Но как бы там ни было, как бы ни бесились сторонники окончательного развала Советского Союза, а потом и России, которую планировали загнать в тринадцатый век и разделить ее на разрозненные княжества – на тверичей, москвичей, псковичей и так далее, – Россия уцелела и сохранила свою разведку.
– Во многом это стало возможно благодаря умелым действиям и Шебаршина, и Примакова, – не устает ныне повторять генерал Юрий Сцепинский.
И он прав.
– А генералом я стал благодаря Шебаршину, – добавляет он. – Не будь Леонида Владимировича – вряд ли бы я когда-нибудь стал директором института и носил бы когда-нибудь генеральские погоны.
Тут он тоже прав.
Горячий август
Август девяносто первого года надвигался неотвратимо, тяжело, то, что он грянет обязательно, ощущалось давно, только никто не знал, что это произойдет именно в августе, горячем месяце (хотя погода была прохладная).
Леонид Владимирович в своем дневнике зафиксировал все происходящее очень подробно, в деталях, причем фиксировал события не в режиме "онлайн", как принято сейчас говорить, а спустя несколько дней, когда все уже прошло некие оценочные фильтры и отстоялось.
Первое, что бросалось в глаза в предавгустовские дни – пустая суета, ненужность многих движений, которые совершали и партийные функционеры, и работники КГБ, и сам Горбачев, обладавший как президент СССР и генсек КПСС неограниченной властью. Власти у него, между прочим, было больше, чем у Сталина, а действия же были механическими, суетливыми, бездумными, как у директора сельской библиотеки, которого посадили в государственное кресло. "Так бегает и хлопает крыльями обезглавленная курица", – отметил Шебаршин, оценивая его действия.
Восемнадцатого августа, после обеда – примерно в три часа дня, – на рабочем столе Шебаршина в "Лесу" зазвонил кремлевский телефон. День был воскресный, такие высокие звонки в выходные дни бывают редко, так что ждать чего-либо хорошего от внезапного телефонного "зова" не следовало.
Так оно и оказалось.
Звонил Грушко, первый заместитель Крючкова, передал приказ шефа:
– Владимир Александрович распорядился привести в боевую готовность к двадцати одному ноль-ноль две группы "Вымпела", по пятьдесят человек в каждой, с транспортом.
"Вымпел", или ОУЦ, – спецназ разведки, именуемый Отдельным учебным центром, – это боевое подразделение, которое малым составом может взять большой город, хорошо выученная воинская часть, предназначенная, между прочим, для "действий в особых условиях за рубежом".
– К двадцати одному ноль-ноль, а сейчас уже четвертый час, воскресенье, – озабоченно проговорил Шебаршин. – И какое будет задание?
– Не знаю. Крючков звонил из машины, велел передать приказ – две группы по пятьдесят человек с транспортом.
– Кто будет дальше распоряжаться группами? С кем связываться?
– Скорее всего, Жардецкий, все будет идти через него. Больше я ничего не знаю.
Грушко повесил трубку. Шебаршин тоже опустил трубку. Аппараты правительственной связи, отлитые из прочной пластмассы цвета дорогой слоновой кости и украшенные никелированными гербами – пластины с гербами обычно ставили в центр диска, аппарат выглядел очень внушительно, – всегда вызывал у Шебаршина какое-то особое ощущение: очень часто от них исходили неприятные приказы.
Более того, такие приказы, какой поступил в этот раз, отдавались письменно, но Крючков Владимир Александрович не утруждал себя оформлением письменных приказов, и это обеспокоило Шебаршина: ведь при любом "разборе полетов" на него могли свалить вину за какой угодно промах, в котором он не был виноват.
Более того, в конце июля девяносто первого года, когда обсуждался проект указа президента СССР о порядке использования войск, подчиненных Комитету госбезопасности, Шебаршин предложил зафиксировать в тексте, что "соответствующие приказы отдаются только в письменном виде".
