* * *
В марте 1860 года окончивший полный курс семинарии по второму разряду Платон Тихонович был рукоположен архиепископом Минским и Бобруйским Михаилом в священники к Выгонощской церкви Пинского уезда. Приехал он к первому месту своей службы вместе с молодой матушкой Александрой Яковлевной, урожденной Горагляд.
Надо сказать, что этому семинарскому выпуску, а равно и еще нескольким последующим, была уготовлена особенная судьба. Молодые священники постепенно, но уверенно включались в многогранную духовную и светскую жизнь губернии. Вместе со своим пастырским служением Святой Церкви и пастве находили самые различные точки приложения полученных в семинарии знаний. Практически все становились членами Кирилло-Мефодиевского братства, созданного при церкви Минской духовной семинарии с целью популяризации жития святых Кирилла и Мефодия, развития церковно-приходских школ, распространения нравственно-религиозных знаний. За счет добровольных взносов братство создало фонд, пособиями из которого, а также приобретаемыми вещами поддерживало наиболее бедных учеников духовных училищ и семинарий.
Новое поколение священников стремилось сохранить и донести до потомков и богатую историю родных мест.
Здесь мне бы хотелось познакомить вас с письмом, написанным в 1869 году священником Песочанской Покровской церкви Николаем Соловьевичем и посланным им в Минскую епархию. Оно удивительное и по содержанию, и по характеру написания. Хочу процитировать его не просто как факт появления данного письма, а как исторический документ, весьма полно характеризующий лицо его писавшее, как творчество человека, любящего свой край, смотревшего в далекое будущее. Думаю, его прочтение не будет для вас утомительным, а наоборот, познавательным.
Выдержки из летописи Песочанской церкви Игуменского уезда.
Во имя Отца, и Сына и Святаго Духа. Аминь.
Я, священник Песочанской Покровской церкви Николай Соловьевич, по распоряжению епархиального начальства, 1867 года декабря 1 дня, с Божиею помощью начинаю летопись вверенной мне церкви и прихода.
С молитвою и какою-то боязнию начинаю это дело, зная, что строки мои будет перечитывать, может быть, самое отдаленное потомство. По обыкновенному ходу вещей потомство это будет гораздо развитее меня и, может быть, в строках этих не найдет для себя ничего ни назидательного, ни занимательного. Во всяком случае, оговариваюсь, что все передаваемое мною, хотя и будет сухо и обыденно, но всегда и во всем правдиво, ничего в нем не будет ни измышленнаго, ни преувеличеннаго, ни натянутаго, ни искаженнаго.
Местечко Песочна заселено при польском правительстве, на основании грамоты короля Сигизмунда Августа, данной князю Слуцкому Юрию Олельковичу, 12 февраля 1568 года, людьми вольными, своими и прихожими, которыми князья – дедичи (потомственные) предоставили немало льгот и привилегий. (Ук. Прав. Сен. Минскому гражданскому губернатору, от 7 декабря 1848 года, о признании жителей местечка Песочны свободными).
Когда и кем построена была первая церковь в этом местечке, неизвестно; но из Клировых ведомостей Песочанской Покровской церкви за 1809 год видно, что церковь в местечке Песочне во имя покрова Пресвятой Богородицы и при ней приход существовали уже в первой половине XVIII столетия, что церковь эта имела в то время документы на землю и что сама церковь с документами и всем имуществом сгорела в 1754 году. В 1811 году церковь и почти все местечко опять истреблены пожаром; нынешняя же церковь, однопрестольная, деревянная, на каменном фундаменте, построена в 1826 году…
В особенном киоте, на северной стороне храма, помещена древняя икона Божией Матери под медною посеребренною ризою. Об этой иконе местное предание гласит следующее:
"Скоро после заселения местечка Песочны усердием православного люда выстроены были в этом местечке две православные церкви: Дмитриевская и Покровская. Исконные враги православия, католики, хотя не имели в м. Песочны ни одного своего единоверца, владеющего землею, выхлопотав у польского правительства дозволение, выстроили здесь довольно красивый деревянный костел и в одном из алтарей его поместили икону Божией Матери, взятую ими где-то в окрестностях Слуцка, в православном монастыре. Вскоре после освящения новоустроенный костел сгорел дотла, и с того времени ни костела, ни даже униатской церкви в Песочне никогда уже не было, и костелище (место это и ныне указывают) отведено было одному из жителей под огород. Через пятьдесят лет после того, как сгорел костел, владелец костелища задумал поставить здесь гумно. Копая ямы для столбов, он нашел в земле икону Божией Матери, дивно пощаженную и пожаром, и временем. Икона эта с подобающей честью внесена была в Покровский храм, и на деньги, пожертвования некоторыми усердными прихожанами, в 1805 году для нея сделана медная посеребрянная риза.
