти в Самиздат и затем увидеть свет за рубежом (21), то совершенно иначе обстояло дело с другой публикацией, появление которой на страницах советской печати еще совсем недавно даже трудно было представить. Речь идет о статье М. П. Лобанова "Просвещенное мещанство", опубликованной в апрельском номере журнала "Молодая гвардия" (22).
"Сказать, что появление статьи Лобанова в легальной прессе, да еще во влиятельной и популярной "Молодой гвардии" было явлением удивительным, - пишет А. Л. Янов, - значит, сказать очень мало. Оно было явлением потрясающим. Злость, яд и гнев, которые советская пресса обычно изливает на "империализм",.. на этот раз были направлены, так сказать, внутрь. Лобанов неожиданно обнаружил червоточину в самом сердце первого в мире социалистического государства, причем в разгар его триумфального перехода к коммунизму. Обнаружил в нем язву, ничуть не менее страшную, чем империализм. В действительности - куда более страшную. Язва эта состоит, оказывается, в "духовном вырождении "образованного" человека, в гниении в нем всего человеческого". И речь идет вовсе не о явлении психологическом, частном, но о явлении массовом, социальном, о "зараженной мещанством… сплошь дипломированной массе". О "разливе так называемой образованности", которая, "как короед… подтачивает здоровый ствол нации", которая "визгливо-активна в отрицании" и представляет собою поэтому "разлагающую угрозу" самим основам национальной культуры. Короче говоря, не предусмотренный классиками марксизма, не замеченный идеологами режима, в социалистической стране уже сложился социальный слой "образованного мещанства", представляющий собой врага № 1. Таково фундаментальное социалогическое открытие Лобанова" (23). Далее в статье отмечалось, что ориентацией на "материальное благополучие", советское государство содействует "завоеванию России буржуазным духом", разлагающее действие которого "страшнее американских ракет" (24). Из этого делался вывод: "американизации духа в силах противостоять только руссификация духа" (25).
Эти идеи получили развитие в сентябрьском номере "Молодой гвардии", на страницах которого была опубликована статья Виктора Чалмаева "Неизбежность" (26). Характеризуя содержание этой статьи, А. Л. Янов пишет: "…Чалмаев создавал историческое обоснование для лобановской концепции русификации духа… Русская история была для него по сути историей развития и созревания "национального духа", подготовкой его для последнего решительного боя с "американизмом", для нового, только более грандиозного Сталинграда, где "русскому духу" предстоит окончательная победа над дьяволом буржуазности. Поэтому для Чалмаева не существует пропасти между Россией советской и царской… и что еще важнее - это громадная роль церкви и православия как организующей и воспитательной силы в триумфальном шествии русского духа" (27).
Поскольку советская печать находилась под жестким контролем цензуры, подобные публикации не могли не быть инспирированы ЦК КПСС. По свидетельству А. Н. Яковлева, "обе статьи (Лобанова и Чалмаева) перед публикацией просматривались в КГБ и были одобрены" (28).
И появление этих статей, и переделка "Архипелага", и завершение работы Р. А. Медведева над книгой "К суду истории", и составление А. Д. Сахаровым его "Размышлений о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе", и появление "Хроники событий", и прогноз Н. Н. Яковлева о масонстве представляются звеньями одной, пока трудно уловимой цепи событий.
Завершение "Архипелага"
6 апреля А. И. Солженицын отправился в Москву (1). Здесь он посетил Чуковских и передал Елене Цезаревне для перепечатки первый том "Архипелага" (2).
Поскольку при доработке из книги были почти полностью исключены читательские письма-отклики на "Один день Ивана Денисовича", возникла мысль пустить их в Самиздат под названием "Читают "Ивана Денисовича"" (3).
Из Москвы 10 апреля Александр Исаевич отправился в Борзовку (4). "Шла Вербная неделя как раз, но холодная. - вспоминает он, - В субботу 13-го пошел даже снег, и обильный, и не таял. А в вечерней передаче Би-Би-Си я услышал: в литературном приложении к "Таймсу" напечатаны "пространные отрывки" из "Ракового корпуса" (речь идет о публикации, подготовленной Н. Бетеллом и П. Личко - А.О.). Удар! - громовой и радостный! Началось! Хожу и хожу по прогулочной тропке. Под весенним снегопадом, - началось! И ждал - и не ждал. Как ни жди, а такие события разражаются раньше жданного. Именно Корпуса я никогда на Запад не передавал (Словакия ведь не Запад - А.О.). Предлагали мне, и пути были - я почему-то отказывался, без всякого расчета. А уж сам попал - ну, значит, так надо, пришли Божьи сроки… За этой прогулкой под апрельским снегом застала меня жена, только что из Москвы. Взволнована… Твардовский уже четвертый день меня ищет, рвет и мечет" (5).