По стечению обстоятельств, на следующий день – девятнадцатое августа – были намечены торжества в связи с десятилетием "Вымпела". Праздник мог быть сорван.
В свое время Шебаршин требовал передать "Вымпел" другому главку (разведка ведь дело тихое, спокойное, мозговое, тут надо больше "шурупить" головой, чем размахивать кулаками – больше пользы будет), но попытка успехом не увенчалась.
Помедлив немного, Шебаршин вновь поднял трубку правительственного телефона, позвонил Жардецкому. Жардецкий Александр Владиславович был начальником Третьего главка – военной контрразведки, – но вот какая штука: причем тут военная контрразведка? Может быть, где-нибудь что-нибудь происходит, о чем Шебаршин не знает? Нет, что-то тут не то…
Жардецкий поднял трубку сразу, словно бы ждал звонка.
– В чем дело, где планируешь использовать группы? – спросил у него Шебаршин?
– Сам не знаю, – ответил тот. – Мы только что отправили тридцать пять сотрудников в Прибалтику. Может быть, группы тоже пойдут туда?
И тут – неясность. Шебаршин попросил дежурного разыскать по телефону Бескова Бориса Петровича, командира "Вымпела", и немедленно вызвать его на работу.
Прошло совсем немного времени, и в "телефонном эфире" появился Бесков, доложил, что находится на месте и приступил к выполнению приказа. Естественно, он задал тот же вопрос, что Шебаршин задал Грушко:
– Какое будет задание, куда надо будет отправляться?
– Пока не знаю, – вынужден был ответить Шебаршин.
– Какая экипировка, снаряжение? – спросил Бесков.
– И это не знаю, сообщу дополнительно.
Что-то затевалось, но что именно – непонятно. Может быть, что-то происходит у военных? Все должно было прояснить совещание у Крючкова, его назначили на половину одиннадцатого вечера. Вот тогда-то все и прояснится. Неизвестность – самое худшее в таких ситуациях, она буквально изматывает людей, нервы бывают напряжены, как стальные струны, – того гляди порвутся.
Совещание, которое Крючков назначил на половину одиннадцатого вечера, было отменено.
Шебаршин записал в своем дневнике следующее:
"В двадцать один ноль-ноль Б. П. Бесков докладывает мне, а я по телефону – Грушко (он в своем служебном кабинете), что сто человек готовы, но какой должна быть экипировка?
– А какая есть у них экипировка? – интересуется Грушко.
– Есть гражданская одежда, есть темные комбинезоны (а есть ли они?), есть полевая форма пограничников.
– Председателя нет на месте, я выясню у него и сразу позвоню".
День тот воскресный, расслабленный, сжался, как пружина, сделался изматывающе напряженным, тяжелым, хотя указаний никаких больше не поступало, он утомил людей. Шебаршин связался с Бесковым:
– Борис Петрович, дайте людям возможность отдохнуть, но одновременно будьте готовы подняться в любую минуту. Впрочем, думаю, что до утра вряд ли что произойдет. В общем, отдыхайте пока.
Спать Шебаршин лег у себя в кабинете – уходить от аппаратов правительственной связи было нельзя. В голове сумбур, сумятица, перед закрытыми глазами – неясные вспышки… Сна нет. Да разве тут уснешь? Но тем не менее Шебаршин постарался все-таки немного поспать. Получилось, как он потом шутил, криво, вполглаза, но чувствовал себя гораздо бодрее, чем накануне вечером.
В шесть тридцать пять включил приемник, а там – сообщение о Государственном комитете по чрезвычайному положению… Почему Крючков не ввел в курс дела руководителя разведки? Обстановка начинает складываться такая, что и чаю-то толком не попьешь. Следом раздался ранний звонок – конечно же, тревожный: звонил Агеев, первый заместитель Крючкова.
– Группы готовы?
– Готовы, Геннадий Евгеньевич!
