* * *
Познакомился с молодым Гайдебуровым: вылитый отец, но еще больше его в нос говорит. Едет в Тулон.
26 сентября.
Прекрасный теплый день, чисто весенний. К 9 час. веч. небо покрылось, и накрапывал дождь. От Ал. Петр. Коломнина телегр. из Парижа, что Плещеев умер от апоплексии.
30 сентября.
Опять в Париже. Завтрак у Дюрана, давал Каниве. Говорил Каниве, отвечал де-Роберти тостом за французскую прессу. Я сказал: "Вы забыли одну важную вещь". - "Что такое?" - "Вы сказали: La presse, mais il faut dire: Sa Majesté la presse". Это понравилось. Ранк - очень симпатичный человек. Я спросил его о смерти Гамбетты, говоря, что правда-ли замешана женщина. Отрицал энергично. Гамбетта сам себя ранил: виделся с генер. Тома, говорил с ним, потом хотел ехать и остался и увидел полуразряженный револьвер на столе, взял его и ранил себя в руку. Рана зажила, но сделалась другая болезнь от лежания, от которой он и умер. Г-жа Леон была любовницей Гамбетты, он хотел на ней жениться, вопреки советам друзей, но она была совершенно порядочная женщина. Раз Гамбетта был очень весел и доволен, болтал и т. д. Я спрашивал его, - говорит Ранк: "Что с вами?" - "Я со Скобелевым виделся - отвечал он. Оба были удивительно талантливые люди и понимали друг друга. Скобелев говорил Маслову: "Я напоил Гамбетту, и он все мне выболтал". Он был тоже доволен этим свиданием с Гамбеттой.
5 октября.
Русские моряки в Париже. Ездили встречать в 8 час на Лионскую жел. дор. станцию в двух экипажах от прессы. Девель рассказывал Татищеву, что в первый день чуть не случился скандал. Морской министр, принимая Гирса, не посадил его. Гирс написал ноту, требуя удовлетворения. Морской министр говорил, что он впопыхах ничего не сообразил. Уладили и забыли. Говорили даже, что будто король и королева датские действуют на государя в пользу Вильгельма II, боясь быть проглоченными Германией. Сведения эти из английского королевства, от герцога Валлийского.
10 октября.
Обед в Cerlce da la Presse. Скульптор Фальер, композитор Сальвер, Де-Роберти, два Гайдебуровых, Комаров и я..
Комаров о демократизме русских: "Демократию организует государство".
Почему купцы бьют зеркала? Потому что ненавидят их, боясь увидеть в них свою рожу. Русский народ - народ детей и юношества.
18 октября.
Завтрак у Каминского с Зола. Его отзыв о Додэ: "Entre nous, c’est un homme perdu". Он много работает, голова свежая, но физических сил нет. Он начал две-три вещи и пишет их разом… "XIX век - век романа, а не драмы. Драма ничего не сказала нового, она продолжала старые традиции и не возвысилась особенно даже в произведениях Ожье и Дюма". Хочет видеть Россию, как там, - "какие вагоны, теплы ли дома". Зола говорит, что пишут к нему русские, прося позволения переводить его, но, судя по их письмам, они совсем не знают языка. - "…Дюма говорит, что у мена будет 15 голосов при выборе в академию. Я этому мало верю, надо, во всяком случае, 18. Пройду весною. Додэ сейчас же сделают академиком, если он поставит свою кандидатуру. Но он раз захотел на место Сандо, но ему сказали, что нет, а в другой раз и он обиделся". О Додэ: Тургенев обедал у него, и Додэ спросил о своих произведениях. Тургенев хвалил, но с оговорками. Это так опечалило Додэ, что он, по уходе Тургенева, плакал вместе со своей женой.
19 октября.
Де-Роберти говорил о Почетном Легионе, который ему хочется иметь. Я непременно скажу Моренгейму.
* * *
Был у Додэ. Очень грустное впечатление. Сердечно его жаль. Страшно изменился, поседел, волосы редки на голове и бороде. Сидит. 6 лет атаксия. Припадки. Постоянно страдает, но причины невыяснимы.
- "Я стал добрее, лучше; я только 20 лет просидел в заключении, а страдания изменяют к лучшему. Если бы я был на банкете, непременно предложил бы тост за Толстого, Его "Война и Мир" - incomparable. Я этот роман знаю наизусть. Неправда ли, Левин это - сам Толстой?" "Крейцеровой Сонаты" и философии Толстого не любит. - "Я люблю любовь, юность, жизнь, а эти произведения старика (d’un vieux) безжалостны".
