Императрица с самого начала войны посвятила себя раненым. Она решила, что Великие Княжны Ольга и Татьяна Николаевны будут помогать ей в этом деле. Они все три проходили курсы обучения сестер милосердия и проводили каждый день по несколько часов в уходе за ранеными, которые были эвакуированы в Царское Село. Ее Величество, иногда с Государем, а иногда одна с двумя старшими дочерьми, посещала краснокрестные учреждения западных и центральных городов России. По ее просьбе было создано много военных госпиталей и оборудованы санитарные поезда, специально приспособленные для перевозки раненых в тыл, - часто очень медленной вследствие дальности расстояний. Ее примеру последовали, и никогда частная инициатива не проявлялась с таким подъемом и щедростью.
Наконец в Москве был созван съезд представителей всех земств и городских самоуправлений, чтобы сплотить все силы страны. Под влиянием энергичных и бескорыстных людей, этот съезд скоро превратился в мощную организацию, которая располагала огромными средствами и имела возможность оказать правительству ценное содействие.
В России до того времени никогда не проявлялось движения, которое можно было бы сравнить с этим по размаху и патриотизму. Эта война стала народным делом.
Сентябрь прошел для русских войск в переменных успехах и неудачах. В Восточной Пруссии за поражением у Сольдау последовало поражение при Мазурских озерах, где вновь проявилось превосходство немцев. В Галиции, напротив, русскими был занят Львов, и они неудержимо продвигались вперед, нанося серьезные потери австрийской армии, которая отступила к Карпатам. В следующем месяце немцы пытались занять Варшаву, но их бешеные приступы сломились об удивительную стойкость русских. Потери с обеих сторон были значительны.
В декабре Государь уехал на Кавказ, где действовала южная армия. Он хотел провести некоторое время среди этих войск, которые вели борьбу в особенно трудных условиях против турецких дивизий, сосредоточенных на границах Армении. На обратном пути он съехался в Москве с Государыней и детьми, выехавшими ему навстречу. Государь посетил военные училища и несколько раз с Государыней, Наследником и Великими Княжнами навещал городские больницы и лазареты.
Энтузиазм народа, за те пять дней, которые мы пробыли в Москве, был так же силен, как и в августе. Их Величества с сожалением покинули древнюю Московскую столицу; Государь уехал в Ставку, остальная же семья возвратилась в Царское Село.
После празднеств по случаю Нового Года, Государь продолжал свои периодические путешествия в Ставку и на фронт. Армия готовилась к решительному наступлению, которое должно было состояться в марте.
Всю эту зиму здоровье Цесаревича было вполне удовлетворительно, и уроки могли идти своим чередом. В начале весны Ее Величество заявила мне, что Государь и она решили, ввиду всех сложившихся обстоятельств, не давать пока воспитателя Алексею Николаевичу. Я принужден был вопреки тому, что ожидал, нести один в продолжение еще некоторого времени тяжелую ответственность и стараться по мере сил пополнять пробелы в воспитании Наследника. Я очень ясно сознавал, что его надо было хотя бы на несколько часов в день выводить из его обычной обстановки и ставить в непосредственное соприкосновение с жизнью. Я достал себе карту местности издания генерального штаба и наметил ряд прогулок в автомобиле, которые дали нам возможность объездить постепенно все окрестности на расстоянии 30 верст. Мы выезжали тотчас после завтрака, часто останавливаясь у въезда встречных деревень, чтобы смотреть, как работают крестьяне. Алексей Николаевич любил их расспрашивать; они отвечали ему со свойственными русскому мужику добродушием и простотой, совершенно не подозревая, с кем они разговаривали. Железные дороги в пригородах Петрограда также привлекали внимание Алексея Николаевича. Он очень живо интересовался движением на маленьких станциях, которые мы проезжали, работами по ремонту путей, мостов и т. д.
Дворцовая полиция забеспокоилась насчет этих прогулок, которые происходили вне района ее охраны и направление которых никогда не было известно заранее. Мне предложили подчиниться установленным правилам, но я не обратил на это внимания, и наши прогулки продолжались по-прежнему. Тогда полиция прибегла к новому способу охраны, и каждый день, выезжая из парка, мы неизбежно видели автомобиль, который несся вслед за нами. Одним из наибольших удовольствий Алексея Николаевича было заставить его потерять наш след; иногда это нам удавалось.
