Каждый человек на Земле есть решение чьей-то проблемы… Спокойно прожить жизнь – вот что сегодня кажется самым невероятным приключением… А может быть, мы вообще здесь только для того, чтобы впервые ощутить людей как повод для любви.
Глава 3
– Нужно что-то делать, – сказал Донатас.
– О чем ты?
– О визе.
– Для того чтобы мне дали визу, необходимы твое приглашение и основание для приглашения.
Донатасу было все равно, какое будет в прошении основание для моего въезда в страну, ЛИШЬ БЫ ДАЛИ ВИЗУ.
– Напишем, что мы с тобой работаем над книгой о моем творчестве в кино.
– Разве я справлюсь? – наивно спросила я у него.
– Попробуешь.
Думаю, не поверил, что я решусь на такое, но разрешил сделать копии фотографий для книги, скопировать письмо Андрея Тарковского к нему. В верхнем левом уголке письма поставлена дата – 6 февраля 1973 г. "…Прочел я тут в газете (не помню, в какой именно) твое интервью – рядом с Бондарчуком и Куросавой – и растрогался. Большое спасибо, что не забываешь…"
Как хорошо, что тогда не было Интернета и потому в руках можно было подержать этот бесценный лист бумаги. Лист с напечатанными на пишущей машинке словами о премьере "Соляриса" в Москве, в кинотеатре "Мир", о том, что народа было много, картину приняли очень хорошо, а для заграничного проката пришлось сократить ее на 12 минут, изъять кое-какие длинноты, и о том, что все жалели, что не было Донатаса… у него же самого разыгрался страшнейший грипп… что, может быть, скоро он запустится с новой картиной… и что передает привет жене Донатаса, Оне…
Я готова была часами слушать его рассказы о съемках в кино, о театральных работах. К авангарду в театральном искусстве Донатас относился скептически. Не могу назвать себя знатоком театра, но я также придерживалась консервативных взглядов в этой сфере. Без поисков нового нет развития, и все равно никакая зрелищность не заменит мне психологический театр, в котором ничто не отвлекает от человеческих переживаний. Удивить или взволновать, что важнее?
…Полдня мы посвятили решению проблемы с визой. Донатас кому-то звонил, записывал номера телефонов.
– Возьми ручку и листок бумаги. Запишешь, что нужно будет сделать. Будешь сама разговаривать.
Он позвонил и передал мне трубку телефона. Мне объяснили, куда обратиться, как оформить его прошение, и мы с Донатасом подготовили необходимые для этого бумаги. Я оставила ему копию паспорта. Так он узнал, сколько мне лет. Фактически пенсионерка. Не было во мне солидности и степенности этого возраста, и со стороны такая дружба могла вызвать недоумение. Что общего между ними?
– Все получится, – успокоила я его. – Пойдем лучше погуляем.
Погода в этот вечер была великолепная. Жара спала. Чувствовался слабый ветерок. Во дворе одного из домов мы нашли скамейку и присели на нее. Клумбы с цветами как-то скрашивали унылый вид двора. Так как на прогулки Донатас всегда брал с собой фотоаппарат, то и на этот раз тоже не обошлось без фотографирования. Чтобы сделать совместный снимок, пришлось обратиться к мужчине, ремонтировавшему машину в гараже. Донатас взглянул на него, как бы проверяя, узнал ли тот его. Но мужчина не выказал ни удивления, ни восторга, просто смущенно улыбнулся ему. Мне показалось это трогательным. Все-таки он привык к вниманию к себе и невольно ждал его со стороны окружающих. Не потому, что упивался своим величием. В такие годы важно, чтобы тебя помнили. Важны добрый взгляд, улыбка, добрые слова со стороны людей…
Наверное, закономерно, что представления у зрителей об актерах складываются на основе сыгранных ими образов. И закономерно, что в жизни человек будет таким, как и все люди, со своим характером. Таким ли я его представляла? Человек, нуждающийся в заботе. Здесь уже не думаешь о его актерском таланте. За его видимой простотой скрывались сложность и глубина личности, наблюдательность, острый ум. Чувствовались в нем сила воли и глубоко спрятанная ранимость. Я не сразу поняла его. Строгость – и тут же мягкость, доброта. Честность в общении и осторожность, осмотрительность. Называть иногда прорывающуюся раздражительность у человека преклонных лет характерным поведением, думаю, неправильно. Это уже неконтролируемое, физическое состояние. Изменения в организме и в мироощущении. ПОТОМУ ЧТО ЖИЗНЕННЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ ОГРАНИЧЕННЫ. Попробуйте днями не выходить из своей квартиры, пить лекарства, вслушиваться в звуки на улице и в соседней комнате, осмысливая прожитое. Что вы почувствуете? То, что впереди, всего лишь до какой-то черты… Все те записки с номерами телефонов, именами людей, которые он прикреплял к книжным полкам, столу, свидетельствовали – память уже подводит. Удивляться тут нечему. В таком возрасте это нормально. И он нашел выход из этого положения, обеспечив себя нужной информацией в записках-подсказках. НЕ ПРОСЯ НИ У КОГО ПОМОЩИ…
