Поэтичность "Вестей…" вызывает в памяти две знаменитые книги писателей-современников Морриса, которые также возвышенно писали о Темзе как символе Англии, восхищаясь английской природой: это "Трое в лодке, не считая собаки" Джером Клапка Джерома (1889) и сказочная повесть К. Грэма "Ветер в ивах" (1908). "Трое в одной лодке" в восприятии многих читателей – книга юмористическая, в нашей стране приобретшая дополнительную известность благодаря экранизации 1979 г. и занятому в нем блестящему актерскому ансамблю (А.Миронов, А.Ширвиндт, М.Державин). Однако вот что писал сам Джером о замысле книги: "Книге нужны были "юмористические подпорки", а вообще-то говоря, ей надлежало вылиться в "Рассказ о Темзе" с пейзажами и историей реки" [89] . Джером очень любил Темзу, неоднократно путешествовал на лодке в компании друзей по ней – и передал героям книги свои чувства и воспоминания.
Повесть Грэма "Ветер в ивах" известна в нашей стране меньше, чем повесть Джерома, хотя в странах английского языка это безусловная классика. В значительной степени популярность истории о жизни компании зверушек – Барсука, Крота, Водяного Крыса, Мистера Жаба, Выдра – определялась описанием Реки, по которой они путешествуют. Хотя это не какая-то конкретная река – скорее, "обобщенное и опоэтизированное представление о реках Англии" [90] , но все-таки в основе этого образа картина Темзы, на берегу которой прошло детство Грэма и с которой писатель был связан в течение всей жизни.
Темза у Морриса – символ Англии, одно из самых важных воплощений Englishness, "английскости". Сама же новая, обновленная Англия предстает в описании Морриса как утопия не столько политическая, социально-философская (в отличие от книги Томаса Мора или "Новой Атлантиды" Фрэнсиса Бэкона), сколько поэтическая.
Примечательно, что в изображенном Моррисом мире царит коммунизм, т. е., высшая, по мнению писателю, форма социализма, когда человек обретает свободу, неограниченные возможности для раскрытия всех своих творческих способностей. Но мы видим почти повсеместное отсутствие интеллектуальной жизни. И хотя для этих людей, по их словам, очень важны книги, все же книжная культура не занимает в их жизни сколько-нибудь приметного места, для них главное – окружающий их мир, природа, частью которой они ощущают себя.
В будущем нет школы как общественного института – для жителей нового мира гораздо важнее общее развитие подростка, его раннее приобщение к жизни социума. Хотя детям разрешают читать с четырех лет и они имеют возможность овладеть иностранными языками, чтение их не очень привлекает – да и взрослые не стремятся поощрять это увлечение. Считается, что в вопросах образования ребенку надо предоставить свободу выбора. И дети пользуются такой свободой, предпочитая иные занятия. Они с раннего возраста умеют плавать, ездить на лошадях, выполнять различные хозяйственные дела, от приготовления пищи до плотницких работ.
И сами взрослые либо читают очень мало, либо не читают вообще – более того, они вообще дурно образованны, кругозор их ограничен, знания о мире скудны, но, судя по всему, они это просто не понимают. И хотя в новой Англии есть и ученые, и писатели, и деятели искусства, число их невелико, деятельность не особенно заметна, а популярность этих интеллектуальных занятий явно невысока.
На тех, кто занимается наукой, смотрят как на чудаков – подобно тому, как смотрели представители фамусовского общества в "Горе от ума" на тех, кто сторонился светских развлечений и карьерной пользы. Одного из действующих лиц романа все соседи считают книжным червем и "презирают за неумелость в физической работе [91] . Другого, который занимается сочинением романов, жалеют как человека, занятого мало кому нужным делом – не осуждая, но лишь снисходительно удивляясь тому. Книг издается мало, и выходят они очень небольшими тиражами. Типографское дело приходит в упадок.
"Вести ниоткуда" – первая в истории мировой литературы коммунистическая утопия. История дала ответ, возможно ли в принципе построение государства на тех общественных и политических принципах, что описаны в книге. И очевидно, что Моррис-художник берет в романе верх над Моррисом-политическим мыслителем. А художественные просчеты "Вестей…" обусловлены слабостью, а потому неубедительностью политических идей писателя.
