* * *
– Во Дворце пионеров занималось много ребят, у которых также могло бы быть очень яркое театральное будущее, – добавляет вдова Владимира Штейна, ныне художественный руководитель театра "Волшебная лампа" Марина Грибанова. – Но, увы… Жизнь у всех сложилась по-разному, хотя из наших ребят получились очень хорошие люди. Юре повезло больше. Я запомнила его молодым, красивым, добрым, настоящим великаном. Его большой рот всегда улыбался, как у доброго лягушонка. Невероятно обаятельный – с первой минуты.
Он был не только очень хороший актер, но и интересный художник – у меня до сих пор хранятся его рисунки. Конечно, если бы он не попал в театральную среду, был бы профессиональным художником. Мы его "совратили" театром.
Но… Напомню, что он тогда учился на художника по коврам. Что его ждало? В лучшем случае он делал бы ковры у себя в мастерской. В худшем – работал бы на Люберецкой ковровой фабрике. Вот что его ждало и, скорее всего, порядочная нищета. А он стал знаменитым артистом…
* * *
Еще одна ученица Владимира Штейна – Елена Плотникова – сегодня занимает кресло, которое занимал когда-то Штейн: Елена руководит студией Театра кукол Дворца творчества детей и юношества на Воробьевых горах. Но те давние события прекрасно помнит:
– Владимир Михайлович Штейн увидел меня на городском кукольном фестивале в детском коллективе пионеров. Я там показывала номер с Петрушкой, псом Тузиком и с Котом. Мое выступление его заинтересовало. Так я пришла в Театр-студию городского Дворца пионеров и школьников – чуть раньше, чем Юрий Богатырев.
Тогда Владимир Михайлович был очень молод, не намного старше нас. А наша группа считалась молодежной – нам было лет по пятнадцать – шестнадцать.
Я ни секунды не сомневалась, идти ли к Штейну, – обстановка в студии была удивительная. Она просто притягивала всех думающих людей.
В то время у молодежи была жажда общения на высоком интеллектуальном и культурном уровне, все испытывали дефицит такого общения. И искали особое место, где можно было бы встречаться и разговаривать. Наша студия и стала одним из таких оазисов. Поэтому когда Юра познакомился с нами, то у него также возникло желание влиться в наш коллектив.
* * *
Впервые она увидела его в Тучкове.
– Это было летом, – вспоминает Елена. – Там раскинулся палаточный городок, в котором мы жили и готовились к будущей гастрольной поездке. Там же работала и археологическая экспедиция. Помнится, мы с Сашей Нестеровым нашли тогда "клад" – кольцо-проволоку. А Юра как раз работал в этой экспедиции – зарисовывал находки.
И вот однажды он пришел на наш концерт. Я делала тогда два номера с куклами. Номера были очень детские, простые. Но почему-то они больше всего привлекли его внимание. Юра уверял меня – и не раз! – что они не такие простые. Что-то он увидел в этом особенное. И потом сказал, что тоже хочет заняться кукольным театром.
С этого момента, можно сказать, и началась его актерская биография.
– По-моему, это не случайно, – размышляет Плотникова. – В Юре всегда жило что-то детское, какое-то особое ожидание радости, чуда. К театру он относился так же, как дети – к куклам. Он был очень добрый человек. Ни разу ни о ком не сказал ни единого нелицеприятного слова. Всегда ко всем относился с большим интересом и доброжелательностью. И мы это на себе испытывали.
Кстати, он гордился "кукольным" началом своей творческой биографии. Всегда говорил: "Начинал я во Дворце пионеров, в театре кукол". И вспоминал с нежностью это время…
У нас был необыкновенный кукольный театр. Например, мы участвовали в устных выпусках журналов в Доме актера (тогда еще не сгоревшем). Там собирались художники, режиссеры, актеры театров. Это были очень интересные вечера. На эти устные выпуски было трудно попасть – битком набивался зал, люди стояли во всех проходах. А нас туда часто приглашали выступать, потому что у нашего руководителя Владимира Михайловича Штейна было кредо: "Куклы могут все".
