Нам все напоминало о смерти, особенно приспособление для спасения нашей жизни. В один из дней мы увидели, как проходят в Брестской бухте учения подлодок, оснащенных "шнёркелями". Мы, матросы и офицеры подлодок без "шнёркелей", с черной завистью следили за маневрами своих товарищей. Когда мы наблюдали, как маленькие верхушки "шнёркелей" едва достигают до поверхности моря, оставляя за собой лишь короткий пенистый след, нам казалось, что товарищи застрахованы от гибели, нас же смерть не минует.
В воскресенье 28 мая мы, 15 командиров подлодок, были приглашены в дивизию СС посмотреть своими глазами, какие принимаются меры для укрепления одного из участков обороны Атлантического вала. На грузовиках нас доставили к побережью Ла-Манша и продемонстрировали сложную военную технику, долговременные подвижные огневые точки и укрепления. Пехотные подразделения провели впечатляющие маневры, показывая различные виды техники, готовящейся к отпору десанта. Дивизию укомплектовали личным составом весьма молодого возраста. Многие солдаты были еще юношами, не достигшими 18 лет, а офицеры - не намного старше. Тем не менее нам показалось, что армия, люфтваффе и СС были способны подавить десантную операцию в зародыше. Мы вернулись в Брест более спокойными за судьбу нашей обороны.
Ночью мы зарегистрировали семь вторжений одного и того же самолета противника в небо над Брестской бухтой. На следующее утро, 29 мая, адъютант командующего базой передал указание, чтобы все подлодки оставались на своих стоянках в бункерах до дальнейшего уведомления.
- "Томми" сбросили одну из своих мин как раз перед бункером, - пояснил он мне. - Зенитчик на крыше одного из наших зданий заметил место ее падения. Наши тральщики займутся этим. К наступлению ночи бухта будет очищена.
- Ох уж эти "томми"! - воскликнул я в негодовании. - Скоро они будут подкладывать свои подарки нам в постель.
Адъютант, конечно, понял, что я имел в виду.
Остаток дня два тральщика вертелись во внутренней бухте у подходов к бункеру, где попали в западню 15 подлодок. Однако они не обнаружили мины. К вечеру поиски прекратились и бухта была открыта для передвижения кораблей. Вопрос был исчерпан: зенитчик оказался жертвой психоза, которому поддались мы все.
Дни напряженного ожидания перемежались с бессонными ночами. Все свидетельствовало о приближении дня высадки союзников - участившиеся воздушные налеты, активизация французского подполья, рост антипатии к нам со стороны местного населения, агрессивность пропаганды на немецком языке британской радиостанции "Кале", максимальная высота прилива в начале июня. 4 июня, когда британская эскадрилья из четырех "либерейторов" сделала заход со стороны солнца с целью бомбардировки и уничтожения наших подлодок, защищенных бетонным навесом, я понял, что час нашей последней битвы очень близок.
И вот наступило пятое число. В ранние утренние часы, когда щебетание птиц еще не умолкло под воздействием жары, я вывел подводников на прогулку. Мы прошли строем по окрестностям Бреста с бодрой песней, которая будила еще спавших французов. Семикилометровая экскурсия понравилась моим ребятам, она отвлекла их от служебных будней.
После полудня я оставил команду на попечение своих офицеров и отправился в город с Хайном Зидером, капитаном "У-984". Около 18.00 мы заглянули в офис, чтобы узнать что-нибудь о десанте союзников. Поскольку ничего нового нам не сообщили, мы решили отведать на ужин аппетитные блюда в городе вместо тощих бутербродов, подаваемых в баре флотилии. Зашли в один из своих любимых ресторанов, заказали два больших омара и запеченные улитки на закуску. Зидер и я наслаждались классическим бретонским ужином, но были лишены возможности пообщаться с хорошенькими девушками, которые в последнее время стали чересчур застенчивыми и несговорчивыми. Я вспомнил Маргариту из Сент-Дени и с горечью подумал о том, что больше никогда не увижу ее в Париже.
