Начал Хомейни с сочувствия отцам, матерям, братьям, сестрам тех, кто покоится на Бехеште-Захра. "И на мои плечи ложится груз ваших потерь", – сказал он. Резкими и едкими словами он заклеймил всю династию Пехлеви. Она так же, как и нынешний меджлис, правительство Бахтияра, – все они незаконные. Если они будут цепляться за власть, над ними свершится суд народа. О Бахтияре он говорил презрительно, даже не упоминая имени, называя его просто "этот человек". Хомейни предупредил о плетущихся с помощью США заговорах, имеющих целью возврат шаха. О США, а также об Англии он говорил резко, как и о грабеже страны иностранцами, о развале промышленности и сельского хозяйства. Когда Хомейни сказал, что нынешнее незаконное правительство будет заменено народным, на митинге разразилось ликование, многие плакали.
С митинга Хомейни улетел также на вертолете. Это было наше первое – заочное – знакомство с Хомейни.
Слушая его речь, которую нашим дипломатам на кладбище удалось записать на магнитофон, у нас сложилось твердое впечатление: это говорил, скорее, не священнослужитель. Это была умная, напористая, живая, убедительная, с меткими выражениями речь крупного политического деятеля, хорошо знающего свою цель и способы воздействия на массы, чтобы повести их к ней.
Побоялись правительственное радио и телевидение сообщить своим слушателям, о чем говорил Хомейни. Они лишь передали, что Хомейни был на кладбище и совершил там намаз!
На следующий день Бахтияр заявил: он готов встретиться с Хомейни для обсуждения вопроса, как выйти из положения, он предвидит возможность создания "правительства национального единства" путем включения в него нескольких министров – сторонников Хомейни. Но если Хомейни объявит Иран исламской республикой, он, Бахтияр, будет ее игнорировать, "армия стоит за мной".
3 февраля Хомейни появился на большой пресс-конференции, интерес к которой был, естественно, громадный. Шах, меджлис, правительство, говорил он, – все незаконные, так как не отражают воли народа. Пусть Бахтияр уйдет по-хорошему. Если незаконные руководители с помощью США и Англии попытаются восстановить старое, он, Хомейни, призовет народ к "священной войне" – джихаду. Программа действий следующая: Исламский революционный совет назначит временное правительство, задачей которого будет проведение общенародного референдума для одобрения новой республиканской конституции, она уже подготовлена. Армия – это часть народа, подчеркнул Хомейни, с ее руководством имеются контакты (!).
Впервые на этой пресс-конференции появилась возможность увидеть несколько лиц из таинственного ближайшего окружения Хомейни, появившихся недавно во время его пребывания в Париже. Это относительно молодые люди. Их имена пока ничего не говорят: Язди, Готбзаде, Банисадр.
Среди иностранных послов возбуждение. Времена необыкновенные, на глазах делается новая история Ирана, а главное – куда пойдет дальше страна. При многочисленных встречах толки, пересуды, догадки. У многих западных послов сквозит неверие в возможность коренных перемен. Не хочется им верить, что все такое, казавшееся могущественным, рушится – шах с его армией, полицией, тайными спецслужбами. Ведь все казалось таким прочным. Страшит неизвестность, все больше высказываний опасения, как бы Иран не ушел слишком влево. Впрочем, есть послы, умеющие отличать новое. Французский посол рассказывает, что он пошел на улицу смотреть демонстрацию. К нему подошла группа молодежи. "Янки?" – спросили они. "Нет, – отвечает, – я француз". Смеются: "Ну, тогда это второсортный империализм". И начали разговор про Алжир и Индокитай. Удивляется посол: откуда такое политическое развитие, прямо времена Великой французской революции!
