СКАЗКА О ЛОЖНОМ ОБВИНЕНИИ
Жил-был в Риме император Марк Аврелий. Очень был умный человек и хитрый политик. А когда с него сделали бронзовую позолоченную статую, она унаследовала его хитрость. Вот только проявить эту хитрость у бронзового Марка Аврелия в благополучные античные времена не было никакой возможности. Стоял он и думал: "Тоска и скучища. Хоть бы что-нибудь случилось. Тогда я показал бы всем, какой я умный".
И накликал! В Средние века христиане сбрасывали статуи языческих богов и знаменитых героев античности. И даже отправляли их на переплавку. Когда толпа заявилась в Латеран, чтобы уничтожить памятник Марку Аврелию, он заявил:
- Тихо! Меня нельзя сбрасывать! И расплавлять тоже нельзя!
- Это еще почему? - удивилась толпа. - Юпитера можно, Юнону можно, Цезаря можно, а тебя нельзя?
- Ни в коем случае, - твердо сказал Марк Аврелий. - Потому что я - памятник императору Константину, первому принявшему христианство. А вовсе не Марк Аврелий, как вы, может быть, подумали.
- Врешь, - не поверила толпа.
- Чтоб я лопнул, - поклялся Марк Аврелий. - Видите, не лопнул. Значит, и вправду Константин.
Толпа оглядела памятник - правда, нигде не лопнул. Значит, Константин.
- А я не верю, - заявил один нахальный тип. - Докажи.
- Легко, - согласился Марк Аврелий. - "Константин" в переводе означает "постоянный". Посмотрите на меня: разве я переменный? Я явно постоянный - поставили, вот и стою.
Обошли римляне статую, потрогали: и вправду постоянный. Вылитый Константин. И памятник Марку Аврелию стали считать памятником Константину и даже поставили перед Капитолием. Там он и посейчас стоит. Одно плохо - позолота с него куда-то делась. Вроде бы никто статую с конем ножиком не скоблил… А позолоты все-таки нету. Римлян спрашивают:
- Куда позолоту-то дели? Сперли?
Римляне невинно разводят руками:
- Да сами удивляемся! Была - и нету! Наверное, она к пальцам сильно липла. Памятник-то душевный, вот всяк и норовил то коня по крупу потрепать, то императорскую ножку погладить. А крупинки золота прилипали к пальцам. За сотни лет все и прилипли. Оно и к лучшему. Говорят, что когда на памятник вернется позолота, наступит конец света.
- Ай-я-яй, - говорили римлянам. - Неправдоподобно.
- Тогда это воробьи, - и римляне кивали на стайки, копошащиеся у подножия статуи. - Они думали, что это зернышки, склевывали золото и постепенно обклевали всего Марка Аврелия. Точно вам говорим - воробьи! Конкретно вот эти.
Так воробьев клана Нумы Помпилия обвинили в воровстве. Уже много веков тащится за ними эта мерзкая клевета. И когда воробьи других кланов повздорят с воробьями клана Нумы Помпилия, то подкалывают их: "Да что с вами говорить! Вы у Марка Аврелия все золото стащили! И в Тибре спрятали".
- Почему именно в Тибре? - удивлялись воробьи клана Нумы Помпилия.
- Потому что от этого вашего гнусного деяния образовался глагол "стибрить", то есть украсть, - отвечают воробьи клана Навона (они самые остроумные в Риме).
Но вообще-то это так, дружеские подковырки. Все знают, что воробьи этого золота не крали.
- Но это не сказка, а правда, - закончил Чивио. - Сказку с моралью я тебе потом расскажу, когда мы будем в безопасности на площади Навона. Не нравится мне тут… Посмотри, у входа кто-то стоит… нет, это просто тень колышется… от дерева, что ли? Так нет поблизости дерева… А из углов глаза глядят… ой-ой!
- Подожди минуточку, - попросил Чижик. - Я только загляну туда внутрь. Интересно же, как этот откусывательный аппарат устроен. Может, нам в Питере такой же механизм сделать. Я быстро…
- Не надо! - закричал Чивио, но Чижик уже нырнул в открытый рот.
- Ага! - сказал кто-то совсем рядом с Чивио. Четыре высокие фигуры отделились от каменной стены, выросли до потолка, потом легкими черными шарфиками втянулись в Уста Истины. Уста сглотнули, слегка поперхнулись и замерли снова. Пятая фигура у двери пожала плечами и снова отступила во тьму, сделалась невидимой.
- Чижик… - позвал Чивио дрожащим голоском. - Чижик… вылезай… тут такие ужасы.
Он подлетел к Устам Истины, постучал в щеку, даже заглянул внутрь. Там было темно и тихо. Уста Истины посмотрели на воробышка и ехидно показали язык, которого у них в принципе не было.