П.П. Ширшов позднее рассказывал, как уже на льду он вспомнил, что забыл в каюте свой дневник наблюдений. Забравшись вновь на палубу, он с удивлением увидел Дору Васильеву, укачивающую на руках грудную дочку Карину, родившуюся уже во время рейса. На вопрос Петра Петровича она ответила, что хочет максимально продержать ребёнка в тепле. Пришлось Ширшову убегать с тонущего парохода, прижимая одной рукой дневник, а другой – Дору с Кариной.
Но даже в критические минуты гибели корабля было место для шуток и смеха. Э.Т. Кренкель вспоминал:
"Наш старший помощник капитана С.В. Гудин – подтянутый моряк, из своих сорока лет проплававший 22 года, отвечал за порядок на корабле. Эту обязанность Гудин выполнял с завидным педантизмом. Стоял хохот, когда Пётр Ширшов рассказал о том, какими страшными глазами посмотрел на него Гудин, когда Петя, вместо того, чтобы бежать кругом за какими-то очень нужными ему приборами, недолго думая, разбил окно в каюте и достал всё через выбитое стекло.
– И подумать только! Сознательно, преднамеренно разбить стекло каюты!". (Кренкель, 1973).
После гибели корабля начался новый этап экспедиции – жизнь в лагере на дрейфующем льду. Используя брёвна и доски, всплывшие после гибели "Челюскина", соорудили большой барак на 40 человек, куда поселили женщин с детьми и строительную бригаду, ехавшую на о. Врангеля. Остальные устроились в палатках.
Чтобы отвлечь людей от тягостных мыслей, организовали несколько кружков, занятия в которых вели члены научной группы. Но это по вечерам. А днём учёные продолжали свои наблюдения за океаном, льдами и атмосферой, отчасти даже довольные представившейся возможностью.
Кстати, именно на льдине у некоторых из них укрепилась мысль о возможности создания специальной дрейфующей станции в Центральной Арктике. Ведь если здесь большая группа в общем-то случайных людей после аварийной высадки смогла наладить сносную жизнь, то заранее подобранный небольшой коллектив, хорошо снаряжённый, сможет провести важные научные наблюдения, не рискуя жизнью.
В главе о Э.Т. Кренкеле уже рассказывалось о челюскинской эпопее. Напомним только, что хотя Правительственная комиссия задействовала для спасения людей несколько вариантов, упор делался на авиацию. Поэтому участники дрейфа построили ледовый аэропорт и постоянно поддерживали его в готовности, приводя в порядок после очередного торошения. В аэродромных работах регулярно участвовал и П.П. Ширшов.
5 марта 1934 года в ледовый лагерь прилетел А.В. Ляпидевский. Он доставил опытного полярника Ушакова с собачьей упряжкой, а обратно вывез в Уэлен 10 женщин и двоих детей. Основная же масса зимовщиков была вывезена в период с 8 по 13 апреля. Самолёты пилотов Молокова, Каманина и Водопьянова сделали по нескольку рейсов между Ванкаремом и ледовым лагерем. Слепнёву и Доронину удалось выполнить только по одному рейсу, поскольку их скоростные иностранные самолёты не вписывались в размеры аэродрома. В итоге Слепнёву поручили вывезти на Аляску заболевшего О.Ю. Шмидта.
Вылет Ширшова намечался с одной из последних партий. Его очередь подошла, когда на лёд опустился самолёт М.В.Водопьянова. Комендант аэродрома А. Погосов громко зачитал фамилии четырёх человек. Трое челюскинцев быстро залезли в кабину, а Ширшова всё не было. Погосов нашёл его в конце взлётной полосы, где тот долбил лёд пешнёй.
"– Петрович, скорее! Твоя очередь лететь!
Ширшов бросил пешню, побежал к самолёту и с большим трудом втиснулся в заполненную кабину. Погосов сунул ему вслед чемоданчик.
– Саша, следи внимательно за аэродромом, – крикнул ему на прощание Ширшов. – Прижимные ветры кончились, наступило затишье. Льды скоро будут расходиться, появятся трещины". (Сузюмов, 1983).
