В Рождественский сочельник 1911 года Мясоедовы пригласили чету Сухомлиновых в гости. На званый ужин кроме министра пришли Анна и Николай Гошкевичи, прусский подданный Эдуард Валентини, коммерсант, адъютант министра полковник Николай Каменев с супругой. А вот трое других адъютантов – Виктор Боткин (сын знаменитого лейб-медика), Лев Булацель и штабс-капитан Дмитрий Коломнин – вечер у Мясоедовых демонстративно проигнорировали.
Узнав о намерении военного министра провести сочельник у Мясоедовых, Мария Коломнина, жена штабс-капитана, со слезами отговаривала Екатерину Викторовну от этой идеи, объясняя: Мясоедова считают темной личностью и подозревают в шпионаже. Но вошедший во время этого разговора в комнату Сухомлинов, узнав о причине слез Коломниной, стал ее успокаивать: слухи о Мясоедове не имеют оснований.
Не пришел на сочельник и многолетний друг и издатель Сухомлинова Владимир Березовский, а его супруга Александра Андреевна заранее говорила знакомым: "К Мясоедову не пойдем, так как не желаем сидеть вместе с ним на скамье подсудимых".
Сухомлиновым следовало задуматься о причинах этой демонстрации и держать ухо востро, но они чувствовали себя неуязвимыми. Поэтому вокруг них все больше роились какие-то неприятные личности.
Клубок змей
Как мы уже говорили, кузен Екатерины Викторовны Николай Гошкевич с помощью Александра Альтшиллера стал директором представительства Южно-русского машиностроительного завода. Фактически же он занимался тем, что "заносил" Екатерине Викторовне деньги за выгодные для подрядчиков коммерческие контракты с военным ведомством. Слава о его удачливости вскоре стала широко известна в узких кругах.
К Гошкевичу обратился рекомендованный Александром Альтшиллером владелец экспортно-импортной конторы Максим Ильич Веллер, в прошлом русский шпион в Германии. Впрочем, там он провалился, был арестован и выслан на родину. У него имелись широкие связи с европейскими оборонными заводами и, быстро вникнув в суть дела, Веллер сделал Гошкевичу заманчивое предложение: жалование и 50 % прибыли от любого заказа, принятого военным министерством. Гошкевич с радостью согласился и устроил деловой обед в ресторане "Контан", где свел своего нового нанимателя с личным секретарем военного министра Афанасием Зотимовым и офицером Главного артиллерийского управления штабс-капитаном Василием Ивановым.
Веллер стал частым гостем у супругов Гошкевичей и вскоре начал строить куры жене Николая Анне. Как мы помним, именно эта женщина рассказывала синодальным судьям: побоялась жаловаться на приставания Бутовича мужу – тот так ревнив, что может убить. Но Николай Гошкевич не только не осудил своего делового компаньона, но заключил с ним сделку: сдал ему жену в долговременную аренду. Гошкевичи продолжали жить под одним кровом, а Максим Ильич, человек женатый, иногда к ним заезжал. Втроем (за счет Веллера) ездили они и за границу.
Веллер платил Анне Гошкевич ежемесячное содержание в тысячу рублей, арендовал квартиру на Николаевской улице и снял дачу на Каменном острове. Там, кстати, белыми ночами бывали и супруги Сухомлиновы – поесть раков на Островах.
Гошкевич устроил Веллеру подряд на поставку военному ведомству двухколесных повозок и седел. И получал теперь за посредничество по 50 тысяч рублей в год.
Южно-русская машиностроительная компания тоже стала одним из поставщиков военного министерства; кроме того, за отдельную плату Александр Альтшиллер помогал клиентам продавать казне по "хорошим" ценам земли под полигоны, казармы, шоссированные и железные дороги.
Сухомлинов продолжал оставаться в фаворе. Екатерина Викторовна не нуждалась в средствах, купалась в удовольствиях. Ничто не обещало неприятностей.
Отставка Мясоедова
Действие равно противодействию.
С 1909 года, когда Сухомлинов стал министром, кабинет значительно поменялся. Не было больше премьера Петра Столыпина, глава кабинета теперь – Владимир Коковцов; министром внутренних дел стал Александр Макаров; в Адмиралтейство на смену адмиралу Воеводскому пришел адмирал Григорович; в министерстве народного просвещения Кассо поменял Шварца; в министерстве торговли и промышленности – Тимашев вместо Тимирязева.
А вот Сухомлинов – все на своем месте и в привычной силе. При этом недостатки и пороки его видны всем: старый, ленивый, подкаблучник, окружен сомнительными дельцами. России скоро воевать, и такой министр просто опасен. Сухомлинова в бюрократических сферах считали человеком некомпетентным.