* * *
– Юра стал активно у нас работать, – продолжает Плотникова. – Помню его ведущим поэтических программ – по Маяковскому, например. А еще ему очень импонировал номер "Диспут", придуманный Марком Розовским. Юре очень нравилось играть в нем ученика Трепаченкова. А моя героиня Джульетткина там говорила о любви…
Мы впервые делали этот номер с не совсем обычными куклами. У нас были особые мимирующие куклы, у которых могло меняться выражение лица, была мягкая мимика. Это открытие Сергея Образцова для многих стало откровением.
И вот наша художница Марина Грибанова сделала из поролона очень смешных кукол. И Юра с восторгом брал их в руки! Я смотрела, как он "осваивает" этих кукол, и понимала, что ему гораздо больше нравится играть ученика Трепаченкова, чем быть ведущим в поэтическом спектакле.
Этот спектакль мы возили даже на гастроли. Помню, как-то зимой ездили в Прибалтику на каникулы. И там Юре тоже довелось играть… Кстати, тогда я не знала, что он родился и когда-то жил в Риге. Юра нам рассказал кое-что – скупо, буквально в нескольких фразах. Помню, там он называл себя Юрис, пел нам почему-то вальс Штрауса – играл на фортепьяно и пел.
А потом мы с нашим "Диспутом" и с этими мимирующими куклами выступали на телевидении. Был "живой" эфир – вечер сатириков в телевизионном театре на площади Журавлева. И Юра снова играл и Трепаченкова, и ведущего, который объявлял номера, например: "Выступает ученик Трепаченков", "Выступает ученик Самокопаев", "…ученица Джульетткина". И при этом успевал еще и с куклой поработать. Что технически было не так-то просто…
* * *
Юра великолепно держался, и его очень хорошо принимали. Вообще он был очень одаренный. Прекрасная внешность, отличный голос, замечательная дикция, музыкальность. Когда он пришел к нам заниматься, выяснилось, что он играет на фортепьяно. Потом мы узнали, что он учится на художника. Мы даже как-то ездили к нему в училище на какую-то встречу… И он показывал нам там театральных кукол…
А потом мы поняли, что он думает о перемене профессии. Это как-то само собой получилось. Видимо, внутренне у него все шло к этому решению – оставить живопись, уйти в театр. Может, как раз потому, что заниматься в студии действительно было очень интересно. Атмосфера у нас была творческая. Конечно, благодаря нашему руководителю, который недаром учился у Образцова на Высших режиссерских курсах и работал в театре Образцова режиссером. Потом Владимир Михайлович Штейн стал одним из ведущих в стране режиссеров театра кукол. А тогда он много экспериментировал, искал. И конечно, Юре как художнику это было очень интересно – студийные эксперименты, поиски формы…
* * *
После того как Юра поступил в Щукинское училище, он к нам часто заходил, интересовался новостями. Помню, когда он только пробовал сниматься, то пришел к нам на занятия рассказать, как прошли пробы. Он сказал, что ему все очень понравилось и что он подходит для роли: режиссеру требуется такой светлый типаж – глаза, волосы, кожа…
Одно время мы довольно часто пересекались с ним в книжном магазине "Дружба" на улице Горького. Он туда регулярно заходил за хорошими альбомами по искусству.