Бахтияр в ответ на выступление Хомейни дает интервью французскому радио и телевидению. Он не может сдержать раздражение: я не уйду, я законный глава правительства, а всякого, кто будет призывать к гражданской войне и возьмется за оружие, арестую и расстреляю. Дотошный интервьюер спрашивает: "А все-таки что вы ответите, если Хомейни снова скажет: уходите?" Премьер вскипел: "Я отвечу одно: merde!" Такой грубости здесь еще никто не позволял. Видимо, плохи дела у премьера, коль дело дошло до площадной брани. Бахтияр – всадник, размахивающий шашкой, но… без коня.
Вечером 5 февраля Хомейни сделал решающий ход – объявил о создании новой власти в стране. В своей речи он вновь дал убийственную критику династии Пехлеви, назвал ее неконституционной, поскольку отец нынешнего шаха Реза-хан захватил власть силой, а его сын Мохаммед Реза Пехлеви не только незаконно управлял, но и ограничил конституцию в свою пользу. Страна попала в подчиненное США положение, разрушилось хозяйство, богатства страны грабились, а во внутренней жизни царил деспотизм. Народ явно выразил свою волю против монархии, он и избрал себе вождя – его, Хомейни. В этот тяжелый момент он принимает на себя ответственность за судьбу страны. По предложению Исламского революционного совета он назначает Базаргана премьер-министром временного правительства.
Это, конечно, сенсация мирового значения. В стране два правительства.
Это правительство необычное, говорит Хомейни и подчеркивает, что оно создается по мусульманским законам шариата и воле народа. Поэтому всякое ослушание будет означать противодействие религии – вероотступничество. Все государственные служащие и армия должны подчиняться новому правительству и только ему. Армия не может не следовать законам шариата, так как это воля божья.
Хомейни сделал самый сильный ход, прибегнул к угрозе религиозных кар за вероотступничество. Религиозная подоплека явно рассчитана на основную массу населения – мусульман, прежде всего на солдат. Это и есть борьба за армию. Видимо, армия все еще представляет опасность. Но Бахтияру, говоря шахматным языком, объявлен шах. Чем он ответит, как будет двигать своих офицеров и пешек (солдат)?
Итак, этот день – начало республики в Иране, возврата к монархии нет.
Последние дни старого Ирана
В последующие дни страницы газет заполнены телеграммами о готовности служить новому правительству почти из всех министерств, включая Министерство иностранных дел, городов, профсоюзов, студентов всех университетов, даже от вождей бахтиярских (!) племен. Министр иностранных дел Мирфендерески поспешно объявил о выходе Ирана из СЕНТО. Шаг правильный, но запоздалый. Все это звучит уже анахронизмом, хотя над городом для устрашения ревут "фантомы" и вертолеты, а Бахтияр заявляет, что, если новое правительство просто шутка, он готов терпеть шутки, но если оно попытается действовать, то будет подавлено силой.
События развиваются быстро, и если бы не упрямство шаха, военных и Бахтияра, переход к новой власти был бы обеспечен быстро и, главное, мирным путем.
Но так не случилось. Мертвый хватает живого.
Дальше события уже имеют каждодневную важность.
8 февраля на площади Свободы – так переименована бывшая Шахъяд – мощнейшая демонстрация в поддержку Хомейни – Базаргана. Принимается мощным гулом голосов, тысячами поднятых рук резолюция: долой Бахтияра, все члены меджлиса должны немедленно уйти в отставку, служащие государственных учреждений должны подчиняться только правительству Базаргана. Весьма примечателен последний пункт: объявляются недействительными все международные договоры и соглашения, если они не будут одобрены временным революционным правительством. Это новое: образно говоря, народ уже берет в руки и международные дела государства. Прицел ясный – это соглашения с американцами и другими западными странами, опутавшими всю страну и поставившими ее в кабальную зависимость.
Демонстрации прошли согласованно и в других городах. В Мешхеде, в северо-восточной провинции Хоросан, участвовало более миллиона человек. Это значит, что к движению подключились и крестьяне. У нас имеются сообщения о самовольном дележе земель помещиков. В Исфахане, не говоря уже о городе Куме – религиозном центре страны, фактически установлено явочным порядком новое самоуправление, действуют комитеты, добровольная милиция и т. д. Это еще один признак стихийно создающегося народовластия.