Между тем я был особенно озабочен поисками Наследнику товарищей. Эту задачу было очень трудно разрешить. По счастью обстоятельства сами собою отчасти пополнили этот пробел. Доктор Деревенко имел сына одних приблизительно лет с Наследником. Дети познакомились и вскоре подружились; не проходило воскресенья, праздника или дня отпуска, чтобы они не соединялись. Наконец они стали видаться ежедневно, и Цесаревич получил даже разрешение посещать доктора Деревенко, жившего на маленькой даче недалеко от дворца. Он часто проводил там всю вторую половину дня в играх со своим другом и его товарищами в скромной обстановке этой семьи среднего достатка. Это нововведение подверглось большой критике, но Их Величества не обращали на это внимания; они сами были так просты в своей частной жизни, что могли только поощрять такие же вкусы своих детей.
Тем временем война внесла довольно значительное изменение в наше существование. Жизнь дворца стала еще более суровой. Государь часто отсутствовал. Государыня так же, как и обе старшие дочери, всегда носила форму сестры милосердия; она делила свое время между посещениями госпиталей и многочисленными занятиями по организации помощи раненым. Она очень утомляла себя в начале войны. Она, не рассуждая, тратила свои силы, с тем пылом и страстью, которые вносила во все свои начинания, и хотя здоровье ее уже было сильно подорвано, выказывала изумительную выносливость. Казалось, она черпала большую поддержку в выполнении предпринятого ею святого дела; она одновременно находила в нем удовлетворение своей потребности самопожертвования и забвение своей тоски и опасений, которые ей внушала болезнь Наследника даже в спокойные промежутки.
Война имела еще одно последствие, столь же радостное, сколь и неожиданное, а именно - удаление Распутина на второй план. Он вернулся из Сибири в конце сентября, вполне выздоровевший после тяжелого ранения, которое подвергло его жизнь такой большой опасности. Но все склоняло к предположению, что со времени его возвращения им слегка пренебрегали; во всяком случае, его посещения стали реже. Правда, Алексей Николаевич всю эту зиму был здоров, и не было надобности прибегать к его вмешательству; таким образом он лишался того, что было источником главной его силы.
Тем не менее его влияние, несмотря на все, оставалось очень значительным. Мне пришлось в этом убедиться незадолго до того, во время страшного железнодорожнаго крушения, чуть было не стоившего жизни г-же Вырубовой. Ее извлекли почти безжизненной из под обломков вагона и перевезли в Царское Село в отчаянном, казалось, состоянии. Императрица была потрясена. Она немедленно села у изголовья той, которая была почти единственным ее другом. Спешно вызванный Распутин находился там же. Императрица в этом несчастии видела новое доказательство судьбы, ожесточенно преследовавшей, как она была в том убеждена, всех, кого она любила. И когда она в сильной тревоге спросила Распутина, останется ли жива г-жа Вырубова, он ответил:
- Бог оставит ее тебе, если она действительно нужна тебе и родине; если же, наоборот, ее деятельность вредна, Господь ее возыметь к себе; даже мне не дано знать его неисповедимых путей.
Это был, надо признаться, очень ловкий способ выпутаться из затруднительного положения. Если бы Вырубова поправилась, Распутин обеспечивал себе ее вечную признательность, так как, благодаря ему, ее выздоровление как бы вновь освящало призвание, выполняемое ею при Императрице; - если бы она умерла, Ее Величество видела бы в ее смерти неисповедимую волю Провидения и скорее бы утешилась в ее потере.
Это его вмешательство вновь усилило влияние Распутина, но только временно; несмотря на все, чувствовалось, что что-то изменилось, и значение его уменьшилось. Я испытывал большое удовлетворение, убеждаясь в этом; я тем более радовался этому, что несколько времени перед тем у меня был длинный разговор о старце с швейцарским посланником в Петрограде. Подробности, данные им во время нашего разговора, не оставили во мне ни малейшего сомнения насчет действительной личности Распутина. Он был, как я и предполагал, сбившимся с пути мистиком, обладавшим какой-то психической силой, неуравновешенным человеком, обуреваемым поочередно, то плотскою похотью, то мистическими стремлениями; это было существо, способное после ночных оргий неделями предаваться религиозному экстазу… Но я никогда до этой беседы не подозревал того значения, которое, не только в русских кругах, но даже в иностранных посольствах и миссиях Петрограда, придавали политической роли Распутина; значение его сильно преувеличивали, но один тот факт, что подобное влияние могло существоват, было уже вызовом общественному мнению. Кроме того, присутствие этого человека при Дворе было поводом к удивлению и осуждению для всех, кто знал разгульность его личной жизни. Я отдавал себе отчет в том, что в этом заключалась большая угроза престижу Их Величеств, и что это послужит орудием, которым враги рано или поздно воспользуются против них.