В Москву А. И. Солженицын отправился только на третий день, 16-го, в понедельник (6). В этот приезд он запустил в обращение материалы о его взаимоотношениях с Секретариатом Союза писателей СССР (7), а затем с литературоведом с А. В. Белинковым отправил их за границу (8). Через некоторое время они были опубликованы в Нью-Йорке на страницах "Нового журнала" (9).
Беспокойство А. Т. Твардовского было вызвано тем, что редакция "Нового мира" получила телеграмму, посланную на ее адрес 9 апреля из Франкфурта-на-Майне: "Ставим вас в известность, что Комитет госбезопасности через Виктора Луи переслал на Запад еще один экземпляр "Ракового корпуса", чтобы этим заблокировать его публикацию в "Новом мире". Поэтому мы решили это произведение публиковать сразу. Редакция журнала "Грани"" (10).
Как утверждала Н. И. Столярова: "…Никакой он не Луи, а Виталий Левин, сел недоучившимся студентом, подторговывал валютой с иностранными туристами; в лагере был известным стукачем; после лагеря не только не лишен Москвы, но стал корреспондентом довольно "правых" английских газет, женат на дочери английского богача, свободно ездит за границу, имеет избыток валюты и сказочную дачу в генеральском поселке Бакове, по соседству с Фурцевой" (11).
А вот сведения из "Российской еврейской энциклопедии": "Луи Виктор Евгеньевич (1928–1992) - журналист. В 1946–47 работал рассыльным в посольстве Бразилии в Москве. В 1947 г. репрессирован. Отбывал наказание около 10 лет, после чего вернулся в Москву. Работал московским корреспондентом английской газеты "Санди экспресс"… первым сообщил на Запад о снятии Н. С. Хрущева с должности первого секретаря ЦК КПСС,.. организовал издание на Западе книги С. И. Аллилуевой "Двадцать писем к другу" и мемуаров "Хрущев вспоминает", передал в "Бильд" снятый скрытой камерой фильм о пребывании А. Д. Сахарова в ссылке в Горьком" (12).
17 и 18 апреля А. И. Солженицын был в "Новом мире", где ему предложили выступить с заявлением, что он ничего не передавал за границу и считает недопустимым публикацию там своих произведений без его разрешения (13). Однако Александр Исаевич на такой шаг не пошел, предложив первоначально выяснить, кто такой Виктор Луи и действительно ли телеграмма пришла из "Граней". После этого он вернулся на дачу встречать Пасху, которая в 1968 г. приходилась на воскресенье 21 апреля (14). А накануне, пишет А. И. Солженицын, 20 апреля в Страстную Субботу, в Борзовку, приехал Борис Можаев: "…прикатил новую беду: словак Павел Личко самовольно продает из Чехословакии "Раковый корпус" англичанам… Час назад, день назад победительна была скачка моего коня - и вот сломана нога, и мы валимся в бездну… Что же мне делать?" (15).
Так весьма туманно писал Александр Исаевич в "Теленке". А вот как этот же эпизод нашел свое отражение в "Зернышке": "И - опять погнал Личко в Москву, к Можаеву. И всучивал ему - через границу перевезенный - договор, чтоб я подписал. И Борис - того договора благоразумно в руки не взявши - вынужден был гнать ко мне в Рождество. И в мое ранневесеннее одиночество на Истье свалился с такой новостью: оказывается, Личко договор уже подписал от моего имени!.. Безотказный мой друг возвратился в Москву, встретился с Личко - и велел ему тут же в ресторанной уборной близ Новодевичьего изорвать договор в клочки" (16).