Из-под ног режима выдергивают ковер уже не по ниточке, а громадными кусками.
Все ожидают выступления Базаргана на массовом митинге в пятницу, 9 февраля, он должен обнародовать свое правительство и его программу.
Вообще пятница – мусульманский выходной день – постепенно становится самым важным днем недели. Именно по пятницам собираются большие митинги, объявляются важные решения, выступают с программными речами новые деятели, и не только религиозные.
На стадионе Тегеранского университета, ставшего главным центром революционных событий в солнечную пятницу, 9 февраля 1979 года, собралось 30–40 тысяч человек. Выступает Базарган.
Небольшого роста, с седой головой короткой стрижки, в очках, скромно держащийся, действительно выглядит университетским профессором, он одно время им и был, хотя последние годы занимался частным бизнесом. Он – знаток ислама, верный его приверженец, рассудительно-спокойный, остроумный, когда надо.
Его слова поначалу аудиторией жадно ловятся, в каждом слове хотят видеть весомый смысл. Говорит он около двух часов.
Однако неясно, где же четкая программа действий революции, ее целей? Что это за программа? "Взятие власти", "нормальная жизнь", "восстановление административного устройства", "учредительное собрание", "референдум по поводу новой формы власти", "выборы в новый меджлис" и создание "нового правительства". А как же взять власть-то? Об этом ни слова, лишь упоминание: не хотим применения силы, "наше оружие – справедливость". Более того, морковка Бахтияру – если он сам уйдет, возьмем его в новое правительство! И это речь "революционера"? Приглашение Бахтияру, затопившему страну кровью массовых расстрелов? А что же получит народ в результате смены власти? Ни слова.
Собравшиеся слушали его поначалу с интересом, чего-то ожидали, к концу выступления стали потихоньку расходиться. Люди спрашивали друг друга: о чем же он говорил? Непонятно. Очень многие покинули митинг, который должен был стать решающим моментом в развертывании революции, недовольными.
Да, в революции происходит явная заминка. Ее руководители либо не знают, что дальше делать, либо… А может быть, хотят увести ее в сторону, испугавшись невиданного размаха, глубины и радикальности требований широких масс? Одно ясно: Бахтияру дается передышка, в которой он явно нуждается. А может быть, уже идут закулисные переговоры, как совладать с народным движением, разбуженным и взвинченным народом Ирана? Очень похоже. В такие моменты истории либо народ берет дело революции в свои руки, либо движение будет раздроблено, пойдет на спад из-за соглашательства его лидеров.
Конец и начало
Ночью мы были разбужены необычно громкими выстрелами. Стреляли где-то неподалеку. К ночным перестрелкам мы уже привыкли, но сейчас было явно что-то особенное. Стрельба не прекращалась, разгоралась. Конечно – в который раз! – пришлось поспешить на свое рабочее место, надо было выяснять обстановку. Вскоре, с наступлением рассвета, картина стала вырисовываться.
В ночь на субботу, 10 февраля, в военно-воздушном училище Дюшан Тапе в районе Фарахабада (это примерно в двух километрах от посольства) военные власти решили арестовать кадетов – сторонников Хомейни. За них вступились товарищи, дело дошло до оружия, начались вооруженные стычки. Были вызваны для подавления сторонников Хомейни три батальона шахской гвардии. На помощь кадетам пришло сначала население этого района, начали строиться баррикады. В ход пошло все: тележки, металлические балки, мебель, столбы, киоски, автомашины. Дороги к Дюшан Тапе были блокированы грудами подожженных автопокрышек, черный густой дым поднимался к небу.
