Из рапорта заместителя командира 33-го мотострелкового полка по воспитательной работе подполковника Виктора Павлова заместителю командира 8-го армейского корпуса полковнику Виктору Скопенко:
"...Личный состав штурмовой группы, державшей оборону на Совмине, после налета нашей авиации и понесенных от нашей авиации потерь обратился к командиру группы майору Черевашенко с требованием покинуть позиции и прорываться с любыми потерями к своим. Огромными усилиями майору Черевашенко это удалось предотвратить. И вплоть до 20. 01, когда группа была выведена из Совмина, личный состав не мог выполнять поставленную боевую задачу. Солдаты лежали в подвалах Совмина, не ели и не пили, даже отказывались выносить раненых товарищей. Среди солдат имеются случаи психологических срывов и истерик. Так, рядовой Г. (фамилию не называю умышленно. - Авт.) в возбужденном состоянии заявлял, что больше не может терпеть такой обстановки, и угрожал всех перестрелять. Подобный срыв был и у рядового С. В полку осталось 11 боевых офицеров. Все они заявляют, что больше что-либо штурмовать не будут... что в Чечне идет плановое сокращение офицерского состава и что всех хотят здесь положить, чтобы не осталось свидетелей этой авантюры..."
В стане дудаевцев моральный дух тоже дал трещину.
16 января в 5.20, когда Совмин был почти полностью занят подразделениями группировки генерала Рохлина, один из командиров (позывной Ангел-1) передал Масхадову (позывной Циклон):
"Появились трусы. Они не пошли в Дом парламента. Их надо расстрелять".
В 5.45 Циклон - Пантере:
"ЭТО НАШ ПЕРВЫЙ ПРОИГРАННЫЙ БОЙ".
В тот же день в 14. 30 в "Журнале боевых действий" сделана следующая запись:
"Из источника, бывшего в президентском дворце: в нем находится 100-120 боевиков, которыми руководит Басаев - командир абхазского батальона. Чтобы избежать исчезновения Дудаева, Басаев заменил его охрану на своих людей..."
Похоже, не только у рядовых боевиков начали сдавать нервы. Напряженность боев привела к взаимной подозрительности в их руководстве.
Война - это не только противостояние оружием, но и противостояние человеческими нервами. Хуже, когда они сдают у командиров. Рохлин тоже, как помним, был на грани: "Не убьют в бою - застрелюсь". Но он и его гвардейцы выстояли. Теперь была очередь за противником.
- Когда дело дошло до президентского дворца, - рассказывает Рохлин, - на связь со мною вышел Масхадов и говорит: "Мы не можем договориться с политиками, давай договоримся с тобой как командир с командиром: надо прекратить огонь и вывезти трупы и раненых". Отвечаю ему: "Давай". Он предлагает: "Подождем, пока подойдут депутаты - ваши и наши, священнослужители..." - "Ты же сам говорил, что с политиками не договориться, - отвечаю я, - поговорим о другом: сколько машин выходит с твоей и с моей стороны, какие участки разделения. Ты вывозишь всех своих и моих. Я тоже. А потом обмениваем всех на всех. С оружием выходим или без?" Он отвечает: "Мне это не подходит". Я продолжаю: "Но ты же понимаешь, что тебе конец. Как командир - командиру говорю: улицу Правды я тебе перекрыл с соседом с запада. Гостиница "Кавказ" блокирована. Совмин у меня. Мост перекрыт. Осталось 100 метров. Сосед с юга перекроет, и ты не уйдешь. Боеприпасов у тебя нет". - "У меня все есть", - кричит он. "Но я же слышу твои переговоры... Плохи твои дела". Он больше разговаривать не стал.
"18 января в 14. 20. Радиоперехват:
Циклон - Пантере: "По нам бьют самолетными бомбами. Они прошивают здание до подвала".
Пантера: "Надо срочно отводить войска за Сунжу. Иначе они вас похоронят".
