Ранним утром следующего дня всей эскадрильей отправились в тир. Сначала - чистка пистолетов. Посыпались шутки-прибаутки, все повеселели, приободрились.
Лев Львович, протирая шомполом ствол, вдруг спросил:
- Кто знает, что означает слово "пистолет"?
Все подумали, что тут кроется какой-то подвох. Однако мало кто знал происхождение слова "пистолет", поэтому начали высказывать различные предположения и догадки.
Лев Львович выслушал всех, а потом сказал:
- А ведь об этом рассказывается в сегодняшней окружной газете. Во время гуситских войн впервые появилось короткоствольное оружие "пистоль", что по-чешски означает "дудка"…
Рыкачев, чистивший свой пистолет рядом, подумал: "Опередил меня Лев, ведь и я успел посмотреть газеты, читал и об этих пистолетах".
А комэск между тем продолжал:
- Чехи били из пистолей крестоносцев, а вы считайте, что перед вами фашисты, бейте без промаха.
Он первым вышел на линию огня, одну за другой послал в черный круг все три пули.
- Слушай, Лев Львович, ты прирожденный комиссар, - сказал ему после стрельб Рыкачев. - Считай, благодаря тебе все отлично отстрелялись. Вдохновил!
- Спасибо, Юрий Борисович, за комплимент, только и свою работу со счета не сбрасывай. Кто вчера беседовал с летчиками о международном положении? Ты. И как беседовал? Заслушаешься! Так что, как говорится, каждый должен быть мастером своего дела.
…Когда-то Виктор Гюго сказал: передвигая вперед стрелку часов, бег времени не ускоришь. А вот Шестакову казалось сейчас, что в его наручные часы кто-то вставил пружину, ускорившую бег их стрелок, а вслед за ними и времени.
В эскадрилье не успели оглянуться, как подоспели состязания. Проверить готовность к ним летчиков прибыл инспектор армии.
Сухощавый, жестковатый по характеру майор - отменный летчик, мастер воздушного боя - он молча, не проявляя никаких эмоций, поднимался в небо с каждым летчиком поочередно. Никто не услыхал от него ни одной фразы по поводу выучки летчиков. Так длилось два дня. Лев начинал нервничать. Домой приходил расстроенный, взвинченный. Только при виде тянущего к нему ручонки сынишки оттаивал, добрел.
Но от жены и матери ничего не скроешь.
- Что там у тебя, Левушка, происходит? - допытывались они.
- Да ничего особенного, служба как служба, всякое бывает, - отвечал он уклончиво. - Дома Лев не любил "распространяться" об эскадрильских делах, из него ничего нельзя было вытянуть.
Мать хотела дать ему почитать письмо от отца, в котором он сообщал, что захворал, просил ее приехать, да передумала, незачем еще и этим огорчать сына, вот пройдут у него неприятности - тогда и решим, как быть…
Неприятности сверх всякого ожидания прошли на второй день. Лев прилетел домой радостный, возбужденный, поднял малыша под самый потолок, потом поцеловал его в обе щеки:
- Ура, Лев Львович, наша взяла!
Причиной же бурного этого восторга были всего-навсего несколько скупых, сдержанно произнесенных слов проверяющего: "Ваша эскадрилья подготовлена намного лучше других. Она претендует на первое место".
Лев с трудом сдерживал ликование: его труд, старания, все, чем жил он последнее время, окупились сторицею. А это значило, что боевой опыт не пропал даром, он передан летчикам, взят ими на вооружение, что во много крат повышало боеготовность эскадрильи.
"Вот теперь можно и сказать сыну, что мне нужно уезжать", - подумала Мария Ивановна и передала ему письмо отца. Пробежав его, Лев забеспокоился.
- Когда, мама, вы собираетесь?
- Завтра, Левушка.
- Трудно нам с Липой будет.
- Управитесь. Сынишка растет крепкий, здоровый, всем на радость. Подлечу отца, даст бог, снова приеду.
- Ну что ж, мама, вы правильно решили. Отцу там одному труднее…
Все они были уверены, что в скором времени снова будут вместе жить да радоваться. Только сбыться тому не довелось: назревавшие в мире события внесли свои суровые коррективы.
Было раннее утро 1 сентября 1939 года. Лев прибыл в эскадрилью, дежурный по штабу вручил ему телеграмму:
"Состязания по воздушному бою отменяются. Ждать особого распоряжения".