Вообще-то Агеева звали не Геннадием, а Гением – так было по паспорту, – но он не очень-то любил свое паспортное имя, и все к нему обращались как к Геннадию Евгеньевичу.
– Направьте их в помещение Центрального клуба, – приказал Агеев, – немедленно! И нужны будут еще сто человек… Туда же!
– Экипировка, вооружение? – спросил Шебаршин.
– Пусть возьмут с собой все, что есть.
Следом раздался еще один звонок – на девять тридцать утра назначено совещание в кабинете председателя КГБ Крючкова.
День, едва начавшись, уже оказался закрученным до предела. "Если раннее утро начинается с телефонных звонков, добра не жди, – записал Шебаршин. – Это вестники тревоги. Нарушен нормальный ход жизни. Мелькнула мысль: "Нормальной жизни уже не будет никогда"".
Так оно и получилось.
На улице Шебаршин увидел колонны бронетехники – "бэтээры", хорошо известные ему по Афганистану, "бээмпэшки", – те же бронетранспортеры, только на гусеничном ходу, танки. Что было интересно – длинные тяжелые колонны покорно останавливались на красные огни светофоров, потом двигались дальше. Мелькнула и другая мысль: "Этот день девятнадцатого августа девяносто первого года запомнится москвичам надолго. И не только москвичам".
Крючков – хмурый, остро поблескивающий очками, очень озабоченный, – провел это совещание стремительно, он говорил о том, что в Карабахе – 1300 убитых, что из Узбекистана уже уехали 176 тысяч русских, что добыча нефти упала на 106 миллионов тонн, промышленное производство тоже стремительно падает – сократилось на двадцать процентов, на Кавказе идут тяжелые бои с участием бронетехники и артиллерии, российское руководство – Ельцин, Бурбулис и другие – призывают страну к всеобщей забастовке, надо попытаться найти с ними общий язык, плохо дело с урожаем, только что позвонил из Киева Кравчук и сообщил, что люди хлеб государству не сдают, а вывозят его из республики, что нужны экономические указы, иначе можно сорваться в штопор и оказаться в условиях дикого рынка…
Из выступления Крючкова не было понятно, то ли он пошел на авантюру, то ли является винтиком большой политической машины, то ли осуществляется еще что-то…
Что происходило в Москве, было неясно.
"Телевидение показывает дурацкие мультфильмы, радио ведет бессмысленные передачи, – отметил в своем дневнике Шебаршин. – У нас принимается программа американской телекомпании CNN. Фантастическая ситуация: о положении в столице нашей Родины узнаем из американских источников, из сообщений телеграфных агентств, из телефонных звонков. Никто ничего не знает!
Крючков где-то непрерывно совещается, на контакт не выходит, спрашивать что-либо у Грушко бесполезно, да и не хочется.
Судя по CNN, народ начинает стекаться на Манежную площадь и главным образом к Белому дому на Краснопресненской набережной. Это подтверждают звонки.
Время идет, никаких указаний и никакой информации. Прошу разослать в резидентуры тексты сообщений ГКЧП и указания докладывать о реакции на события в Москве. Реакция последовала быстро – резко негативная со всех сторон, кроме Ирака".
Шебаршину было понятно, что надвигаются серьезные события, готовится кровопролитие, он ощущал, что запах беды буквально носится в воздухе. Или это только ощущается? Шебаршин был крайне встревожен.
Бесков со своими группами спецназа находился в клубе – у них вроде бы все в порядке, питание подвозят регулярно, ребята спокойны, срывов быть не должно…
Борис Петрович Бесков становится в этой ситуации едва ли не центральной фигурой событий – на нем может все замкнуться, как и на начальнике "Альфы", главной специальной группы КГБ, – Викторе Федоровиче Карпухине.
Обстановка накалялась.