Премьер-министра Владимира Коковцова от него, что называется, трясло. Задачей Коковцова было беречь бюджет, а Сухомлинов бесконечно просил денег на армию. Друг и бывший однополчанин Сухомлинова командир Отдельного корпуса жандармов генерал Курлов писал в своих мемуарах: "Сделавшись председателем Совета министров, В. Н. Коковцов не скрывал вражды против своего коллеги по кабинету. Однако эта "бюрократическая" война не была в состоянии окончательно сломить положение генерал-адъютанта Сухомлинова и служила только помощью его политическим врагам".
Коковцов чувствовал: на Россию и оборону военному министру наплевать, он способен натворить много бед. 1912 год – Балканская война. Сухомлинов настаивает на мобилизации русской армии против Австро-Венгрии (через два года это решение приведет к Первой мировой войне и, в конечном счете, краху империи). От мобилизации решили отказаться из-за возражений Коковцова и других министров.
Из воспоминаний В. Н. Коковцова: "Государь… подавая руку Сухомлинову, сказал ему: "И Вы должны быть очень благодарны Владимиру Николаевичу, так как можете спокойно ехать за границу". Эти последние слова озадачили всех нас… Рухлов и я спросили Сухомлинова, о каком его отъезде упомянул Государь? Каково же было наше удивление, когда Сухомлинов самым спокойным тоном ответил нам: "Моя жена за границей, на Ривьере, и я еду на несколько дней навестить ее". На мое недоумение, каким же образом, предполагая мобилизацию, мог он решиться на отъезд, этот легкомысленнейший в мире господин, безо всякого смущения и совершенно убежденно, ответил: "Что за беда, мобилизацию производит не лично военный министр, и пока все распоряжения приводятся в исполнение, я всегда успел бы вернуться вовремя"".
Великий князь Николай Николаевич не мог простить Сухомлинову расформирование Совета государственной обороны. Министра ненавидели влиятельные генералы, полагавшие, что они гораздо лучше справились бы с его обязанностями. Среди них были новый командующий Киевским военным округом генерал Николай Иванов, командующий кавалерийской дивизией Василий Гурко, сын прославленного фельдмаршала, и, наконец, товарищ (заместитель) Сухомлинова генерал Алексей Поливанов.
Государственную думу Сухомлинов избегал, полемистом он был неважным. Патриотически настроенные депутаты считали: не появляется потому, что боится отвечать на вопросы, не знает цифр и боевого расписания войск. Глава Думы октябрист Александр Гучков отзывался о военном министре так: "Циничная беспринципность, глубокое нравственное безразличие, ветреное легкомыслие в связи с материальной стесненностью и необходимостью прибегать к нечистоплотным услугам разных проходимцев и, наконец, женское влияние, которое цепко держало Сухомлинова в рабстве, – все это делало его легкой добычей ловких людей. Само собой разумеется, что я не мог оставаться равнодушным. Я решил бороться и довести дело до конца…"
Сухомлинова не любили жандармы – он покровительствовал Мясоедову, изгнанному с позором из их ведомства. Более того, он нарушил монополию департамента полиции: находясь на службе в военном министерстве, занимался сыском. И, наконец, недовольство возвышением Мясоедова выражали адъютанты министра: Булацель, Боткин и Коломнин. А все это были люди со связями: брат Булацеля – известный черносотенный публицист; брат Боткина – лейб-медик, а по жене он в родстве с Гучковыми; наконец, Коломнин – внук знаменитого издателя Алексея Суворина. Мясоедов стал ахиллесовой пятой министра.
Весной 1912 года по просьбе Булацеля департамент полиции составляет досье на Сергея Мясоедова: контрабандист, совмещает официальную службу с бизнесом, водится с подозрительными евреями и германскими подданными. Министр внутренних дел Макаров пишет военному министру официальное письмо: "Мясоедову нельзя доверять военные тайны". Благодаря Поливанову содержание письма Макарова становится известным Коковцову, Гучкову и другим врагам Сухомлинова. Родственник адъютанта военного министра Коломнина – хозяин издательского дома "Новое время" Борис Суворин. 13 апреля 1912 года в его газете "Вечернее время" появляется статья "Кому поручена в России военная контрразведка?". В ней имя Мясоедова прямо не упоминается, но описан он весьма узнаваемо. Утверждается: жандармский полковник, которому доверены государственные секреты – человек во всех смыслах сомнительный, едва ли не шпион. 14 мая другая газета суворинского холдинга, "Новое время", публикует интервью с Александром Гучковым, где тот прямо называет полковника – Сергей Николаевич Мясоедов.
Сухомлинов защищал Мясоедова вяло и неубедительно. Сам же полковник был в ярости: он публично избил Бориса Суворина и вызвал на дуэль Гучкова (поединок 22 мая 1912 года закончился мирно, никто не пострадал).
