В 1817 году Роберт Оуэн представил свой доклад комитету по пересмотру законов о бедных. Это тщательно составленный обширный доклад, включающий в себя также проект колоний для бедных, взамен существующих рабочих домов, с приложением подробных смет и чертежей, необходимых для их устройства. Хорошо известно, что каждый человек может произвести продуктов больше, чем нужно для него самого; при помощи машины эта способность удваивается. В Англии довольно пустующих земель и капитал существует в избытке. От общества зависит воспользоваться этими двумя составляющими в такой комбинации, при которой если и не совсем прекратится, то будет значительно уменьшена бедность и будет положен предел ее дальнейшему распространению. Существующий закон только увеличивает зло, нисколько не ослабляя его. В некоторых местах налоги доходят до нормы, близкой к конфискации обложенного ими имущества. Бедность не исчезнет, пока не будет установлена разумная система воспитания для всех и пока правительство не позаботится о том, чтобы предоставить нуждающимся возможность производительно трудиться.
"Громадные суммы, – говорит Оуэн, – ежегодно собираемые в виде налога для бедных, при настоящих порядках являются как бы поощрением порока и праздности…"
Так называемые рабочие дома того времени представляли из себя род тюрем, где здоровые люди, не имеющие заработка, получали кров и пищу и проводили время в невольной праздности или занимаясь какой-нибудь непроизводительной работой. Деморализующее влияние их было ужасно.
С 1784 по 1830 год рядом с поразительным развитием фабричной промышленности и того, что называют государственным благосостоянием, быстрыми шагами шло увеличение налога для бедных, выросшего с 20 до 70 миллионов рублей в год. Во многих графствах Англии этот налог составлял одну треть земельной ренты. Неудивительно, что при таком порядке вещей такой человек, каким был Роберт Оуэн, не переставал взывать к обществу и правительству, чтобы они разумно применили те производительные силы, которые пропадали теперь даром, и чтобы хоть какое-нибудь начало справедливости было внесено в существующую систему распределения богатств.
Роберт Оуэн в своем докладе предлагал общественные учреждения для бедных (рабочие дома городских приходов и графств), содержание которых тяжким бременем ложилось на плательщиков налогов и которые способствовали только развращению целых поколений, превратить в образцовые колонии, которые стали бы рассадниками лучших идей воспитания и залогом разумного устройства жизни трудящихся масс. Каждое графство или городской приход, по его плану, должны были, чтобы обеспечить своих бедных работой, устроить ферму, а если позволяли средства, то рядом с нею и фабрику или мастерские. При таких условиях эти учреждения могли бы сами содержать себя и капитал понадобился бы только на покупку земли и первоначальное обзаведение. По его расчетам, каждому графству достаточно было затратить миллион рублей на покупку земли и на все устройство, причем страна избавилась бы от тяготившего ее страшного бремени; земля и постройки гарантировали бы затраченный капитал, а из доходов фермы и мастерских уплачивались бы причитающиеся на него проценты. К докладу Оуэна прилагались подробные планы и проекты построек такой образцовой колонии для бедных. Предполагалось занять от 300 до 500 десятин земли; постройки были рассчитаны на 1200 человек; они располагались в виде замкнутого четырехугольника с обширной внутренней площадью; три стороны его занимали квартиры членов колонии, размер которых соответствовал величине семьи, – четвертая сторона отводилась детям, которые уже с трехлетнего возраста начинали посещать школу и спали отдельно от родителей. Целью такой системы было воспитание детей вне вредных влияний и образование их характера уже с самого раннего возраста, причем за образец принимались воспитательные учреждения, уже действовавшие с таким успехом в Нью-Ланарке. Дети не допускались к работе, пока они не получали хорошего элементарного образования и не развивались физически. Взрослые работники, для сохранения их здоровья, должны были работать не на одной только фабрике, но часть времени – на ферме и в полях. Женщины занимались домашними делами, стиркой, работали в огороде и в саду, а также по очереди стряпали в общественной кухне и наблюдали за порядком и чистотой в столовой и детских спальнях. Посредине обширного внутреннего двора находилось большое здание, в котором помещались общественная кухня, столовая, школы, библиотека и зал для лекций. Все жизненные удобства были доступны беднейшим людям благодаря принципу ассоциации, когда один очаг, одна крыша, одна кухня служили для многих. Круг симпатий, ограниченных прежде пределами одной семьи, должен был расшириться, распространяясь на целое общество людей, и члены колонии, трудясь на пользу общины, в процветании и выгодах которой они были участниками, вряд ли могли обнаружить менее усердия, чем при работе на хозяина фабрики, в барышах которого они вовсе не были заинтересованы.
