Лев Рохлин: Жизнь и смерть генерала. - Андрей Антипов 7 стр.


В Зестафони организация подготовила и провела ряд акций против местной милиции, захватив много оружия и техники. Такая же акция была проведена и против военного городка, где дислоцировался армейский батальон химической защиты.

Надежд на всесильное когда-то КГБ не было. Рохлин знал, что эта организация обвально теряла свое влияние. И защитить армейцев от боевиков "Мхедриони" не могла. Даже объективной информацией органы госбезопасности не владели. Однажды им подсунули сведения о базах "Мхедриони" в районе Телави. Армейцы подняли на ноги всех. Но баз обнаружено не было.

Чтобы не прокалываться столь банальным образом, Рохлин решил создать нештатный разведывательный батальон. И с его помощью собирать и проверять всю имеющуюся информацию.

Парадокс заключался в том, что армейцам приходилось действовать так, как будто они на чужой территории. Впрочем, к этому уже все шло. Развал Союза ковался задолго до Беловежских соглашений. Признаков такого развала хватало. И хотя официально их никто не хотел признавать, Рохлину уже виделись возможные варианты развития событий как в Грузии, так и на Кавказе в целом. К тому времени у него уже сформировалось свое мнение, что происходящее выходит за рамки временного недоразумения. И что модное тогда слово "перестройка" является лишь ширмой для всех этих процессов.

Правда, он еще верил, что при желании все еще можно изменить к лучшему. Только действовать надо решительнее.

Когда от "инициатив" "Мхедриони" стало уж совсем невмоготу, Рохлина вызвал командующий военным округом генерал Валерий Патрикеев.

- Вопрос был один, - вспоминает Рохлин. - Что делать? Мне было предложено захватить штаб "Мхедриони" в Тбилиси. "Вы представляете, что будет, если пострадает хоть один гражданский человек?" - спрашиваю я. Ведь гарантий того, что этого не будет, никто дать не мог. Проводить боевую операцию в городе при таких условиях невозможно.

Рохлин предложил разгромить главную базу боевиков в так называемом "Комсомольском" городке на окраине Тбилиси. Этот городок был в свое время построен как оздоровительная база комсомольских работников, имевшая союзное значение.

Руководство "Мхедриони" не зря облюбовало ее для своих нужд. Пять благоустроенных жилых корпусов, столовая и спортивный комплекс создавали все условия для жизни и подготовки боевиков. Здесь формировались вооруженные отряды. Отсюда они делали свои вылазки.

Командование округа утвердило этот план. Рохлин поручил своим разведчикам, возглавляемым подполковником Николаем Зеленько, собрать всю необходимую информацию о силах боевиков, о системе обороны базы.

Группы разведчиков стали выходить к городку, обследуя окрестности и пытаясь получить необходимые данные. Им приходилось действовать так, как на чужой территории. Это, похоже, и дало свой результат. Но растягивать процедуру было невозможно. Гарантии от утечки информации о намерении захватить базу никто дать не мог.

В ночь с 18 на 19 февраля бронегруппы дивизии окружили городок. Несмотря на то, что операцию старались провести без стрельбы, сделать это не удалось.

Оглушенный разведчиками часовой пришел всознание раньше, чем предполагалось... И начал орать не своим голосом. Бойцы "Мхедриони" попытались оказать сопротивление. Правда, было поздно. Городок был взят. Находившиеся в нем боевики арестованы. У Рохлина был ранен один человек - подполковник Зеленько.

Правда, могло быть хуже. Один из бойцов выстрелил из подствольного гранатомета в "КамАЗ", из-за которого боевики пытались отстреливаться. Граната не взорвалась. А потом выяснилось, что в машине находилось около полутонны аммонала, взрыв которого мог снести не только сам городок, но и вызвать обвал нависавших над ним скал...

Около тысячи машин, набитых боевиками "Мхедриони", в ту же ночь покинули Тбилиси. Их организации пришлось на время затаиться.

Но история неумолимо двигалась по пути, о котором даже Рохлин, несмотря на свои догадки, наверняка знать не мог.

Летом того же года он поступил в Академию Генерального штаба.

- Когда я приехал в Москву, - вспоминает Рохлин, - переодеться мне было не во что. И я ходил в генеральской форме. Что значило в то время появиться в форме на улице... На меня разве что не плевали...

Осенью, после бесславного августовского путча, Союз распался. А его армия взошла на Голгофу, где из нее сделали то, что она продемонстрировала позднее в Чечне...

Часть вторая."САМОДУР" И "ПОКАЗУШНИК"

В июне 1993 года генерал Лев Рохлин принял командование 8-м гвардейским корпусом в Волгограде, тем самым, который был преемником истории и традиций 62-й, впоследствии 8-й гвардейской армии, оборонявшей Сталинград, и в одном из полков которой он начинал офицерскую службу.