Единственным средством было бы удаление Распутина, но где была сила, способная вызвать его опалу? Я слишком хорошо знал глубокие причины его влияния на Императрицу, чтобы не бояться, наоборот, нового усиления этого влияния, если бы обстоятельства ему благоприятствовали.
Эти шесть первых месяцев войны не принесли ожидаемых результатов, и все заставляло предвидеть, что борьба будет очень долгая и тяжелая. Могли появиться непредвиденные осложнения, так как продолжение войны должно было повлечь за собой очень большие экономические трудности, грозившие вызвать недовольство и беспорядки. Все это сильно беспокоило Государя и Государыню; они имели очень озабоченный вид.
Как всегда в тяжелые и тревожные минуты, Царь и Царица черпали нужную им поддержку в религии и в любви своих детей. Великие княжны просто и благодушно относились ко все более и более суровому образу жизни во дворце. Правда, что все их прежнее существование, совершенно лишенное всего, что обычно красит девичью жизнь, приготовило их к этому. В 1914 году, когда вспыхнула война, Ольге Николаевне было почти 19, а Татьяне Николаевне только что минуло 17 лет. Они никогда не присутствовали ни на одном балу; им довелось лишь участвовать на двух-трех вечерах у свой тетки, великой княгини Ольги Александровны. С начала военных действий у них была одна лишь мысль - облегчить заботы и тревоги своих родителей. Они окружали их своей любовью, которая выражалась в самых трогательных и нежных знаках внимания.
Какой пример, если бы только о нем знали, давала эта столь достойная семейная жизнь, полная такой нежности! Но как мало людей о ней подозревали! Правда, что эта семья была слишком равнодушна к общественному мнению и укрывалась от посторонних взоров.
Глава XI. Отступление русской армии. Государь принимает на себя Верховное командование. Увеличивающееся влияние Государыни (февраль-сентябрь 1915 г.)
Несмотря на осенние успехи русских в Галиции, положение весной 1915 года оставалось очень неопределенным. с обеих сторон готовились возобновить борьбу с новым ожесточением. Со стороны русских были приняты, казалось, все меры, дабы придать армии возможно большую боеспособность и обеспечить правильное ее снабжение. По крайней мере Государь, на основании представленных ему докладов, был в этом уверен и возлагал все свои надежды на эту весеннюю кампанию.
Наступление начали австрийцы, но русские произвели сильную контратаку, и их превосходство не замедлило ясно обнаружиться по всему фронту.
В первую половину марта их успех продолжал утверждаться. 19-го они заняли крепость Перемышль; весь гарнизон и весьма значительная военная добыча попали в их руки. Это была громадная радость для всей страны. Государь вернулся 24 марта из Ставки; он сиял. Повернется ли боевое счастье окончательно в сторону России?
В половине апреля русские войска заняли вершины Карпат и стали угрожать богатым равнинам Венгрии; австрийская армия выбилась из сил. Но эти успехи были куплены ценой огромных жертв. Борьба в горах продолжалась в условиях, чрезвычайно тяжелых для победителя. Вдобавок, затянувшаяся война давала себя чувствовать и внутри страны; население начало страдать от дороговизны съестных припасов, а недостаток перевозочных средств останавливал хозяйственную жизнь. Необходимо было найти выход из создавшегося положения.
Между тем Германия не могла оставаться безучастной к крушению австрийской армии. Как только опасность ясно ей представилась, она постаралась ее предотвратить, приняв все зависевшие от нее меры. Несколько немецких корпусов было сосредоточено на восток от Кракова и поставлено под команду генерала фон Макензена, который должен был атаковать русскую армию с фланга и стараться отрезать от их базы войска, действовавшие в Карпатах. Наступление состоялось в начале мая, и под давлением немцев русская армия была принуждена быстро отступить из западной Галиции на восток. Приходилось мириться с очищением Карпатских проходов, занятие которых стоило таких усилий, и спуститься в равнину. Войска дрались с замечательной храбростью и стойкостью, но у них не было оружия и снарядов. Отступление продолжалось. 5 июня неприятель вновь занял Перемышль, 22-го Львов, а в конце месяца почти вся Галиция, эта славянская земля, завоевание которой так радовало русские сердца, - была очищена.