Помню, как была поражена, встретив его однажды в этом магазине. Юра всегда был аккуратен, подтянут, очень элегантно одет. А тут я его даже не сразу узнала – какой-то худой, небритый, заросший, неопрятный… Сказал, что только что приехал из экспедиции и забежал за книгой по живописи, которую он ждал. Как потом узнала, он тогда снимался в фильме "Свой среди чужих, чужой среди своих" – фильме, который и принес ему широкую известность…
Последний раз я встретила его в метро. Мы поздоровались на перроне. Он сказал:
– У меня все хорошо… Но есть один человек, который меня ненавидит… А так у меня со всеми прекрасные отношения…
Глава 5. Они шагают по Москве
Янтарный браслет ■ От Бродского до Высоцкого ■ Танцы до упаду ■ Винегрет – лучшая закуска ■ Ноги вверх ■ Многоуважаемый шкаф ■ Конкурс женихов ■ Ночное рандеву ■ Щука побеждает ГИТИС
Москва 60-х. Время свежего ветра хрущевской "оттепели". Всенародного ликования по случаю первого полета человека в космос. Еще – легких прогулок по любимому городу в стиле "Я шагаю по Москве".
И юный артист постигает жизнь во всех ее проявлениях в обществе новых "кукольных" друзей. Веселой компанией они часто собираются в коммуналках Сретенки. Когда он опаздывает на электричку, остается ночевать у друзей. Влюбленные, окрыленные, уверенные в своем великом будущем, они шутят, поют, смеются. Их не волнует коммунальный быт, отсутствие денег, перспектив и вкусной еды.
В их компании все знали, что он ухаживает за красивой и хозяйственной Нелли Якубовой. Гулял с ней по вечерней Москве, танцевал на вечеринках и не давал никому приблизиться к своей даме. Забегая вперед, скажем, что замуж подруга вышла все равно за его товарища по "кукольному дому" – Лешу Игнатьева. Но осталась верным другом – "птичкой-Неличкой" – на всю жизнь. Именно к Нелли и Леше Игнатьевым, в их дом в Марьиной Роще будет потом он приходить – и когда ему будет очень хорошо, и когда совсем наоборот…
– Юра, как и мы все, любил тогда встречаться в неформальной обстановке, – вспоминает Нелли Игнатьева. – С четырнадцати до восемнадцати лет мы постоянно встречались у нашей подружки Нины Турчак на Цветном бульваре. Таня Майдель-Травинская приводила из редакции еженедельника "Литературная Россия", где она тогда работала, интересных журналистов, литераторов. Кого там только не было – вплоть до Бродского, Высоцкого, Визбора, Галича! Они читали стихи, пели нам свои песни. Мы играли на гитарах. Так справляли вместе все праздники – 7 Ноября, Новый год… Мы с Таней все организовывали, обзванивали ребят, собирали деньги (обычно скидывались по трояку), ходили закупать продукты.
И вот начиналась вечеринка… Юра всегда был в центре внимания. Настолько он был одарен во всем – прекрасно пел, музицировал, играл на фортепьяно. Он был красив, очень раскован, потрясающе танцевал. Сейчас я понимаю, как нам тогда повезло. А тогда… Когда это рядом, близко, то особенно не задумываешься, не ценишь. Мне тогда казалось, что у всех компании такие талантливые. Мы же все играли – кто в драмкружке, кто в кукольном театре.
И танцевали все. И как! Поскольку Юра был очень высокий, он мог схватить нас в охапку, повертеть и так, и сяк… Помню, там был двухметровой высоты шкаф, так мы, танцуя рок-н-ролл, ухитрялись ноги на него закидывать: такая была у нас игра – кто выше ногу забросит.
Юра жил за городом. Чтобы не ездить ночными электричками, частенько оставался ночевать у Танюши в ее огромной комнате на Сретенке, у меня, у моего будущего мужа в Печатниковом переулке, у Нины Турчак…
* * *
Нелли Игнатьева напоминает, что все школы тогда были восьмилетними:
– И после восьмого класса мы должны были идти в техникум или работать. И мы все оканчивали вечернюю школу. А когда мне исполнилось восемнадцать, Юра торжественно пришел ко мне чуть ли не как официальный жених. И подарил мне янтарный браслет. По тем временам – шикарный подарок. Тогда мальчишкам в голову не приходило принести девушке букет цветов. А тут такое внимание!