Сергею Николаевичу пришлось выйти в отставку. Пала тень и на репутацию военного министра, покровительствовавшего человеку сомнительной нравственности. Хуже другое, давно забытое, казалось бы, дело о разводе Екатерины Викторовны с Бутовичем снова оказалось в центре внимания.
Бутович возвращается
Весной 1912 года, когда скандал с Мясоедовым был в самом разгаре, в Петербурге вновь появился бывший муж Сухомлиновой. В серии статей, опубликованных черносотенной газетой "Земщина", он напомнил обстоятельства развода, в которых министр активно использовал свое служебное положение. Якобы, в подкупе свидетелей "прелюбодеяния" участвовали не только Альтшиллер и полковник Кулябко, но и убийца Столыпина Дмитрий Богров.
Но, главное, Бутович привез из Франции удивительный документ. Тамошние врачи обследовали мадемуазель Лоранс, обвиненную в прелюбодеянии с Бутовичем, и обнаружили: гувернантка невинна. Обманутый муж подал иск в судебные инстанции с просьбой признать развод с Екатериной Викторовной и ее последующий брак незаконными.
Вот что пишет Василий Шульгин, к этому времени влиятельный депутат Государственной думы: "На Западе внимательно следили за Россией, в особенности за такими лицами, как военный министр. И вдруг в газетах, смаковавших бракоразводное дело Екатерины Викторовны, появилось сообщение, что такая-то француженка, имярек, обвинена в Петербурге в прелюбодеянии, с таким-то, то есть с Владимиром Николаевичем Бутовичем. Можно представить себе все возмущение и негодование этой девушки, которую иностранный военный министр опозорил на весь свет! Чтобы защитить свою честь, она потребовала ни более ни менее как медицинского освидетельствования. Врачи удостоверили, что мадемуазель такая-то не могла совершить прелюбодеяния, ибо она девица. Не удовлетворившись этим, энергичная парижанка обратилась к правительству с заявлением, в котором обвиняла русского военного министра В. А. Сухомлинова и его новую жену в возведении на нее поклепа. Она просила правительство Франции принять соответствующие меры для восстановления ее поруганной девичьей чести. Французское правительство приказало своему послу в России сделать все необходимое. Французский посол обратился к русскому министру иностранных дел С. Д. Сазонову, а последний переговорил об этом деле с министром юстиции И. Г. Щегловитовым… Все это в высшей степени волновало Государственную думу, но пока мы воздерживались от выступлений с кафедры. Однако произошло еще нечто, переполнившее чашу терпения. Дело о В. А. Сухомлинове было выкрадено из министерства юстиции. Компрометирующие военного министра документы – бесследно исчезли. Всем было ясно, что кража произошла по наущению самого Сухомлинова и его супруги Екатерины Викторовны".
Скандал разразился невероятный. Василий Алексеевич Маклаков, знаменитый оратор и юрист, представлявший в Думе кадетов, 2 мая 1912 года заявил с трибуны Таврического дворца: "Мы знаем об одном громком бракоразводном процессе, о той неправде, которая была сделана в нем. Но этому мы не удивляемся: наши иерархи сами скорбят о несовершенстве бракоразводного дела, они знают сами, что без обмана, без лжи, без подлогов там ничего не делается. И если даже такие подлоги перешли границы дозволенного, то все же эта вещь в порядке этого учреждения и мы не удивляемся.
Но когда мы узнали, что явился человек, оклеветанный этим процессом, явилась женщина, имя которой опозорено, и подала жалобу на военного министра, обвиняя его в том, что он создал эту неправду, что он причина лжесвидетельства в этом процессе, что же сделало министерство юстиции?.. Дело это истребовано министерством юстиции, и компрометирующие документы там пропадают… И пусть теперь министерство скажет, куда оно их дело?"
Министр юстиции Иван Щегловитов отвечал Маклакову крайне неубедительно. И тогда заговорил сам Василий Шульгин: "Не то ужасно, что документы украли, а то, что их выгодно было украсть, и то, что тот, кому выгодно было это сделать, как говорит молва, тот стоит на такой высоте, на какой только может стоять русский сановник. Вот эта вещь, по-моему, ужасна. Но еще ужаснее то, что, быть может, молва ошибается, быть может, этот человек, этот русский министр, этот военный министр, чего я от всего сердца желаю, быть может, он ни к чему подобному даже тени прикосновения не имеет. Но ужасно тут то, что тень падает все же не без основания, и не без основания потому, мы все это знаем, что эту тень бросает несправедливое, нехорошее дело, которое совершилось и которое оправдать нельзя".
По окончании заседания Думы Щегловитов подошел к Шульгину и сказал: "Я прекрасно понял, о чем вы говорили". То есть даже он считал поведение своего коллеги по кабинету скандальным и преступным.