Когда построена приписная церковь Святаго великомученика Дмитрия, тоже неизвестно. По преданию, церковь эта древнее первой церкви, Покровской. Построена она была сначала на песчаном бугре леваго берега Немана, за местечком.
Церковь эта была деревянная, малая, об одном куполе, с холщевым иконостасом. Некоторые иконы, при перестройке церкви как древность перенесены в самостоятельную церковь, и на них сделаны деревянные рамы. По древнему, довольно оригинальному письму, иконы эти легко узнать всякому, кто обратит внимание на иконопись Покровской церкви.
В 1857 году церковь эта перенесена была с прежняго места на погост самостоятельной церкви и коштом прихожан перестроена на теплую.
На песчаном бугре, на месте, где находился престол Дмитриевской церкви, сделана малая часовенька. В средине часовни помещен простой работы деревянный крест и на нем икона. При кресте лежал камень, находившийся прежде у входных дверей церкви. Так как при камне этом когда-то совершалось чудо, то прихожане Песочанской и соседних церквей, в особенности страждущие глазными болезнями, несут к нему свои жертвы, состоящие: изо льна, холста и денег. О камне сем рассказывают следующее:
"Когда-то (а когда именно, предание молчит, только давно) по дороге в Песочну три шли слепца. На пути их застигло ненастье, и они, сбившись с дороги, наткнулись в поле на камень, и, при нем остановившись, начали молиться. Во время молитвы один из слепцов прозрел. Со слезами возблагодарив Господа за такую нежданную милость, он довел двух товарищей своих до Песочны и о чудесном прозрении своем рассказал жителям. Камень, при котором Господь явил чудодейственную силу свою, немедленно взят был с поля и положен при дверях церкви".
Местечко Песочна заселено вначале людьми вольными. Владельцы онаго, князья Радзивиллы, которым имение Песочна перешло от князей Олельковичей, мало-помалу закабалили Песочан в барщину и, наконец, продали помещику Иодко как крестьян, имевших только некоторые льготы. Дело, заведенное Песочанами с владельцами имения Песочны в 1806 году, тянулось сорок два года, и только в 1848 году, решением Сената, жители м. Песочны признаны вольными и, по их желанию, обязаны были приписаться к ближайшему мещанскому обществу.
Население Песочанского прихода древне-православное, несмотря на то, что соседние приходы: на восток – Слободо-Пырашевский, на запад – Могильнянский и Талядовичский, на севере – Семеновичский и Узденский – совращены были в унию. Один только юг – Старица, Грозов, Слуцк и далее – остался православным, и гранью этого православия была Песочна. Предание гласит, что были покушения со стороны католиков совратить в унию и Песочну; но следующия, довольно вероятныя, причины помешали им достигнуть цели: а) стойкость и зажиточность песочан; б) отдаленность костелов; в) неимение вблизи панской резиденции – двора, из катораго католические пропагандисты, расположившись лагерем, могли бы расставлять православному населению Песочны свои иезуитские тенета. О стойкости Песочан можно заключать по упорной и продолжительной борьбе их с владельцами имения Песочны за свободу.
Материальный быт Песочан и прежде был и ныне хорош, а двор (местопребывание помещика) над Неманом хотя и был, но до продажи Радзивиллами имения Песочны Иодко (в двадцатых годах настоящего столетия) в нем жили небогатые поссесоры (арендаторы), обыкновенно из шарачковой шляхты (название шарачковой шляхты народом усвоено дворянам низшаго разряда, которые по внешности отличаются от крестьян только тем, что носят сюртуки из дешеваго сераго сукна).
В прихожанах Песочанского прихода особеннаго усердия к церковному богослужению не заметно. Хотя на Литургии по воскресным и праздничным дням в церковь собирается немало народа, но зато на всенощных, несмотря на все увещевания священника, прихожан бывает очень мало.
К трехдневному говению прихожане уже привыкли. У исповеди, кроме малолетних, бывает каждый ежегодно, и к Св. Таинству приобщаются все, не исключая и детей. Старые люди у исповеди бывают и к Св. Таинству приобщаются два, а некоторые и три раза в год. Многия беременныя женщины исповедываются и приобщаются перед самыми родами. Всякий заболевший, даже легкою болезнею, исповедывается и Св. Таин приобщается охотно и с уверенностью, что после выполнения своего христианского долга ему становится гораздо легче, и здоровье его или восстанавливается, или, если Господь пошлет смерть, предсмертныя страдания бывают не так мучительны.
