"У-230" была встречена экипажем с большим воодушевлением. Она дала нам возможность восстановить свой статус военных моряков. Стремясь поскорее включиться в жизненно важные битвы в Атлантике, мы начали длительные и изнурительные тренировки, испытания, учебные переходы, военные маневры. Во время учений мы при любой возможности пользовались своими радиолокационными приборами, обнаруживая как корабли, так и плавающие буи. Однако это средство обнаружения целей оказалось не таким уж совершенным, каким оно представлялось. Поскольку его антенна жестко крепилась перед боевой рубкой, она улавливала только те цели, которые находились впереди подлодки. Когда же они уходили из, обзора, то исчезали и с экрана осциллографа. Таким образом, если бы нам захотелось проследить линию горизонта по всей окружности, то нам пришлось бы сделать разворот лодки на 180 градусов - маневр, занимающий слишком много времени и совершенно невозможный в боевых условиях.
В начале ноября "У-230" отправилась в восточную часть Балтийского моря на учебные артиллерийские и торпедные стрельбы. Недалеко от того места, где затонула "У-612", мы произвели пуски нескольких десятков торпед для проверки нового артиллерийского оборудования и боевой выучки. Срочные погружения при воображаемой угрозе атаки противника чередовались с учебными стрельбами из 88-миллиметровой пушки и зенитных установок. Повторялись бесконечные, утомительные пробные глубокие погружения. Главным экзаменом в этом учебном плавании стала для нас недельная "война" на море. Условный конвой, приблизительно из 20 транспортов и нескольких эскортов, был направлен в Северную Балтику. Ему была придана эскадрилья люфтваффе для противолодочной защиты. Морозным декабрьским днем "У-230" и другие подлодки сосредоточились в бухте Пиллау. Через проходы в ледяном покрове мы пробрались к выходу из бухты и направились на север с целью обнаружить и уничтожить конвой. Когда "У-230" вышла в открытое море, холодные волны, гонимые ветром, накрывали надстройку лодки> покрывая ее толстым слоем льда. Через 16 часов мы обнаружили в темноте конвой и сразу же атаковали его. Атаки продолжались днем и ночью. Капитан использовал различные приемы, а я производил пуски торпед с разных углов и неоднократно поражал цели. Постоянная "угроза" нападения с воздуха требовала от наших вахтенных смен неослабного внимания из-за возможного появления самолетов условного противника. Боевые игры завершились за пять дней до Рождества. "У-230", обогнув маяк Кильской бухты и пройдя через узкий проход, проделанный ледоколом, присоединилась к другим подлодкам у пирса Тирпица. Лодка и ее экипаж показали высокие результаты и были признаны пригодными для первого боевого похода. Однако наше томительное ожидание на этом не закончилось.
За день до Рождества рано утром, когда термометр показывал 17 градусов ниже нуля, я отправил лодку в сухой док. Необходимо было нарастить площадь ее мостика и второй палубы для установки еще одной зенитки. Эта и другие работы были закончены в каиун Нового года. Наш выход в боевой поход наметили на 9 января 1943 года. Однако 8 января на борту лодки обнаружили серьезную течь и выход в море отложили до следующего понедельника.
Последние две недели ожидания нас всех извели. Погода была холодной и ветреной. Она идеальным образом годилась для боевых операций, но не для того, чтобы проводить время в унылых и удручающих каютах на борту демонтированного океанского лайнера. Наша пища стала очень скудной даже на Рождество, хотя благодаря посылкам из дома это прошло мимо внимания экипажа. Мы нетерпеливо и жадно слушали передачи по радио коммюнике командования вермахта. Наше настроение не улучшали сообщения о неудаче Африканского корпуса Роммеля под Аль-Аламейном, вынужденного отступать, или о том, что русские и русская зима оказались серьезными противниками на Восточном фронте. Но временные трудности наших победоносных армий воспринимались легче, чем вести об успешных рейдах подлодок, которые обходились без нашего участия. Согласно сообщениям по итогам 1942 года, атаки немецких подлодок стоили союзникам гибели судов общим тоннажем более чем 6 миллионов регистровых брутто-тонн, включая ежемесячные потери с июля по октябрь минимум 500 тысяч регистровых брутто-тонн. Только в ноябре они потеряли суда общим тоннажем 600 тысяч регистровых брутто-тонн. Голодная смерть Великобритании, блокированной нашими подводными лодками, казалось, наступит в ближайшее время. Призрак голода и поражения шествовал по Соединенному Королевству и стучал в дверь здания на Даунинг-стрит, 10.