Итак, в 1912 году Владимир Сухомлинов в глазах всей России становится фигурой одиозной. Именно он устроил служить в контрразведку подозрительнейшего Сергея Мясоедова. И всем теперь понятно: развод и брак Екатерины Викторовны – результат лжесвидетельств и хищений документов.
Формально, между тем, ничего не меняется: Владимир Александрович остается любимым царским министром. Екатерина Викторовна может продолжать не стеснять себя в расходах.
Из дневника журналиста М. К. Лемке: "Сухомлинов – это знамя, это хоругвь плеяды лиц, большой группы предателей родины, государственных маклаков, шарлатанов, людей, не имеющих ничего святого в своей общественной и политической деятельности. Он не хуже и не лучше трех-четырех сотен сановников всякого ранга, он только первым попался на зуб общественной справедливости и чести".
С него не сводят глаз, стоит ему оступиться – и он погиб. Но Екатерину Викторовну сплетни о муже ничуть не волнуют. Она уверена: ее "старикашка" (так она за глаза называла супруга) – непоколебим. Государь никогда не разлюбит его, а он всегда будет обожать свою супругу.
Кампания против Сухомлинова
В 1914 году, еще до начала Первой мировой войны, Сухомлиновы поссорились со своим давним приятелем князем Михаилом Андрониковым.
Сам князь причины размолвки не объяснял, он просто ее констатировал: "Нужно сказать, что до войны у меня с Сухомлиновым совершенно отношения испортились. Частью была виной г-жа Сухомлинова, которая тому способствовала. Она находила, что я совершенно лишний и ненужный человек в их доме".
Большинство мемуаристов полагают, что Андроников (которого Екатерина Викторовна, заметим, абсолютно справедливо не любила) решил открыть глаза министру на похождения его супруги. А слухов о ее интимных связях в обществе существовало немало. За границей ее видели путешествующей с адъютантами министра Назимовым и Булацелем, с вороватым кузеном Гошкевичем и, наконец, с одним из богатейших людей России – нефтяным королем Леоном Манташевым. Свечу, что называется, никто не держал, но убеждение в неверности Екатерины Викторовны было всеобщим и, вероятно, справедливым.
Владимир Сухомлинов отказался выслушивать сплетни о поведении жены и указал Андроникову на дверь. Князь, не желая ссориться с могущественным министром, попытался исправить ситуацию. И даже послал ему подарок на именины – прекрасные золотые запонки. Однако его по-прежнему не принимали, и, что самое обидное, запонки Сухомлинов не вернул, а преспокойно носил.
Ссориться с князем было опасно. Он знал многое и умел вести интригу. Вскоре Сухомлинов это почувствовал. Как говорил об Андроникове хорошо информированный жандармский генерал Белецкий, "у него были записки с некоторыми фактами об интимной жизни Сухомлинова, и затем разоблачения мадам Сухомлиновой, из-за которой произошла ссора".
По словам генерала Редигера, "теперь Андроников рассказывал про взятки, которые берет Сухомлинов (через некого Свирского и родственника жены Гошкевича), и про любовников Мадам (Булацель, Гошкевич, Манташев)".
Князь создал целый штаб по компрометации Владимира Сухомлинова. В него вошла бывшая ближайшая приятельница Екатерины Викторовны Наталия Червинская.
О ней Владимир Сухомлинов в своих мемуарах сообщает: "Наталия Илларионовна Червинская была вторым человеком, причинявшим нам много огорчений. Моя жена пригласила ее в наш дом, когда она переселилась из Киева в Петербург и не нашла еще себе квартиры. Эта дама изучила весь строй нашей жизни и своим мизерным мозговым аппаратом сочиняла фантастичные бредни, с которыми и носилась по городу, распространяя сплетни по провинциальной своей привычке".
Изгнанные Сухомлиновым адъютанты – Боткин, Коломнин, Булацель – охотно присоединились к кампании против Сухомлинова. Но самым опасным для министра стало участие в этой коалиции Григория Распутина.
Григорий Распутин приближался тогда, в 1914 году, к зениту своего могущества. Он и вслед за ним императрица делили государственных деятелей на тех, кто охотно выслушивал поучения "старца" и выполнял его многочисленные просьбы, и тех, кто им пренебрегал или даже пытался вывести на чистую воду.
Сухомлинов Распутина презирал, отказывался принимать, не отвечал на его многочисленные записки. Ему, человеку светскому и военному, сибирский вахлак был отвратителен, а близость к царю, казалось, гарантировала защиту от каких-либо неприятностей.
Андроников вспоминал: "Я решил, что быть может мне придется воспользоваться Распутиным для того, чтобы в Царском Селе раскрыть некоторые действия Сухомлинова. Распутин решил Сухомлинову мстить… Так он мне, по крайней мере, рассказывал".