Беспроигрышная лотерея
Писать и говорить плохо о руководстве страны в последние месяцы не то чтобы очень опасно (никого почти не хватают за критику, не бросают за решётку, как происходило в эпоху "холодного прошлого"), но как-то стало непринято. Дескать, Россия переживает сложный период, не на словах, а на деле возвращает утраченные позиции сверхдержавы, а тут вы со своим тявканьем и щипками. Пятая колонна, нацпредатели, поклонники Запада…
Впрочем, многие из тех, кто публично – на ТВ, по радио, в разнообразных изданиях – безоговорочно поддерживают практически всё, что делают наши руководители (точнее, один, а окружение помогает, хотя есть и среди окружения скрытые противники движения вперёд и вверх), в кулуарных беседах высказывают тревогу. Источник этой тревоги – не Запад и не Восток, не бандеровцы и пятая колонна, а внутренняя политика. Правда, для пользы большого дела (а по-моему, не только по этой причине), тревогой этой люди, имеющие доступ к СМИ, делятся очень редко. Вообще предпочитают говорить о загранице, а не о внутренних наших делах.
"Щипать за каждый пустяк Кремль в нынешних условиях – просто-напросто непатриотично", – таково убеждение подавляющего большинства нынешних СМИ.
С недавних пор вернулся интерес к писателю Леониду Леонову. Его много цитируют. Не останусь в стороне и я. "Патриотизм состоит не в огульном восхвалении или умолчании отечественных недостатков", – сказал Леонов не в самые простые для России (у Леонова в статье именно Россия, а не СССР) времена.
В статье той, "Рассуждение о великанах", 1947 года – про "большую родину", про "грохот нашего Днепра". Лейтмотив же: заграница, не лезь в наши дела. Причём интересны приметы времени. Вот автор упрекает Запад в следующем: "В 1906 году, когда революция ещё развивалась в России, Запад помог царской реакции оправиться, ссудив ей два миллиарда рублей. И царизм действительно окреп тогда ценой новых народных бедствий ". Нынче очень многие истинные патриоты России жалеют, что заграница тогда и после 1917-го помогала мало, слабо, отдала страну на растерзание большевикам…
Большевики, а точнее их выродившиеся наследники капээсэсовцы пали уже двадцать с лишним лет назад. Двадцать с лишним лет другое время, другой строй, другая политика…
Впрочем, политика снова меняется. Экономика, по существу, та же, что и на большей части мира, – капиталистическая, – а вот политика… В последние месяцы Запад, судя по всему, для нас должен стать однозначно противником, чуждым нам, в первую очередь, духовно. Да и в политической сфере ничего хорошего от Запада ждать не стоит.
Об экономической зависимости от него говорят всё реже и тише. Некоторые специалисты утверждают, что даже в условиях эмбарго мы устоим.
В 1947 году то же говорил и Леонид Леонов: "Ушла пора пашей печальной зависимости от Запада – не культурной, которой и не было, а экономической". Словам Леонова у меня нет причин не верить (не жил в то время), но утверждения нынешних специалистов вызывают усмешку.
Интересно, что про плохой Запад громче всего кричат те, кто мотается на этот Запад бесперечь. Глянешь на график какого-нибудь представителя политической, экономической или культурной элиты – то Франция, то Испания, то Германия, то Англия, то США с Канадой. В Польшу часто ездят. Хотя вот тут санкции расширяются, Дни культуры отменяют, на экономические форумы представителей России не приглашают. Думается, представителям элиты становится действительно несладко. Гадаю: станут ли с тоски проклинать Запад яростней или же не выдержат и бросятся в низкопоклонство?
Про Запад я знаю мало. Вижу только, что большинство вещей, которые меня окружают – не наши. Я не про что-то такое особенное, а про чайник, шариковую ручку, кухонный нож, туфли с носками, зажигалку, сигареты "ОАО Филип Моррис Кубань". Ноутбук у меня то ли с Запада, то ли с Востока… Что-то ничего стопроцентно нашего на глаза не попадается…
А аппараты для азартных игр у нас научились производить? Или тоже придётся закупать во враждебном зарубежье? А их понадобится, видимо, в скором времени немало. Не в чику же и пристенок играть.
Помнится, году в 2006-м национальный лидер вдруг обеспокоился азартными играми. Сказал собравшимся подчинённым: "Мы должны подумать о том, чтобы оградить наших граждан от того, что сейчас происходит в сфере игрового бизнеса".
Правильная была обеспокоенность. В Москве, например, возле каждого выхода из метро стояло в середине нулевых по два-три зала игровых автоматов, где тратили зарплаты мужчины и женщины; почти в каждом магазине торчали эти, как их? – "столбики", кажется, – куда старушки, разменяв купюры на пятирублёвые монеты, спускали свои пенсии…
Подумали радикально: запретили игорный бизнес на всей территории РФ, кроме четырёх зон по краям страны, где должны были возникнуть отечественные Лас-Вегасы.