О сыне говорит, что он мистик. "Я с ним друг и брат, но нет места, и если поплывем с одного берега к другому, то поссоримся. Ничего общего, совсем другие мысли, идеалы; стремится к анархии. Ах, как много хотелось бы вам сказать! Отчего вы так долго не были?" - "Дурно говорю до французски". - "Ах, какой вздор. Мы понимаем друг друга; есть течения, что с полуслова понимаешь".
24 октября.
Берлин. Был у посла Шувалова. Говорили о политике, Шувалов не только умный, но остроумный человек. По поводу Витте и бездействия министров: "Не все же устрицы, приятно видеть между ними и омара". Надо союз русских с пруссаками. Будет этот союз, нам нечего бояться. Хвалил немцев за дисциплину, за то, что они умеют быть единодушными, когда надо. О Витте, что он "конфиденциальное" сообщение Шувалова о министрах прусских, которые требовали отдыха, обнародовал. "Конечно, я ничего против этого не имею: воли надо, пусть, а все-таки как то неловко мне было". - "А немцы действительно просили об отсрочке?" - спросил я. - "Действительно и серьезно просили". О франко-русских праздниках: "императора не видел с тех пор, как приехал в Берлин, но слышал. Одни говорят, что он сердится, другие, что он спокоен, третьи относятся иронически". - О Бисмарке: "Он - мой друг, и я бы не хотел, чтобы он знал, что я говорю: он такой еще живой, что, пожалуй; вызовет на дуэль и убьет. Но он никогда не любил России. Он только настолько любил, чтобы пользоваться ею". И в этом отношении, так умно говорил, что заставлял с собой соглашаться. "Если правду говорить, Каприви больше расположен к России, чем Бисмарк, и для России положительно счастье, что Бисмарка уволил император".
* * *
Вечером с Татищевым были в театре Лессинга. Актрисы - кухарки или девки. Голоса противные, не умеют ни держать себя, ни ходить.
25 октября.
Нашел у себя карточку Тимирязева, нашего уполномоченного по торговому трактату. Пошел к нему в отель на Вильгельмштрассе. Черный, с бородкой с проседью; надеется, что трактат будет заключен. "Может быть, мы уедем за новыми инструкциями, но приедем опять и достигнем своего. Я еще далеко не истощил тех полномочий на уступки, которые имею, но по некоторым статьям достиг соглашения более для нас благоприятного, чем то, на которые имел полномочия. Нам приходится торговаться, как на базаре, и мы должны скрывать пока результаты". Завтра у него завтракаю в 12 час.
* * *
Татищев был у секретаря франц. посольства Суланж-де-Бодена, который рассказывал ему все детали о франко-русских праздниках. Как только во время маневров, - когда все газеты пели хвалы оружию и били в барабаны но случаю прибытия неаполитанского принца, - последовала телеграмма о посещении русской эскадры, тотчас газеты переменили тон и смолкли в ожидании. Когда началась агитация парижской печати, газеты приняли иронический тон, особенно после заметки "Journal de St.-Pétersbourg", которую сочли ушатом воды, вылитой на эти празднества. Встреча в Тулоне считалась некоторым фейерверком, вспышкою, к ней относились иронически, с насмешками. Но когда празднества перешли в Париж, дело показалось настолько серьезным, что газеты не стали ограничиваться перечнем событий, после телеграммы государя в особенности. Император Германский зол. Правительство беспокоится. Главный штаб понял, что начать теперь войну невозможно, ибо одни силы Франции почти превосходят силы германские, а огромная масса русских войск составляет перевес. Расчет на союзников плохой. Всеобщая подача голосов в Австрии, падение министерства Таафе, который управлял 15 лет, - боязнь того, что при всеобщей подаче большинство будет славянское, а потому немцы, венгерцы, - против, вообще беспокойство в Австрии лишает Германию надежды на этого союзника; Италия загорается; поэтому решено полагаться только на свои силы и усаливать войска и флот балтийский, соображая, что Россию надо поражать на море и взять Петербург, как весьма уязвимую столицу. В этом смысле решено усилить флот и напечатано, в угоду Франции, в "Norddeutsche Allg. Z.", что Германия не имеет интересов на Средиземном море. Вместе с тем, газетам дан лозунг, что союз Франции с Россией направлен против Англии. В "Kölnische Zeitung" и "Nordd. Allg. Z." - статьи, составленные в министерстве иностранных дел. Французскому правительству дано знать, что Германия готова ему даже помогать в Африке против Англии. Французское правительство уведомило об этом русское правительство, чтобы оно знало об этом демарше.