Когда мы вернулись в компаунд базы, он был погружен в темноту и тишину. Везде был погашен свет, его обитатели, казалось, спали. Бодрствовали только ночная вахта и дежурные радисты.
Среди ночи я был разбужен шумом от ударов кулаков, колотивших в мою дверь. Дневальный срывающимся от волнения голосом кричал:
- Тревога, союзники наступают, тревога! Через секунду я оказался у двери:
- Где они высадились?
- В Нормандии, высадка в полном разгаре!
Он побежал дальше будить моих друзей.
Я включил свет и взглянул на часы. Они показывали 03.47 - 6 июня 1944 года, С досады подумалось: пока союзники садились на корабли и десантные суда, прогревали двигатели своих истребителей и бомбардировщиков, пересекали Ла-Манш, чтобы нанести нам воздушный удар, мы безмятежно спали на белоснежных простынях в 200 милях от места, где должны бы сейчас находиться.
В возбужденном состоянии я натянул на себя военную форму и не стал бриться. Дело оставалось за малым. Я неторопливо собрал свои вещи, аккуратно сложил их и положил в шкаф. Засунул в грудной карман моей зеленой форменки зубную щетку и тюбик пасты. Надел китель и закрыл комнату. Спустился вниз по лестнице и, выйдя из здания, отправился в бетонный бункер. Мой час настал. Я больше не вернусь.
Когда я пересек сходни, команда моей лодки уже выстроилась на палубе для переклички. Старпом доложил:
- Герр обер-лейтенант, команда в сборе. Подлодка к походу готова.
Я приподнял козырек своей фуражки и осмотрел шеренгу подводников:
- Вольно, ребята. Вы знаете, что противник уже высадился на наш берег или высаживается сейчас. Помешать ему мы больше не можем. Но в наших силах пресечь новые поставки оружия и подкрепления высадившимся десантникам. Мы сделаем все возможное. Приготовьтесь к выходу в море. Все по местам.
Не было необходимости говорить им всю правду. Что касается моей команды, то для нее этот поход должен был быть таким, как обычно.
Я шагал по палубе, ожидая сигнала к выходу в море. Рядом стояла "У-629", которой командовал Буге. С ним я опустошил немало бутылок вина в Ле-Трешер, когда мы попадали в полосу беззаботной жизни и развлечений. Хотя от последнего боя нас отделяло лишь несколько часов, мы обменялись тем не менее улыбками и добрыми пожеланиями. Затем я продолжил вышагивать по палубе. Уходили минуты. Прошел час. Наконец медленно миновала ночь.
Когда над побережьем Нормандии забрезжил новый день, крупнейшая из всех десантных операций шла полным ходом. Огромный флот - свыше четырех тысяч десантных судов с 30 дивизиями союзников на борту, 800 эсминцев, крейсеров, линкоров, боевых кораблей других классов - приближался к побережью Европы, которое подверглось огневому налету десятью тысячами самолетов противника. Дивизии парашютистов сыпались с неба за оборонительными линиями наших войск, а бесчисленные планеры высадили там солдат, танки, пушки и боеприпасы.
Пока французская земля содрогалась от взрывов миллионов бомб и гранат, пока первые волны десантников уничтожались концентрированным огнем оборонявшихся, пока только несколько сотен наших самолетов поднимались в небо, а сопротивление нашей пехоты и боевой техники медленно ослабевало под ударами с воздуха и моря, - 15 подлодок простаивали в ожидании под навесом бетонного убежища в Бресте, еще 21 подлодка удерживалась в портах на побережье Бискайского залива и 22 остальные оставались в безопасности в фиордах Норвегии.