Борис Петрович Бесков сейчас находится на пенсии, носит штатский костюм с галстуком, хотя ему больше идет полевая спецназовская форма. Он хорошо помнит те августовские дни…
Когда стало ясно, что люди начали собираться у Белого дома и собравшиеся совсем расходиться не собираются – ни днем, ни ночью, – на набережной разожгли костры, с Нового Арбата, этой "вставной челюсти Москвы", подогнали несколько троллейбусов, в них люди отдыхали, спали…
"Вымпел" просидел в клубе и девятнадцатое число, и двадцатое… Двадцатого людей Бескова начали теснить: в клубе провожали в мир иной начальника хозяйственного управления Пожарского, а вот уже после похорон, когда участники траурной церемонии сидели за столом, выпивали и закусывали, поминая хорошего человека, пришла новость, переданная, судя по всему, CNN, что Белый дом собираются штурмовать.
Кто именно собирается штурмовать? Бесков такого приказа не получал. Ни Крючков не отдавал его, ни Шебаршин – два непосредственных его начальника. Более того, приказ этот, наверное, будет письменным: еще в апреле на высоком совещании Агеев сказал Бескову:
– Борис Петрович, я понимаю, вас часто стали использовать не по назначению. Отныне будете действовать только по письменному распоряжению.
Это Бескова устраивало. И не только его. Днем двадцатого августа он решил провести рекогносцировку. Прикинул, что по времени займет она примерно два часа, позвонил Шебаршину. Шебаршин на рекогносцировку дал добро. В дневнике Леонид Владимирович отметил, что Бесков доложил ему о результатах рекогносцировки в семнадцать тридцать.
Народу около Белого дома собралось море. Было много пьяных. Было немало людей, которые не понимали, где они вообще находятся и что им предстоит делать. Вспыхивали стихийные митинги – так в России принято. Были среди митингующих бестолково орущие горлопаны и люди опытные, умные – словом, разные. Но чувствовалось, что всем руководят чьи-то опытные головы, кто-то специально направлял к Белому дому толпы людей.
Более того, один из старых оперативных работников Бескова увидел в толпе свою внучку-студентку.
– А ты чего здесь делаешь? – недоуменно спросил он.
– Да нас в институте целый поток посадили на автобусы и вместо занятий привезли сюда.
Час от часу не легче. На площадь перед Белым домом пригнали даже детей.
– Сколько примерно собралось народу? – спросил Шебаршин у Бескова.
– Тысяч шестьдесят, не меньше.
Если предпринять хотя бы легкую попытку штурма, прольется река крови. А это – гражданская война. Ситуация – хуже не придумаешь.
Шебаршин немедленно разыскал по телефону Крючкова, рассказал ему о докладе Бескова, тот обронил мрачно: "Доложите обо всем Агееву…" – и бросил трубку на рычаг.
Шебаршин позвонил Агееву, сообщил ему об обстановке, складывающейся у Белого дома, больше ничего говорить не стал – количество людей, собравшихся там, надо полагать, увеличилось, и увеличилось потому, что запущенная кем-то машина подвоза туда людей, еды, водки работала бесперебойно. Поразмышляв немного, Шебаршин пришел к выводу, что разведку втягивают в гибельное дело, которое может кончиться плохо.
Шебаршин передал Бескову следующий приказ (цитирую по дневнику):
– Борис Петрович, приказываю вам не исполнять ничьих указаний, не уведомив предварительно меня и не получив моего разрешения.
Бесков повторил приказ. Это означало, что он понял Шебаршина.
В самом начале девяностых годов начались очень непростые процессы по выделению из союзных структур российских – и компартии Российской Федерации, и Комитета госбезопасности, и много еще чего. Так вот, председателем КГБ РСФСР был назначен Иваненко Виктор Валентинович.