26 октября.
Завтракал у В. И. Тимирязева. Разговор о тарифе. Он очень высок и совершенно случаен. Отмена соляного налога заставила Бунге просить о том, чтобы восполнить потерю повышением всех пошлин на 10 %. Когда Бисмарк повысил пошлины, мы повысили свои на 20 % еще. Вышнеградский приехал на Нижегородскую ярмарку. Курс был высок, и потому, чтобы угодить купцам, принят был средний курс, т. в. тариф еще был повышен в пользу купцов. Бисмарк давно уже, лет 14 тому назад, говорил, что надо ввести дифференциальный тариф на русскую рожь, чтобы заставить Россию понизить свои пошлины. Германия долго медлила, пока не решилась в 1891 г. Если мы примем все требования Германии, то и тогда не будем в убытке. На шляпки с фунта 18 зол. руб., на куклу с шелковым поясом 4 зол. руб. За платье готовое от Ворта с вшитым в подоле свинцом, чтобы оно держалось, платят 8 руб. 50 коп. золотом, как за шелк. Перед придворными балами мужья в таможенный департамент ездят хлопотать и платят огромные пошлины.
Вышнеградский говорил: "с богатым человеком гораздо приятнее иметь дело, чем с бедным". Главное не тариф, а налоги, надо лучшее распределение налогов и повышение сбережений и благосостояния. Чем выше благосостояние, тем больше покупают и тем дешевле можно производить.
27 октября.
Чайковский погребен вчера. Страшно жаль его. Лечили его Бертенсоны, два брата, и не сажали в ванну. По моему, репутация у этих Бертенсонов, которой они совсем не заслуживают.
* * *
Обедал у посла. Был Тимирязев, говорили о трактате: "Автономный тариф с политической точки зрения - самый справедливый. Отношение ко всем странам равное. Как скоро являются дифференц. тарифы, являются друзья и враги. Отстаивание с этой стороны Витте справедливо. Но тариф 91 г. был нехорош для Германии. Если будет другой, он будет для нас лучше. При 5 марках мы все-таки могли вывозить. Если Германия уступает до 3 /3 марок, то она требует и уступок с нашей стороны. Тариф на железо 101 %, германский тариф на хлеб тоже 101 %…" Тимирязев может уступить до 110 мар. (вместо 150), немцы хотят 90… "Невозможно всех удовлетворить. Нехорошо, когда вся страна недовольна, а одно сословие - неважно."
Из-за 10 коп. нельзя воевать. Немцы нам уступают до 20 миллионов пошлины, мы должны им уступить столько же. Это понятно и справедливо. Вышнеградский ничего не хотел уступать, но хотел, чтобы ему все уступали. От наших уступок выиграют помещики и крестьяне. Если фабриканты потеряют, то беда не велика, уступки поддадут им энергии, о которой они совсем стали забывать. Наш тариф в сущности запретительный, а поклонники его при всякой уступке готовы кричать о фритредерстве. Если сравнить то, что сделало правительство для помещиков, то купцы получили больше покровительственными пошлинами.
28 октября.
Завтракал у гр. Шувалова. Он любит говорить и говорит много. Когда я сказал ему об искательстве Германии около Франции (Африка), он сказал: "пошлем гончих", что повторил потом своему русскому лакею. Из тяжелых обстоятельств выводил его этот русский простой человек своим советом.
Пришел Извольский, наш поверенный у папы. Он еще молод, но действительный статский. Государь сказал о молебнах, которые служили католики о русских: "как он (папа) умно поступил!" Но папа больше политик, чем религиозный человек. Он не хочет, чтобы во Франции католицизм служил какой-нибудь одной партии, но чтобы он влиял на всю страну, глубоко проник ее.