"Как бы не пришлось вместо мирных состязаний снова пройти настоящие", - подумал Лев. Он уже успел прослушать утренние радиопередачи, знал, что немецко-фашистские войска вторглись в пределы Польши.
Примчался Рыкачев. Лев показал ему телеграмму.
- Все ясно, - сказал комиссар. - Это уже "не в воздухе пахнет грозой", это уже сама гроза.
- Надо, Юрий Борисович, с людьми поговорить. Растолкуй им, что и как, к чему мы должны теперь готовиться.
Внимательно слушали все комиссара, с каждым его словом все больше суровели лица людей.
Каждому было ясно: Польша - наш сосед. Захватят ее фашисты - замахнутся на нашу страну.
- Скажите, Юрий Борисович, долго ли смогут поляки противостоять немцам? - задал вопрос Селиверстов.
- Не думаю, - ответил комиссар. - Польское буржуазное правительство отказалось от нашей помощи, но заискивало перед Гитлером и тем самым подвело свою страну к пропасти.
Так оно и случилось. Уже 17 сентября германские войска оккупировали чуть ли не всю Польшу, вышли на линию Львов - Владимир-Волынский - Брест - Белосток. Коричневая тень фашистской оккупации легла на древние польские земли.
Чего теперь ждать от гитлеровцев? Насторожилась наша страна. Приведены в готовность войска. Вместе со всей армией - начеку эскадрилья Льва Шестакова.
…Топот солдатских сапог под окнами, резкий стук в окна, двери в один миг разбудил весь городок.
- Боевая тревога! Боевая тревога!…
…Натренированная эскадрилья собралась быстро, четко, выстроилась, в предрассветной тишине слушает приказ командира:
- В срочном порядке вылетаем в район города Гродно. Быстро подготовить карты, рассчитать маршрут. Самолеты заправить полностью, снарядить всем боекомплектом. Взлететь в 6.00 звеньями.
Времени на прощание с семьями не было.
"Война! Война!" - пронеслось по городку, жены, матери, дети бросились к аэродрому:
- Что произошло? Куда? Надолго?
Рыкачев успокаивал всех:
- Обычное учение. Скоро вернемся…
Только никого не могли утешить слова комиссара - его суровый взгляд говорил красноречивее всяких слов.
Ровно в 6.00 отлично выученная эскадрилья дружно стартовала, взяла курс на Гродно.
А родные, оставшиеся на земле, лишь спустя долгое время узнают, что перелет эскадрильи был связан с освободительным походом советских войск в Западную Белоруссию и Западную Украину. Еще позже придет весть, что эскадрилья в полном составе расположилась в Запорожье, где формируется новый истребительный авиационный полк.
Командиром вновь сформированного 69-го полка был назначен дважды награжденный орденом Красной Звезды бывший инспектор армии Павел Николаевич Баранов. Комиссаром - Николай Андреевич Верховец. Начальником штаба - Виктор Семенович Никитин, так же, как и командир, награжденный орденом Красной Звезды за успехи в боевой и политической подготовке.
Лев Шестаков стал заместителем командира полка по летной подготовке. Его бывший инженер эскадрильи - Николай Яковлевич Кобельков, участвовавший в боях в Китае и заслуживший там орден Красной Звезды, - принял должность инженера полка, заместителем у него стал также орденоносец, воевавший на Халхин-Голе, Дмитрий Сергеевич Спиридонов.
Полк возглавили люди большого жизненного и боевого опыта, умеющие сплотить и повести за собой большой коллектив авиаторов.
В ПЫЛАЮЩЕМ НЕБЕ ОДЕССЫ
В октябре 1939 года полк в составе четырех эскадрилий И-16 перебазировался под Одессу на аэродром Школьный.
Жизнь завертелась в стремительном вихре. Требовалось срочно слетывать полк, обучать его ведению боевых действий. Начали летать - а тут посыпались тяжелые неудачи: одна за другой несколько аварий.
Лев очень переживал - ведь он же отвечает за летную подготовку. В чем дело? Где корень зла? Докопаться до истинной причины никак не могли, пока не разобрали до последнего винтика моторы аварийных самолетов. Оказалось, виной всему - главный подшипник коленвала: он разрушался.
Были и другие неприятности. Процесс становления не так прост… Наконец вновь рожденный полк перестало лихорадить. Пошла ритмичная плановая учеба. Теперь можно было подумать и о семьях, забрать их в Одессу.