Таков в общих чертах план помощи беднейшему населению Англии, предложенный Робертом Оуэном, который развил его подробнее в нескольких письмах, опубликованных в главных газетах, где между прочим он отвечает на возражения последователей учения Мальтуса, утверждающих, что народонаселение возрастает быстрее, чем количество производимого продовольствия, и потому – не поведут ли такие учреждения к чрезмерному увеличению населения, что может гибельно отразиться на благосостоянии страны.
"Насчет этого у меня нет никаких опасений, – говорит Оуэн. – Каждый сельский хозяин знает, что земледельческий рабочий может выработать своим трудом в пять или шесть раз больше продуктов, чем ему нужно для прокормления, и потому не может быть никаких естественных причин, чтобы прирост населения перегнал увеличение средств питания, пока вполне не обработана вся земная поверхность… Всякий, сколько-нибудь практически знакомый с предметом, не может ни на минуту сомневаться, что даже в периоды, предшествовавшие самому тяжкому голоду, в стране всегда было достаточно средств. При надлежащем умении пользоваться ими и при разумном руководстве само население могло бы наготовить такие запасы пищевых продуктов, которые значительно превзошли бы действительную потребность… Что бы ни писали по этому предмету … нам известно, что крайний предел увеличения народонаселения составляет арифметическую пропорцию; между тем каждый вновь рождающийся в мире человек вносит с собою, благодаря современным успехам знания и при надлежащем направлении, способность к производству количества пищи, в десять раз превышающего его потребности. Поэтому всякие опасения о вреде чрезмерного населения, пока вся поверхность земли не будет обращена в один цветущий сад, – принадлежат к призракам воображения".
Предложения Оуэна всколыхнули образованное общество Англии и вызвали самые восторженные отзывы в печати. Газета "Times" обращала на Оуэна внимание своих читателей как на деятеля, "проникнутого самыми просвещенными стремлениями для пользы человечества". "Morning Post" отзывалась о нем как о "знаменитом нью-ланаркском филантропе, воззвания которого не останутся без успеха… Грядущие поколения будут чтить его как одного из достойнейших благодетелей рода человеческого…" В том же 1817 году помимо печати Роберт Оуэн изложил свои взгляды о мерах помощи бедным классам общества на двух больших митингах, собравшихся в зале "Лондонской таверны". На втором из них стечение публики было так громадно, что большая толпа не могла попасть в зал за неимением места. Речи Оуэна были напечатаны во всех лондонских газетах; кроме того, он сам скупил тридцать тысяч экземпляров газет и разослал их по всей Англии членам обеих палат, приходским священникам, выдающимся горожанам и другим лицам. Вдобавок к этому он за свой счет отпечатал в виде отдельных листков сорок тысяч экземпляров подробного отчета об этих митингах, которые были разобраны в три дня.
Главнейшие его тезисы заключались в следующем:
1) Богатство страны не доказывает ее благоденствия, пока значительная часть ее работников содержится на счет государства в невольной праздности или занята непроизводительным трудом.
2) Нищета и невежество должны неминуемо способствовать развращению народа.
3) Развращенное таким способом население, окруженное кабаками, пивными и разными соблазнами к игре и азарту, впадает в умственное отупение и делается бесполезным бременем для страны или наполняет собою ряды преступников.
4) За этим неизбежно следуют разные репрессивные меры и жестокие, в сущности бесполезные, наказания.
5) Все это должно породить озлобление против правящих классов, увеличить число преступлений и в конце концов – грозить спокойствию и благосостоянию всего общества.
6) Пока такой развращающий порядок вещей существует и само правительство поддерживает и поощряет его, до тех пор всякие разговоры о нравственном воздействии и религиозном влияния являются насмешкой.
7) Продолжать такие разговоры, оставаясь при старых порядках, значит осуществлять жалкую попытку обмануть общество, которое более уже не поверит этой болтовне.
8) Ожидать какого-либо нравственного улучшения народа, пока остается в силе такой порядок вещей, все равно что ждать, что высохнет океан, в то время как реки продолжают вливать в него свои воды.