На Западе с конца XIX в. роман "Вести ниоткуда" считался самой известной и популярной книгой Морриса. Оскар Уайльд написал Моррису восторженное письмо, благодарил за присланный экземпляр романа и закончил письмо примечательными словами: "Я полюбил ваши книги с отрочества – и буду любить их всегда" [92] . Так же, по сути дела, роман оценивался и в XX в. – например, в таком авторитетном издании, как "Путеводитель по английской литературе" под редакцией Маргарет Дрэббл, романе говорится как об одном из "самых замечательных творений писателя" [93] .
Советское литературоведение не только объявило коммунистическую утопию "Вести ниоткуда" бесспорным главным творческим достижением Морриса. Сам писатель стал своего рода козырной картой в дискуссиях о путях развития западного искусства – судьба Морриса служила примером, как говорилось в те годы, "действенной силы социалистических идей". Это утверждалось практически во всех работах о Моррисе, выходивших в Советском Союзе [94] .
А. А. Елистратова в статье "Вильям Моррис и Роберт Трессел" приводит слова из выступления на конференции в защиту национальной культуры английского народа, организованной по инициативе Коммунистической партии Великобритании: "Величайший англичанин XIX века, наследником которого являются наше движение и наша партия" [95] . Вообще по страсти, с какой коммунистическая печать Великобритании, подобно ярмарочному глашатаю, "столбила" за "собой" Морриса, она вполне могла бы быть сравнима с рапповской критикой 1920-1930-х годов, усердно защищавшей "своих" от "чужих". Вот, например, пассаж из газеты "Дейли Уоркер", органа ЦК Великобритании: "Моррис был великим англичанином, великим художником и дизайнером, великим революционером, – называвшим себя коммунистом" [96] .
Читая такие пассажи, невольно вспоминается любопытный эпизод из истории португальской литературы. В 1980 г. в Португалии праздновалось 400-летие со дня рождения величайшего поэта страны, основоположника литературного португальского языка, Луиша Важ де Камоэнса. В подготовке к юбилею весьма активно вела компартия Португалии, распространяя различные материалы, в которых народу разъяснялось, какова истинное значение поэзии Камоэнса в свете марксистской эстетики. А своего рода квинтэссенцией этой кампании стали слова генерального секретаря Португальской компартии Альваро Куньяла: "Никакой другой класс, кроме класса трудящихся, и никакая другая политическая сила, не имеют большего права, чем Коммунистическая партия Португалии, чествовать Камоэнса, поэта народа и португальской Родины" [97] .
Однако, по нашему мнению, вершина творчества Морриса – книги, созданные писателем в 1890-е годы. Они-то, как нам представляется, есть не только самый значимый вклад писателя в мировую культуру, но и наиболее весомый вклад его в фантастику.
* * *
Фантастические мотивы, возникшие под влиянием богатой национальной литературной традиции, содержатся в многих произведениях Морриса, начиная со сборника стихов "Защита Джиневры". Звучат они и в цикле поэм "Рай земной" [98] , в котором рассказывается о том, как несколько паломников отправляются из Норвегии на поиски земного рая (очевидная аллюзия на "Кентерберийские рассказы" Джоффри Чосера"). Спустя много лет они встречаются в неведомой стране и рассказывают друг другу о том, что им пришлось пережить. Утопические мотивы положены в основу повести "Сон о Джоне Болле" и романа "Вести ниоткуда".
Но наиболее полно фантастическое в творчестве Морриса представлено в его семи романах, первый из которых вышел в 1888 г., а два последних – после смерти писателя.
Хронология их публикаций выглядит следующим образом: "История Дома Сынов Волка и всех кланов Чети" (1888) [99] , "Корни гор" (1889) [100] , "Повесть о Сверкающей Равнине, или Земля Живущих" (1891) [101] , "Лес за пределами мира" (1894) [102] , "Колодец на краю света" (1896) [103] , "Воды Дивных Островов" (1897) [104] , "Разлучающий поток" (1897) [105] .