Феноменальный успех был достигнут нашими подлодками, несмотря на постоянное совершенствование союзниками своей основной противолодочной системы обороны между Шотландией и Гренландией, а также в районе Бискайского залива. Противник взял на вооружение новый тип радара, который позволял бомбардировщикам запеленговать подлодку в подводном положении даже во время шторма. В ответ на эту угрозу наши подлодки оснащались оригинальным контрсредством "метокс", которое перехватывало радиоволны вражеского радара и предупреждало нас о грядущей атаке. Мы выигрывали время, необходимое для срочного погружения до появления самолетов врага.
Активность авиации противника резко возросла и над континентом. Регулярно подвергались беспокоящим налетам Гамбург, Дюссельдорф и другие города Германии. Мы сами были свидетелями кратковременного налета на Киль, а когда я выезжал в Берлин, то попал там под более серьезную бомбежку.
После того как 8 января в "У-230" была обнаружена течь, Зигман воспользовался случаем, чтобы в последний раз перед походом повидать в Гамбурге жену и детей. Я решил использовать последнюю отсрочку для кратковременной поездки в столицу на свидание с Марианной. Мы провели с ней субботнюю ночь. Я понял тогда, что моя связь с Марианной гораздо прочнее портовых увлечений.
Вражеские бомбардировщики появились во время нашего воскресного завтрака в кафе "Вена" на Курфюрстендамм. Когда завыли сирены воздушной тревоги, Марианна потянула меня за руку. Мы быстро расплатились за незавершенный завтрак и побежали укрыться в соседней станции метро. Протиснувшись в глубь подземки, мы почувствовали, как первые отдаленные взрывы потрясли ее стены. Марианна вела меня сквозь толпу, заполнившую платформу. Женщины сидели на чемоданах и картонных коробках, в которых содержались их пожитки, или же сбивались в группы, держа в руках мешки и рюкзаки. Старики и старухи стояли вдоль стен или сидели на небольших складных стульчиках. Дети беззаботно играли, равнодушные к грохоту разрывавшихся бомб и глухому бою зенитных установок. На что бы ни рассчитывали англичане, запугивая своим воскресным воздушным налетом случайных прохожих и гражданское население, он лишь укрепил во мне решимость поскорее встретиться с ними в открытом бою.
Налет длился чуть больше часа. Когда мы выбрались из метро на поверхность, улицы были усеяны крошевом известки, стекла, кирпичей и прочим мусором. Воздух был насыщен стойким запахом бездымного пороха и пожарищ. Голубизну неба запачкали грязно-черные и серые разводы дыма, поднимавшиеся и снижавшиеся над изувеченным городом. Неподалеку от нас зазвенели колокола пожарных машин и протяжно затрубили рожки полицейских автомобилей.
Мой поезд в Киль должен был отойти от Штеттинского вокзала в 17.30, однако в результате воздушного налета были разрушены железнодорожные пути в северном пригороде Берлина. Я в отчаянии остановился среди битой каменной лепки фасада вокзала и осколков стекла со станционной крыши. "У-230" не сможет выйти в свой боевой поход только потому, что ее первый вахтенный офицер предпочел любовь долгу. У меня оставалась возможность воспользоваться поездом на Гамбург. Эта линия осталась невредимой, по ней можно было кружным путем выбраться из западни. Мне сказали, что поезд на Гамбург отбывает в 20.00, на шесть часов позже.