Вышли на улицу посмотреть. На мотоциклах, автомашинах молодые люди открыто с оружием в руках несутся в район боев, где не утихает перестрелка. Появились с оружием отряды рабочих-железнодорожников. Весь Тегеран как бы внезапно проснулся, взорвался. Сирены мчащихся автомашин "скорой помощи" сливаются с криками. Появились на перекрестках солдаты в форме ВВС с плакатами: сдавайте кровь для наших братьев! Спешат автомашины, мотоциклы с перевязочными материалами, медикаментами, потом опять колонны санитарных автомашин, на капоте первой из них вооруженный "калашниковым" юноша криками требует расчистить дорогу.
Поступают сообщения: завязались бои с войсками и в других частях города, начались массовые нападения на полицейские участки, штаб-квартиры САВАКа.
Неожиданное объявление по радио: военным командованием вводится комендантский час с 16.30 до 7 часов утра, в эти часы на улицах хозяин – армия.
Почти немедленно по всему городу распространяется заявление Хомейни: Бахтияр должен уйти, армии прекратить стрелять в народ. Хомейни дает последний шанс на мирный исход борьбы. Я пока не объявляю "священной войны" – джихада – предупреждает он, но если армия не перестанет выступать против народа, я изменю свое решение, и вся ответственность падет на головы тех, кто начал вооруженную борьбу против народа. Тут же указание народу: я отменяю комендантский час, народу быть на улицах, проявлять бдительность – против революции готовится коварный заговор.
И действительно, наступила темнота, но народ на улицах, горят ярко огни, люди возбуждены, перестрелка уже слышна из самых разных концов города.
Утром 11 февраля бои в районе Дюшан Тапе продолжаются. Восставшие кадеты, федаи и моджахеды очень умно и по-военному грамотно перерезали все дороги, ведущие к базе, баррикадами и рвами. Посланные военным командованием танки не смогли пробиться сквозь горящие баррикады из автопокрышек. Танки забрасываются бутылками с горящей жидкостью, городские партизаны ведут огонь по войскам с крыш домов и окон. Пулеметным огнем сбито два вертолета, которые пытались с воздуха вести огонь по базе.
Армейские части, бросившиеся на штаб Хомейни, были остановлены баррикадами, огнем восставших. Штаб был прочно переведен в другое место.
Военное командование спешно вызвало подкрепления из гарнизона Калвина, что в 30 км к западу от Тегерана, но кереджский гарнизон перешел на сторону восставших, подкрепление не было пропущено к Тегерану. Колонна войск с юга также была остановлена на подступах к городу. В городе повсюду появился новый решительный и бескомпромиссный лозунг: "Ни переговоры, ни конституция, единственный путь – вооруженная борьба!".
Бахтияр выступил со срочным заявлением: на улицах темные массы, кричат и требуют сами не знают что, Хомейни нанес Ирану больше вреда, чем шах за все время его правления.
Удивительное отсутствие всякого реального мышления у Бахтияра. Массы как раз знают, что они хотят. Вспыхнувшее восстание (а теперь становится ясным, что это массовое вооруженное восстание, и, видимо, самое решительное, может быть, последнее и победоносное) отражает уже недовольство медлительностью и, по существу, соглашательской тактикой Базаргана, которому Хомейни своим именем и именем народа поручил дела государства.
В городе уже не только перестрелка, слышны взрывы гранат, снарядов, в отдельных местах к небу поднимаются клубы дыма – пожары. Одержат ли восставшие верх над армией?
В 13.40 экстренное сообщение по радио о решении Высшего военного совета, принятого в 10.30 утра: армия будет держать нейтралитет в борьбе сторон! Срочно обсуждаем ситуацию, приходим к выводу: если армии дан приказ быть "нейтральной", значит, можно говорить о победе восстания. Видимо, достигнуто какое-то соглашение между лидерами революции и армией – наиважнейшее соглашение.