Хотя многие из узких сектантов, ранее поддерживавших Оуэна, а также людей, зараженных религиозною нетерпимостью, и отшатнулись от него после речи, произнесенной им на втором из этих митингов, в которой он смело высказал свои широкие религиозные взгляды и свою преданность идее свободы совести, но популярность его быстро росла и имя его гремело повсюду.
Вскоре после того в обществе известного швейцарского ученого и писателя Пикте и находившегося в то время в Англии знаменитого Кювье он предпринял путешествие на континент. Оуэн провел шесть недель в Париже, где был чрезвычайно хорошо принят представителями правительства и высшего общества. Первое отнеслось весьма сочувственно к его идеям, но находило их преждевременными. Отсюда Оуэн направился в Швейцарию, где осматривал разные учебные заведения. Особенное его внимание обратила на себя школа Фелленберга в Гофвиле, куда он потом поместил двух своих старших сыновей. Во Франкфурте он написал свои адреса европейским государям, собравшимся на Аахенском конгрессе. Один из адресов носил название "Мемория правительствам Европы и Америки по поводу рабочих классов". Адреса эти через лорда Кэстельри были представлены конгрессу.
В одном из них Оуэн говорит, что после многих лет, посвященных наблюдению и практической деятельности, он остается совершенно чужд всяких пристрастий или предрассудков по отношению к известной партии, секте, национальности или к известному общественному классу. Все люди родятся с одними и теми же общими свойствами, хотя потом, под влиянием обстоятельств и воспитания, научаются ненавидеть друг друга, вместо того чтобы жить в мире и братской любви. Он доказывает, что введение машин, увеличившее в двенадцать раз промышленную производительность Англии, для рабочего класса имело одно последствие – страшное увеличение бедности. Машина до того уменьшила ценность труда, что скоро уже значительная часть рабочего населения лишена будет возможности самого жалкого заработка для поддержания своего существования, и ей предстоит голодная смерть. Пролетариат усиливается с каждым годом, ему не помогут никакие частные меры. По поводу существовавшего в Англии налога для бедных Оуэн повторяет здесь уже ранее высказанное им мнение, что налог этот должен увеличиваться с каждым годом, так что общество будет поставлено перед необходимостью отнять у бедных значительную часть прежней помощи (предсказание это оправдалось потом). Единственный выход из такого положения: отказаться от поддержания громадных мануфактурных центров, служащих местом спекуляции и способствующих только полному обнищанию и развращению рабочих масс. Вместо них Оуэн предлагает развернуть в стране промышленно-земледельческие общины или колонии на основании тех начал, которые уже были выработаны им в его обширном докладе, представленном парламентскому комитету по вопросу о бедных.
Собравшиеся в Аахене монархи отнеслись весьма сочувственно к записке Оуэна; но они были слишком заняты неотлагательными государственными вопросами и потому не могли войти в подробное рассмотрение его планов по облегчению участи рабочих. Тем не менее, многие из государственных сановников того времени были заинтересованы идеями Оуэна, и даже сам всемогущий Меттерних отозвался о нем с похвалою.
В конце 1818 года Роберт Оуэн возвратился в Англию, где перед ним открывался период новой борьбы. Времена наступали смутные… Луддитских бунтовщиков вешали десятками, а через несколько месяцев должна была произойти так называемая Манчестерская бойня.
ГЛАВА VIII. НАЧАЛО ВРАЖДЫ
Враждебное отношение к идеям Роберта Оуэна. – Причины его популярности. – Почему он не сохранил ее. – Петиция парламенту о рассмотрении планов Оуэна. – Парламентское заседание. – Первое изложение идеи о труде как единице обмена. – Новая петиция в парламент. – Оуэн – кандидат в члены палаты. – Вильям Аллен. – Оуэн покидает Нъю-Ланарк. – Авраам Комбе, последователь Оуэна. – Его Орбистонская колония. – Смерть Комбе и разрушение дела
По возвращении Роберта Оуэна в Англию для него начинается период борьбы, пришедший на смену тем успехам, какими он пользовался ранее. До тех пор его планы встречали поддержку высшей аристократии, отчасти духовенства и многих из представителей богатой буржуазии, в основании чего было чистое недоразумение.