Первое, с чем он столкнулся, было безразличие к службе со стороны офицеров, связанное с неопределенностью перспектив. Его предшественник, оказалось, мечтал сократить численность корпуса до 500 человек: меньше людей - меньше проблем. Такое число позволяло оправдать любые провалы в боевой подготовке корпуса.

Для Рохлина, больше шести лет прослужившего в горячих точках и знающего, чем оборачивается следование по пути этих настроений, подобный подход был неприемлем: "Лучший способ дискредитировать армию и саму воинскую службу в глазах общества - вывести войска на поле боя неподготовленными".

Рохлин не верил, что таких полей для Российской Армии уже не будет. Почему?

- История, - считает он, - полна печальных примеров, свидетельствующих, что политические катаклизмы, к сожалению, не могут рано или поздно не обернуться вооруженным противостоянием. Формы этого противостояния бывают разными, в том числе и самыми трагическими... В любом случае профессионалы должны быть готовы к худшему. Иная психология для человека в погонах недопустима. Она опасна и для существования государства, и для жизни самого человека

Учебные тревоги начали сыпаться на личный состав одна за другой, вытряхивая людей по ночам из теплых постелей и бросая их на полигоны. В течение полутора лет, вплоть до Чечни, не было такой ночи или дня, чтобы какое-нибудь подразделение корпуса не подверглось испытанию.

Особое внимание Рохлин уделял подготовке разведчиков и организации деятельности разведки корпуса в целом.

- Мой опыт показывал, - говорит Рохлин, - что знание обстановки, объективная информация о противнике - залог успеха в любом вооруженном конфликте, не говоря уже о войне с применением всех сил и средств.

Он увеличил численность разведбата почти вдвое его штата, подобрал туда лучших офицеров.

Другой не менее важный приоритет в заботах генерала - артиллерия. Он мучил артиллеристов на полигоне месяцами, требуя не просто отработки нормативов, но и творческого, если так можно выразиться, отношения к стрельбе.

- Однажды, - рассказывает Рохлин, - я оставил артиллерийский полк на полигоне еще на две недели по причине неподготовленности командира полка.

Мало того, генерал безжалостно снимал с должностей всех, кто, по его мнению, не справлялся с обязанностями и не проявлял усердия в боевой подготовке.

Не всегда, правда, его мнение в оценках командиров совпадало с мнением других начальников.

Как-то ночью генерал поднял по тревоге танковый батальон, которым командовал в то время капитан Мансур Рафиков. Батальон помчался на полигон. Рохлин, глядя, как танкисты выполняют поставленные им задачи, ничего не сказал. А потом проверил казармы и устроил разнос командиру дивизии за их состояние. Казармы действительно выглядели ужасно. Через несколько дней суд офицерской чести дивизии завел на комбата дело. Но вскоре пришло известие: капитану Рафикову досрочно присвоено воинское звание "майор".

- После моего разговора с комдивом, - поясняет Рохлин, - тому ничего не оставалось делать, как попытаться найти виновного. Это известная схема. Но я-то видел, как Рафиков командовал на полигоне и как стреляли его танкисты... А состояние казарм батальона - дело поправимое. Комдиву надо было помочь молодому комбату решить эту проблему. Но он начал с другого...

Рохлин не стал напрямую вмешиваться в действия командира дивизии. Свою точку зрения на комбата он выразил тем, что во время приезда в Волгоград министра обороны подал фамилию Рафикова в приказ на поощрение. Так капитан стал майором. В дивизии только развели руками. "Дело" Рафикова закрыли. А Рохлину, решительно прервавшему дремотную жизнь людей, ломающему все сложившиеся стереотипы времен смутного времени и развала государства, не оставалось рассчитывать ни на что, кроме уничтожающей оценки: самодур. А воссоздание Рохлиным гарнизонного оркестра и роты почетного караула, ставшей вскоре одной из лучших в Российской Армии, выставление поста у Вечного огня на Мамаевом кургане, участие солдат и офицеров корпуса во всех праздничных мероприятиях города добавили к оценке комкора еще одну: показушник.

В октябре 1994 года, за месяц до начала войны в Чечне, Рохлин предложит построить на Мамаевом кургане часовню и создать мемориальное кладбище, а празднование 50-летия Победы организовать так, чтобы волгоградцы еще раз вспомнили о трудном, но героическом прошлом своего города и страны, об истинной славе своей армии.

Проклиная "самодура" и "показушника", солдаты и офицеры начали готовиться к театрализованному показу штурма Мамаева кургана.

Тогда они еще не знали, какая "репетиция" их ждет.

9 мая 1995 года на кургане будут вести театрализованные бои уже те, кто знает о войне не по картинкам из учебников истории. И никто из них уже не вспомнит, как еще недавно они звали того, кого в Чечне стали звать "папой".