Циклон: "Вторая линия обороны будет на Минутке. Во дворце много раненых и убитых. Ими заниматься времени нет. Надо успеть выбраться. Если сейчас не получится, надо терпеть до темноты и уйти".
15.30. Радиоперехват:
Циклон: "Всем, всем, всем! По темноте всем перебраться за Сунжу. Перебираться будем, где магазин "Пионер", возле новой гостиницы".
Рохлин пытался перекрыть боевикам возможность отхода. Он поставил задачу новому командиру разведывательного батальона капитану Роману Шадрину (ныне майор, Герой России): выйти на проспект Победы и попытаться соединиться с десантниками, атакующими со стороны улицы Розы Люксембург.
Шадрин вместе с группой разведчиков в 60 человек вышел на проспект Победы, но попал под сильный обстрел. Прорваться было невозможно. Кварталы между проспектом Победы и улицей Розы Люксембург были набиты боевиками. Десантники из группировки Ивана Бабичева увязли в бою ближе к президентскому дворцу. Им, видно, не терпелось стать первыми при его штурме. И находившиеся немного в стороне кварталы продолжали оставаться коридором для отхода тех, кто оборонял дудаевскую цитадель...
Командир разведбата доложил ситуацию комкору.
- Сынок, - сказал генерал, - это надо сделать.
- Попробую ночью, - ответил комбат.
Перебираясь из здания в здание, разведчики заняли позиции в строении рядом с гостиницей "Кавказ". У них уже было около сорока раненых.Связь с ними пропала.
Рохлин извелся: что случилось? Где они? Он шумел, ругался на всех, кто под руку попадет. Но связь не появлялась.
Бросить на выполнение поставленной разведчикам задачи еще кого-то он не мог. Повсеместношли напряженные бои. Десантники тоже не могли ничего сделать. Они явно увлеклись и уже не успевали перераспределить свои силы в интересах полного окружения боевиков.
Короче говоря, перекрыть отрядам Дудаева отход из президентского дворца не удалось.
- Если бы это произошло, - считает Рохлин, - война в Чечне была бы окончена. Ни один из главных дудаевских командиров не ушел бы...
А вскоре объявились разведчики. Оказалось,что в рации комбата сели батарейки...
- Штурма президентского дворца фактически не было, - рассказывает Рохлин. - Правда, командование предлагало нанести по нему авиационный удар. Я ответил, что авиация уже помогла... Хватит. Тогда предложили разбить дворец танками. Я спросил, как они это представляют: танки бьют со всех сторон и попадают друг в друга? Меня спросили: "Что предлагаешь?" Отвечаю: "Отдайте мне, я возьму по-своему".
Здесь Рохлин, похоже, не отказал себе в удовольствии подчеркнуть свои командирские способности. Он, в отличие от командования группировки, большую часть времени сидевшего в Моздоке, знал, что дворец не будет обороняться как cовмин.
- Я профессионал, - заявляет генерал. - Масхадов - тоже. Когда мы с ним говорили о ситуации вокруг дворца, то прекрасно понимали друг друга. Я знал, что он уйдет.
19 января в 7.30 подразделения 276-го полка и морской пехоты захватили гостиницу "Кавказ". Примерно в это же время последние группы боевиков были выбиты из комплекса зданий Совмина.
А вскоре дворец оказался практически пуст. В 15.30 он был взят.
- "Тунгуски" снесли несколько снайперов, оставшихся в нем, и подразделения вошли в здание без боя, - говорит Рохлин. - Была только одна проблема: потеряли флаг, который должны были водрузить над дворцом. Два часа искали... Морская пехота успела вывесить Андреевский флаг и тельняшку...
ПОТЕРЯННОЕ СЕРДЦЕ
Когда в Грозный приехали матери солдат с намерением забрать своих сыновей, Рохлин приказал: "Отдать. Никого не держать".
Позднее, когда станет известно, что генерал отказался от звания Героя и его будут спрашивать о причинах, то, кроме прочего, о чем мы еще скажем, он назовет и такую:
- Я не хочу, чтобы матери моих солдат могли подумать, что на крови их детей я заработал себе Звезду...