Мое прощание с Марианной не сопровождалось душераздирающими сценами. Марианна была славной девушкой, она привыкла к моим коротким посещениям столицы. Мы пообещали друг другу быть осторожными и сохранить нашу любовь. Когда поезд отошел от темной станции, я вновь услышал завывание сирен воздушной тревоги.
На следующий вечер в 20.30 я наконец прибыл в Киль и через 40 минут постучался в дверь капитана. Он уже слышал о бомбежке столицы. Прежде чем я стал оправдываться за свое позднее прибытие, капитан произнес, облегченно вздохнув:
- Ты мог погибнуть в Берлине. Лучше бы остался здесь.
У меня отлегло от сердца. Ведь меня не стали винить за задержку выхода подлодки в море.
- Когда мы отплываем, герр капитан? - задал я вопрос.
- Осталось несколько мелочей. Понадобится еще один день или чуть больше, чтобы окончательно подготовить лодку к походу. Я хочу покинуть порт после завтрака в среду. Полагаю, к этому времени лодка и экипаж будут готовы.
В 14.00 мы отбыли из Киля. Прощальный банкет был скоротечен, а застолье - всего лишь тенью лукуллова пира, который нам устраивали по этому случаю прежде. Сильная снежная буря помешала духовому оркестру напутствовать нас музыкой на пирсе. Но экипаж это не беспокоило. Ничто не имело значения, кроме нашего отбытия. Мы были уверены, что победа будет завоевана всего через несколько месяцев и нужно лишь успеть потопить столько судов противника, сколько их выпадет на нашу долю.
"У-230" упорно боролась с зимним штормом. Мощные порывы ветра швыряли нам в лицо снег и град. Короткие, жесткие волны били в легкий корпус лодки, мороз схватывал водяные брызги на лету. Мы держали курс на север. Видимость - нулевая. Чтобы двигаться дальше в штормовом море, мы пользовались своим радаром. Датские проливы были пустынными. Надводные корабли не осмеливались появляться здесь в зимний шторм. "У-230" прокладывала себе путь через узкие проходы между многочисленными островами, осторожно продвигаясь от одного буя к другому.
В 4.00 снег прекратился. На рассвете мы на полных оборотах направились в Норвегию. Пройдя в надводном положении пролив Скагеррак, мы обогнули норвежский берег в форме каблука и проскользнули в фиорд Хардангер, окруженный могучими заснеженными горными вершинами. Весь путь через фиорд Бьерн в гавань Берген нас сопровождали величественные картины природы. В порту мы находились чуть больше одного дня, произведя мелкий ремонт, заполнив цистерны и днище корпуса лодки соляркой и пополнив свои продовольственные запасы зеленью и четырьмя бочками свежих яиц. Теперь "У-230" была достаточно оснащена для похода, который вполне вероятно мог увести нас к побережью США и оттуда во Францию.
Путь нам освещало солнце, но своенравный ветер дул в фиорде со скоростью 60 миль в час. У выхода из фиорда открытое море выглядело как гигантский водяной вал. Чтобы сохранить антенну нашего радара, я укрыл ее под обшивку легкого корпуса на мостике. Один из матросов постоянно вращал антенну, представлявшую собой массивный деревянный крест с закрепленными кабелями. Мы называли эту конструкцию "бискайский крест" по имени места, где наши подлодки впервые применили ее.
Когда мы оставили за кормой фиорд Бергена, океан подверг лодку суровому испытанию. Но серьезно пострадал только "бискайский крест". Я спустил сломанную деревянную конструкцию в рубку и приказал срочно отремонтировать ее. Несколько часов мы шли без предупреждения об опасности, противник мог легко запеленговать нас, прежде чем мы узнали бы о его появлении. К счастью, видимость была великолепной и наблюдение за небом не составляло проблем.