Его старости я не замечала. Красивый, обаятельный, с живыми грустными глазами. Мне все в нем нравилось. Как он смотрит, ходит, встает с дивана, раскачиваясь для того, чтобы было легче подняться. Как одевается, читает газету, разговаривает по телефону. Я не обращала внимания на то, что он что-то забывает: была ли почта в воскресенье, принял ли таблетки утром, распечатаны ли и подписаны фотографии? Сколько раз спросит – столько раз и отвечу. Донатас смирился с моими зарядками по утрам и вечерам, с тем, что читаю по ночам книги, смотрю его фильмы. И что у меня нет сумок и я пользуюсь рюкзаком. И нет платьев и юбок. Вместо них брюки, рубашки, свитера. Платья мне были не нужны. Я постоянно ездила на велосипеде и одевалась в соответствии со своим образом жизни. Так мне было удобно. Но мне захотелось выглядеть женственнее, и тогда я купила несколько нарядов. Почувствовала в них себя обновленной, а через какое-то время заскучала в этих платьях и с облегчением заменила их привычной для меня одеждой.
Если тебе дорог человек, то и многое, что его окружает, становится для тебя дорого: страна, язык, на котором он разговаривает, места, где он жил и работал. У меня возникла такая мотивация к изучению его родной культуры, что я начала собирать книги, журналы, читая которые запоминала имена, события, названия достопримечательностей и их описание, и в общем-то в чем-то могла поддержать разговор на эти темы. У Донатаса была большая пухлая папка с географическими картами, и постепенно я стала ориентироваться в районах его страны.
"Нет здесь ни гор, подпирающих облака, ни каскадов грохочущих… Поле, словно огромный шелковый ковер в темно– и светло-зеленую клетку; по полю смешно петляет дорога, пропадая где-то в оврагах; у дороги крест, а рядом береза стоит и плачет. Далеко на горизонте синеет лес. Приблизься к нему – и он таинственным шепотом поведает тебе старую-престарую легенду".
Слова Микалоюса Чюрлениса о Литве поэтичны, наполнены любовью к родине. Он будто странник в пространстве и времени своей родины, живописи и музыки. В музее Чюрлениса в Каунасе я побывала в те же советские времена. Картины художника, его вселенная чувств и мыслей, печали, мудрости и любви… и даже безумия, как утверждают некоторые исследователи его творчества, загадочно-тревожны, космичны… Свет и тьма… земля, море, небо, лес, кресты, дороги, звезды, тишина и звенящий поток красок, бесконечность… Чтобы мы, обычные люди, могли заглянуть за пределы видимого, прикоснуться к тайнам необъяснимого, гении открывают нам над этими тайнами завесу, рискуя быть непонятыми… Мы заглянули в тот мир и ушли, а они остаются там навсегда.
Я не видела документальный фильм Робертаса Вербы о Чюрленисе, узнала о фильме, просматривая список киноработ Донатаса. В доме у себя нашла набор открыток, которые я когда-то купила в Каунасе. "Соната солнца", весны, моря, пирамид… Вселенная представляется мне большой симфонией, люди – как ноты… Любовь – это мгновение блика всех солнц и всех звезд".
Слова Чюрлениса.
Я пыталась освоить на литовском языке приветствия, формулы вежливости. По вывескам, табличкам на домах в городе запоминала новые для себя слова. Иногда смотрела вместе с Донатасом телевизионные передачи, вслушиваясь в незнакомую для меня речь… Как-то спросила его о смысле текста на литовском языке на открытке с автографом, подаренной им мне год назад. Донатас передал в нескольких словах его суть, объяснил, что это народная мудрость, а потом добавил: "Я уточню!"
Когда между друзьями нет единодушия, согласия – их труд идет насмарку. СОГЛАСИЕМ МАЛОЕ СТАНОВИТСЯ ВЕЛИКИМ, а неединодушием, несогласием и великое слабеет. Его уточнение отличалось от сказанного им ранее незначительно. И меня поразила такая дотошность Донатаса в вопросе о смысле текста. Согласие, единодушие. Все его творчество было в единомыслии с теми, кто творил РАДИ ЧЕЛОВЕКА.