Ни один солдат не уехал. А некоторые матери остались, жили вместе с солдатами, обстирывали их и готовили пищу.
Настроения в частях корпуса сделали крутой поворот. Штурмовая группа капитана Сергея Марковца накануне отказалась замениться на позициях в здании столовой у Совмина.
- Мои здесь уже все знают, - заявил капитан, - как отражать нападение, как бороться со снайперами и гранатометчиками... А придут новые люди, будут новые жертвы.
Командир группы согласился лишь принять в пополнение 10 человек. Через день Марковец погиб.
Жертв действительно было много. Не с точки зрения военной. Здесь все в норме, если вообще так можно говорить. Во всяком случае, любой профессионал, изучив ход боев и побывав в пекле огня, оценил бы потери как минимальные. В этом Рохлин был уверен. Но в душе гибель 143 человек (итоговая цифра по корпусу) не могла оправдаться никакими трезвыми расчетами.
Рохлин шел по двору консервного завода, не обращая внимания на изувеченные останки человеческих тел. Что творилось у него в душе, он никому не мог рассказать. Он не имел права на проявление слабости. О слабости он мог только мечтать. И то тайком.
Боль за убитых и покалеченных несла Тамара Павловна. Он знал, что его супруга вместе с женой полковника Скопенко - Верой встречают каждый печальный груз, прибывающий в Волгоград, бывают на всех похоронах и поминках.
Не везде жену комкора встречали с благодарностью, не все принимали ее помощь. Кто-то отказывался разговаривать, подчеркивая, что это ее муж не смог уберечь их мужей, сыновей, отцов. Она это очень переживала. Не спала ночами. Глотала таблетки. А утром вновь шла по домам, к семьям, получившим похоронки. Организовывала похороны, выбивала материальную помощь, искала красный материал для гробов и прочее, прочее, прочее...
Да и своих забот хватало. Болезнь сына лежала на душе тяжелым грузом.
Рохлин протащил свою семью по гарнизонам, никогда не баловал вниманием. Был суров и безжалостен, когда дело касалось выбора - семья или служба. Семья всегда подстраивалась под его службу. И никогда он не слышал жалоб супруги, никогда она не заикалась о том, правильно он строит жизнь или нет.
Но ее излишняя, как он считал, способность к сопереживанию, постоянное стремление помогать всем вокруг не идет на пользу здоровью и душевному состоянию.
Впрочем, быть может, за эту способность, за это вечное стремление, за самоотдачу он и ценил женщину, разделившую его нелегкую судьбу.
"Сердце она посадит окончательно", - думал он. Но не мог запретить ей то, что запрещал себе. У них все было поделено: он был умом и волей семьи, а она ее душой и сердцем. И чем более сильным ему приходилось быть, тем тревожнее билось сердце.
Поздно вечером 31 декабря, когда весь литературный и политический бомонд веселился на московских и петербургских подмостках, демонстрируя тонкость вкуса и остроту языка, Рохлин позвонил жене.
- Молитесь за нас, - только и сказал. Связь прервалась. Войска пошли на штурм Грозного. Смотреть новогоднее шоу было невозможно. Она молилась...
Вернувшись в Волгоград, он чуть ли не каждый день будет начинать с вызова врачей на помощь жене.
ПОСЛЕДНЕЕ УСИЛИЕ
После оставления президентского дворца дудаевцы объявили второй рубеж обороны - площадь Минутка.
- Когда меня спросили, какая нужна помощь для взятия этого рубежа, - рассказывает Рохлин, - я сказал, что помощь не нужна. Но условие одно: после этого корпус должен быть выведен из Чечни. Министр обороны обещал, что сделает это.
Рохлин чувствовал, что его бойцы и командиры отдали все, что могли. Офицеры 33-го полка, которому 21 января была поставлена задача захватить Дом печати, заявили, что это последняя операция, которую они проведут. И больше не сделают шага. Операцию по захвату Дома печати они провели блестяще.