Вскоре военный городок наполнился детским смехом, женщины стали приводить в порядок его территорию, разбивать клумбы, сажать цветы, деревья.
Приехала и Липа с маленьким Львом, у которого в октябре появилась сестричка Таня. Новый, 1941, год Лев Шестаков встречал в кругу семьи. После долгой разлуки он пристально вглядывался в родные лица, и вновь в душе бывалого воина росло тревожное беспокойство: черные крылья войны накрыли собой Польшу, Францию, Австрию, Чехословакию.
Неожиданно в полк прибыл старый знакомый по испанским боям, ныне командующий ВВС Одесского военного округа комбриг Александр Иванович Гусев, проверил боеготовность, а затем сказал в узком кругу командиров:
- Гитлер сосредоточил у наших границ большие силы. Сегодня уже нет сомнений: мы должны быть готовы ко всему, к самым тяжелым испытаниям, и мне особенно приятно, что это очень хорошо сознает Лев Шестаков. Встретил я как-то инспектора, проверяющего его летчиков. Он рассказал, что был восхищен их выучкой. Он за это, по его словам, прямо-таки влюбился в Шестакова. Правду я говорю, Лева?
- Мне он почему-то об этом не говорил, даже поначалу страху нагнал, - отозвался тот, и все вокруг засмеялись.
- Выходит, ты до сих пор не знал, что есть на свете влюбленный в тебя инспектор?
Гусев, когда закончил все свои дела, пригласил к себе Шестакова. Вспомнили Испанию, друзей, поговорили о делах. Комбриг рассказал много интересного. Оказывается, вместе с нашей военной делегацией он побывал в Германии.
- Как, в самой Германии? - изумился Лев.
- Ездили с Супруном на выставку авиационной техники, - пояснил Гусев. - Там нам показали Me-109 новейшей модификации. Супрун даже летал на нем. В. Мессершмитт был в восторге от его высшего пилотажа. Пока Супрун летал, пригляделся я к окружению и увидел, кого бы ты думал? Ни за что не догадаешься. Курта Ренера. Того самого долговязого наглого фашиста, которого ты сбил в Испании.
- Не может быть?
- В наше время все может быть, дорогой Лева!
21 июня Лев с женой были в оперном театре. Далеко за полночь пришли домой. Дети давно спали, улыбаясь чему-то во сне, еле слышно тикал на столе накрытый фуражкой будильник - в воскресенье обходились без него.
Коротки июньские ночи. Только стали засыпать, как оба вздрогнули от резкого, надрывного завывания сирены, вслед за которым раздался громкий стук в дверь.
Лев встал с постели, открыл дверь. Перед ним стоял запыхавшийся посыльный:
- Товарищ майор, боевая тревога!
- Почему боевая? - не то прибежавшего, не то самого себя спросил Шестаков. - Просто тревога. Не в первый ведь раз…
- Не могу знать, товарищ майор, приказано поднять всех по боевой тревоге, - ответил посыльный и стал барабанить в соседнюю дверь.
Лев окинул сонным взглядом уютную, теплую комнату, мирно спящих ребятишек.
- Лева, надо собираться, - сказала Липа, подавая ему обмундирование. - Чемодан "тревожный" возьмешь?
- Да нет пока, если будем куда-то выезжать, заскочу…
Война! Услышав о страшной вести, новый комполка Марьинский, Верховец, Шестаков, да и все в полку не сразу осознали всю неотвратимость случившегося. Думалось, что все еще как-то образуется, утихомирится. Однако не сидеть же сложа руки, надо что-то предпринимать. Боевой испанский опыт подсказал Шестакову: первым делом - рассредоточить и замаскировать самолеты.
Работа закипела. Через час-полтора аэродрома вроде бы и не существовало: самолеты слились с окружающей местностью. Часть машин надежно укрыли в посадках, остальные перегнали на другие площадки, где так же тщательно замаскировали.
Лев произвел облет всех "точек", вернулся, доложил, что с воздуха ничего обнаружить нельзя.
Марьинский выслушал его внимательно, похвалил. Шестаков обратил внимание на происшедшие в нем за короткое время разительные перемены: он выглядел уставшим, старше своих лет.
"Уж не заболел ли командир? - подумал Лев про себя. - Это совсем некстати".
В полку состоялся митинг. Открыл его Верховец. Он предоставил слово Марьинскому. Когда его выступление подходило к концу, в небе послышался гул. Шестаков взглянул вверх и обомлел: четким строем, без всякого прикрытия, на город шли "хейнкели".