Но, во-первых, можно было оставить в крупных городах по парочке казино, чтобы игорный бизнес не совсем уж ушёл в подполье (а подпольно играют в Москве дай боже, хотя старушек с пенсией там, к счастью, не увидишь), а во-вторых, зоны наметили не в пустынях и дикой тайге, а во вполне обжитых местах: Калининградская область, граница Ростовской области и Краснодарского края, Алтайский край, Приморский край. Там тоже ведь есть старушки, которые мечтают превратить свои жалкие пенсионные тысчёнки в нечто большее. Выиграть на лишний килограмм сосисок.
О том, как в зонах строятся казино и прочие атрибуты сладкой жизни, сообщалось и сообщается скупо. Иногда появляются цифры про необходимые инвестиции. Фигурируют миллиарды рублей. Происходит призыв вкладывать деньги. Инвестором выступает и государство – оно ведь инициатор этого процесса – упорядочивания игорного бизнеса… Но в целом процесс создания зон не афишируется.
О реакции местных жителей тоже почти ничего не слышно. Правда, эта тема дала пищу для художественной литературы – в 2009 году вышел роман писателя из Ростова-на-Дону Дениса Гуцко "Домик в Армагеддоне". Там про строительство игорной зоны в Ростовской области, раздрай среди людей, противоречие между православными ценностями и жёлтым дьяволом, которые пытаются уместиться в мозгах отдельно взятых персонажей… В общем, очень невесёлая книга.
"Домик в Армагеддоне" прошёл почти незамеченным, но свою миссию (а это для литературного произведения самое важное) выполнил – игровую зону из Ростовской области убрали. Что стало с построенными (или строящимися) зданиями под казино, не знаю. Не обнаружил информации. Ну, найдут, наверное, им применение. Не бросят же. Может, и убытки инвесторам восполнят. Хотя чёрт его знает – рулетка, это такая вещь, всё от удачи, говорят, зависит.
Но, в общем, были эти четыре зоны и были, что-то там происходило потихоньку. Внимания на них, честно говоря, и обращать особо не хотелось. И тут бабахнула новость: президент РФ (он же – национальный лидер) уверенной рукой подписал закон о создании игорных зон в Крыму и Сочи. В Сочи для этого приспособят некоторые объекты, построенные для Олимпиады. Причём, решается вопрос о ликвидации той зоны, что упорно строится на севере Краснодарского края и где работают уже несколько казино.
Местные власти этого севера в панике: 12 % работающего населения останется без работы. А что опять же будет со зданиями? Есть планы приспособить их под воинские части и кадетские корпуса…
С Крымом же вообще интересно. С марта наши СМИ проводят параллели между нынешним присоединением полуострова к России и освобождением его от немецко-фашистских оккупантов 70 лет назад. И вот новое подтверждение того, что Россия несёт крымчанам свободу: кручение рулеток, блеск огней, звон сыплящихся в лотки жетонов – вот оно ощущение свободы! Тем более не в Алтайских горах это происходит, не в туманной Калиниградчине, не в холодном Приморье и не в сонных степях под Ейском, а в Крыму, куда стремились и стремятся все, обладающие хотя бы двадцатью тысячами лишних рублей. "Если только буду знаменит, то поеду в Ялту отдыхать". Как-то так мечтал поэт.
Ну да, из всей обширной и разнообразной территории Крыма намечено создать игорную зону в Большой Ялте. Не где-нибудь в малонаселённой сердцевине полуострова, а там, где туристы и более-менее развитая инфраструктура. На подготовленном плацдарме.
Задача-то: побыстрей выкачать из людей деньги и залатать ими те многочисленные пробоины, что появились и продолжают появляться в бюджетах. Не только в государственном, региональных, но и во многих других. Бабло всем крайне необходимо.
Сколько потенциальных лудоманов и вроде бы излечившихся от этой болезни, завидев призывы сыграть, ринутся к аппаратам и рулеткам. Хорошо, если одинокие, но в Крым обычно ездят семьями, и редко богатые… Мало радости курортникам, зато приток денежных средств…
А развращать и тут же кричать о духовности, скрепах, государственности, это надёжный вариант. Беспроигрышная лотерея.
