Не приходится удивляться тому, что при столь "щадящем режиме" лётной подготовки в дивизии за четыре месяца произошло 51 лётное происшествие, одно из которых закончилось катастрофой (т.е. гибелью самолёта и лётчика); правило в авиации известное: мало летают – много ломают. Новые истребители МиГ-3, поступление которых в дивизию началось ещё в январе, не были толком освоены ни лётным, ни техническим составом вплоть до 22 июня. И довоенный отчёт, и составленные уже после разгрома дивизии "объяснительные записки" содержат жалобы на то, что вооружение "мигов" не отрегулировано должным образом и пулемёты дают многочисленные задержки при стрельбе. Из 226 лётчиков, "летающих самостоятельно на МиГ-3", боеготовыми считались (если верить составленному уже в июле 41-го докладу) лишь 76 человек – примечательно, что в майском отчёте таковых было 100, а за маем следовало ещё 20 дней июня… (212)
При таком уровне лётной и стрелковой подготовки экипажей 235 новейших, только с завода, истребителей (две полнокомплектные истребительные эскадры по меркам Люфтваффе) представляли собой весьма сомнительную боевую ценность. Ситуация усугублялась тем, что остававшиеся в полках в значительном количестве "ишаки" были сильно изношены. На 15 мая 1941 г. в дивизии числилось 84 И-16, из которых 67 – морально и физические устаревшие модификации с мотором М-25 (ветераны испанской войны), доля исправных среди которых не превышала 50%. Полноценно оснащённым "истребителями старых типов" мог считаться один только 129-й ИАП (тот самый, который встретил начало войны на аэродроме Тарново у границы), в котором числились 52 И-153 в хорошем техническом состоянии. (203)
17 мая 1941 г. вышел приказ, в соответствии с которым "для приближения боевой работы частей к боевым условиям в летний период и в связи с развёртыванием строительства на стационарных аэродромах части ВВС округа со второй половины мая месяца переходят на оперативные аэродромы в районе дивизий". (213) В частности, в 9-й САД самый "старый" и опытный истребительный полк (41-й ИАП) перебазировался из Белостока на аэродром Себурчин, 124-й ИАП – из Белостока на аэродромы Высоке-Мазовецк, Пятково, Вылины-Русь, 126-й ИАП – из Вельска на аэродромы Рудка, Долубово, 129-й ИАП – из Заблудово на аэродромы Тарново, Ломжа. Бомбардировочный полк дивизии (также "старый", принимавший участие в финской войне) перелетел с аэродрома Россь в Борисовщизну (см. Карту № 4). Перечисленными выше 13 аэродромами вовсе не исчерпывалась вся аэродромная сеть 9-й САД. "В районе дивизии имеется 26 аэродромов, из них: постоянных 4, оперативных 11, кроме того, 11 оперативных аэродромов требуют расширения. ВПП [бетонные] строятся на 4 постоянных и 6 оперативных аэродромах… К 1.11.41 г. в районе дивизии будет 4 постоянных и 61 оперативный аэродром". (214)
Если посмотреть на карту, то становится вполне понятным – для решения какой задачи самая мощная (в теории) авиадивизия округа оказалась там, где её застал неожиданный удар противника ("На 3-й день операции подвижными частями овладеть Седлец и на 5-й день переправами на р. Висла… В дальнейшем иметь в виду действия на Радом… Для обеспечения главного удара фронта нанести вспомогательный удар в направлении Белосток – Варшава"). В районе Белостока развёртывался 6-й мехкорпус (самый мощный не только среди мехкорпусов Западного ОВО, но и во всей Красной Армии), в районе Вельска – 13-й МК. Вот их наступление и предстояло прикрыть с воздуха истребителям 9-й САД. Для немцев же полоса, в которой находилась 9-я САД, была всего лишь пассивным участком фронта, на котором несколько дивизий вермахта должны были своими отвлекающими действиями сковать главную группировку советских войск.
Соответственно с этим распределялись и авиагруппы Люфтваффе. 2-й авиакорпус своими главными силами должен был поддержать прорыв танков Гудериана через Брест, Кобрин на Барановичи; именно там будут действовать пикировщики эскадры StG-77 и истребители Мёлдерса (эскадра JG-51). Отвлекать от решения основной задачи значительные ресурсы немцы не могли, и для удара по аэродромам 9-й САД у них фактически оставались лишь "горизонтальные" бомбардировщики эскадр KG-3 (аэродром Демблин), KG-53 (аэродромы Радзынь, Радом и Груец) и многоцелевые Ме-110 из эскадры SKG-210 (Радзынь, Рогожничка).
Выявленные документы всё ещё не позволяют достоверно и полно реконструировать события последних предвоенных дней. Строго говоря, к разряду оперативных документов можно отнести лишь доклад начальника 3-го отдела (военная контрразведка) 10-й армии Западного ОВО, составленный 13 июля 1941 г., т.е. уже после состоявшегося разгрома. В докладе сказано, что "9-я авиадивизия, дислоцированная в Белостоке, получила приказ быть в боевой готовности с 20-го на 21-е число". (215) И это не опечатка – именно так, с 20 на 21 июня.
Примечательно, что та же самая дата, 20 июня, появляется и в мемуарах командира 10-й САД полковника Белова: "20 июня я получил телеграмму с приказом командующего ВВС округа привести части в боевую готовность, отпуска командному составу запретить, находящихся в отпусках – отозвать в части…" (216) Впрочем, самое странное происходит потом – Белов утверждает, что в 16.00 21 июня он получил новую шифровку из штаба округа, в которой приказ от 20 июня о приведении частей в боевую готовность и запрещении отпусков был якобы отменён!