Эпос привлекал Морриса больше других литературных форм, он с детства интересовался эпическими произведениями различных стран и эпох. Не случайно, что среди творческих достижений Морриса – переводы "Илиады", "Одиссеи" и "Энеиды", старофранцузских рыцарских романов, исландских саг. Чтобы переводить памятники древнеисландской литературы, Моррис выучил исландский язык, дважды, в 1871 и 1873 гг., побывал в этой стране.
Исландия, по признанию писателя, произвела на него исключительно сильное впечатление, буквально потрясла его не только своей культурой, но и мощной, неистовой природой. Неоднократно в письмах Моррис упоминал об этом [106] . Он переводил "Старшую Эдду" и саги (в частности, "Сагу о Греттире Могучем"), написал эпическую поэму "Сигурд Волсунг" на сюжет "Саги о Волсунгах". Именно благодаря переводам Морриса читатели стран английского языка приобщились к великой древнеисландской литературе – и среди этих читателей, как они признавались сами, были такие мастера фэнтези, как К. С. Льюис, Э. Р. Эддисон, Ф. Платт.
Исландия – государство с очень небольшим (в сравнении с масштабами страны) населением. С начала освоения и заселения острова люди селились лишь в прибрежной его части, там, где были клочки пахотной земли. Большинство территории острова непригодно для жилья – ее занимают в основном лавовые поля, ледники, каменистые предгорья, вулканы, гейзеры. В сущности, практически вся внутренняя часть острова – пустынные плоскогорья, где почти ничего не растет, и местность имеет первозданный вид, как будто именно так выглядела Земля до появления человека. Примечательно, что американские астронавты, при подготовке к полету по программе "Аполлон", включавшей высадку на Луну, тренировались именно на пустынных и безжизненных плоскогорьях Исландии.
Исландия во время первого посещения Морриса, в 1871 г., оказалась весьма созвучной настроению писателя, его тогдашнему душевному состоянию: нет зелени, весь мир окрашен практически в черное и белое, при взгляде на ландшафт возникали мысли о смерти: горы, низкие облака, мрачное море… В ходе преодоления страха смерти человек – может быть, впервые в жизни – задумывается о сущности бытия, своем предназначении.
В Исландии Моррис понял, почему именно здесь родилось восхищавшее его стоическое восприятие жизни и смерти – и литература, запечатлевшая это отношение к основным вопросам бытия.
Дж. Р. Р. Толкин, блестяще знавший древнеисландскую литературу, сказал, что ее великий вклад в мировую культуру – северная "теория мужества". Этот термин Толкин впервые употребил в лекции о "Беовульфе" (и использовал саму теорию затем в своей трилогии). Согласно этой теории, даже окончательное поражение в бою не делает правых неправыми, а само поражение не есть бесчестье; герои эддических сказаний обладали мужеством, в котором не было ни ярости, ни отчаяния. В какой-то степени, пишет исследователь творчества Толкина Том Шиппи (и Моррис, несомненно, согласился бы с ним), мифология Севера Европы требовала от людей больше, чем христианская мифология – ведь она не предлагала ни рая, ни спасения и не обещала иной награды, кроме мрачной убежденности человека в правоте того, что он делает. Интересно, что Толкин, по мнению Шиппи, дополнил эту теорию, добавив к презрению по отношению к опасности – насмешку над нею [107] .
Второе путешествие Морриса по Исландии состоялось в 1873 г. На этот раз писатель находился совсем в другом состоянии – не было ни уныния, ни мыслей о смерти. Он с восторгом смотрел на пустыни, голые безжизненные пространства, наслаждался мощной первозданностью природы.
В последних семи романах Морриса содержатся многие идеи и образы "Вестей ниоткуда" – прежде всего, идеи утопические. Но в этих романах отсутствует идеологизированность, лекции по политике и экономике мира будущего. Сходство в том, что во всех этих книгах, как считает К.Силвер, мы видим движение от личностного отчуждения и социальной разобщенности – к единству, гармонии в душе человека и в обществе [108] .