Можно привести разные определения творчества: процесс создания нового, способ бытия человека или, если говорить об искусстве, образно-чувственное осмысление действительности. Из всех видов искусства В МОЕЙ ЖИЗНИ ОСОБОЕ МЕСТО ЗАНИМАЛО КИНО. Оно оказало влияние на формирование моих романтических идеалов в молодости, было окном как бы в другую, иллюзорную реальность. Братья Люмьер, предрекая гибель своему детищу, полагали, что кино не просуществует и четверти века, а оно не только пережило своих создателей, но и стало средством изменения человека. Каким образом? В фильме Аллы Суриковой "Человек с бульвара Капуцинов" это убедительно показано. Мое взросление пришлось на 60-е годы прошлого века. Мир в то время воспринимался целостно, представления о добре и зле у большинства из нас были четкими, отношение к жизни возвышенным. Наша семья, да и многие другие семьи жили скромно. Невольная свобода от вещизма давала возможность сосредоточиться на духовном. Более всего завидуя обладателям томика стихов Пастернака или Цветаевой, зачитываясь поэзией Вознесенского, Евтушенко, Ахмадулиной, мы верили в Мечту, Справедливость, Дружбу и Любовь. Читающее книги поколение. Художественная литература выходила миллионными тиражами, а книг не хватало. На фоне всех других дефицитов тех лет сегодня это не кажется странным – данность времени. Можно порассуждать о книжном буме и моде на книги, о причинах дефицитов в стране, о негативных тенденциях в развитии советского общества. Но, сравнивая те времена и современные, приходишь к выводу, что в сегодняшней массовой культуре преобладает информация, прославляющая ценности мира потребления, и в первую очередь деньги, ради обладания которыми можно забыть о морали. Во времена моего взросления уже были сняты Калатозовым "Летят журавли", Тарковским "Иваново детство", Чухраем "Сорок первый", Жалакявичусом "Никто не хотел умирать", Кончаловским "Первый учитель". Казалось бы, фильмы созданы за "железным занавесом", а они были приняты и поняты и по другую его сторону – как искусство о человеке и для человека. "Солярис", "Зеркало", "Сталкер" Андрея Тарковского воспринимались как особенные фильмы, загадочные. Они восполняли те пустоты в сознании и в душе, о которых я и не подозревала. Пустоты незнания себя. Я возвращалась к его фильмам снова и снова. "С каждой минутой прощаться нет сил. День уходил, уходил, уходил. Дом, как ребенок, в объятиях снов, слышатся звуки чьих-то шагов. Из капель молочных, на сером столе, жемчужины ночь собирает во сне. Да в Зеркале-памяти – прошлого тень, рукою матери стерт этот день".
О чем это я? "Зеркало" - чужая исповедь, а видишь личное, и в той простоте обстановки дома, где многие вещи узнаваемы, и в житейских разговорах людей, в окружающей человека природе… "Хочу, чтоб в настоящем было рядом то прошлое, что нянчило меня. Мы смотрим друг на друга странным взглядом, как в Зеркало, при белом свете дня".
"Тарковский молчит, никогда ничего не объясняя. Те, кто обычно комментирует свои произведения, не подают ни малейшей надежды". Ничего не объясняя… Так сказал Акира Куросава. Не могу уловить мысль… не объясняя. Музыку, живопись, поэзию в фильмах Тарковского воспринимаю как объяснение в любви к этому миру… "Вот и лето прошло, словно и не бывало. На пригреве тепло. Только этого мало…"
Шведский актер Эрланд Юзефсон, сыгравший в двух последних фильмах режиссера: в "Ностальгии" и в "Жертвоприношении", назвал Андрея Тарковского Великим пессимистом. Великий пессимист для меня тот, кто поднялся над обыденностью, отверг простые человеческие радости, а потом отдал все силы на то, чтобы вернуть их. Нажил себе врагов, потерял друзей, покинул родину и заглянул в Бездну познания. В таком случае Великий пессимист разве не философ? Думаю, что любое направление в философии, рассматривающее проблемы жизни человека на Земле, не способно укрепить нас в стойкости перед встречей с Неведомым. Когда-то наши предки в бессилии перед природой для своего спасения совершали обряд жертвоприношения Неведомому и Всесильному, веря в оберегающую силу такой жертвы. А если речь идет о спасении человечества, готов ли каждый из нас на жертвы? Пока есть надежда на спасительный исход, она станет последней истиной на земле и твоей верой.