"У-230" следовала на северо-запад в пролив между Шетландскими и Фарерскими островами. Мы полагали, что англичане ждут нашего появления там: во враждебно настроенной к нам Норвегии визит подлодки не мог остаться в секрете. Однако в первый день похода не было замечено ни единого самолета противника. Когда "У-230" вошла в опасную зону, штормящее море окутала тьма. Был восстановлен "бискайский крест", ставший мощным подспорьем для предупреждения атак с воздуха.
В 2.20 оператор радара обнаружил цель. Об этом просигналил радиолокатор. Радист доложил:
- Радиолокационный контакт, громкость два, быстро усиливается.
Зигман спрыгнул с койки и бросился в помещение центрального поста. Оттуда он скомандовал на мостик:
- Убрать крест! Тревога!
Двигатели увеличили обороты. Крест упал в помещение центрального поста, на него свалились один за другим вахтенные, окончательно разрушив конструкцию. Лодка зарылась носом в воду и через 20 секунд погрузилась в нее полностью. За 30 секунд стрелка глубиномера переместилась на деление 40 метров, однако корма все еще находилась близко к поверхности. Через 50 секунд жужжание электромотора заглушили четыре мощных разрыва за кормой. "У-230" потрясли мощные толчки. Лодка погрузилась с сильным дифферентом на нос. Затем она метнулась на глубину, швырнув часть экипажа на плиты палубы и ударив тех, у кого были замедленные рефлексы, о переборки.
Фридрих прекратил погружение на глубине 125 метров. Многие члены экипажа выглядели неважно. Для них это была первая бомбардировка. Однако "У-230" выдержала первое испытание и оставалась на ходу. В 4.30 мы всплыли. Вокруг расстилалось пустынное море, миролюбиво мерцавшее при лунном свете. Наш "бискайский крест" с трудом, но починили. Один из вахтенных вращал хрупкую конструкцию, пока радист, находившийся в корпусе лодки, напряженно слушал.
В эту ночь мы еще раз совершили срочное погружение, а на следующий день пришлось опускаться в море четыре раза. Самолеты сбрасывали на нас кассеты глубинных бомб. Мы вынуждены были постоянно ожидать угрозы с воздуха и все время пристально следили за небом. В период между атаками лодка прошла пролив между двумя архипелагами, оставив опасную зону далеко позади.
Бурным морем мы вышли к заданной точке в 600 милях к востоку от Ньюфаундленда. Обстановка внутри лодки осложнилась. В ногах плескалась морская вода, проникшая в корпус сквозь открытый рубочный люк. Высокая влажность приводила к порче продовольствия, вызывала дряблость кожи и размягчала навигационные карты. Невыносимый запах стоял в подлодке. Он шел от солярки, которую мы загрузили про запас в днище, и пропитал всю нашу одежду, да и пищу, которая имела теперь привкус машинного масла. Постоянная качка оказалась непосильным испытанием для тех, кто не привык к штормам Атлантики и не обладал крепким желудком. У многих подводников пропал аппетит. Оставалась лишь небольшая группа здоровых людей, способных питаться яйцами из четырех бочек, пока они не успели еще испортиться. Чтобы помочь им, я поглощал яйца целый день в разных видах: сырыми перед вахтой на мостике, в виде яичницы после вахты, варенными без скорлупы или вкрутую на завтрак и обед и всмятку, когда было желание съесть их больше нормы.