Последние романы Морриса – не только продукт воображения писателя. В те годы круг его чтения составляли преимущественно исследования по фольклору и мифологии – прежде всего, труды братьев Гримм, чья деятельность на поприще филологии как основоположников мифологической школы в фольклористике известна куда меньше, чем собирание и издание ими немецких народных сказок. Моррис изучал работы по истории, языку и литературе народов стран Северной Европы (прежде всего, Исландии), а также Ирландии, не раз удивляя своими познаниями ученых различных гуманитарных областей, к которым он обращался за консультациями.
Герои последних романов Морриса – не выходцы из аристократических слоев, это чаще всего простые люди, решительные и мужественные. В них храбрость соединяется со смирением и мудростью. Нередко они покидают родные места (точнее – вынуждены сделать это), отправляются в странствия. Какие испытания ни выпадают на их долю, они остаются верными кодексу чести.
Первые два романа, "История Дома Сына Волка и всех кланов Чети" и "Корни гор", представляют собой квазиисторическое повествования, происходящие, по всей видимости, в средневековой Европе. Герои имеют реальные этнические прототипы – это готы, кельты, древние германцы, римляне. Поскольку для англичан Европа континентальная, романизированная была предметом неприязни, то римляне-захватчики у Морриса предстают в непривлекательном свете, в отличие от готов и древних германцев, изображенных с явным сочувствием. Люди Чети в первом романе показаны мужественными, решительными, любящими свою родину и готовыми сражаться за ее свободу воистину до последней капли крови.
Во втором романе действие развертывается на триста лет позже действия перового романа. Герои сражаются уже не с римлянами, но с карликоподобными темнолицыми гуннами. Гунны у Морриса воплощают многие дурные свойства викторианского общества, потому писатель описывает существующее у них машинное производство (что есть очевидное фантастическое допущение, поскольку гунны, о чем Моррис, разумеется, знал, были кочевым племенем), зачатки разделения труда, даже проституцию. Причина, по которой Моррис столь недоброжелательно отнесся к историческим гуннам, очевидно, та же, по какой в первом романе в отрицательном свете показаны римляне. В свое время (4–5 вв.) гунны покорили некоторые германские племена, заставив их (что наиболее заметно в период правления Аттилы) вступать с ними в военную коалицию.
Последующие романы построены более сложно, они более фантастичны, даже таинственны.
В этих романах действие развивается в условном пространственно-временном континиуме – "где-то и когда-то". Одна из основных особенностей создаваемых Моррисом миров в том, что в них существует волшебство, магия, сверхъестественное. Они присутствуют в жизни описываемых миров как естественные и обязательные компоненты бытия. Реальное в повествовании сосуществует с ирреальным, повседневное с фантастическим – и потому воспринимается уже не таким повседневным и бытовым, как в собственно реалистическом произведении, а волшебное словно "заземлено" обыденным, привычным.
Действие романов разворачивается на фоне завораживающих читателя пейзажей – странных, пугающих своей выразительностью: безжизненные равнины, гигантские плоскогорья и скальные массивы. Надо отметить, что Моррис, уделяя большое внимание детализации описываемого, признавал свою зависимость в этом от классиков национальной литературы: "Моими кумирами были Китс и Чосер, потому что они создавали зрительные образы" [109] .
Эти пейзажи писались Моррисом под явным влиянием Исландии, тогда как иные препятствия, возникающие на пути героев – непроходимые без помощи волшебных помощников леса, загадочные рыцарские замки – взяты скорее из европейского рыцарского романа. Нельзя здесь не вспомнить слова исследователя об английском ландшафте, аккуратном и приглаженном, словно одетый с иголочки джентльмен: "Нет неограниченных пространств, предполагающих огромные размеры… нет поражающих однообразием просторов, нет безлюдных лесов, нет неприступных гор, куда не ступала нога человека; все в меру, всего понемногу, одно с легкостью сменяется другим; маленькие речки, небольшие равнины, плоские холмы, невысокие горы…" [110] . Очевидно, что в таком ландшафте нет ничего, что было бы близко сердцу писателя.