Июль 2014
Новые реалисты уходят в историю
Три последних года подарили нам три исторических романа, написанных теми, кого не так давно называли новыми реалистами. В 2012-м был опубликован роман Дениса Гуцко "Бета-самец", в 2013-м вышел "1993" Сергея Шаргунова, а в 2014-м увидела свет "Обитель" Захара Прилепина. Также ожидался давно обещанный роман "о русской жизни на материалах прошлого, настоящего и немножко будущего" Дмитрия Новикова, но вместо романа Новиков выпустил два издания (в петрозаводском "Verso" и столичном "Эксмо") сборника рассказов и очерков "В сетях твоих", переиздал книгу своих ранних рассказов "Муха в янтаре"…
Дмитрий Новиков, уверен, роман всё же допишет и представит на суд читателей. Гуцко, Шаргунов, Прилепин свои уже представили. И это новый этап их творческой судьбы. Новый уровень, что называется. Попытаюсь разобраться, кто из них шагнул вверх, а кто, быть может, угодил в ухаб, каких немало на пути каждого писателя.
* * *
Наверняка возникнет вопрос: какое отношение имеет роман "Бета-самец" к историческому роману? На мой взгляд, прямое. Хотя речь в нём идёт о частной жизни явно выдуманного автором героя, провинциального бизнесмена Александра Топилина, но жизнь его показана "на фоне исторических событий". Недаром чуть ли не половину объёма Гуцко отдал биографии героя (точнее, автобиографии – Топилин рассказывает сам, что называется, от первого лица), начиная с самого детства. И читатель то и дело из сегодняшнего дня возвращается то в 70-е, то в 80-е, 90-е, 00-е и видит, как "исторические события" (нет, скорее – "процессы") повлияли на судьбу героя, его родителей, ближнего и отдалённого окружения. А в целом – на судьбу страны, народа.
Топилин – герой и почти исключительный и в то же время вполне типический. Он далеко не тот новый русский, который в 90-е был символом бизнесмена. Топилин вырос в семье тихих интеллигентов, книжных людей, и стал по собственному определению "книжным выкормышем". Правда, со школьных лет он пытался вырваться, измениться, но неудачно.
"В моём волшебном детстве я жил как за хрустальным забором – притом что никто меня не запирал, не отгораживал от остального мира. Всё было, было: одноклассники, одноклассницы. Учителя плохие, учителя хорошие. Оценки, каникулы. Завязывались и развивались отношения. <…> А всё же остальной мир то и дело оказывался скучноват и однобок, недорисован, как брошенный черновик. Я очень скоро начинал в нём скучать и сбегал обратно – к маме, папе и книгам".
Чтобы избавиться от книжности, Топилин ушёл в армию, затем, вернувшись, занялся в конце 80-х бизнесом. Тем, ещё настоящим: делал кроссовки. (У меня, кстати, были те кооперативные кроссовки, купленные в Ленинграде в 1988 году; носил их лет десять. Когда в страну хлынули кроссовки фирменные, этот бизнес умер.) Чтоб защититься от рэкетиров, Топилин отправился к своему армейскому другу Антону Литвинову, тоже бизнесмену, но более успешному, и не только благодаря таланту, а скорее тому, что у него "вся родня при портфелях". Затем Топилин стал компаньоном Антона, дела его пошли в гору, но в бизнес-кругах Александра не воспринимали как самостоятельную фигуру. Называли " человеком Литвинова".
Рассказ об этом "втором человеке" и составляет основу романа. На ней держится и сюжетная канва – довольно-таки распространённая нынче в реальной жизни: один (Антон) сбивает человека, и другому (Александру) приходится заниматься улаживанием дел с вдовой, полицией. Антон, по сути, не виноват, но есть пресловутые формальности, в том числе и этические…
Примерно в середине романа Топилин взбунтовался против диктата Литвинова (поводом стала женщина). Дело доходит до драки, которую Топилин проигрывает, бросает заниматься делами, несколько месяцев по сути скрывается, а потом возвращается к Антону, чтобы, как он сам себя убеждает, цивилизованно расстаться навсегда, получить свою долю их совместного предприятия.
Встреча перерастает в пьянку, которая заканчивается убийством Антона. Убил не Топилин, но берёт вину на себя, оказывается в СИЗО. Опять проживает чужую судьбу…
По ходу повествования становится очевидно, что не для такой жизни, не для всех этих дел и проблем, не для сидения за решёткой был рождён Александр Топилин, что если бы страна развивалась иначе, он мог бы стать представителем так называемой творческой или технической, быть может, научной интеллигенции. Но поддался в юности, в 80-е годы, подобно многим своим сверстникам, потребности стать "реальным" человеком и в итоге влип. Пропал.
Гуцко не забирается в политику, в высокие кабинеты, но очень точно показывает условия, при которых происходил социальный сдвиг, искорёживший судьбы миллионов позднесоветских людей. Особенно в то время молодых.