В 10.00 приказа к выходу в море все еще не поступило. Командование не проронило ни слова. Наши парни вынесли на палубу радиоприемник, чтобы послушать новости. Сообщалось о героическом сопротивлении наших армий и о том, как они сбрасывали десантников обратно в море. Звучали фанфары и военные марши, призванные внушить населению, что величайшая битва обязательно завершится нашей полной победой. Команды 15 подлодок, приведенные в состояние наивысшей боевой готовности, приветствовали эти новости и отбивали на палубе чечетку в такт военной музыке.
Теперь приказы отдавались и отменялись в течение нескольких минут. Постепенно смятение возрастало. Подлодки в полдень все еще стояли у пирса. Слухи и ложные тревоги следовали друг за другом как молодые бычки во время панического бегства.
В 14.40 нам, 15 капитанам, было приказано явиться в офис Винтера. Стояла мертвая тишина, когда Винтер вручал каждому из нас приказ в запечатанном конверте. Я вскрыл свой голубой конверт, развернул листок бумаги красного цвета, которая содержала запоздалые указания Льва, Всматриваясь в строку телетайпа, я похолодел. Буквы наползали одна на другую. Я все прочел: "У-415" выйти в море в полночь и следовать в надводном положении на полных оборотах к побережью Великобритании между мысом Лазард и пунктом Хартланд. Атакуйте и уничтожайте транспорты противника".
Приказ был еще более безумным, чем тот, что поступил из штаба ранее. Он требовал от меня и семерых моих друзей, тех, чьи лодки не были оснащены "шнёркелями", оставаться на поверхности моря и следовать без всякой защиты к южному побережью Британских островов в то время, когда небо почернело от тысячи самолетов, а море кишело сотнями эсминцев и сторожевых кораблей. Совершенно очевидно, что нам не удалось бы спастись от гибели до того момента, когда представилась бы возможность таранить транспорты в британских портах.
Семи подлодкам, оснащенным "шнёркелями", повезло больше. Им было приказано следовать в погруженном состоянии в район, где происходило вторжение союзников. Медленное продвижение под водой отчасти отсрочивало их неизбежную гибель.
Капитан Винтер ходил бледным и угрюмым. Он крепко пожал руки командирам, с которыми подружился. Он сделал все, что мог, чтобы наши последние дни на суше были сколько-нибудь приятными и содержательными. Большего сделать он был не в состоянии.
Глава 21
Часы показывали пять с лишним вечера, когда я вернулся в бетонный бункер. Радио не было слышно. Зато огромный бетонный свод резонировал мелодии песен 800 подводников, отчаянно стремившихся выйти в море на борьбу с врагом, даже если это означало неизбежную гибель. В 21.00, когда на поля сражений в Нормандии опустилась ночь, 15 подлодок вышли в бухту. Ночь была ясной. В еще светлом небе слабо мерцали звезды. Вскоре должна была взойти полная луна, чтобы осветить нам путь в Атлантику.
21.30. Семь подлодок, оснащенных "шнёркелями", ушли под воду в Брестской бухте и стали исчезать одна за другой с интервалом в пять-десять минут. Их отход остался незамеченным самолетом противника, делавшим виражи неподалеку от берега и готовым нанести удар по всему, что движется на поверхности моря. Пока подлодки двигались под водой в кильватерном строю через узкий проход из бухты к Ла-Маншу, мы, менее привилегированные, расположились рядом с эскортом, ожидая, когда поднимется огромный красный круг луны и покажет нам путь.
22.30. Корабли береговой охраны начали движение к устью бухты. Как только они вышли на оперативный простор, закашляли наши дизели и черные силуэты восьми подлодок последовали в кильватерном строю за тральщиком. Первой шла "У-441" под командованием капитана Хартмана. Как старший по званию среди нас, он принял роль лидера. За кормой его лодки следовала "У-413" Захсе. Далее в строю двигалась "У-373" Тедди Лештена. За ней "У-740" Штарка, "У-629" Бугса, "У-821" Кнакфу-са, ведомая мною "У-415" и замыкавшая строй "У-256" Бодденберга. На юго-востоке поднялась над горизонтом полная луна. Она висела на небе как гигантский фонарь, освещавший длинный строй подлодок и отчетливо отражавшийся в безмятежном море. Вопреки правилам, все подводники надели свои желтые спасательные жилеты. Мостик лодки был завален грудами боеприпасов, рубка превратилась в арсенал. Расчеты зенитчиков дежурили у своих пушек в напряженном ожидании первого самолета противника. Я находился на своем месте, стараясь держать лодку строго в кильватере "У-821" и сохранять дистанцию в 300 метров от нее.
