- Видите ли, все зависит от точки зрения на существо жизни. Для тех, кто считает учебу каким-то посторонним, привходящим элементом человеческой жизни, - для тех, конечно, трудновато. А если учеба и работа являются основным содержанием твоей жизни, если сам процесс учебы и работы доставляет удовольствие и радость - тогда ничего особо трудного нет.
Я вспоминаю стенографистку Лиду и ее сетования на короткую жизнь: молодость пройдет, не поживешь…
- "Не поживешь"… - ворчит Головачев. - Кто что понимает под жизнью, вот в чем вопрос. Да, конечно, совмещение учебы с работой - дело трудное, но посильное. Танцульки придется позабыть. Но зато получаешь настоящую жизненную закалку. Посмотрите на меня - разве я похож на изнуренного непосильным трудом человека? Здоров, крепок, бодр…
Действительно, вид у Головачева самый цветущий. А ведь все это время он шел в жизни по линии наибольшего сопротивления и выбирал такую линию сам. Началась Отечественная война - добровольцем уехал на фронт. Захотел учиться - не поехал в институт, а стал учиться в вечернем. Понадобилась квартира - встал в один строй с рабочими на народной стройке и выстроил себе квартиру, можно сказать, собственными руками.
Смотришь на открытое лицо Головачева, в его ясные глаза и невольно думаешь, как отчетливо в нем проступает то новое, чем будет определяться жизнь коммунистического общества и характеры его членов - одинаково любовное отношение к физическому труду и к труду умственному. По всей вероятности, так она и будет стираться - грань между трудом умственным и физическим - воспитанием таких вот людей.
Пожимаю крепкую мозолистую руку и ухожу из этого недостроенного дома, в котором, как в капле воды, нашли свое отражение некоторые характерные проявления нашей советской жизни.
Через несколько месяцев мне пришлось заглянуть в институт. Был вечер, на заводе кончилась смена, и проспект имени Сталина, главная магистраль поселка уральских автомобилестроителей, переполнен людским потоком. Вдоль проспекта вспыхнула гирлянда плафонов, и тотчас поперек асфальтированных тротуаров пролегли темные тени деревьев рассаженного по всему проспекту сквера.
Светились огнями окна четырехэтажного голубоватого здания, чуть отступившего от проспекта. Шумная гурьба школьников появилась в главном подъезде и, потрясая сумками и портфелями, разбежалась по ярко освещенным улицам. А к этому же подъезду степенно шагают взрослые "дяди". Некоторые успели переодеться, а большинство - в обычных рабочих куртках, в каких были в цехе. Студенты! Как они не похожи на тех, которых мы привыкли видеть до сих пор!
А преподаватели? Ничего общего со сложившимся в нашем представлении образом педагога. Разве определишь сразу, кто этот паренек в простой рабочей куртке? От нее еще веет запахом металла и угля, запахом цеха. Он поднялся на крыльцо, вошел в вестибюль и, кажется, должен подниматься по лестнице в верхние этажи, как все студенты. А паренек поворачивает направо, в деканат. Значит, преподаватель!
А вот этот солидный мужчина с посеребренными висками? Уж он-то, наверное, свернет в деканат, у него самый что ни на есть педагогический вид. Но нет, солидный мужчина грузной поступью шагает по лестнице к аудиториям. Значит, студент.
Да, в вечернем филиале явно смешались понятия о чинах и возрасте. В штате института насчитывается только около десятка освобожденных преподавателей, остальные - работники автозавода, специалисты из цехов. Это люди, ежедневно и ежечасно связанные с живой практической деятельностью завода, отлично знающие, какого рода знания нужны студентам, ежедневно, ежечасно связанным с заводской жизнью. В этом - первое и немалое преимущество вечерних институтов перед иными высшими учебными заведениями.
В большой комнате деканата шумно. Собрались все преподаватели - и штатные, и совместители, но разговоры идут отнюдь не на педагогические темы. В одном углу продолжается еще начатый в цехе производственный спор, в другом пишется записка об отпуске каких-то материалов, в третьем совершается еще какая-то деловая операция. Производственная жизнь продолжается и здесь, в храме науки…
В вестибюле пронзительно и громко гремит колокольчик, но, вопреки ожиданию, на него никто не обращает внимания: детский.
Вслед за ним прозвучал басовитый голос другого звонка, и тогда все поднимаются с мест: "Наш!" Деканат пустеет…
Декан И. Н. Аринин рассказывает о сегодняшнем дне института. Нынешний учебный год - особенный для филиала. Прошел шестой набор, и теперь институт укомплектован полностью: насчитывает 450 студентов, работают все шесть курсов. Состоялся первый выпуск - 56 автозаводцев получили звание инженеров: механиков по станкам и инструменту, конструкторов по автомобилям, механиков по машинам и технологии литейного производства. Кто они, эти люди, получившие высшее техническое образование в нашем бывшем захолустье?