Читать "Бета-самца" не очень-то легко. Это не захватывающее произведение. Автор попытался сделать сюжет увлекательным, но он, увлекательный сюжет, тонет в деталях, отступлениях, многостраничных разговорах. Вроде бы лишних, а по сути – необходимых для настоящей прозы. Русской прозы традиционного склада.
Очень точно, по-моему, оценил это произведение критик Лев Данилкин:
"Первое впечатление: роман сильно выиграл бы, если бы, на манер шагреневой кожи, съёжился до размеров повести. Здесь много необязательной информации, антуража, диалогов, флешбэков – которые чересчур здравомыслящий редактор вырезал бы к чёртовой матери. С другой стороны, "Бета-самец" как раз и есть тот самый "реализм-который-триумфально-вернулся" под аплодисменты читателей, которых тошнило от "литературных игр". Реализм в самой химически чистой, "олдскульной" версии – это, по сути, означает, что роман Гуцко не столько беллетристика, которую можно читать для своего удовольствия, сколько документ эпохи. Если бы пресловутые инопланетяне захотели восстановить картину жизни России начала десятых годов XXI века по одному тексту, то "Бета-самца" – снабжённого хорошими комментариями – им хватило бы".
Вот так частная история, которой хватило бы инопланетянам, чтоб узнать о жизни России нашего времени!..
Денис Гуцко вошёл в литературу в самом начале 00-х довольно шумно: его повести "Апсны Абукет" (Букет Абхазии)" и "Там, при реках Вавилона", рассказывающие о межнациональных конфликтах периода развала СССР получили множество откликов. Потом появился роман "Без пути-следа" (публикация в журнале "Дружба народов") о русском парне, родившемся и выросшем в Грузинской ССР, который пытается в 90-е годы получить российское гражданство.
Роману сопутствовал премиальный успех ("Букер – Открытая Россия"), но было немало отрицательных отзывов – автора ругали за растянутость, торопливость; не понравились и "мелкие, безвольные, слабые" герои (немногие заявили, что это и есть люди из действительной жизни, которым, чтобы добиться даже пустяка, приходится пробивать толстенные стены). И, видимо, сам Гуцко оказался романом недоволен, потому что при подготовке издания предельно его сократил, сделав второй частью книги "Русскоговорящий" (первой частью стала повесть "Там, при реках Вавилона").
Следующий роман, "Домик в Армагеддоне", прошёл почти незамеченным. Незамеченным довольно продолжительное время оставался и "Бета-самец", а потом заметили, стали о нём писать. Причём пишут не только профессиональные критики, но и, что называется, простые читатели. Интернет это отлично демонстрирует.
Между большими вещами Гуцко пишет много рассказов. Почти всё о нынешнем времени (точнее, о том времени, какое было в момент написания), об обычных вроде бы людях, живущих по большей части в одном и том же городе – выдуманном автором Любореченске.
Иногда, правда, тексты Гуцко производят впечатление антиутопии, а буквально через несколько лет выглядят уже как стопроцентный реализм. Так был воспринят мной, например, "Домик в Армагеддоне", показавшийся сразу по прочтению, году в 2008-м, неким искусственным плодом. Но вот слышу в последнее время всё более пугающие новости о разных изменениях общественно-политической жизни в стране, наблюдаю, как меняется психология (а то и психика) людей и чувствую, что где-то об этом читал. Ах, да, у Гуцко!.. Есть у него такой дар – не то чтобы предвидеть, но уж точно замечать мелочи, которые спустя некоторое время превратятся в суть, а частная жизнь его мелковатых героев станет жизнью той общности, что называется народом.
Но, отдавая должное достоинствам нового романа Дениса Гуцко, я в то же время не могу не сказать, что не встретил тех пронзительных страниц, каких было немало в "Там, при реках Вавилона", в "Без пути-следа", какими, по сути, является целиком рассказ "Сороковины"… Эту пронзительность, когда забываешь, что читаешь литературу, на мой взгляд, невозможно выдумать, её способен породить лишь личный опыт писателя. И тут талант лишь помогает выразить пережитое на бумаге.
Конечно, требовать от автора везде пользоваться лишь автобиографическим багажом невозможно, но тем не менее… Сегодня не только хорошей беллетристикой, но и качественной прозой никого не удивишь. Тем более у художественной литературы появляется всё больше конкурентов, в том числе и разного рода нон-фикшн. И чтобы всерьёз пронять читателя, поймать его на крючок сострадания, настоящего внимания, нужно нечто большее, чем умный сюжет, глубокие мысли, прозорливость, мастерский язык. Наверное, это "нечто", всё-таки, – ощущение абсолютной документальности. Действительные события, происходящие с действительным человеком, но записанные художественно… К сожалению, "Бета-самец" такого ощущения не оставляет – постоянно помнишь, что это литература. Хорошая, настоящая, но литература…