ПРЕЖДЕ БЫЛА ВОЙНА

1 декабря 1994 года. В этот день части корпуса получат боевое распоряжение: выдвинуться в район сосредоточения на станцию Кизляр с последующей задачей разоружения незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики.

- Сам я мог не идти, - рассказывает Рохлин. - Командующий войсками округа сказал, что я могу послать любого из подчиненных мне трех генералов. Но как бы я тогда выглядел? Я, самодур, который не давал людям отдыха, месяцами держал их на полигоне, снимал с должностей тех, кто не справлялся с задачами боевой учебы, в минуту опасности вдруг оказался бы в стороне, послав людей умирать... Как после этого можно было смотреть в глаза офицерам и солдатам?

- Кроме того, - продолжает он, ~ я имел большой опыт войн и вооруженных конфликтов. Лучше, чем любой другой, знал, что и как нужно делать, мог спасти жизнь многим своим людям...

О том, что в Чечне будет не разоружение с подсчетом сданного оружия, а кровопролитная, адская война, Рохлин знал до того, как поступил приказ.

Сам генерал в двух словах не может ответить на вопрос: почему так получилось? Он достаточно долго служил на Кавказе. Знал ту обстановку, которая складывалась там в последние годы. Знал как человек военный, как профессионал, которому не дано право смотреть на вещи иначе, чем они есть на самом деле. Психология местных царьков, расклад сил, настроения, возможности местных кланов, задачи, которые они себе ставили, были ему известны и из личного опыта, и из того, что доводилось слышать из уст свидетелей. Все это не могло не создать в его уме картину возможного развития ситуации.

Сегодня, после того, как я почти два года проработал с Рохлиным, могу утверждать: ничего сверхъестественного в его способности предвидеть нет. Цепкая память генерала дает возможность накапливать информационную базу, которая позволяет выстраивать логические схемы и просчитывать на их основе варианты дальнейшего хода событий.

Три высших учебных заведения хотя и не выработали в нем способности красиво и тонко излагать свои мысли, не прибавили запаса слов и умения правильно ставить в них ударения, тем не менее развили природный ум и научили анализировать информацию.

ИЗ АТТЕСТАЦИИ ВЫПУСКНИКА ВОЕННОЙ АКАДЕМИИ ИМ. М. В. ФРУНЗЕ (1977 г.):

" На занятиях всегда активен, любознателен. Решения принимает самостоятельно, наиболее целесообразно. Принятое решение может отстоять и обосновать оперативно-тактическими расчетами".

Кроме того, многолетняя служба в экстремальных условиях вооруженного противостояния, где академические знания служат отнюдь не для теоретических упражнений, сформировала профессионала, оценить которого невозможно ни по стилю поведения, ни по словам, ни по характеру, ни даже по умению своевременно принимать нужные решения. Оценить его можно в первую очередь по способности проводить эти решения в жизнь.

- Опыт, - говорит генерал, - ничем не заменишь.

Он собрал все наличные силы. Несмотря на полтора года упорной работы, у него все же не было не только полнокровного корпуса, его силы не тянули даже на дивизию.

- Была бы у меня полнокровная, обученная дивизия, - скажет он позже, - и задачи, вставшие перед нами в Чечне, были бы решены без привлечения дополнительных сил. Во всяком случае, поддержка потребовалась бы минимальная.

Но в стране нет такой дивизии. Об этом заявил главнокомандующий тогда Сухопутными войсками генерал-полковник Владимир Семенов. Рохлин знал об этом и раньше. Пример собственного корпуса был ярким тому подтверждением. Его только удивило, что главком заявил об этом лишь тогда, когда поступил приказ идти на войну...

1700 солдат и офицеров входящей в корпус 20-й гвардейской дивизии составляли в лучшем случае полк мирного времени.

"Отправка в зону конфликта целого полка напрочь опустошила Волгоградский гарнизон. На сегодня из 2-го городка, что у Свято-Духова монастыря в самом центре города, выехало две трети личного состава. А в казармах 11-го городка (возле технологического техникума) осталось только шестьдесят человек. Дошло до того, что на КПП дорожки подметает прапорщик". ("Комсомольская правда", волгоградский выпуск, № 227, 16-19 декабря 1994 г.)

Вместе с другими частями корпуса численность отправленных из Волгограда в Чечню людей за весь период боевых действий не достигла и 4000 человек, что составляет менее половины обычной численности дивизии.

Рохлин не мог допустить, чтобы его люди стали тем, что называют "пушечным мясом".

А потому взял всю имевшуюся у него артиллерию: от крупнокалиберной, дальнобойной, до зенитных тридцатимиллиметровок. На всех боевых машинах, у каждого бойца было по четыре и более комплектов боеприпасов.