Рабочего-автоматчика цеха нормалей Завдята Ганеева я знаю давно. Познакомились мы с ним, когда он, закончив вечернюю школу с серебряной медалью, поехал в Златоустовский консультационный пункт Московского политехнического института поступать на заочное отделение. Приняли его туда без экзаменов. Впоследствии Ганеев перевелся на вечернее отделение Челябинского института, и вот теперь - инженер-механик по станкам и инструменту.
Среди окончивших институт - сын миасского старателя, строгальщик Михаил Ильин. У него тоже был нелегкий путь к высшему образованию: семилетка, вечерний автомеханический техникум, вечерний институт - десять лет учебы, совмещенной с трудом на производстве. Теперь Ильин - старший инженер технологического отдела. Характерно, что вместе с ним, рука об руку, училась и закончила техникум и институт его жена Татьяна Григорьева.
Закончили институт слесарь по ремонту электроприборов энергоцеха В. Егоров, технолог В. Кривоногова, начальник экспериментального цеха А. Казак, начальник участка цеха шасси А. Тырычев.
Груда свернутых в трубки чертежей и папок в коричневых переплетах лежит на одном из столов в деканате. Это - дипломные проекты новых инженеров. Они отличаются одной особенностью - почти все представляют несомненный интерес для производства. Готовясь к защите диплома, студент, а ныне инженер-конструктор, М. Бижов серьезно и вдумчиво разработал новую технологию изготовления колпачковых гаек - не высверливанием, а выдавливанием. Заканчивая свою речь перед экзаменационной комиссией, Бижов твердо и решительно сказал:
- Моя задача - добиться внедрения нового метода в производство.
Правильное стремление: осуществление метода Бижова сулит заводу экономию в несколько миллионов рублей в год!
А как же Головачев? Как закончил шестилетнюю учебу он? У Головачева, как обычно, "все в порядке" - получил диплом с отличием. Его проекты, курсовые и дипломный, посылались в Челябинский политехнический институт, как образцовые по выполнению…
Пройден большой путь. Правда, нельзя еще сказать, что филиал уже окончательно встал на ноги. Многое еще недоделано, о многом надо подумать. Например, филиал размещен в детской школе, негде развернуть учебные, кабинеты и лаборатории, студентам приходится заниматься за детскими партами. Вопрос о специальном здании для института и вечернего техникума решается медленно. Надо решать еще ряд вопросов - о программах вечерних институтов, о специальных учебниках, и многое другое.
Но главное уже сейчас ясно: практика работы Миасского вечернего филиала института со всей очевидностью доказывает, что эта форма высшего образования имеет большое будущее. Глубоко прав Н. С. Хрущев, когда в своих предложениях об укреплении связи школы с жизнью и дальнейшем развитии системы народного образования в стране писал:
"В развитии нашей высшей школы, и в первую очередь технической, надо идти больше всего по линии вечернего и заочного образования".
Так оно должно быть. Так оно и будет.
3. Вокруг горы Ильменской
Подъему, кажется, не будет конца. Круча следует за кручей. Мы с товарищем еле ноги передвигаем от усталости. Стаи нахальных комаров вьются над нашими головами, и нет сил от них отмахнуться. А вершины "704" все еще не видно. Где же он, этот радиолюбительский лагерь, раскинутый в поднебесье, на высоте 704 метра над уровнем моря? Его мачты так хорошо видны из долины, а вот попробуй найти их в непролазных дебрях Ильменского заповедника! Уму непостижимо, как радиолюбители поднимаются на гору по два, по три раза в день, когда мы после одного только подъема готовы, что называется, богу душу отдать!
Наконец натыкаемся на провода электровремянки, проброшенные прямо по деревьям, и выходим на вершину "704". Небольшая поляна, со всех сторон окруженная лесом. Три деревянные мачты со своеобразной формы телевизионными антеннами. С них свисают толстые синие кабели и тянутся к односкатному деревянному балагану на краю поляны. А в центре поляны, пересекая ее от края до края, распростерлась длинная узкая ажурная мачта. Один конец ее приподнят градусов на сорок, и от этого мачта кажется стальной лестницей, уходящей прямо в безоблачное небо. Четыре мощных динамика подвешены к сосне.
Из балагана выглядывает невысокий человек и осматривает нас черными хмурыми глазами. По всему видно, что наш приход особого удовольствия ему не доставил.
- Очередные паломники? - спрашивает Марат Александрович Якубов и с легким вздохом добавляет: - Что ж, не вы первые, не вы последние. Кажется, уже половина Миасса побывала на нашей горе. Ничего не попишешь - осматривайте… Только предупреждаю - под мачтой не ходить, опасно. Монтажники наши понадеялись на "авоську", начали подъем без расчетов, вот и застряло дело.