Герой фильма Тарковского "Жертвоприношение", Александр, встречает свой день рождения в кругу семьи. Все как всегда, торопиться некуда, и нет сомнений, что завтра может быть по-другому. Но время беспечности истекло. Что бы вы делали, зная, что до конца света остается минута, час, сутки? Молились бы, просили прощения у тех, кого обидели, простили бы непрощенных, признавались бы в любви тем, кому не успели сказать этого? Или бы отдали самое дорогое, что у вас есть, неизвестно Кому, ради одной надежды на то, что Завтра все будет по-прежнему. Разве наша суетность, невнимание к близким, нетерпимость к людям другой культуры и ментальности не есть путь к катастрофе? Тарковский внимательно всматривается во все, что видит. Нет мелочей. Красота – сила, безобразие – боль и сожаление об утерянной красоте. Оно имеет такое же право на существование, как и прекрасное. Последний свой фильм "Жертвоприношение" Андрей Тарковский снял в Швеции, на острове Готланд. Он назвал его самым загадочным в своем творчестве. Но что означали слова режиссера о фильме: "…Я его боюсь"! Предчувствие беды? Последний. Грустно сознавать это. Чтобы напомнить людям о хрупкости мира, изначальной его духовности, силе Слова, был выбран остров. К понятию "остров" с детских лет относилась трепетно. Для меня оно было символом странствий и перемен. Большие и малые острова, безлюдные и обжитые, скалистые, со скудной растительностью и покрытые лесами, сколько их на планете! Единственным островом в моей жизни, на котором я побывала, объехав его на велосипеде, был Эланд. Неизвестная и далекая Швеция здесь приблизилась ко мне настолько, насколько я смогла разобраться в увиденном. Швеция ассоциируется у меня с именами детских писательниц Астрид Линдгрен и Сельмы Лагерлёф, музыкальной группой АББА, с именами драматурга Августа Стриндберга и актрисы Греты Гарбо, и конечно же вспоминается Ингмар Бергман. Вблизи Готланда, за узким проливом, есть маленький остров Форе. Здесь жил и снимал свои фильмы великий режиссер, здесь и место его упокоения. Хотя я и планировала поездку на Готланд, просмотрела информацию в Интернете об острове, мне не удалось побывать там.
Погружаясь в эстетику фильмов Бергмана, начинаешь воспринимать Швецию как страну пессимизма и разочарования. Бергмановские герои постоянно размышляют о своей жизни, ищут выход в разрешении психологических проблем и чаще всего не находят его. Нельзя сказать, что за десять дней путешествия по острову я нашла этому подтверждение. Доброжелательность шведов – это то, что было определяющим в общении с нами, затем уже можно говорить об их сдержанности и спокойствии. Но чтобы прийти к однозначным выводам, надо просто пожить среди людей, а тогда и разбираться со своими мыслями. Швеция – одна из немногих стран мира, в которой проблемы материального благополучия людей и правового порядка в обществе решены основательно. Ученые рассуждают о так называемом "шведском социализме", а статистика констатирует, что наибольшее количество самоубийств в Европе приходится на эту благополучную страну. Что заставляет человека сводить счеты с жизнью, если есть все условия для того, чтобы жить по-человечески? Потеря того самого смысла жизни. Читала, что европейцы по пятам ходили за Тарковским, внимая каждому его слову, снимая на камеры каждый его шаг. Это напомнило мне об американском фильме "Форрест Гамп". Герой фильма, потеряв интерес ко всему на свете, надевает кроссовки и бежит по дорогам Америки. К нему присоединяются такие же, не знающие, что делать со своей жизнью, горемыки. Бег по крайней мере дает им силы почувствовать себя живыми и не стоять на месте, в буквальном и в переносном смысле этого слова. Творчество Андрея Тарковского, несомненно, являло для западных кинематографистов возможность не стоять на месте, возможность дальнейшего развития гуманистического искусства. "…Не верю ни в какие кризисы, которые якобы потрясают искусство. По существу, искусство всегда потрясается, но не кризисами, а развитием… Я сторонник искусства, несущего в себе тоску по идеалу. Я за искусство, которое дает человеку надежду и веру, – писал Андрей Тарковский. – Творчество – есть как бы доказательство духовного существа в человеке".
Как появляются в нашем мире личности, способные осознавать вневременные, внесистемные ценности жизни? Почему им трудно жить, творить? Философы, ученые, поэты, писатели, художники… не сумевшие принять сиюминутные выгоды за блага, как правило, становятся изгоями, а те, кто приспосабливается к обществу, теряют возможность реализации в себе того, что предназначено им свыше. Творящие по велению души редко идут на сделки с совестью. Это все равно что убить себя.