Савойская дипломатия может потерять свой престиж. Первое проигранное сражение может свергнуть ее. Виктор-Эммануил имел заслуги объединения Италии, а сын - никаких. Папа не хочет, чтобы вопрос о нем решала Италия, - решение должно быть международное. Он ждет перемены обстоятельств, настоящий порядок считает непрочным, неустановившимся. Республиканская партия очень велика, регионизм постоянно заявляет претензии, и ни одно министерство не может составиться, не удовлетворив югу, средней и северной Италии. Каждый противник Италии даст козырей папе. Римляне говорили Извольскому, - что нынешний режим стоил каждому половины состояния. "А если бы вы это знали, пожертвовали ли бы вы половиною состояния, чтобы изменить порядок вещей, существовавший во время светской власти папы?" - "Пожертвовал бы, потому что я испытал весь гнет поповского правления, хуже которого едва-ли что можно выдумать. Но мой сын, - другое поколение, не испытавшее этого гнета, - уже другое дело: он жалуется на гнет теперешних налогов (50 %) и не любит правительства".
Финансы Италии плачевны, и налоги огромны.
* * *
Сидел от. Алексей Мальцев. Очень приятный вечер. От. Алексей большой умница, не без юмора, но без ханжества.
Анекдот об Иннокентии. Художник представил образ Иннокентия с благословляющей рукою, желая польстить владыке.
- "А вы читали житие св. Иннокентия?"
- "Нет, так, мимоходом".
- "Жаль, вы бы узнали, что он был простым монахом и не имел права благословлять, а потому дайте-ка ему посошок в руку, - это будет правильнее".
При Янышеве, когда он был ректором академии, не постригали в монахи молодых: он отговаривал, но его наследники каждую субботу стригли совсем безусых.
Св. Синод сделал выговор за присуждение награды ученому, который относил к числу легенд явление к св. Владимиру представителей разных вер.
Приглашают в Синод тех, которые просятся. Синод выдумал особую науку, которая должна все научные открытия астрономии, антропологии и т. д. согласовать с Моисеем! Богословие не сравнительное, а прямо обличительное. Есть православные фанатики! У Иверской банка с деревянным маслом, деревянная ложка, масло прогорклое, с мухами и потеками от свечей, и монах желающим выливает ложки этого масла в рот. Преподавание закона божия нельзя делать предметом, как другие. "Отче наш" нельзя долбить, а выучить на молитве.
* * *
…У нас пьянство извиняет, в Германии - усугубляет преступление, и это хорошо. Пьяный разоряет свою семью и т. д. Сквернословие!..
Отчего бы не завести конфирмацию?
1896 год
20 января.
Приехав домой из театра, я нашел у себя письмо М. Феоктистова.
Он уведомлял, чтоб в 4 часа я был у И. Л. Горемыкина., который желает со мною говорить об очень важном вопросе. Было уже 4 часа. Я приехал в начале 5-го и в половине меня новели к министру. Поздоровались. - "Вот русские люди, никогда не закрывают двери", - сказал я, запирая дверь кабинета. Я извинился что приехал поздно. Он сказал, что это кстати, так как он беседовал с доктором. - "Я хочу вас поздравить", - сказал он потом. Мы сели. Он взял из папки номер "Нового времени" от 1 января. Вверху его синим карандашом было написано государем: "Обращаю внимание на статью "На рубеже", которая меня очень удивила". Статья была в разных местах подчеркнута построчно синим карандашом; между прочим, там, где новое царствование сравнивалось с весной, где автор указывал на деятельность земства по грамотности, где указывалось на отметки государя о земских начальниках, которые, дурно поняв свое положение, секли крестьян, где автор говорит о необходимости отнятия у земских начальников права суда, и проч. - "Вы быть может, этой статьи и не читали?", - сказал Горемыкин. Я отвечал, что, напротив, я над ней работал, смягчал, вычеркивал, сокращал, изменял резкие выражения, что статья очень не нравилась и т. д. - "Государь недоволен статьей". Горемыкин говорил в том смысле, что газеты не должны предупреждать события, подсказывать правительству, подчеркивать, что это-де мешает правительству действовать. Точно он намерен тайно действовать в таком направлении, которое должно пока считаться тайной. Он говорил совсем не умно. Грозил дворянам: если-де что-то затевают, - "я знаю, что они хотят агитировать в "Новом времени" и "Спб. Ведомостях". Агитатором называют Ромера. Он, очевидно, слышал звон, да не знает, где он. Он уверял меня, что отговорил государя от того, чтобы дать газете 3-е предостережение. Я полагаю, что он просто врал; ведь он знал, что я не могу спросить государя об этом и потому врать мог свободно.