Осматривать мы еще не в силах. Отдыхаем на краю поляны и любуемся уральскими просторами. Под западным склоном Ильмен лежит Миасская долина, а за нею - замысловатое сплетение горных хребтов. Горы, горы и горы - всюду, где только видит глаз! Зеркалами сверкают пруды и озера, извивается лента реки Миасс. В зелени белеют дома рабочих поселков, в дымной пелене скрыты громады цеховых корпусов автозавода. Зелени очень много и самых разнообразных оттенков: бирюзовой, изумрудной, и темной, почти коричневой. Не напрасно народ прозвал Южный Урал Зеленым Уралом. Из долины веет свежим горным холодком.
Совсем иной пейзаж открывается под восточным склоном хребта. У подножия Ильмен тянется не очень широкая полоса пологих холмов, редеющего леса, плоских озер, а за ними - бескрайняя и неоглядная зауральская степь.
Мы лежим на прогретых солнцем и обросших лишайником серых скалах и разговариваем об отважной попытке организовать телевизионное вещание в Миасской долине. Швыряем камешки в лежащую у наших ног пропасть, и они скачут по кручам упруго, как резиновые мячики.
Надо учесть, что в 1955 году, когда впервые возникла идея ретрансляции телевизионного вещания в горной местности, телевидение еще не имело такого распространения, как сейчас. Менее совершенной была передающая и приемная аппаратура, много было в этом деле неизведанного, неясного, совершенно отсутствовал опыт работы в горной местности. Поэтому когда группа радиолюбителей автозавода - М. А. Якубов, Л. А. Вальдман, Б. Д. Тимофеев, Л. И. Афанасьев - предложила организовать ретрансляцию свердловского телевещания в Миассе, возникло много споров.
- Не принять! - категорически говорили одни. - 205 километров горной местности, отделяющие Миасс от Свердловска, - не шутка. Даже на равнине не всегда удается обеспечить хороший устойчивый прием на таком расстоянии.
- Надо пробовать! - утверждали другие. - Часто практика опровергает теорию.
Попытки принять Свердловский телецентр внизу, на дне долины, не увенчались успехом. И тогда появилась идея - попытаться принять Свердловск на одной из самых высоких вершин Ильменского хребта - Ильмен-Тау.
Руководство автозавода решило поддержать начинание радиолюбителей. Были выделены средства, материалы, транспорт. 4 декабря 1955 года из заводского поселка вышел караван, возглавляемый могучим трактором ЧТЗ. Путь на вершину был нелегкий, но искусство водителей машин победило. На гребне Ильмен-Тау раскинулся радиолюбительский лагерь. Построили крохотную дощатую будочку для аппаратуры, поставили деревянные мачты с телевизионными антеннами, установили передвижную электростанцию. Спали в мешках, обогревались у железной печурки.
Три дня бились Якубов и Вальдман, отыскивая и устраняя причины, мешавшие приему. И добились-таки своего - передачи Свердловского телецентра были приняты. Тесно прижавшись друг к другу, воспаленными от бессонных ночей глазами люди взволнованно смотрели на ярко мерцавший перед ними экран телевизора. Передавали нашумевший в то время французский фильм "Красное и черное". Но они, пожалуй, не смогли бы ни слова сказать о содержании картины, настолько захватывающим был сам процесс приема изображения на таком расстоянии и в таких условиях. Безлюдную вершину овевал ветер, он завывал и стонал в щелях балаганчика, а люди все возились и возились около аппаратов…
Стало ясно, что горы отнюдь не помеха приему, а скорее наоборот - их высота представляет собой идеальную природную мачту.
А раз сигнал из Свердловска принят, то, понятно, есть возможность его усиливать и передавать на долину.
Марат Александрович задумчиво смотрит на узкую, втиснутую в горы ленту Миасской долины. Звуки сюда не доходят. Паровозы на заводских путях, электровозы на южноуральской магистрали, грузовики и тракторы на шоссейных дорогах - все это, уменьшенное до предела, крохотное, движется в каком-то непривычном, странном безмолвии.
- Сейчас, экспериментируя, мы смотрим Свердловск почти каждый день. Но, должно быть, никогда я больше не испытаю такого волнения, с каким смотрел на экран телевизора там, зимой, на Ильмен-Тау, - говорит Якубов.
Тяжко рокоча, на площадку вползает грузовик. Он привез бухту стального троса для дальнейшего подъема мачты. Дело довольно трудное, не хватает точек опоры. Основание мачты находится на самой верхушке горы, подъемные тросы приходится крепить под горой, за стволы сосен. Напряжение на тросах так велико, что вековые сосны выдираются из земли вместе с корнями, словно какие-нибудь травинки.