К счастью, на следующий день лётчики вывезли последнюю шестёрку зимовщиков.
За время спасательной экспедиции самолёты израсходовали значительную часть запасов бензина, с большим трудом доставленного на собаках из Уэлена. Расчёты показали, что горючего не хватит, если вывозить дальше по воздуху всех собравшихся в Ванкареме челюскинцев. Поэтому три отряда наиболее молодых и выносливых были отправлены в Уэлен на нартах и лыжах. Остальных вывозили самолётами.
Когда бензин практически кончился, Ширшов предложил сформировать ещё один пеший отряд. Желающих оказалось восемь, в том числе механик Погосов и художник Решетников. Отряд назвали комсомольским и во главе поставили Ширшова. На две собачьи упряжки загрузили только вещи.
Переход был нелёгким: 600 км, без лыж, по колено в снегу. Продуктов выдали только на двое суток, рассчитывая на пополнение в чукотских селениях, куда кое-что завезли заранее. Но оказалось, что всё съели предыдущие три отряда, не знавшие о формировании четвёртого. Осталось только немного муки.
Для сокращения маршрута отряд решил пересечь обширную Колючинскую губу, а не обходить её по берегу. Идти стало значительно тяжелее. Ширшов вспоминал:
"В апрельской пурге шли мы из Ванкарема в Уэлен. Шестьсот километров за одиннадцать дней, восемь человек последней бригады и две упряжки собак. Получилось так, что ни нам, ни собакам до Сердце-Камня не удалось найти кормёжки. Запомнилась одна собака во второй упряжке, правая коренная… Голод и больная лапа доконали её. К вечеру следующего дня, когда своим падением она снова остановила упряжку и собаки, с остервенением первобытных животных, набросились на неё, каюр со злостью перерезал ножом постромку и вытолкнул её ногой из упряжки. Собака пыталась ещё некоторое время бежать за нартой, но видно боль взяла своё. Честно отработав свой короткий собачий век, лайка осталась одна подыхать в ледяной пустыне.
Словно понимая свою обречённость, она даже не пыталась подняться, когда полчаса спустя, вместе с отставшей нартой, мы набрели на неё. И только в умных карих глазах больного зверька, казалось, ещё теплилась надежда. "Эх ты, бедная скотина, давай подвезём, пока совсем не подохла", – не выдержал боцман Загорский и, несмотря на бурные протесты каюра-чукчи, втащил собаку на нарту". (Ширшова, 2003).
На острове Колючин имелся маленький посёлок-стойбище из семи чукотских яранг. В них, кроме хозяев, размещались экипаж лётчика Ляпидевского, уже месяц занимавшийся ремонтом своего самолёта, а также третий отряд "пеших" челюскинцев, задержавшийся в пути. Так что спать приходилось вповалку, в том числе и в холодных тамбурах яранг, где обычно ночевали собаки. Кстати, только теперь экипаж Ляпидевского узнал об успешном завершении спасательной операции.
На острове задержались два дня: усилилась пурга, каюры боялись заблудиться. Когда ветер успокоился, в четыре утра отряд двинулся в путь. Теперь об этом судить трудно, но задачу они поставили невыполнимую – пройти за сутки 70 километров. Естественно, что через четыре часа люди выбились из сил. Пришлось наиболее уставших подвозить на нартах, где поставили паруса для использования попутного ветра.
Ночевали во встречных ярангах, которые довольно равномерно стояли по морскому побережью. Поскольку чукотского языка никто не знал, выручал художник Решетников, который рисунками показывал, что им необходимо. Вскоре у Погосова от яркого Солнца воспалились глаза, и он брёл вслепую, под руку с одним из товарищей. У мыса Сердце-Камень отдыхали в яранге норвежца Воола – бывшего матроса зверобойного судна, жившего здесь уже 32 года. Рядом стояла фактория, где путешественники впервые за последние месяцы поели при помощи вилок и ложек. Здесь же они узнали новость о награждении их орденами Красной Звезды.