Что же побудило армию пойти на попятную, что убедило высшее армейское командование фактически бросить Бахтияра? Патриотизм? Осознание правоты народного движения? А может быть, это предусмотренный маневр армейского руководства, увидевшего следующую, более важную цель – перерастание движения народа, в первую очередь левых сил, которые сейчас открыто вышли на арену и повели за собой массы, из рамок той революции, которую заготовили им нынешние ее руководители? А вот и косвенное подтверждение этой мысли: аятолла Шариат-Мадери выступает с обращением ко всем прекратить огонь и, как он говорит, "не позволять подрывным элементам (!) искажать цели исламского движения". Это, конечно, по адресу левых.
Обсуждение событий приходится прервать. Ведь сегодня 11 февраля 1979 года. Ровно 150 лет назад в этом городе, Тегеране, трагически погиб великий русский писатель Александр Сергеевич Грибоедов, он же – посланник России в Иране. В саду нашего посольства ему установлен памятник. Под ветвями раскидистых тутовых деревьев на постаменте из грузинского мрамора – бронзовая фигура задумчиво сидящего писателя.
Собрались все, кого можно было освободить на короткое время. Яркое солнце, голубое, неповторимое, горное небо Тегерана. Из-за стен сада слышно рычание танков на улицах, доносятся взрывы, ружейная и пулеметная перестрелка – то дальняя, то совсем близкая. Нет-нет по вершинам деревьев стукнет пуля, залетит осколок. С испуганными, резкими криками носятся крупные зеленые попугаи – их стая с давних времен поселилась в нашем саду. Трещат сбитые пулями ветки деревьев.
Наша небольшая церемония памяти сопровождается аккомпанементом беспорядочных выстрелов. Магнитофонную пленку с записью митинга я и сейчас прослушиваю с волнением – вспоминается напряженная обстановка неизвестности: во что выльются волнения и восстание, как сложится судьба многочисленной советской колонии?
В комнатах посольства – радиоприемники, настроенные, помимо Тегерана, на различные станции мира. Тегеранское радио вдруг передает, что оно вместе с телевидением переходит на сторону народа. Сразу же по радио и телевидению передают призывы к вооруженным отрядам – куда надо срочно отправиться, где опасные места. Идут сообщения о взятии восставшими все новых воинских гарнизонов.
Идет разгром полицейских участков и штабов САВАК, на улицах летают бумаги полицейских архивов, выбрасываемые через окна. У зданий некоторых полицейских участков костры – радостно возбужденные молодые люди жгут охапками полицейские бумаги.
Приходят наши товарищи из района Тегеранского университета. Там настоящий штаб восстания. Толпы молодежи, раздается оружие, 10-15-минутное обучение владеть им, затем спешно сформированные отряды на грузовиках перебрасываются в районы города, где идут бои.
Раздается оружие и на захваченных восставшими военных складах по предъявлении карточки о прежней службе в армии или по предписанию одного из повстанческих штабов. Тут же короткая проверка, умеет ли получающий пользоваться орудием. Один-два выстрела в наспех изготовленную цель на стене двора, и молодые повстанцы направляются к местам, где нужна помощь.
Оружия, по нашим наблюдениям, раздается много, пожалуй, слишком много, энтузиазм народа высок, но оружие получают и явно случайные элементы.
Наступает быстро вечер, темнота, но город не спит. По-прежнему идут бои. С крыши посольского дома видно зарево в различных частях города, слышны взрывы и непрерывная стрельба – ближняя и дальняя – гулкие, как удары хлыста, очереди крупнокалиберных пулеметов, короткие и длинные строчки из автоматов, одиночные шлепки – пистолетные выстрелы. Изредка посвистывают пули. Приходится убираться.
Работаем допоздна. Из комнат звучат на различных голосах приемники. Внезапно – смех из комнаты, где настроились на "Голос Америки". Последние известия: "По сообщениям из Тегерана, сторонники Хомейни в некоторых местах ведут бои, но США по-прежнему поддерживают Бахтияра!"