В 1962 году, вскоре после второго вступления Е.К. Федорова на должность начальника Главного управления гидрометеорологической службы при Совете Министров СССР (ГУГМС), он пригласил меня и подробно интересовался мнением по многим вопросам, в том числе, о проблемах изучения морей и океанов, Арктики, обслуживания морских отраслей хозяйства, развития научно-исследовательских учреждений Службы, океанского научно-исследовательского флота.
Е.К. Федоров обладал редким даром руководителя высокого уровня – умением слушать и учитывать мнение сотрудников.
Именно при нем Служба была обеспечена современным научно-исследовательским флотом. Когда в Службе появились большие корабли немецкой постройки "Профессор Зубов" и "Профессор Визе", он предложил эти два корабля мне с базированием в порту Мурманск, т. к. ранее просил обеспечить наше Мурманское управление судами неограниченного плавания для изучения северных морей и Атлантики. Однако я объяснил ему, что эти большие корабли целесообразнее содержать в Ленинграде, т. к. там их содержание обойдется значительно дешевле, да и с укомплектованием кадрами в большом порту проще. Е.К. Федоров все же попросил меня подумать. Я посоветовался с руководителями области, они поддержали меня в этом вопросе. Тогда я позвонил Евгению Константиновичу и подтвердил свое первоначальное мнение, и он со мной согласился. Впоследствии эти корабли были переданы Арктическому и антарктическому научно-исследовательскому институту (ААНИИ) в Ленинград.
Е.К. Федоров был очень внимательным и четким человеком. Вскоре после включения ААНИИ в состав Гидрометслужбы, из Антарктиды возвращалась экспедиция, которую возглавлял известный полярник М.М. Сомов. Евгений Константинович позвонил мне и попросил встретить экспедицию, поскольку она теперь принадлежит Службе. Руководители области, которым я доложил об этом, откликнулись на эту просьбу, и была организована очень теплая встреча, на которой присутствовало много тысяч жителей Мурманска.
Я несколько раз встречал Е.К. Федорова в Мурманске, будучи начальником Мурманского УГМС и одновременно заместителем директора ААНИИ – директором его Мурманского филиала. Этот филиал, как и многие другие научные учреждения, был организован при активном содействии Евгения Константиновича.
Трудно перечислить, сколько новых методов наблюдений и обслуживания народного хозяйства было проведено Е.К. Федоровым, сколько новых гидрометеорологических приборов разработано с его участием. Он впервые нас наставлял, что мы не только должны давать предупреждения об опасных и особо опасных явлениях, которые могли бы нанести большой ущерб хозяйству, экономике, обороне, населению страны, но и ставил задачу проследить, как обслуживаемые нами организации реагировали на наши предупреждения, какие меры были ими приняты. Ведь в то время не было создано природоохранных организаций, Министерства по чрезвычайным ситуациям, а многие из этих вопросов по инициативе Е.К. Федорова ставились и решались Службой и ее подразделениями.
Евгений Константинович активно стимулировал рост научных кадров, в том числе, начальников республиканских и территориальных управлений, иначе говоря, производственников. Многие из них закончили заочную аспирантуру, защитили диссертации, капитаны научных судов получали высшее гидрометеорологическое образование.
Последний раз Евгений Константинович приехал в Мурманск в августе 1977 года в качестве вице-президента Всемирного Совета мира. Он проводил здесь большой слет членов Всемирного Совета мира северных и северо-западных стран Европы. Места для него были знакомы, программа насыщена, и он старался везде успеть.
Мы побывали на ледоколе "Арктика", в Североморске, который готовился к первому своему покорению Северного полюса (вскоре после этого Северный полюс был достигнут). Побывали мы также на уникальной Верхне-Туломской ГЭС, построенной в скале. Эта ГЭС понравилась Е.К. Федорову Руководители области, сопровождавшие Федорова, подготовили спиннинг, лицензию и попросили его выловить хотя бы одну семгу, которая плескалась тут же у плотины. Однако сколько его не уговаривали, он так и не согласился, человеком он был чрезвычайно скромным.