23.10. Первые радиолокационные импульсы были засечены нашими "бугом" и "флайем", как только берег исчез из вида. Рапорт снизу: "Шесть импульсов спереди, быстро усиливаются!" - вызвал беспокойство у подводников на мостике.
Все навострили уши по ветру, стремились заглянуть подальше. Я озирался вокруг бронированного ограждения мостика, однако даже при ярком лунном свете не обнаружил ни одного крылатого монстра.
23.20. Головная часть нашего строя вышла в открытое море. В присутствии эскортов восемь подлодок продвинулись дальше в район противолодочной обороны противника, разрезая серебристую поверхность моря. Не прекращались визг усиливавшихся радиолокационных импульсов и поток предупреждений о опасности снизу.
23.40. Внезапно слева по курсу в пяти милях впереди вспыхнул фейерверк. Нас предупредили, что несколько наших эсминцев совершали переход из Лориана в Брест. Мы не должны были принимать их за британские корабли. Я сфокусировал свой бинокль на место вспышки и увидел, как семь эсминцев отражают атаки с воздуха в траверзном строю. Обе стороны обменивались тысячами трассирующих пуль и снарядов, над нашими кораблями висели осветительные ракеты, добавляя свой яркий белый свет к желтому сиянию луны. По мере нашего приближения шум боя усиливался. Надрывались зенитки, выли авиационные моторы. "Томми", заметив наше приближение, прекратили свои яростные атаки, опасаясь попасть под перекрестный огонь эсминцев и подлодок. Эсминцы понеслись на восток мимо нашего длинного строя тральщиков, которые, воспользовавшись шансом вернуться в порт под надежной защитой, покинули наш строй и поспешили встать в кильватер эсминцам. Их неожиданный маневр оставил восемь подлодок на милость британской авиации. В этот момент все они действовали согласованно. Я скомандовал:
- Увеличить обороты втрое, полный вперед. Стрельба по целям без предупреждения.
7 июня. В 00.35 наши подлодки продолжали двигаться на максимальной скорости в Атлантику. Покашливали дизели, вырывались наружу отработанные газы, импульсы "асдика" беспрерывно барабанили по корпусу. Я поймал себя на том, что постоянно гляжу на часы, словно они могли сказать, когда лодка получит роковой удар.
00.30. Импульсы "асдика" быстро меняли свою силу от протяжного стона до пронзительного визга. Очевидно, "томми" патрулировали небо на разных дистанциях от нашей процессии. Они, должно быть, полагали, что мы спятили. Иногда я слышал рев авиационных моторов на довольно близком расстоянии, но обнаружить самолет не мог. Стрелки часов медленно ползли по циферблату. Англичане, видимо, ждали подкрепления. Наше зрение обострилось, а сердца учащенно бились в предчувствии воздушного налета.
01.12. Бой начался. Внезапно были атакованы головные подлодки. В разных направлениях полетели трассирующие пули, затем послышался бой зениток. В небо взметнулись фонтаны воды.
01.17. Загорелся один из самолетов противника. Он вспыхнул как комета, пронесся над головной лодкой, сбросил четыре бомбы и рухнул в океан. От взрывов бомб потеряла управление "У-413" Захсе. Ее вертикальный руль левого борта заклинило, лодка выбилась из строя. Она быстро потеряла скорость и скрылась под поверхностью океана.