Как и было запланировано, на одиннадцатый день путники достигли Уэлена. Ширшова в числе других перебросил на самолёте в бухту Лаврентия лётчик Леваневский. Там организовали сборный пункт до прибытия пароходов "Сталинград" и "Смоленск", которые должны были доставить челюскинцев во Владивосток.
Зиму 1934/35 годов Ширшов провёл в Ленинграде за обработкой материалов экспедиции. Рабочее место его было в Арктическом институте. К лету Петра Петровича включили в состав комплексной арктической экспедиции на ледоколе "Красин", и он выехал во Владивосток. В планах экспедиции, которую возглавил Г.Е. Ратманов, значилось изучение Чукотского моря.
Благоприятная ледовая обстановка способствовала успешному выполнению океанографической съёмки восточной части Полярного бассейна. Ледокол обошёл остров Врангеля с севера и достиг рекордной в этом море широты – 73,5 градуса. Учёные обнаружили здесь на глубине 100–120 м проникновение с запада относительно тёплых атлантических вод. Что это именно так, показали сборы атлантического планктона, сделанные Ширшовым.
Определённое разнообразие в жизнь экспедиции внесла высадка на труднодоступный остров Геральд. Годом раньше "Красин" уже подходил сюда, но детального обследования не получилось. На этот раз геодезисты смогли провести маршрутную съёмку острова и установили топографический знак, а Пётр Петрович собрал коллекцию мхов и лишайников.
В трёх больших арктических экспедициях (на "Сибирякове", "Челюскине" и "Красине") Ширшов приобрёл авторитет крупного морского биолога. Круг его научных интересов значительно расширился, он освоил методы гидрологических и гидрохимических исследований. Начав на "Сибирякове" узким специалистом по фитопланктону, он стал солидным океанографом широкого профиля.
… Как известно, ещё в ледовом лагере Шмидта участники научной группы всерьёз задумались о создании дрейфующей экспедиции в Центральном арктическом бассейне. Эту идею, высказанную норвежцем Ф. Нансеном, Шмидт на льдине перевёл в практическую плоскость, подсчитав необходимое снаряжение и оборудование, количественный и качественный состав группы. Там же он предложил Кренкелю и Ширшову принять участие в полюсной экспедиции.
Шмидт слов на ветер не бросал. Пользуясь своей высокой должностью начальника Главсевморпути, он начал подготовку к высадке на Северном полюсе силами и средствами своего Главка, до поры не информируя в деталях правительство и считая это ведомственным делом. Обстоятельства сложились так удачно, что экспедиция по срокам и географии совпала с готовящимися правительственными перелётами через Северный полюс в США экипажей Чкалова, Громова и Леваневского. Благодаря этому, дрейфующая станция "Северный полюс" также получила государственный статус.
Шмидт сам стал во главе полюсной экспедиции, а авиационные вопросы отдал своему заместителю М. И. Шевелёву и ставшему знаменитым к тому времени лётчику М.В. Водопьянову.
Вспоминает Е.К. Фёдоров:
"Когда планировалась дрейфующая экспедиция, О.Ю. Шмидт с удовольствием включает в её состав горящего нетерпением Ширшова. Год готовится наша экспедиция. Нужно иметь исключительную работоспособность, чтобы после целого дня беготни по заводам идти учиться в клинику, в анатомический зал, ибо он должен быть нашим врачом, а ночью заканчивать научные труды – результат прежних экспедиций". (Фёдоров, 1979).
Подготовленная для дрейфующей станции аппаратура, палатка и всё оборудование проверялись в тренировочном лагере, который развернули у подмосковной базы Главсевморпути в Тёплом Стане зимой 1937 года. Дочь Ширшова – Марина Петровна, – живущая ныне в Ясенево, задалась целью отыскать это место. И нашла. Рядом с рынком в Тёплом Стане, со стороны Профсоюзной улицы, обнаружила старые деревянные постройки, обнесённые забором и воротами с якорями. Якоря в Москве на воротах просто так не рисуют. Сторож подтвердил, что это было здесь, и отвёл Ширшову на полянку в лесу, где указал на маленький домик в одну комнату. Около него и стояла палатка. (Ширшова, 2003).