Тогда же Евгений Константинович удивился, почему я нахожусь еще в Мурманске, а не в Москве, куда он давно предлагал мне перебраться.
Впоследствии, когда я все же перешел на работу в Москву директором Государственного океанографического института, мы многократно бывали во всех прикаспийских и среднеазиатских республиках, в связи с проблемами падения уровня Каспийского моря, я неоднократно убеждался в его скромности.
Так, когда Ю.А. Израэль, бывший в то время председателем Госкомгидромета, и его заместитель Е.И. Толстиков узнали, что мы собираемся отправиться в плавание по Каспию на наших малых судах, которые там базировались, они предложили позвонить командующему Каспийской флотилией и просить у него корабль большего водоизмещения. Я ответил им, что предлагал уже такой вариант Евгению Константиновичу, но он отказался, мотивируя это тем, что мы должны посмотреть в каких условиях работают наши сотрудники, хотя к тому времени он уже не был руководителем службы.
Это наше плавание было связано с проблемой Каспия и его залива Кара-Богаз-Гол, и на этой проблеме я хотел бы остановиться подробнее, как один из участников этих событий, т. к. в те годы мы сталкивались с отдельными, не вполне квалифицированными и объективными толкованиями этого вопроса.
Когда мы прилетели в Астрахань, нас встретили руководители области, и мы начали проводить совещание. У областных руководителей был только один вопрос: что делать с Каспием, уровень которого к 1977 году понизился до отметки -29 м балтийской системы, что является самым низким уровнем за все время инструментальных наблюдений, начиная с 1837 года, а площадь водной поверхности сократилась на 27 тыс. кв. км, что примерно равнялось площади Азовского моря.
Рыбная промышленность и ее институты утверждали, что если еще продержится такой низкий уровень, то мы потеряем ценные нерестилища на Северном Каспии в т. ч. и осетровых, которые начинают гибнуть при отметке уровня – 28,5 балтийской системы.
Огромные дноуглубительные работы проводились на Волго-Балтийском канале (длиной 150 км) на подходе к портам, городам, поселкам, нефтяным вышкам. Перекрытие пролива Кара-Богаз-Гол было частью решения проблемы. Дело в том, что к этому времени был подготовлен проект перекрытия дамбой с перемычкой для пропуска 5 куб. км. воды, стоимостью около 20 млн. руб. Но в это время сток воды и так уже был около 5 куб. км в год. В этом мы убедились, будучи в Кара-Богаз-Голе.
Поэтому Минводхоз СССР, Госплан СССР не хотели финансировать эту стройку, и вместе с Минрыбхозом СССР настаивал на перекрытии пролива глухой дамбой, строительство которой обошлось бы впоследствии в один миллион рублей. Руководство Астраханской области полностью поддерживало это предложение.
Второй вопрос, который был решен, это организация филиала ГОИНА или отдельного института в Астрахани, которым ныне является Каспийский морской научно-исследовательский центр.
Следующий пункт – Махачкала. Нас встретил глава Республики Дагестан Магомедов Магомед Салам Ильясович. С ним тоже были оговорены все каспийские проблемы, в т. ч. запрет на проведение буровых работ в г. Избербаш, где запасы нефти были небольшие, а загрязнение от ее добычи могло отрицательно сказаться на поголовье ценных осетровых рыб. Вопрос докладывался Л.И. Брежневу руководством Дагестана, которое просило Е.К. Федорова оказать содействие в решении этой проблемы. В это время в Махачкале проходил Всесоюзный научный семинар на высоком уровне, и руководитель Республики просил Е.К. Федорова выступить с докладом. Евгений Константинович попросил 2 часа на подготовку. Когда мы пришли на заседание, выступал Расул Гамзатов. Он пользовался большой популярностью, как в Республике, так и в стране и его доклад был воспринят восторженно. После этого, председатель объявил, что слово представляется академику Федорову, доклад которого "Взаимодействие природы и общества" был воспринят тепло и с большим интересом. Когда аплодисменты утихли, одна из участниц семинара спросила: "Скажите, пожалуйста, это не тот Федоров, который был на Северном полюсе с Папаниным?". Председатель кратко ответил: "Он самый". И тогда зал разразился бурными аплодисментами. Все встали и долго приветствовали Евгения Константиновича. Проводили нас на судно поздней ночью, и мы отправились в порт Бекташ, где базировался комбинат "Карабогазсульфат" – основной потребитель воды из Кара-Богаз-Гола.