Снизу из леса доносится стук топоров, визг пил, шум падающих деревьев - прокладывается трасса постоянной электромагистрали. К вечеру на площадке появляется "Победа" - приехал директор автозавода К. А. Рухадзе с несколькими руководящими работниками. Вся общественность завода и города живо интересуется ходом дел здесь, в поднебесье, у радиолюбителей. А когда начинается передача из Свердловска, маленький летний балаган, где стоит телевизор и ночуют радиолюбители, битком набит зрителями….
Несмотря на все трудности и неполадки, ретрансляционная станция на Ильменском гребне начала регулярные передачи. Мы просмотрели одну из них на квартире второго энтузиаста миасского телевещания инженера-электрика Льва Александровича Вальдмана.
Квартиру нельзя назвать богато обставленной: простые солдатские кровати, простые столы и стулья. Как видно, хозяину не до обстановки: весь угол комнаты чуть ли не до самого потолка заставлен разными электро- и радиоприборами. Даже к изголовью кровати пристроена не обычная лампочка, а фара велосипеда, чтобы удобнее было направлять пучок света на циферблаты приборов. Не комната, а мастерская средневекового алхимика, только на более высоком "техническом уровне".
Усугубляя такое впечатление, в полумраке мерцает экран телевизора с таблицей "кабалистических" обозначений. Это Свердловский телецентр приглашает всех настраивать свои приемники.
То и дело звонит телефон - вызывает вершина " 704", где все еще колдует Марат Александрович.
Вот уже две недели, как Якубов совершенно не спускался с вершины, не обращая внимания на огорчение матери, очень озабоченной затянувшимся отшельничеством сына. Даже на праздничные дни Якубов отказался спускаться вниз: ведь идут опытные передачи. Как он покинет дело, которому отдано столько сил?
Якубов говорит с матерью по телефону - она тоже приглашена на пробный просмотр. Происходит примерно такой разговор:
- Мама, это ты? Здравствуй! Как твое здоровье?
- Мое-то что! Как ты там, Мара?
- Отлично. Пожалуйста, ни о чем не беспокойся. Передай, пожалуйста, трубку Льву Александровичу - надо о деле поговорить…
Вздохнув, мать передает трубку Вальдману. Нет, сын у нее совсем не черствый человек. Он просто не может, физически не может сейчас разговаривать ни о чем другом, кроме поглотившего его дела…
"Кабалистическую" таблицу сменяет театральный занавес с силуэтом радиобашни и надписью: "Свердловская студия телевидения". Потом появляется лицо женщины-диктора. Она внимательно и улыбчиво осматривает нас и произносит:
- Добрый вечер, дорогие товарищи!
Мы смотрим и слушаем передачу, а Вальдман и Якубов вполголоса ведут по телефону "производственное совещание":
- Контрастность велика, Марат Александрович! Вот так лучше! Звук, звук, Марат Александрович!
После передачи узнаем, что станцию вершины "704" приняли все контрольные точки в поселке автозаводцев, в старом городе и даже радиолюбители соседнего уральского городка Чебаркуль. Технически задача решена - ретрансляция телевидения в условиях горной местности вполне возможна.
Через некоторое время мы опять побывали на вершине "704". Отсюда уже ведется регулярная трансляция передач Челябинского и Свердловского телецентров. На месте балаганчика выстроено капитальное каменное здание под аппаратную и квартиру. Из рук радиолюбителей в свое ведение станцию приняло Министерство связи. Тысячи миассцев обзавелись телевизорами и в полной мере испытывают все радости и горести телезрительства.
Да, горести, потому что есть и они! Миасский ретранслятор вполне может вести одновременную передачу двух программ - Свердловской и Челябинской. Однако пока так не делается, и повинны о этом отнюдь не энтузиасты телевидения. Дело в том, что вслед за Миасскими энтузиастами начали строить ретрансляторы златоустовцы, карабашцы. И теперь оказалось, что все пять каналов заняты и Миассу выделен только второй канал. Поэтому Свердловский телецентр транслируется только тогда, когда не работает Челябинский. Это огорчает многих телезрителей, которым хотелось бы поворотом рукоятки телевизора включать по выбору или Свердловск, или Челябинск.
Мы спускаемся вниз, в долину. Все время перед глазами - блистающий на солнце белостенный городок автомобильного завода. Здесь сейчас центр Миасской долины, сюда тянутся все нити ее жизни. Охватывает раздумье: как много значил и значит завод для этого бывшего захолустья. Не будь завода с его коллективом людей высокой индустриальной культуры - никто не задумался бы об организации телевизионного ретранслятора на горе. Да что ретранслятор! Это только одно и не самое главное проявление новых стремлений народа. Автозавод перевернул весь уклад жизни, сделал ее чище, осмысленней, благородней.
Нельзя не сказать несколько слов о славной историй этого первенца уральского автомобилестроения.