01.25. Самолет сделал заход на очередную атаку, вновь нацеливаясь на головные лодки. Три подлодки, ярко освещенные осветительными ракетами, вели плотный огонь и держали самолеты на расстоянии. Разгорелся впечатляющий фейерверк, поглотивший и самолет и лодки. Неожиданно "томми" улетели. Радиолокационные импульсы показывали, что они кружат вокруг нашего строя, готовя новую атаку. Я поднялся над ограждением мостика, силясь увидеть или хотя бы услышать летящие самолеты.
01.45. Целью новой британской атаки стала подлодка, следовавшая в конце строя за нашей кормой. Четырехмоторный "либерейтор" сделал заход с правого борта и, спикировав на носовую часть "У-256", попытался провести ковровую бомбардировку нашего строя с тыла. Зенитные расчеты лодки Бодденберга открыли огонь. Однако самолет сделал вираж и ушел из зоны огня. Тогда наступил наш шанс.
- Огонь! - скомандовал я.
Пять зенитных стволов - все, чем мы располагали, - ударили по "либерейтору", пока он сбрасывал свои бомбы перед "У-256", проносясь мимо нас. Четыре гигантских водяных столба взметнулись в небо вслед за изрешеченным пулями самолетом, пытавшимся укрыться от нашего огня. Однако наша 37-миллиметровая зенитка не промахнулась. Самолет взорвался и упал в воду.
"У-256", поврежденная сброшенными бомбами, потеряла ход и беспомощно замерла за нашей кормой, медленно выпадая из общего строя. Мы видели ее в последний раз. Сознавая, что выход из строя "У-256" сделал нас первоочередной мишенью в случае атаки с хвоста колонны, я приказал поднести к зениткам больше боеприпасов. Импульсы резко возросли. Однако некоторое время англичане не предпринимали атак.
02.20. Теперь импульсы пошли с правого борта. Неожиданно из ночной темноты справа выскочил "сандерлэнд".
- Самолет с правого борта, высота 40 метров, огонь! - выкрикнул я.
Последовали короткие очереди из наших спаренных 20-миллиметровых пушек. Пилот, однако, умело повел машину прямо над нами вне пределов досягаемости нашего огня и сбросил четыре бомбы. Одновременно нас атаковал по пеленгу 90 с правого борта "либерейтор", ведя огонь из всех стволов. Через мгновение у середины лодки прогремели четыре взрыва. Они подняли "У-415" из воды и повалили наших моряков на палубные плиты. Затем лодка снова опустилась в воду, и на нее обрушились тонны поднятой взрывами воды, прорвавшейся в рубоч-ный люк. На этом все закончилось. Оба дизеля вышли из строя. Заклинило правый горизонтальный руль. "У-415" пошла по дуге, постепенно теряя скорость. Над нами с правого борта висела осветительная ракета, предательски высвечивая погибавшую лодку. Она беспомощно качалась на волнах. Из ее разорванной цистерны вытекало горючее. "У-415" превратилась в неподвижную цель, которую можно было без труда уничтожить.
В замешательстве я взглянул через рубочный люк в темное пространство корпуса. Казалось, что всякая жизнь там остановилась. Меня охватила тревога. Лодка могла потонуть в любой момент, поэтому я скомандовал:
- Все на палубу! Приготовить спасательные шлюпки и круги!
В ответ не прозвучало ни звука. Должно быть, обитатели прочного корпуса были оглушены взрывами. Прошли бесконечно долгие секунды. В отдалении жужжали самолеты, готовившиеся к новой атаке. Она должна была стать роковой. Неожиданно по трапу стали подниматься подводники, очнувшиеся от шока. Они рвались к свежему воздуху, швыряя на мостик резиновые спасательные пояса. Мы начали готовить спасательные шлюпки. Тем временем зенитчики наводили стволы пушек на невидимые самолеты, кружившие над беспомощной добычей. Скоротечность атаки и серьезные повреждения не позволили нам послать сигнал бедствия. "Это, - подумал я мрачно, - судьба многих моих погибших друзей - безмолвная и негласная смерть".