Директор комбината заявил, и мы это знали, что сырье добывается из погребенных рассолов, поэтому перекрытие пролива не скажется в ближайшее время на его качестве. Мы облетели залив, измерили расходы воды в проливе, и на этом же вертолета отправились сначала в Красноводск, а затем в Ашхабат. Здесь мы обсудили вопрос спасения Каспия и перекрытия пролива сначала в Президиуме Академии наук Туркмении, а потом в Правительстве Республики. Предложение о перекрытии пролива глухой дамбой и здесь было встречено положительно.
Дальше наш путь следовал из Красноводска в Баку с заходом на Нефтяные камни.
При подходе мы увидели огромное нефтяное пятно и проинформировали об этом руководство Нефтяных Камней, которое обещало срочно это пятно устранить. При этом ссылаясь на то, что для очищения и предотвращения утечек нефти используется очень дорогое импортное оборудование.
В Баку Е.К. Федорова, как и везде, встречали первые руководители Республики Азербайджан. Все вопросы, в т. ч. связанные с загрязнением Каспия, были согласованы.
По возвращению в Москву была проведена большая работа по подготовке доклада экспертной комиссии соответствующим министерствам, ведомствам и Госплану страны. Был подготовлен проект постановления Правительства об улучшении экологической обстановки на Каспии, куда входило и перекрытие пролива Кара-Богаз-Гол глухой дамбой.
В решении Правительства было указано о необходимости проведения мониторинга состояния залива. Таким образом, по результатам мониторинга принимались практические решения о состоянии залива, а в случае обнаружения негативных явлений в заливе, дамбу следовало открыть, что и было сделано после начавшегося с 1978 г. повышения уровня Каспийского моря.
В заключении хочется сказать, что Е.К. Федоров и его помощники не были инициаторами этой акции, а выполняли ее, особенно Федоров, как член Президиума Верховного Совета СССР, ученый и организатор науки, по указанию Правительства страны. При этом делалась эта работа очень обстоятельно, вопросы обсуждались демократично, а вся работы выполнялась в интересах страны и народа.
Глава XI
Воспоминания Р.Т.Карабань
Отдельные воспоминания о творческой и научной деятельности ведущих сотрудников Института прикладной геофизики и его директора – Евгения Константиновича Фёдорова
В конце 50-х годов ХХ столетия информация о действии ионизирующих излучений на природные биогеоценозы и миграции радионуклидов в естественной среде была крайне скудной.
Массовое испытание ядерного оружия в атмосфере привело к глобальным выпадениям радионуклидов на поверхность Земли, что, в свою очередь, послужило началом исследований по изучению миграции этих радионуклидов в биосфере. Глобальные изменения в оболочке Земли, вызванные деятельностью человека, всегда интересовали и беспокоили академика Федорова Е.К. Так и проблема изучения поведения искусственных радионуклидов в биосфере не прошла мимо Института прикладной геофизики. К исследованиям были подключены отдельные подразделения Института во главе с ведущими учёными (Ю.А. Израэлем, Р.М. Коганом, И.М. Назаровым, Е.Д. Стукиным, Ш.Д. Фридманом, и др.)