Теперь мы боролись с февральскими штормами, самыми свирепыми в зимние месяцы. Море кипело, пенилось и бурлило. Порывы сильного ветра гнали волны одну за другой через Атлантику с запада на восток. "У-230" с трудом пробивалась через мощные водовороты, преодолевая гигантские гребни волн. Одна морская лавина бросала лодку вверх, другая опускала вниз, третья накрывала ее тоннами воды. Злобные ветры, завывавшие самым высоким дискантом и рокотавшие тяжелым басом, дули над клокочущим морем со скоростью 150 миль в час. Стоя на вахте, мы с трудом выдерживали хлесткие удары снежной крупы, града, ледяных брызг. Они били в наши резиновые водолазные костюмы, секли как бритва лицо, угрожали сорвать защитные очки. Лишь стальной пояс позволял нам удерживаться на лодке и сохранить жизнь. Внутри прыгающей стальной скорлупки сильная качка швыряла нас на палубу, вертела и крутила, как марионеток. И все же мы умудрились преодолеть яростный ветер и бурное море и прибыли в заданный квадрат.
С тех пор как я в последний раз принял участие в боевых действиях, их масштабы резко возросли. Наши подлодки больше не уходили в одиночное плавание или небольшими "волчьими стаями" по 3–4 единицы. Теперь мы патрулировали Северную Атлантику бригадами по 20–40 единиц, покрывая обширные районы с математической точностью и под контролем штаба. Приблизительно 100 из 250 действующих подлодок флота сейчас крейсировали водах семи морей. В нашей большой бригаде "У-230" несла патрульную службу на крайнем севере. Дважды за 10 дней мы выходили по приказам штаба на поиск предполагаемого конвоя. Снежные завесы ограничили видимость в лучшем случае до одной мили. У нас были минимальные шансы обнаружить конвой. Тем не менее нам сопутствовала удача.
Я только что освободился от вахты и сливал литры соленой воды со своего водонепроницаемого костюма, когда капитан просунул голову в помещение центрального поста. Его румяное лицо, обрамленное снизу рыжей бородой, а также белые зубы сияли.
- Старпом, повоюем немножко, - сказал он мне. - Одна из наших лодок сообщила, что обнаружила конвой. Оба двигателя - полный вперед!
Новость быстро распространилась по кораблю. Я развесил свое мокрое нижнее белье в кормовом торпедном отсеке, пробежал голым к своей койке и надел сухую смену. После этого присоединился к участникам небольшого совещания в капитанском углу. Мы склонились над размякшей картой, на которой Прагер отметил исходя из радиосообщений маршрут конвоя. И хотя погода была не очень благоприятной, мы выработали наиболее перспективный план атаки противника.
Пока грохочущие дизели ускоряли вращение валов, а лодка неслась вперед на гигантских волнах, торпедисты готовили к стрельбе аппараты, механики заправляли соляркой двигатели, а радисты дешифровывали радиограммы. Все отлично справлялись со своими обязанностями, хотя многие впервые переживали азарт охоты за конвоем. Ветер дул с кормы и припечатывал вахтенных на мостике к ограждению, как мокрые листья к стене. Могучие волны поднимали нашу лодку и несли вперед. Только к вечеру сила шторма ослабла, но, как только наступил рассвет, он возобновился с новой силой. Волны вырастали до неба. В конце дня мы приблизились к конвою и приготовились к атаке.
21.38. Первый взрыв торпеды дал нам разрядку. Теперь началось состязание за количество потопленных судов.
21.43. Еще один взрыв. Вспышка. Языки пламени демаскировали конвой. Мы скорректировали курс и рванулись вперед, на север, параллельно волнам. Видимость была близка к нулю: горящие суда противника за волнами не просматривались.
- Аппараты один-пять затопить, приготовиться к стрельбе! - скомандовал я громко, опасаясь, что мою команду могут не услышать во время шторма.
22.15. В фокусе наших биноклей впереди по левому борту показались два эсминца, маневрировавшие зигзагами. В то время как низкий силуэт "У-230" закрывался громадами волн, эскорты надменно демонстрировали свои высокие черные профили. Их беспорядочное движение заставляло нас несколько раз менять курс. Наконец, рассекая набегавшие волны и двигаясь больше в погруженном, чем надводном положении, мы повернули левым бортом, чтобы выйти за линию охранения.