Но с тем, что перенесли его гвардейцы в те дни, когда остались один на один с многократно превосходящими силами противника, приходилось считаться, несмотря на то, что общее настроение людей после взятия дворца изменилось к лучшему.
- Да и сам я был на грани... - продолжает генерал. - Ведь все, что пережили солдаты и офицеры, я пережил вместе с ними.
Кроме того, Рохлин болел. Его донимал грипп. Он хрипел, горло саднило, и ему приходилось говорить так, чтобы не сорвать голос. Это, кстати, видно и в кадрах телевизионной хроники, которые снимали журналисты.
Но генерал не спешил. Он не собирался терять людей, бросая войска на штурм Минутки.
- Я начал имитацию подготовки атаки, - рассказывает Рохлин. - Мы дошли до трамвайного парка. И 30-го января заняли его. Но позиции там оказались неудачными. И я приказал отступить...
Это было первое отступление войск, которыми командовал Рохлин в Чечне. Поэтому эффект был удивительным.
Боевики пришли в восторг, отнеся это отступление на счет удачных действий своих отрядов. Ими тут же были заняты оставленные войсками позиции. И они начали подготовку к атаке с целью развить успех, так неожиданно свалившийся на их голову.
А в штабе группировки федеральных войск генерал Леонтий Шевцов, узнав об отступлении, сказал:
- У Рохлина голова поехала...
Но с головой у Рохлина все было в порядке.
- Наступать всегда труднее, чем обороняться, - говорит он. - И наступление неизбежно связано с большими потерями, особенно когда пребываешь в эйфории мнимого успеха.
Короче, генерал создал для чеченских командиров ситуацию, в которой еще недавно находились российские военачальники... Ни те, ни другие этого не заметили.
- Задача состояла в том, чтобы заставить боевиков наступать, - объясняет Рохлин. - И, вытягивая их на себя, молотить огнем. Наше отступление как нельзя лучше способствовало решению этой задачи.
Однако, по признанию генерала, он не особо рассчитывал на то, что Масхадова и его командиров можно так легко заставить ошибиться. Ведь они еще недавно доказали, что их нельзя считать простаками. Отступая, генерал всего лишь искал лучшую позицию. Это было очевидно, если знаешь город и конкретный район...
Но получилось как получилось. Удача всегда сопутствует тем, кто подготовил для нее необходимые условия. Боевики начали атаковать. Несколько дней они рвались вперед. И наконец выдохлись.
5 февраля стало ясно, что на большее они уже не способны. Ночью войска взяли Минутку. А 6-го выбили с площади остатки боевиков. Потерь в частях не было.
Начался массовый отход чеченских отрядов из города. Батальон Басаева, который вел активные бои против частей Рохлина, решил прорваться через пустырь, надеясь укрыться за постройками на его окраине. Но там их ждала засада. Батальон оказался в кольце.
Выгнав "шилки" (зенитные четырехствольные автоматические установки) на прямую наводку, генерал приказал стрелять. Как многорядным плугом прошлись зенитки по печально знаменитому "абхазскому" батальону Шамиля Басаева, перемешивая человеческие тела с землей.
А Рохлин вдруг обнаружит, что ему не по себе от устроенной им самим бойни. "Шамиль, что же ты так под ставился?.." - качал он головой.
Тогда генерал еще не знал, какой "славой" покроет себя Басаев, который через несколько месяцев устроит бойню в Буденновске. Противником боевиков в этом городе будут не гвардейцы Рохлина, а женщины и дети - пациенты городской больницы.
В Грозном генерал отдавал должное бойцам "абхазского" батальона Басаева, которые держались до последнего.
После событий в Буденновске Рохлин скажет:
"Такая мразь за расстрел женщин и детей заслуживает лишь уничтожения... Он держит Россию за ухо, забыв, что другого Шамиля Ермолов заставил подползать к русскому генералу на коленях..." ("Комсомольская правда", № 125, 12.07.1995 г.)