Поучения и беседы церковныя прихожане слушают охотно и на досуге любят говорить и рассуждать о том, о чем священник поучал их в церкви.
Поминать усопших считают священною обязанностью.
Молебны и акафисты отправляются изредка.
Песочанские мещане как народ вольный, зажиточный и постоянно занимающийся заработками, как в своем, так и в соседних уездах гораздо развитие, расторопнее и бойче жителей деревень Песочанского прихода. Вообще же все население этого прихода в умственном отношении довольно развито.
Нравственная сторона прихожан, представляя много светлаго и отрадного, вместе с тем высказывает и немало темных пятен. Так, все население этого прихода отличается трудолюбием, честностью, целомудрием; воровство и незаконорождения встречаются в приходе очень редко. Зато все население прихода отличается какою-то особенною скупостью, которая бывает причиною многих очень печальных последствий. Так, на стариков родителей, родных, калек и страждущих продолжительными болезнями семья смотрит как на дармоедов, ругает их, кормит объедками, попрекая при этом за каждый проглоченный кусок хлеба, и всегда рада бывает, когда смерть похищает такого семьянина.
Достаточный и даже богатый человек никогда не сделает пособия (исключения бывают, но очень редко) брату, дяде, племяннику, пострадавшему от пожара, градобития, падежа скота или от другаго какого-либо несчастия. И такое невнимание к вопиющим нуждам роднаго не считается даже нехорошим делом.
Брат с братом, сосед с соседом враждуют и часто вступают друг с другом в драку за самыя ничтожныя вещи, например, за свинью, подкопавшую на поле несколько кустов картофеля, или за полпрокоса перекошенной травы.
Зависть до того въелась в плоть и кровь прихода, в особенности у Песочан, что многие из суеверной боязни опасаются покупать хорошаго сорта или жирную скотину, боясь, что она скоро пропадет от завистливого глаза. "У нас нельзя держать ничего добраго – обыкновенно говорят песочане – людское завистливое око скоро переведет его со света".
Кроме скупости, невнимательности к нуждам родных, вражды и зависти, есть еще темная сторона в нравственном быту песочанских прихожан – это суеверие и предрассудки. Вера в знахарей, колдунов, ведьм, в недобрые знаки: при встрече со священником с пустыми сосудами и в другие крупнейшие предрассудки – уже подорвана в этом приходе вразумлениями священников; но есть много мелких предрассудков, за которыми трудно и даже невозможно следить приходскому священнику. Так, например, если жениха и невесту не осыпать рожью, не водить кругом квашни, то от этого обоим им много будет несчастий в жизни; если провести на поле первую борозду или бросить первую горсть зерна в новолуние, то и поле испортишь, и урожая не будет; если начать ткать холст в новолуние, то не будет спеху в работе: нити будут рваться, путаться и холст выйдет дрянь. А о разных заговорах: крови, боли зубов, спины, поясницы и прочее – и говорить нечего. Тайны эти передаются преемственно от родителей к детям, берегутся, как святыня, и им верят, как чему-то святому. Предрассудки эти могут быть истребляемы временем, и к этому может помочь народная школа, которая много может сделать добраго в приходе в то время, когда священник в силах будет дать ей то направление, какое она должна иметь.
К училищу Песочане относятся очень холодно и неохотно отдают туда своих детей; причиною этому та же скупость. "Мой сын не будет есть с книжки хлеба, ему нужно привыкать к хозяйской работе. Я еду на заработки, а сын да жена смотрят за скотом. Молитвам и катехизису выучит его духовенство, для чего же ему пригодна наука?" Так, или почти так, отвечает песочанин на вопрос: почему он не отдает сынка своего в училище? Крестьяне (жители окрестных деревень) в обучении детей грамоте гораздо усерднее, и в пределах Песочанского прихода есть две частные школы, заведенные и содержащиеся коштом крестьян.
1866 год
За деревнею Речицею, вблизи застенка Новосад, в 1866 году помещиком Иодко отведена была земля под расчистку на запашку. Когда вырублен был лес и принялись очищать пасеку, оказалось, что грунт земли содержит в себе недурного качества глину. Крестьяне и вольные люди, живущие вблизи этой местности, и случайно под глинистым слоем земли нашли не малое количество разных каменных орудий, как-то: молотов, иголок, топоров, долот, брусьев и одну пилу в двух кусках. Как диковинка, непонятная для простого народа, вещи эти были разобраны разными лицами; много из них переломано детьми, а еще более заброшено как вещи ни к чему не пригодныя. Случайно узнав о находке, я нарочно был у жителей этой местности, и из найденных каменных вещей мне достались только брус, на котором оттачивались острыя орудия, долото и молоток. Вещи эти при первом удобном случае переданы будут мною в Виленский археологический музей, а самый факт я счел нужным занести в Церковную Летопись, как ясное доказательство того, что здешняя местность была заселена людьми в самую глубокую древность.