Банальное по сути действие - погрузка и крепление техники на железнодорожных платформах - превратилось в операцию, сравнимую по сложности со всем, что пришлось потом делать солдатам и офицерам в Чечне. И дело не в том, что они этого не умели, а в том, что необходимый для этого крепежный материал отсутствовал. Ушли в далекое прошлое те времена, когда у армии было все Сегодня нет даже самого необходимого. А потому комкору и его подчиненным пришлось проявить максимум энтузиазма, чтобы найти проволоку для крепления боевых машин и орудий на платформах. Благо выручил завод "Красный Октябрь", охрану объектов которого несли солдаты корпуса. Было время, когда завод лихорадило от воровства металла, вывозимого с его территории десятками тонн. Вневедомственная охрана или не видела, или не хотела видеть, кто это так лихо обирает предприятие. Информация об этом попала даже в центральную печать. Газета "Известия" опубликовала заметку о том, как ловко правоохранительные органы поймали одного из воров. Позднее те же "Известия" и ее волгоградский корреспондент Валерий Корнев "забудут" о том, что творилось на заводе и кто помог предприятию принципиально решить проблему, встав на пути беспрецедентных хищений. Зато газета с неподражаемым лицемерием подаст все дело так, будто бы Рохлин, взяв предприятие под охрану, извлекал из этого личные выгоды. (Подробнее об этой публикации в "Известиях" мы поговорим позже.) Впрочем, выгода действительно была. Завод дал комкору (кому же еще, если говорить о личной выгоде?) несколько тонн стальной проволоки.

18 эшелонов и 4 транспорта с техникой и боеприпасами пошли в Кизляр.

"Вы что, совсем обалдели?" - рыкнули из штаба Северо-Кавказского военного округа. Там, видимо, приказ о разоружении незаконных формирований в Чечне понимали буквально. Войны не ждали.

Часть эшелонов пришлось вернуть. Но основу своих сил Рохлин сохранил.

Позднее командир 20-й гвардейской дивизии генерал-майор Владимир Михайлов скажет: "Все, что говорил нам Рохлин перед выходом, все, чего он ожидал, произошло на самом деле".

Дар предвидения рождает полководцев. Природа и судьба не обидели Льва Рохлина этим даром...

МАРШ "ЧЕРНОЙ" КОЛОННЫ

"Командир корпуса генерал-лейтенант Рохлин со своим начальником штаба и несколькими заместителями отбыл из города в неизвестном направлении. Может, совещается где-нибудь по поводу Чечни ?" ("Комсомольская правда", волгоградский выпуск, № 223, 9-12 декабря 1994 г.)

К тому времени все совещания уже закончились.

- Проку от этих совещаний было немного, - вспоминает Рохлин. - Но на них можно было увидеть отношение военачальников к планируемым мероприятиям. Директор ФПС Андрей Николаев на одном из таких совещаний, которое вел назначенный старшим Грачев, всячески демонстрировал свое пренебрежение к происходящему. Я сидел недалеко от него и видел, как он ухмылялся, постоянно переговаривался с соседями и не обращал внимания на то, о чем говорится. Тогда я впервые понял, что отношения руководителей силовых ведомств далеки от деловых. И на организацию ими взаимодействия друг с другом надеяться не приходится...

В районе Кизляра части корпуса проводили боевое слаживание и пристрелку оружия. По приказу комкора были сформированы группы, которые учились вести бои в городе, штурмовать дома, передвигаться по улицам. Времени на это было отведено очень мало. Но кое-какие навыки бойцы все же получили. Тем более что приобретались эти навыки не на пустом месте.

ИЗ "РАБОЧЕЙ ТЕТРАДИ ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ ЦЕНТРА БОЕВОГО УПРАВЛЕНИЯ 8 ГВ. АК9":

"11 декабря 1994 г. В 13.25 части и подразделения 8 гв. АК начали движение по маршруту Кизляр - Александро-Невское - Солнечный - Терекли-Мектеб - Кумли - Баклазай - Сарсакай - Виноградное - Толстой-Юрт..."

"Ни одно решение о движении войск, - рассказывает генерал-майор Владимир Михайлов, - не было принято комкором так, чтобы не обмануть противника. По крайней мере, я таких решений не знаю".

Сам Рохлин не считает свои решения чем-то необычным, ссылаясь на требования "Боевого устава Сухопутных войск" к командирам: действовать так, чтобы ввести противника в заблуждение.

Это требование, похоже, пытались соблюсти и авторы плана ввода войск в Чечню. Первый этап этой операции с их легкой руки получил кодовое название "Дуристика".

Вряд ли в истории войн и вооруженных конфликтов можно найти название плана военной операции, которое одной лишь лексикой, из которой оно заимствовано, заставляло задуматься над способностями его авторов и, кроме того, позволяло, при минимальной доле иронии, без труда отнести это название к характеристике тех, кто его придумал... Особенно если известен результат самой операции.

Назад Дальше