Сам Иваненко – тюменский, родился в Ишимском районе, на границе с Казахстаном. После окончания индустриального института в Тюмени был приглашен на работу в КГБ. Работал в Нижневартовске, потом в областном центре, затем – в Москве, в инспекторском управлении, где в сорок три года стал генералом – одним из самых молодых в КГБ. Был назначен на должность главы КГБ Российской Федерации и позицию занимал, скажем так, прямо противоположную позиции Крючкова.
Иваненко также рассказывает об августе девяносто первого года.
…Девятнадцатого числа, очень рано, когда над Москвой еще только розовел рассвет, он приехал в Белый дом, к Ельцину. На площади – никого, удручающая пустота, но танки уже стояли. Мощные, тяжелые машины, от которых исходила угрюмая сила, были пока немы и неподвижны, около них не было ни одного человека. Может это обычные декорации для какой-нибудь военной постановки?
Нет, это были не декорации, а настоящие танки – настоящие! Иваненко добрался до первой вертушки – аппарата правительственной связи – и позвонил Крючкову:
– Владимир Александрович, скоро сюда придет народ, – проговорил он не без некого стеснения – все-таки речь вел с очень высоким начальством, с членом Политбюро, – придет, а тут танки.
Крючков в ответ бросил резкое:
– Кто придет? Какой народ? За кого? За Горбачева? – в голосе Крючкова послышалось открытое презрение, он хмыкнул и швырнул трубку на рычаг.
Иваненко потом признался, что он даже растерялся от такой реакции своего высокого шефа. Сотрудников у него было немного – тринадцать человек. С таким составом ни танки не остановить, ни народ развернуть в обратную сторону, ни захват телевидения осуществить, чтобы обратится к стране с призывом в светлое завтра – можно только где-то хорошо пообедать, и все.
Ельцина Иваненко не нашел – нашел Бурбулиса. Бурбулис хорошо понимал, что означают танки, стоящие возле Белого дома, и был встревожен не меньше председателя российского КГБ.
Аппараты правительственной связи в кабинете Бурбулиса работали исправно, все-таки он был правой рукой Ельцина, поэтому оба стали звонить по самым разным телефонам. Цель звонков, как рассказывает Иваненко, была одна – не допустить кровопролития.
Если прольется кровь – это будет страшная страница в истории России… Не надо ее! Иваненко переговорил с Прилуковым – начальником КГБ Москвы и Московской области, с Шебаршиным, с Жардецким, с Бедой – начальником управления правительственной связи, с Карпухиным, чья "Альфа" также находилась наготове, с другими людьми – убеждал, что танки надо отвести, что все вопросы нужно решать тихо-мирно и вернуться к исходной точке, сесть за стол переговоров.
Горбачев сидел в Форосе, что с ним происходило, не было слышно – скорее всего, он решил поступить как обычно… А обычно от решения сложных вопросов он, извините, прятался, просто-напросто уходил в кусты. Это было в его характере – недаром Крючков говорил о нем с таким нескрываемым презрением. А Крючков был человеком жестким и мужественным, это знали все, и друзья, и враги.
Бурбулис тем временем также дозвонился до Крючкова, потребовал убрать танки, на что Крючков ответил, что танки на улице перед Белым домом пригнал не он и вообще они ему не подчиняются, это дело Язова Дмитрия Тимофеевича; полемика была недолгой, и Бурбулис предупредил с угрозой:
– Если прольется кровь, она будет на вашей совести.
Что ответил Крючков, Бурбулис не сказал – Крючков поступил как обычно, жестко и резко, – повесил трубку, на том разговор и закончился.
Тем временем вокруг танков на площади начали образовываться группы людей. Вначале немного, потом все больше и больше. Тем, кто это видел, делалось страшно: а вдруг зазвучат выстрелы? Что будет в таком разе? Холод бежал по коже от такой мысли, а воздух из розового, приветливого, бодрящего делался серым, холодным, неприятным… Кто кого одолеет? ГКЧП Горбачева или Горбачев ГКЧП? Или же Ельцин победит и тех и других?
Что будет дальше, не знал никто.