Песочанской Покровской церкви
священник Николай Соловьевич".
Вы не забыли первые строки этого удивительного письма? Напомню:
"С молитвою и какою-то боязнию начинаю это дело, зная, что строки мои будет перечитывать, может быть, самое отдаленное потомство".
Прочитаем и отдадим должное их автору.
* * *
Несомненно, что заслуживают внимания и споры по преподаванию различных религиозных дисциплин в светских учебных заведениях, в которых активно участвовало и духовенство. Притом участвовало грамотно, энергично, ведя полемику с наступательных позиций. В частности, широкую огласку получил спор, касающийся Молодеченской учительской семинарии.
Автором одной из статей был священник Михаил Ивановский. И выступал он как прекрасный публицист, чьи строки могли бы сделать честь любому самому именитому журналу. Они сделали такую честь "Московским ведомостям".
Началось все с того, что некий господин Забелин в № 102 тех же "Московских ведомостей" за 1865 год написал об открытии первой в России учительской семинарии, а состоялось это событие в местечке Молодечно. Основной упор он сделал на то, что в любом светском учреждении обязательно должно вестись нравственное воспитание учеников, ибо без этого невозможно получать глубокие знания. Нравственность и знания – вот тот фундамент, на котором должно развиваться общество, только что по сути пережившее отмену крепостного права и шагнувшее в цивилизованный век. Альтернативы нет. Нравственность немыслима без преподавания православия. И здесь первое слово за духовенством. Статья вызвала огромный общественный резонанс.
Вначале сделаем небольшой экскурс в историю создания первой в Российской империи учительской семинарии, прочитав выдержку из статьи господина Забелина в "Московских ведомостях":
"В половине прошедшего столетия один из князей Огинских, вотчинный владелец местечка Молодечно, основал здесь тринитарский монастырь. В 1811 году согласно желанию князя Михаила Огинского переведено сюда из Бобруйска дворянское уездное училище; но первоначально только два класса помещены в монастыре, а остальные поместились в доме Огинского.
Когда же впоследствии по ветхости этого дома помещение училища в нем оказалось неудобным, то и остальные два класса переведены с согласия тринитаров в их монастырь: это свершилось в 1816 году. В 1823 году сгорел находившийся близ монастыря деревянный костел, почему помещение для него временно отведено в одной из монастырских комнат. После мятежа в 1831 году монастырь упразднен и оставался незанятым до 1832 года. В этом году в монастырском здании сверх училища помещена почтовая станция, снова открыт костел и отведена квартира для ксендза.
В 1835 году возникла мысль о необходимости предоставить училищу все монастырское здание, о чем тогда же заведено дело, но до 1840 года оставалось без последствий.
В 1841 году смотритель училища вновь возобновил ходатайство по этому предмету и в донесении своем высшему начальству, между прочим, пояснил, что костел, помещающийся в монастырском здании, по весьма малому числу прихожан может быть упразднен, так как об этом, по Высочайшему повелению, производится переписка. В том же донесении он указывал на необходимость иметь для училища немного усадебной помонастырской земли.
В 1841 году была учреждена по этому делу комиссия, и 15 декабря того же года составлен ею акт, которым предложено: 1) предоставить в распоряжение училища все каменное монастырское здание, за исключением комнат, в которых помещались костел и квартира ксендза; 2) отдать училищу ту часть земли, которая примыкает к стенам здания с правой стороны, а всю прочую землю оставить во владении настоятеля костела.
Составители акта, конечно, польского происхождения, устроили дело так, что почти все строения, принадлежавшие училищу и даже каменное здание, в котором оно помещалось, очутились на ксендзовской земле; притом разграничение между этою землей и училищною показано в акте самым неточным образом.
Несмотря на то, акт этот утвержден генерал-губернатором и представлен министру внутренних дел. За сим последовало постановление сената, по которому в августе 1843 года переданы училищу: 1) все каменное монастырское здание, за исключением тех комнат в правом крыле его, где, как выше сказано, помещались костел и ксендз, а также переданы пять деревянных строений; 2) 7 десятин и 1394 сажени земли, а вся остальная земля в количестве 28 десятин и 2249 сажень и большая часть деревянных помонастырских строений оставлены во владении ксендза. Таким образом, последний стал твердою ногою в каменном здании упраздненного монастыря и на принадлежавшей ему земле, хотя она как конфискованная за участие тринитаров в мятеже должна была остаться во владении училища, чем латинского костела.