Вслед за этим немцы предприняли сильное наступление в Польше и стали быстро продвигаться, несмотря на ожесточенное сопротивление русских. Положение было серьезно, весь русский фронт был поколеблен и отодвигался под натиском австро-германских армий. Общественное миение было обеспокоено, хотело знать, на кого падала ответственность за эти поражения, искало виновников, требовало наказаний.
Государь очень тяжело переживаль события. Удар для него был тем более жесток, что он совершенно его не предвидел. Однако он не склонялся перед несчастьем. 25 июня он сместил военного министра, генерала Сухомлинова, преступная бездеятельность которого, казалось, возлагала на него ответственность за внезапно обнаружившуюся невозможность снабдить войска. Он заменил его генералом Поливановым. 27 июня он собрал в Ставке под своим председательством совет, в котором приняли участие все министры. Надо было поднять общую энергию, мобилизовать все силы и все средства страны для борьбы до победного конца с ненавистным врагом. Было решено созвать Думу. Первое заседание ее состоялось 1 августа, в годовщину объявления войны Германией России. Твердое и мужественное настроение собрания способствовало успокоению умов. Но, приглашая всю страну содействовать защите родины, Дума требовала, чтобы виновники несчастия были найдены и наказаны. Несколько дней спустя, Государь назначил "верховную следственную комиссию", чтобы установить, на ком лежит ответственность за национальное поражение.
В это время, наступление немцев в Польше продолжало развиваться; 5 августа была покинута русскими Варшава, и войска перешли на правый берег Вислы. 17 августа было взято Ровно; одна за другой все русские крепости падали под напором неприятеля, которого, казалось, никакие преграды уже не способны были задержать. В конце августа все Царство Польское было в руках немцев.
Поражение принимало размеры катастрофы и ставило в опасность самое существование родины. Удастся ли остановить поток завоевателей, или придется, как в 1812 году, отступить вглубь страны, уступая русские земли неприятелю? Неужели все понесенные жертвы ни к чему не привели?
Деревня страдала от постоянных наборов и реквизиций; хлебопашцам не хватало рабочих рук и лошадей. Вместе с расстройством железнодорожного сообщения и притоком беженцев в городах росла дороговизна. Из уст в уста передавались самые пессимистические речи, говорили о саботаже, об измене…. Русское общественное мнение, столь непостоянное, столь склонное к преувеличениям, как в радости, так и в горе, - предавалось самым мрачным предчувствиям.
И вот в минуту, когда Россия переживала этот острый кризис, Николай II решил взять на себя Верховное командование армией.
Государыня уже в течение многих месяцев побуждала Государя принять это решение, но он все время противился ее настояниям: ему претила мысль отнять у Великого Князя Николая Николаевича командование, которое он ему вручил. Как только вспыхнула война, его первым движением было стать во главе армии; однако, сдаваясь на просьбы министров, он отказался от самой заветной своей мечты. Он всегда сожалел об этом, но теперь, когда немцы, завоевав всю Польшу, продвигались по русской земле, ему казалось преступным оставаться в тылу и не принять более деятельного участия в защите своей страны.
Государь вернулся 11 июля из Ставки и раньше, чем прийти к этому решению, провел два месяца в Царском Селе. Я передаю здесь мой разговор с ним 16 июля, потому что он ясно указывает, каковы были уже тогда воодушевлявшие его чувства. Он в этот день встретил нас с Алексеем Николаевичем в парке. Рассказав ребенку некоторые впечатления о своей последней поездке в армию, он обернулся ко мне и добавил:
- Вы не поверите, как тягостно мне пребывание в тылу. Мне кажется, что здесь все, даже воздух, которым дышешь, ослабляет энергию, размягчает характеры. Самые пессимистические слухи, самые неправдоподобные известия встречают доверие и облетают все слои общества. Здесь заняты лишь интригами и происками, живут только эгоистическими и мелкими интересами; там же - дерутся и умирают за родину. На фронте одно чувство преобладает над всем: желание победить; остальное забыто, и, несмотря на потери, на неудачи, сохраняют веру…. Всякий человек, способный носить оружие, обязан быть в армии. Что касается меня, я не могу дождаться минуты, когда присоединюсь к моим войскамь.
Императрица сумела использовать это горячее желание: она постаралась победить его сомнения, которые, с другой стороны, могли быть ему внушены некоторыми соображениями.