Такова версия А. И. Солженицына. Совершенно иначе эта история отразилась в воспоминания Н. Бетелла: "К тому времени лондонское издательство "Бодли хед" созрело для того, чтобы предложить мне и Дольбергу взяться за перевод романа и пьесы "Олень и шалашовка" на английский язык… Издательство подготовило контракт, который я привез в Братиславу, и 22 марта в ресторане "Захова хата", что в 20 милях от города, Личко подписал его при мне и в присутствии моего друга романиста Алана Уильямса, уверяя нас в том, что он действует с согласия автора и в соответствии с его указаниями. Позднее Личко подписал еще один документ, разрешавший издательству "Бодли хед" продавать права на издание книги на других иностранных языках. Затем я перевез рукопись "Ракового корпуса" и контракт через границу и из Вены улетел домой…" (17).
И далее: "В апреле 1968 года Личко поехал в Москву прояснить ситуацию и получить от автора подтверждение контракта от 22 марта. Они не встретились. Солженицын находился в Рязани и не мог приехать в Москву. Однако они обменялись посланиями через их общего друга писателя Бориса Можаева и обсудили дела, в том числе и публикацию в литературном приложении к "Таймс", о которой Солженицыну уже было известно. В отправленном из Вены письме от 12 мая Личко писал мне: "Я пытался связаться с Александром (Солженицыным - прим. Авт.)… Я сообщил ему в точности, как обстоят дела. Кроме того, я просил его дать письменную доверенность, которая была нужна Максу Райнхардту из издательства "Бодли хед"… Александр не хочет открыто обнаруживать свои связи со мной и "Бодли хед", однако он полностью одобряет все сделанное мной. Он доволен тем, что его книга вот-вот будет напечатана в Англии…". Это подстегнуло меня и Дольберга к нашей работе, а издательство "Бодли хед" начало с определенным успехом продавать права на издание романа в другие страны…" (18).
Как развивались события дальше?
"…Прошло недели три - пишет А. И. Солженицын, - и вдруг приносят мне вырезку из "Монд": между "Мондадори" и "Бодли хэдом" происходит публичный спор о копирайте на "Раковый корпус"" (19). После этого Александр Исаевич взялся за перо, в результате чего появилось его письмо, опубликованное затем в "Литературной газете" (20). "…И вот, - читаем мы в Теленке, - уже (25.4) с напечатанным письмом… я шагаю в редакцию "Литературной газеты"… Кинулись, наперебой читают: "А в "Монд" уже послали?" "Вот сейчас иду посылать"… "Еще в ЛитРоссию"" (21). Письмо было послано также в газету "Унита" (22).
В нем говорилось: "Из сообщения газеты "Монд" от 13 апреля мне стало известно, что на Западе в разных местах происходит печатание отрывков и частей из моей повести "Раковый корпус", а между издателями Мондадори (Италия) и Бодли Хэд (Англия) уже начат спор о праве "копирайт" на эту повесть. Заявляю, что никто из зарубежных издателей не получал от меня рукописи этой повести или доверенности печатать ее. Поэтому ничью состоявшуюся или будущую (без моего разрешения) публикацию я не признаю законной, ни за кем не признаю издательских прав: всякое искажение текста (неизбежное при бесконтрольном размножении и распространении рукописи) наносит мне ущерб; всякую самовольную экранизацию и инсценировку решительно порицаю и запрещаю" (23).
Действительно, никому из зарубежных издателей Александр Исаевич рукопись "Ракового корпуса" не передавал. Ведь Павел Личко - не был издателем. Не передавал он никому и доверенности на ее печатание, даже через Павла Личко. Что же касается запрета на издание повести, то он был обставлен одним условием: "без моего разрешения". Но, если верить Н. Бетеллу, то, отказавшись подписать письменную доверенность П. Личко, устное разрешение на издание повести Александр Исаевич ему все-таки дал (24).
"Весной 1968 г,.. - пишет А. И. Солженицын, характеризуя завершение работы над "Архипелагом", - мы для ускорения решили собраться в Рождестве с тремя машинистками (Люша, Кью и жена Наташа) на двух машинках и кончить штурмом. Так и сделали: за 35 дней, до первых чисел июня… мы сделали окончательную отпечатку "Архипелага"" (25). Е. Д. Воронянская, Н. А. Решетовская, А. И. Солженицын и Е. Ц. Чуковская собрались вместе 29 апреля (26). Елена Цезаревна за май перепечатала второй том (27), затем помогла Е. Д. Воронянской и Н. А. Решетовской с третьим (28).