- Товарищ командир, немцы! - крикнул он. - Разрешите взлет…
- Всем немедленно в укрытия! - прозвучало в ответ.
Через несколько минут на город посыпались первые бомбы. Их разрывы все ближе и ближе к аэродрому. Вот уже на самом его краю взметнулись первые султаны поднятой вверх земли.
- Напрасно вы не разрешили мне вылет, - сказал Шестаков командиру полка.
- Что ты один сделаешь, Лев? - ответил Марьинский. - Только аэродром демаскируешь.
- Да они же без прикрытия. На них парочку истребителей…
- Парочку против такой армады? - перебил Марьинский.
- Конечно, больше - лучше, но для начала и хорошей парочки хватило бы…
- Ну, ну, - неопределенно протянул командир.
"Хейнкели" ушли, все вокруг утихло. На зеленом травяном покрове аэродрома черными глазницами войны зияли воронки от фугасок.
Мотористы, механики быстро их засыпали и утрамбовали.
Марьинский вызвал к себе Шестакова:
- Во главе звена пойдешь на разведку. Нам пока ничего не известно о противнике.
Конечно же, с таким первым боевым заданием лучше всех мог справиться только Лев!
Прежде чем стартовать, он проинструктировал своих ведомых младших лейтенантов Карпенко и Федотова:
- Детально проверьте кабинное оборудование, убедитесь в полной заправке горючим, в наличии боекомплекта… - Немного подумав, добавил: - На всякий случай снимите оружие с предохранителей.
Сначала звеном прошли вдоль берега моря, потом над Днестровским лиманом к Кишиневу, выскочили к советско-румынской границе. Там они ужаснулись увиденному: сломив сопротивление малочисленных пограничных отрядов, армада вражеских войск лавиной наступала широким фронтом по пылающей молдавской земле.
Он дал сигнал покачиванием крыльями: приготовиться к штурмовке. Уже начал было вводить самолет в пикирование и вдруг увидел перед собой группу самолетов с алыми звездами на бортах. Внешне похожи на наши СБ. Идут четким строем со стороны врага. Никто их не обстреливает, не атакует. Что за чертовщина?! Лев даже, приподняв очки, протер глаза: не померещилось ли ему? Нет, действительно, на бортах яркие алые звезды. Но что-то неуловимое для глаза настораживает в конфигурации самолетов. Присмотрелся повнимательнее: так это же Ю-88! Ловко замаскировались подлецы!
Лев первым ворвался в строй "странных СБ". Его ведомые в первый момент растерялись: что это, мол, с командиром, на своих набросился? Но увидев, как Шестаков решительно поджег одну из машин, и, поняв, наконец, в чем дело, тоже ринулись в атаку.
Бомбардировщики Ю-88 срочно ретировались, сбросив бомбы на свою живую силу и технику.
"Какими были негодяями - такими и остались, - гневно думал Шестаков на обратном пути, - надо быть крайне осторожными - от фашистов всего можно ожидать".
Итак, новый личный счет сбитых фашистов открыт. Теперь уже в своем, родном небе. Что же, боевое мастерство, если оно есть, даром не пропадает, в нужную минуту выручает того, кто им овладел.
Однако особой радости от этой победы Лев не испытывал, ее приглушало сознание, что все еще только начинается, впереди бесконечная цепь жестоких схваток, и как все сложится дальше - никто не может предсказать.
Лев отправился на доклад к Марьинскому, у которого находился и Верховец. Оба внимательно его выслушали.
Привезенные звеном разведданные тут же были переданы в штаб ВВС.
- Значит, немец свои самолеты под наши маскирует? - спросил затем командир.
- И притом довольно искусно, - ответил Лев. - Если бы я не был знаком с этими Ю-88, мы бы мирно разошлись с ними, и на Кишинев обрушились бы сотни бомб.
- Но ведь в твоем положении может оказаться любой другой летчик, не знающий немецкой техники, - сказал Верховец.
- Я думаю об этом. Нужно провести с летным составом специальное занятие.
- И немедленно, сейчас же, - приказал Марьинский, - мы с комиссаром тоже послушаем.
Только начали занятие - снова налет на город, морской порт. Теперь уже все поспешили не в убежище, а к самолетам. Взлетали прямо из укрытий. Михаилу Асташкину в этом вылете удалось сбить "Дорнье-215" - самолет-разведчик, фотографировавший порт.