Следы столь странного распоряжения обнаруживаются и в мемуарах подполковника Цупко (перед войной – пилота бомбардировщика в 13-м БАП 9-й САД); он пишет, что "на воскресенье 22 июня в 13-м авиаполку объявили выходной, все обрадовались – три месяца не отдыхали". Дальше – ещё "интереснее", если верить рассказчику, "накануне зенитная батарея была снята с позиции и уехала на учения". (217) А вот в мемуарах подполковника Рулина (накануне войны – замполит 129-го ИАП 9-й САД) никаких следов субботней расслабленности не наблюдается, скорее наоборот: "21 июня в Белосток вызвали всё руководство полка. В связи с началом учения в приграничных военных округах предлагалось рассредоточить до наступления темноты всю имеющуюся в полку материальную часть, обеспечить её маскировку. Когда в конце дня с совещания в лагерь вернулся командир полка, работа закипела. Все самолёты на аэродроме рассредоточили и замаскировали…" (218)
Нечто среднее между оперативным документом и героической легендой представляет собой содержимое альбома под названием "История 126-го истребительного авиаполка". Подписана эта история 25 апреля 1942 года командиром полка майором Найденко, стиль изложения порою бывает таким: "Через разрывы облаков просвечивают отдельные звёзды. Воздух чистый, сырой, насыщен парами недавно прошедшего дождя. Под плоскостью одного из самолётов собралась небольшая группа людей, это лётный состав эскадрильи старшего лейтенанта Арсенина…" И тем не менее за отсутствием лучшего следует пристально изучить и этот альбом. Последние предвоенные дни в нём описаны так:
"Вероломное нападение немецких фашистов на нашу социалистическую Родину застало личный состав полка в напряжённой боевой учёбе в лагерной обстановке на аэродроме Долубово (18 км от госграницы, Западная Белоруссия). Близость аэродрома к границе и напряжённая международная обстановка держали лётный состав полка в полной боевой готовности каждую минуту. Командованием полка был проведён ряд мероприятий по усилению боеготовности, как то: было сделано рассредоточение материальной части по всему аэродрому, наведена телефонная связь от КП полка с командирами эскадрилий, вырыты щели возле стоянок самолётов и [мест] концентрации личного состава…" (219)
Печально знаменитая Директива № 1 (та самая, где вместо простого и ясного приказа на введение в действие окружных планов прикрытия предлагалось "не поддаваться на провокационные действия" и одновременно с этим "быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев") поступила в штаб Западного ОВО в час ночи (по другим документам – в 1.45). 22 июня и в период с 2 по 2.30 передана в штабы армий (никто в высоких штабах в ту злосчастную ночь не спал). (221) Стоит отметить одну важную и не получившую по сей день внятного объяснения деталь: штаб (трудно даже сказать, штаб чего: округа или уже фронта?) всё ещё находился в Минске – тогда как штабы Северо-Западного и Юго-Западного фронтов были уже выведены (или находились в процессе выдвижения) на полевые командные пункты, соответственно, в окрестностях Паневежиса и Тарнополя; для Западного фронта полевой командный пункт готовился на станции Обус-Лесна (в районе Барановичей), но штаб фронта и штаб ВВС фронта так туда и не попали.
Из показаний, данных в ходе следствия арестованным 4 июля 1941 г. командующим Западным фронтом Д. Г. Павловым, следует, что в 2 часа ночи 22 июня "Копец (генерал– майор, командующий ВВС округа. – М.С.) и его заместитель Таюрский доложили мне, что авиация приведена в боевую готовность полностью и рассредоточена на аэродромах в соответствии с приказом Наркома Обороны…" (222) Схожие по времени сообщения встречаются и в мемуарной литературе. Так, упомянутый выше командир 10-й САД полковник Белов пишет: "Около 2 часов ночи 22 июня даю сигнал "Боевая тревога". Он передаётся по телефону, дублируется по радио. Через несколько минут получено подтверждение от трёх полков о получении сигнала и его исполнении…"
Особого внимания заслуживают воспоминания В. И. Олимпиева. В июне 41-го сержант Олимпиев служил командиром отделения телефонистов штаба 9-й САД и поэтому, несмотря на столь скромное звание, видел и знал довольно много; стоит отметить и то, что по своему образованию (в армию его призвали после первого курса Ленинградского кораблестроительного института) сержант намного превосходил своего командира дивизии. Описание первых часов 22 июня в воспоминаниях Олимпиева вполне стандартное: "Вернувшись с дежурства в казарму поздно вечером 21 июня 1941 г. с увольнительной на воскресенье в кармане, я уже задремал, когда сквозь сон услышал громкую команду – "в ружьё". Взглянул на часы – около двух ночи. Боевая тревога нас не удивила, так как ожидались очередные войсковые учения… Почти рассвело, когда наш спецгрузовик, предназначенный для размотки и намотки кабеля, достиг военного аэродрома на окраине города. Всё было тихо. Бросились в глаза замаскированные в капонирах вдоль лётного поля 37-мм зенитные орудия (вот это, к сожалению, не столь "стандартно". – М.С.), вооружённые карабинами расчёты которых были в касках…"
Через несколько минут после этого началась война.
(229)