Нелли вспоминает, что за нее развернулась настоящая борьба:
– Юриным соперником стал его друг Леша Игнатьев. Они даже были чем-то похожи – оба губастые, белобрысые. Правда, Юра был выше Леши. А я никак не могла выбрать, кто из них мне больше нравится. Юра вел себя очень интеллигентно – ездил с подарками, нежно и трепетно за мной ухаживал. Он не пил ни грамма, абсолютно. У него папа никогда не пил. Пить его впоследствии научили во МХАТе…
Но явно я никого не предпочитала. Я со всеми своими поклонниками одинаково ровно дружила. А в тот день рождения получилась история. После празднества Юра пошел ночевать к Леше, моему будущему мужу. Два часа ночи. Леша жил в коммунальной квартире. И кстати сказать, хорошо "поддавал" в этот период конкурентной борьбы. Да и Юра порядком опьянел на вечеринке. И когда они пришли к Леше домой, стали раздеваться, то свалили огромную старинную деревянную вешалку. Выскочили соседи, начался шум.
Потом они еще полночи просидели на кухне, решая по-честному, кому я все-таки достанусь. Как они там разыгрывали меня между собой, я уж не знаю, но понимаю, что мой хитрый будущий муж постарался. Юра после этого серьезного разговора почему-то надолго исчез из моего поля зрения…
Прошло время. Мы с ним снова возобновили наши отношения совершенно случайно. Тогда я уже работала в Министерстве культуры СССР. И Юрка все время просил меня познакомить его с кем-то из актеров, режиссеров. Со мной тогда работала Нина Петровна Панкова, родная сестра Татьяны Панковой, актрисы Малого театра. Она была секретарем приемной комиссии ГИТИСа. Я ее познакомила с Юрой. Он ей очень понравился, дорога в ГИТИС была открыта для него, но Юра больше тяготел все-таки к Щукинскому училищу.
Глава 6. В поисках "дупла"
Учиться, учиться, учиться! ■ "Смотрите, кто пришел!" ■ От Прохожего до Иисуса ■ "Бело-розовый пельмень" ■ "Конфетки-бараночки…" ■ "Он первый поверил в меня" ■ Иллюзии "Иллюзиона" ■ Правильные мурашки ■ "Парле ву франсе?" ■ Цена упрямства ■ "В нем был камертон…" ■ Шампанское – лучшее лекарство от больных зубов ■ Чародеи в "Чародейке" ■ "Я вам спою…" ■ Рыцарь под балконом ■ "Дупло" на Суворовском бульваре ■ Циник в белом халате ■ Божья искра?
Однако дорога в заветное Театральное училище имени Б. В. Щукина оказалась для будущего народного артиста не такой гладкой. Требовался аттестат о среднем образовании. А его не было.
Потому что, напомним, в 1964 году девятиклассник химкинской школы № 6 Юрий Богатырев, увлеченный изобразительным искусством, ушел в Московское художественно-промышленное училище. В 1966 году он покидает его "по собственному желанию".
А аттестат? Тут пришла на помощь школа рабочей молодежи. В сентябре 1966 года Богатырев поступает в 11-й класс московской вечерней школы № 138. В следующем году он получает вожделенный аттестат о среднем образовании, который сейчас хранится в архиве Щуки.
И вот я держу его в руках.
При "отличном поведении" с пятерками у выпускника Юрия Богатырева было не особо густо – только по всеобщей истории и черчению. В основном везде четверки. А точные науки – типа алгебры, геометрии, физики – тянули только на "удовлетворительно", что вполне объяснимо. Похоже, он решил тогда сосредоточиться на главных для себя гуманитарных предметах.
Это подтверждает и характеристика, данная директором школы:
"Богатырев Юрий Георгиевич поступил в школу № 138 рабочей молодежи в сентябре 1966 года. За период учебы в школе проявил себя как старательный и прилежный ученик, упорно овладевал знаниями. Дисциплина отличная. Принимал активное участие в общественной работе школы. Организовал литературный "Огонек" и принимал активное участие во всех школьных вечерах и радиопередачах. Пользуется уважением товарищей и учителей".