Перед этим, как уже было сказано, бедствия и деморализация рабочих классов достигли своего апогея, между работниками господствовало чувство скрытого озлобления против хозяев, что отражалось на фабричной работе и вызывало опасения последних. Они смутно сознавали, что существующая эксплуатация труда может иметь печальный для них конец, и потому были рады приискать какое-нибудь средство, которое дало бы им возможность, не лишаясь своих барышей, сколько-то улучшить положение работника, сделавшееся теперь невыносимым. В Роберте Оуэне они видели человека, свободного от всяких замашек демагога, обращавшегося со своими реформаторскими планами к ним же, наконец, доказавшего на опыте их практичность, – человека, который мог, по-видимому, осуществить такую трудную задачу, чтобы и они получали хорошие барыши, и положение их рабочих сделалось более сносным. В этом заключалась причина того успеха, который вначале имели его проекты между капиталистами.
Высшая английская аристократия выказывала еще больше сочувствия идеям Оуэна. С начала периода великих изобретений она должна была вступить в антагонизм с быстро нарождавшейся богатой буржуазией. Опасаясь повторения в Англии французской революции, страшась даже малейших признаков якобинства, она вместе с правительством стремилась к подавлению в массах всяких идей о гражданских правах и самостоятельности и тем незаметно способствовала усилению представителей промышленности в ущерб благосостоянию рабочего населения страны. Последовало громадное развитие фабрик, масса сельского люда устремилась в города, фабриканты стали владельцами колоссальных богатств. Значение земельной аристократии стало падать, и новые коттон-лорды сделались опасными соперниками земельных лордов. В конце концов аристократия увидела, что призрака французской революции бояться нечего, и целым рядом стеснительных законов, направленных против развития гражданских свобод, торийское правительство постаралось принизить значение средних классов. Но было уже поздно, и торжество буржуазии завершилось реформою 1832 года, упрочившей ее значение в парламенте. В то время, когда получили известность идеи и нью-ланаркские реформы Оуэна, государственных людей и представителей аристократии уже занимал вопрос, как дисциплинировать массы и сделать их послушным орудием в своих руках, обеспечив им сносное существование. Их внимание было поэтому обращено на планы и опыты Оуэна, которые, как им казалось, могли без всякого переворота и при незначительных затратах привести к поставленной цели, а потому во всяком случае заслуживали быть испытанными. К тому же они не понимали и личности Оуэна. Они никак не могли допустить, чтобы в основании его деятельности лежало полное бескорыстие и самоотречение и чтобы для достижения благосостояния рабочих масс он потребовал серьезных жертв с их стороны.
Если б на месте Оуэна был так называемый практический человек, то он несомненно извлек бы громадные выгоды из того блестящего положения, которое выпало на его долю в то время. Вместо этого Роберт Оуэн откровенно, во всеуслышание, отрицая любые компромиссы, объявил о принципах, которыми руководствовался, и даже сам постарался рассеять те недоразумения, которые привели к нему многих из его сторонников. Он смело вступил в открытую борьбу со своими противниками, не скрывая ничего, не поступаясь ни одним из руководивших им принципов, не оставляя места никаким недоразумениям и стараясь словесно и в печати вполне выяснить свои идеи перед публикой. Понятно, что большинство, особенно среди видных представителей упомянутых партий, лишило его своей поддержки, и популярность Оуэна стала быстро исчезать.
Речи, произнесенные им перед поездкой за границу на митингах в "Лондонской таверне", где он открыто высказал свои религиозные взгляды, особенно восстановили против него клерикалов. Он прямо обвинил их в бессилии, в том, что они остаются слугами сильных и, проповедуя христианскую любовь, ничего не делают, чтобы извлечь из бездны нищеты и разврата миллионы людей, погибающих под гнетом своих притеснителей.
Искреннее других представителей аристократии относился к нему герцог Кентский, который поддерживал его до самой своей смерти, неожиданно последовавшей в январе 1820 года. Перед самой своей смертью он председательствовал на митинге, собравшемся в Лондоне по поводу открытой подписки для устройства одной из предлагаемых Оуэном колоний для бедных. Подписка эта дала недостаточный сбор, и потому замысел не осуществился; в обе палаты была представлена петиция за подписями многих известных лиц с просьбой рассмотреть планы Оуэна в связи с улучшением быта бедной части населения страны. При этом герцог Кентский выражал готовность ехать в Шотландию и лично осмотреть Нью-Ланарк, чтобы поддержать перед палатой те факты, на которые опирался Оуэн.