11 февраля 1995 года после взятия основных опорных пунктов боевиков в Грозном 8-й армейский корпус был выведен из боев и начал переброску своих подразделений в Волгоград.
А неделей раньше, 3 февраля, газета "Коммерсантъ-daily" напишет:
"... все возможности сделать головокружительную карьеру имеет самый знаменитый генерал чеченской кампании Лев Рохлин.
В интервью газете "Аргументы и факты" генерал сообщил, что отказался от звания Героя России, назвал происходящее в Чечне гражданской войной и заявил, что не намерен уезжать из Волгограда. А происходящее в Москве он считает борьбою за власть, "в которой лично Грачев никого не интересует". Рохлин также обвинил политиков в том, что они нажились на торговле оружием и нефтью с дудаевским режимом. Подобные высказывания уже сами по себе вполне могут затруднить продвижение Рохлина вверх".
Журналисты, похоже, уже тогда видели, что "самый знаменитый" генерал вовсе не ручной.
ДВАЖДЫ КРЕЩЕННЫЙ
Сердце комкора тоже оказалось не железным. После возвращения из Чечни оно стало давать сбои. Врачи настаивали на операции.
Но прежде, чем отдать мужа в их руки, Тамара Павловна настояла на том, чтобы он крестился.
У Рохлина не было ни сил, ни желания сопротивляться. Однако идти в церковь, где следовало отстоять весь обряд, он не мог. Ноги и так едва его носили, хотя он и не подавал виду.
Священник, зная о состоянии генерала, согласился провести обряд в домашних условиях.
На генерала было грустно смотреть. Он стоял перед священником, сосредоточенно и серьезно разглядывая огонек свечи, которую держал в руках. В тот момент даже не верилось, что крестится боевой генерал, человек незаурядной судьбы и неуемного нрава. Он был послушен как дитя. Выполнял все, что требовалось по обряду, и не проявлял ни малейшего нетерпения, так свойственного ему в другой обстановке.
Мне тогда показалось, что Рохлин, наверное, впервые за многие годы думал о вечном...
Впрочем, не знаю, может, он думал о чем-то другом. Например, о том, как много еще нужно успеть сделать... Думал так же, как потом, после операции, когда, очнувшись от наркоза, вместо того, чтобы прислушаться к биению прооперированного сердца, потребовал телефон и позвонил вВолгоград. Не застав никого из своих заместителей, он устроил разнос дежурному, поставив ему с десяток задач.
...Священник надел на шею генерала крестик. Рохлин перекрестился. Торжественный обряд закончился.
Крестными родителями ему стали Евгений Кривозубов - ныне полковник, доктор медицинских наук, начальник кардиологического отделения госпиталя им. Николая Бурденко, где генералу сделают операцию на сердце, и Надежда Нургалиева - давняя подруга Тамары Павловны.
Последняя, гордая свершившимся фактом, позвонила сестре комкора.
Лидия Яковлевна только руками развела: "Его же еще младенцем бабушка крестила..."
- Я никогда не интересовался, был ли крещен, - говорит Рохлин. - Мать тоже на эту тему не говорила...
Но даже во времена, когда к религии и ее атрибутам отношение было далеко не такое, как сейчас, Рохлин не считал возможным быть агрессивным атеистом.
Когда в Афганистане один политработник сорвал с солдата нательный крестик, надетый на того его матерью, командир полка подполковник Рохлин пригласил политработника к себе.
- Видишь, - сказал он, отвернув борт кителя, - эту иконку мне жена зашила. А я в церкви ни разу не был и креститься не умею. Но есть святые вещи, хотя, быть может, нам непонятные. Солдату крестик мать надела. Верни ему. Мать знает, что делает.
В Грозном, в подвале консервного завода, над кроватью комкора тоже висела иконка.
Журналисты спрашивали генерала: "Откуда она?"
- Из Волгограда прислали, - отвечал Рохлин. - Пару теплых носков и иконку...