Таким кондовым канцелярским стилем педагог увековечил истинные интересы своего ученика, который летом 1967 года легко проходит все творческие туры и становится студентом Щукинского училища.
* * *
Этот курс там до сих пор помнят как один из самых урожайных. Смотрите сами, кто тогда пришел.
Вместе с Богатыревым сели тогда за парты Наталья Гундарева, Константин Райкин, Владимир Тихонов, Алексей Граббе, Наталья Варлей – звезды, уже горящие на актерском небосклоне Москвы или готовые вот-вот ярко вспыхнуть…
Но он совсем не потерялся на этом сверкающем фоне.
– Впервые я увидела Юру на ступеньках Щукинского училища, – вспоминает Наталья Варлей. – Мы вместе поступали на первый курс. Он стоял в центре толпы абитуриентов – такой большой, вальяжный, громкий, что-то рассказывал и держал внимание всех.
И потом на протяжении всех четырех лет нашей студенческой жизни он так и притягивал всех нас какой-то необыкновенной внутренней силой. Это, наверное, и есть магия таланта.
С ним мы сразу прониклись пониманием. И так невольно получилось, что в нашей общей студенческой жизни главная, ведущая роль была у Юры. Он всегда был в центре внимания. Мы все старались говорить как он, шутить как он, – вкусы всего нашего курса были подстроены под Юру. При этом над ним немножко подсмеивались, подтрунивали, "пельмень" называли его, но с такой любовью, с такой нежностью. Или "бело-розовый": он был как зефирчик – мягкий, пухлый, уютный, с большими, словно припухшими губами.
И в то же время удивительно легкий. Просто потрясающе легкий.
Я очень хорошо помню, как он танцевал на уроках танцев – просто летал.
Он замечательно пел. У него был прекрасный голос, удивительный слух. До Щукинского училища он занимался музыкой.
И еще на всех занятиях по мастерству он слушал, все время делая какие-то наброски, рисунки, зарисовки, шаржи… карандаш из рук никогда не выпускал.
Однажды нарисовал и меня – висящей головой вниз на трапеции. А лицо получилось перевернутое. Почему-то он так меня увидел. Жаль, что этот портрет у меня не сохранился.
А как мы развлекались! Вот перерыв между лекциями. Юра садится за рояль и играет свои любимые "Конфетки-бараночки".
И тут такое начиналось! Что мы творили – непостижимо просто! Например, Костя Райкин выпучивал глаза и, как обезьяна, скакал по столам. И начинались "джунгли". Шум, крики, хохот…
А ведь было всем нам от семнадцати до двадцати лет – уже не школьники, а взрослые люди. А Юра всему этому безобразию аккомпанировал.
* * *
– Это был первый набор Юрия Васильевича Катина-Ярцева, – продолжает Наталья Варлей. – Он впервые стал художественным руководителем курса, причем очень сильного. А Юрочка, по сравнению со многими, казался опытным артистом – он уже занимался в студии Штейна. А я, несмотря на то что уже снялась в кино, и даже в главных ролях, чувствовала себя безумно закомплексованно. Но это мой характер.
Наталья задумывается:
– На меня ведь как тогда смотрели: "Девочка-звезда, ну а что ты можешь?"
А я комплексовала. И Юра был одним из тех, кто считал, что я способная. Он вселял в меня уверенность в том, что я правильно сделала, что ушла из цирка и начала учиться в театральном институте.
Ну и, конечно, меня поддержал сам Юрий Васильевич Катин-Ярцев. Ведь я несколько раз порывалась вернуться обратно в цирк. И только на четвертом курсе, сыграв в спектакле "Снегурочка" Островского, я наконец поверила в себя.