Осенью 1957 г. на Южном Урале, на комбинате НПО "Маяк" произошла крупная радиационная катастрофа с массированным радиоактивным загрязнением окружающей среды. В результате этой аварии образовался Восточно-Уральский радиоактивный след (ВУРС), в который попали часть территорий Челябинской, Свердловской и Курганской областей. Основным дозообразующим изотопом на следе был долгоживущий стронций-90.
Со слов Г.Ф. Хильми, весной 1958 г. состоялся разговор Е.К. Федорова с ним по поводу радиационной аварии на Южном Урале. Е.К. Федоров попросил его выехать на место аварии и оценить визуально последствия аварии для территорий, попавших в зону следа. Поездка состоялась. Впоследствии была организована биогеофизическая лаборатория во главе с Г.Ф. Хильми и принята программа исследований в лесных экосистемах на территории ВУРСа. Для организации полевых экспедиционных работ в штат лаборатории был приглашён Ф.А. Тихомиров, который и возглавлял эти работы с 1959 по 1969 гг. в составе отряда Комплексной экспедиции Института прикладной геофизики, организованной для проведения исследований непосредственно на следе по многим научным направлениям. Получены уникальные результаты многолетних исследований сотрудников ИПГ на ВУРСе. Некоторые из них были использованы в системе защитных мероприятий на радиоактивном следе Чернобыльской аварии.
За комплекс работ по ликвидации последствий радиационной аварии на Южном Урале и участие в подготовке первых "Рекомендаций по ведению сельского и лесного хозяйств в условиях радиационного загрязнения окружающей среды", зав. отделом ИПГ Е.Н. Теверовскому и старшему научному сотруднику биогеофизической лаборатории ИПГ Ф.А. Тихомирову (в составе коллектива) присуждена Государственная премия СССР.
Е.К. Федоров, как выдающийся учёный и организатор науки, всегда мог оценить масштабы вмешательства человека в окружающую среду и его последствия, часто негативные, и принять правильные своевременные меры по ликвидации или уменьшению их последствий. Примером тому рассмотренные выше две важных проблемы ХХ века: изучение поведения глобальных выпадений искусственных радионуклидов в результате испытаний ядерного оружия и радиационная авария на Южном Урале.
Глава XII
Воспоминание В.В.Лукина
"Покорение Северного полюса"
В апреле 1977 года я познакомился с Федоровым Евгением Константиновичем – прославленным папанинцем и руководителем, в то время, Гидрометеорологической службы страны. В этот год исполнялось 40 лет начала дрейфа легендарной четверки папанинцев на льдине по просторам Центрального полярного бассейна. Евгений Константинович решил воспользоваться случаем побывать в тех краях, где формировалась его профессиональная карьера. С этой целью он прилетел на дрейфующую станцию "Северный полюс-22". В поездке его сопровождали заместитель директора ААНИИ Николай Александрович Корнилов и несколько журналистов, среди которых был корреспондент ленинградской молодежной газеты "Смена" Владимир Стругацкий. Вылетев из арктического поселка Черский, Евгений Константинович прилетел на льдину станции СП-23, где в то время работала группа аквалангистов-ледоисследователей из ААНИИ. Они продолжали цикл исследований, который был начат их руководителем Владимиром Грищенко еще на станции СП-18. Владимир Стругацкий был очень дружен с этой группой. Встретившись с ними, он придумал идею осуществить погружение аквалангистов непосредственно в географической точке Северного полюса. Эту идею он предложил Евгению Константиновичу, подводя под нее празднование 40-летия дрейфа папанинцев.