О воздушной экспедиции на Северный полюс написано в первой главе. 21 мая 1937 года самолёт Водопьянова доставил туда папанинскую четвёрку и О.Ю. Шмидта.
Когда прибывшие на льдину самолёты разгрузили, Фёдоров немедленно приступил к наблюдениям – его геофизические и астрономические приборы были в наличии. Ширшов же ждал самолёта Мазурука, где находилась его глубоководная гидрологическая лебёдка. Как назло, этот самолет задержался дольше остальных, поэтому Пётр Петрович решил брать пробы с малых глубин вручную. В проходке лунки при помощи пешни ему взялись помогать О.Ю. Шмидт и кинооператор М.А. Трояновский. Последнего едва успели вытащить из забоя, когда в него снизу хлынула морская вода.
Таким образом, ещё до прибытия лебёдки Ширшов сделал ручную гидрологическую станцию, используя имеющуюся бабину с тросом длиной 1000 м, взял первые пробы воды и планктона, измерил скорость и направление подлёдных течений. Результаты оказались неожиданными: практически на полюсе был обнаружен слой относительно тёплой воды на глубине от 250 до 750 метров. Это подтверждало вывод Ф. Нансена о проникновении вод Атлантического океана в Центральный полярный бассейн, полученный за 40 лет до этого во время дрейфа "Фрама".
Наконец 5 июня, через две недели, прилетел самолёт Мазурука и привёз долгожданную лебёдку. К тому времени льдина была уже обжита. С помощью лётчиков зимовщики установили основную палатку, подняли мачты радиостанции, смонтировали ветряк и пустили в ход ветродвигатель. Полным ходом пошла зарядка аккумуляторов для рации.
Но работа с ручной лебёдкой, которую Ширшов использовал для гидрологических и гидробиологических целей, оставалась наиболее тяжёлой. Крутить её приходилось вручную, парами, меняясь через 40 минут. Надо сказать, что Ширшов ещё в Москве предлагал использовать мотоциклетный моторчик, но Папанин отказался, ссылаясь на трудности с завозом горючего. Как вскоре убедилась вся четвёрка, это было ошибочное решение. Тем более, что Папанин вскоре начал жаловаться на боли в сердце и остальные решили почаще освобождать его от лебёдки. На их долю после этого пришлась дополнительная нагрузка, так как меняться парами уже не получалось.
По совместительству Ширшов числился лекарем. В ходе подготовки к экспедиции он даже получил диплом "медсестры" в одной из больниц. К счастью, Кренкель, Папанин и Фёдоров старались не болеть, за исключением головных и сердечных болей от переутомления.
Открытий как у Ширшова, так и у Фёдорова была масса. Оказалось, что весь Арктический бассейн полон жизни, даже околополюсной район. На 88-й параллели, например, встретили медведицу с медвежатами. Иногда видели птиц. До глубины 1000 м неплохо ловился планктон.
Папанинцы окончательно закрыли вопрос о существовании земли в районе полюса. Наоборот, там обнаружилась впадина с максимальной глубиной 4,4 километра. Сложной и необычной была гидрология. Удалось зафиксировать в придонном слое приплюснутые водные линзы, отличающиеся температурой и солёностью. Много нового появилось при изучении подлёдных течении и движения льдов.
Как же складывалась жизнь и работа Ширшова на льдине? Лучше всего об этом расскажут сами участники дрейфа.
" Федоров, 19 июля. Сегодня, после серьёзного обсуждения, решились на героическое действие – гнать спирт из коньяка. Дело в том, что весь немалый запас нашего спирта в связи с чьей-то ошибкой при погрузке самолётов остался на Рудольфе… Только в спирте можно было фиксировать всякую мелкую водяную живность, которую во всё больших количествах Петя вылавливал в море.