Единственным транспортом, на котором можно было достигнуть точки Северного полюса со станции СП-22, был самолет Ли-2 на лыжных шасси. В те апрельские дни мы как раз завершали свою работу по программе океанографической съемки арктического бассейна, выполняя на этом самолете самые дальние маршруты с посадками на дрейфующий лед. Ситуация осложнялась тем, что это был последний Ли-2 в Советском Союзе. 28 апреля 1977 года заканчивался календарный срок его эксплуатации, и машина должна была обязательно прилететь в этот день на свою базу – аэропорт в поселке Черский. Работу непосредственно в точке Северного полюса, мы уже сделали примерно месяц назад. Лететь туда снова, попросту говоря, было тратой времени. Однако Стругацкий ссылался на указание Евгения Константиновича и всячески подчеркивал политическое значение спуска аквалангистов в точке, где сходятся северные меридианы. Я подошел к Евгению Константиновичу и объяснил ситуацию. "Я Вас понимаю, – ответил Евгений Константинович, – я о Вас много слышал. Вы опытный человек, поэтому поступайте так, как считаете нужным, только сделайте все чисто, чтобы никто ни о чем не догадался. Постарайтесь, чтобы и волки были сыты и овцы целы. Но, наука, конечно, не должна страдать", – продолжал он. Я пересказал этот свой разговор с Е.К. Федоровым экипажу самолета, и на следующий день, взяв двух аквалангистов и Стругацкого, мы вылетели на задание. Конечно же, ни о каком полете на Северный полюс не могло быть и речи. Однако штурман проложил на карте этот "исторический маршрут". Бортрадист каждые полчаса передавал в эфир не существующие координаты местоположения нашего самолета. А на самом деле мы летели в свою точку, которая находилась примерно в 300 километрах от точки полюса. Совершив посадку и выполнив свои океанологические наблюдения, мы помогли аквалангистам подготовить лунку для погружения и запечатлели на фотопленку эти уникальные кадры спуска и выхода из-подо льда одного из главных участников данного торжества. Володя Стругацкий, да и остальные свидетели и участники этого события, кто не был посвящен в настоящий курс дела, с восхищением делились своими впечатлениями. Мы демонстративно поддерживали их, ликуя в душе, что не затратили зря время. После этой точки мы выполнили еще две посадки с комплексом наблюдений и вернулись на СП-22. вместе со Стругацким мы пришли в домик, где расположился Евгений Константинович. Володя поблагодарил его за поддержку и за понимание. Евгений Константинович сказал, что всегда готов помочь журналистам. Потом посмотрел на меня и спросил с едва заметной улыбкой: "Надеюсь, полет прошел по плану, который мы с вами обсудили?" Я ответил: "Конечно". Евгений Константинович заметил: "Всегда приятно иметь дело с настоящими профессионалами пера и науки".
Эта мимолетная встреча на всю жизнь осталась в моей памяти. Потом я несколько раз встречался с Евгением Константиновичем в Госкомгидромете в Москве и однажды он спросил у меня: "Никаких новых предложений о Северном полюсе не поступало? Вы хорошо знаете, что нужно делать".
Глава XIII
Мои первые шаги в Арктике
Евгений Федоров на "Сибирякове"
В 1932 году я окончил университет и сейчас же поехал в Арктику. Зимовка на Земле Франца-Иосифа, куда я попал, оказалась очень удачной по подбору людей. Нам удалось провести успешную работу, организовать экспедиции. Масштаб наших экспедиций был невелик: 300–400 километров, не больше. У нас не было опыта дальних экспедиций, не было собак и многого другого, что необходимо для длительных поездок.
В 1933 году вернулись с Земли Франца – Иосифа. Зиму прожил на Большой земле, а летом опять захотелось в Арктику – Север очень тянет.
Мне и моей жене предложили поехать на мыс Челюскин. Там намечалось большое строительство – хозяйственное и научное. Поле для работы открывалось обширное. Мне предстояло организовать и поставить на Челюскине магнитный павильон, установить все приборы, наладить запись. Жена, ехавшая моим помощником, должна была вести работу по определению радиоактивности. Мы с удовольствием согласились поехать на новую зимовку.