И мы решились. Иван Дмитриевич сделал нехитрый самогонный аппарат, и мы с грустью смотрели, как в жертву науке приносится отличный коньяк. Из трёх литров коньяка выходило около двух литров спирта…
Папанин, 29 июля. В ледяном дворце Петровича шумел примус. Ширшов опускал вертушку на разные глубины, определял скорость течения воды на разных горизонтах… Я помогал ему поднимать трос: Петя работал 14 часов подряд.
Подняли мы очередную вертушку. Петя сделал запись в книжке и решил зачем-то отвернуть пробку примуса, который мы заправили керосином и бензином и сильно накачали. Неожиданно вспыхнуло сильное пламя, Петя закричал и закрыл лицо руками. Оказалось, пробка выстрелила ему в бровь, пробила кожу. Если бы сантиметром ниже… Пришлось провести профилактическую беседу, призвать братков к порядку…
9 августа. В четыре часа тридцать минут утра Эрнст разбудил Петровича и поздравил его: у Ширшова накануне родилась дочь. Радио принесло это известие на нашу льдину. Петя беспокоился о жене, о её здоровье….
Петрович настолько занят обработкой материалов по вертушечным наблюдениям, что не имеет даже возможности написать статью в газету "Известия" (он её корреспондент). Редакция шлёт ему вежливые напоминания одно за другим…
14 августа. У Петровича руки опухли от работы на лебёдке…
25 августа. Продолжаем очищать аэродром. Только на один час Петрович уходил к своей вертушке, а потом снова присоединялся к нам. Втроём, дружно, как косари на лугу, идём мы друг за другом, срубаем ледяные гряды, торосы, бугры. Работа спорится и быстро продвигается. Тщательно выравниваем аэродром. Думаю, что через два дня он будет уже вполне готов…
3 сентября. Пётр Петрович проспал только три часа и снова ушёл к лунке делать серию вертушечных наблюдений. Он пробыл у лунки до вечера, вернулся в палатку и лёг спать. Мы его не будили, а в полночь он сам проснулся, быстро и молча оделся и опять ушёл к лебёдке. Ему снова придётся работать сутки без сна…
б октября. Когда я вернулся в лагерь, Пётр Петрович сказал, что он опустил груз на глубину 3,5 тыс. метров и оборвал трос. Гидрологическое хозяйство – два батометра и щуп – остались на дне Северного Ледовитого океана.
Как это произошло? Мы предполагали, что груз с большой силой ударился о дно, а на тросе образовались петли, лопнувшие при попытке выдернуть груз из ила.
Наша работа на глубоководной станции шла, как всегда, быстро. Тянули трос лебёдкой попарно: я работал с Женей, Эрнст – с Петровичем…
19 октября. Петрович стал подготавливать лунку, чтобы сделать суточную гидрологическую станцию. Лунка так сильно обросла льдом, что Петровичу пришлось пробивать её с утра до пяти часов вечера…
Фёдоров, 9 ноября. Вечером делали очередной промер. Для этого Пете надо было высвободить вмёрзший в лёд тросик. Мы с ним занимались этим делом. Трудная у него работа. Вымазана машинным маслом лебёдка, коптит "летучая мышь", тросик врезался где-то внизу в стену длинного колодца проруби. Четырёхметровой обледеневшей алюминиевой трубкой Петя шарит в лунке, тыкает в лёд, схватывающий тросик, со стен палатки сыплется за шиворот иней…
Папанин, 14 ноября. Когда груз находился на глубине 500 метров, трос вдруг заклинился, и у нас не хватило сил, чтобы его освободить. Решили отложить эту работу до завтра…
Крепко досталось Петру Петровичу! Чего только он не делал, чтобы выбрать трос, когда сростки цеплялись за лёд: Петрович голыми руками в ледяной воде освобождал трос, расправлял его, а потом с мокрыми рукамипродолжал работать на морозе в 25 градусов и пронизывающем ветре…
20 ноября. Петрович немного отдохнул. Он уже вторую ночь не спит. После полуночи он опять ушёл работать – опускать батометры на глубину 2,5 тыс. метров.