Тайны нашей дочери
Сегодня Анастасия абсолютно равнодушна к любым сладостям. Ей уже за тридцать. Да, часы идут, дни бегут, а годы летят, и каждый период, короткий он или длительный, вбирает в себя какие-то события. Одни быстро забываются, другие надолго застревают в мозгах и извлекаются из них, особенно к старости, когда прокручивается вся жизнь, как глубоко засевшая в теле заноза. Настя у нас росла самостоятельным ребенком. К моменту получения паспорта она, выпускница известной в Москве 29-й спецшколы английского языка, уже успела узнать Америку за месячное пребывание с классом по обмену в столице штата Нью-Мексико Альбукерке, главном ядерном центре страны. Это ладно, это вроде в порядке вещей, тогда существовала подобная практика, потом месяц жила у нас ее сверстница из США. А вот то, что обзавелась трудовой книжкой с первыми в ней записями, дочь долго держала от нас с женой в тайне. Сначала она устроилась в одно совместное предприятие, а затем ее взяли на какую-то должность в подготовительном комитете Московского международного кинофестиваля. Мы об этом ничего не знали, а вот моему ученику по "Красной звезде" Андрюше Петрову про ее "проделки Скапена" каким-то образом стало известно. Андрей из "Звезды" ушел в "Известия", а теперь возглавлял информационное Управление в столичной Дирекции спортивно-зрелищных мероприятий. Звонок Петрова застал меня врасплох:
– Михал Григорьевич, тут на нас Мировая лига надвигается по волейболу. Впервые в Москве. Хочу пригласить Настю поработать в пресс-центре.
– Кем?
– Будет помогать переводить, брать интервью. У нее же помимо английского еще и немецкий.
– Да, окончила курсы при Дипакадемии.
Мировая лига… Рассказать, что ли, Андрею, что на моих глазах и ушах принималось решение о ее проведении? В отдельном кабинете ресторана гостиницы "Спорт" на Ленинском проспекте, возведенной в канун Олимпиады-80, а сейчас снесенной. Нет, не буду, а то вдруг не так поймет, сочтет за бахвальство, хотя от этого я далек, излагаю только то, к чему был причастен в той или иной степени. Идея давно витала в воздухе, с ней носился Юрий Борисович Чесноков. Надо ли его представлять? Полагаю, надо – для нынешнего поколения. Блестящий волейболист, капитан сборной СССР, с победой покинувшей олимпийский Токио-1964, он после игроцкой и тренерской карьеры избрал чиновничью и успешно занял высокий пост вице-президента Международной федерации (ФИВБ). Большинство специалистов сходилось во мнении: да, здравая идея, однако она никак не пробивалась. И вот очередной визит президента ФИВБ мексиканца Рубена Акосты с красавицей женой в Москву.
– Вячеслав Михайлович, вы – испанист. С Самаранчем запросто общаетесь, уверен, и с Акостой найдете общий язык. Попытка не пытка, попробуем его склонить. Турнир же классный может получиться, уровня чемпионата мира и олимпийского, – Чесноков настойчиво уговаривал моего шефа Вячеслава Гаврилина, зампреда Госкомспорта по международным делам.
Я был отправлен на организацию встречи в гостинице "Спорт". На удивление Акоста, выслушав доводы Гаврилина и Чеснокова, недолго сопротивлялся, прислушался еще и к мнению супруги, которая активно была "за". Он попросил Юрия Борисовича не тянуть с подробным изложением предложения, чтобы обсудить его и все решить на ближайшем исполкоме ФИВБ. Кстати, с той поры у нас с Чесноковым вновь наладились добрые отношения, которые внезапно испортились несколькими годами ранее после того, как я завернул один его материал, принесенный в "Красную звезду". Юрий Борисович был главным тренером ЦСКА, и я попросил его поделиться своими впечатлениями о чемпионате страны, а он объявился в редакции со статьей об очередной годовщине… Куликовской битвы.
Кто бы мог предположить, что все начнется с пожара, слава богу, в переносном смысле. Столь крупные турниры обязательно стартуют с традиционной пресс-конференции. И надо же – куда-то запропастилась официальная переводчица, давно пора начинать, полно иностранного журналистского люда, а ее нет и нет.
– Настя, выручай, покажи, чему тебя в твоей школе научили, – руководитель пресс-центра усадил ее рядом с собой и подвинул к ней микрофон.
Синхрон. И для опытного специалиста крайне сложно, а тут девчонка. Заволнуешься, страшно, тебе в рот смотрят еще какие акулы волейбольного пера. Робость пропала после того, как Рубен Акоста подбодрил, дружески похлопал ее по спине; на мексиканский лад, как, впрочем, и на русский, это означало: мол, не боги горшки обжигают.
В другой раз переводчица была, персональная Юрия Лужкова, приехала вместе с шефом на открытие Кубка мира по плаванию. Столичный мэр в присущем ему стиле, с нарастающим пафосом и громкостью в голосе начинает свое длинное приветствие. Говорит-говорит, делает паузу, ждет перевода от своей помощницы, а она вдруг подбегает к нему и что-то выспрашивает. На трибунах оживление. Когда это повторилось в очередной раз, Александр Полинский, руководитель той самой Дирекции спортмероприятий, одной рукой уводит в сторону раскрасневшуюся от нервного напряжения женщину, а другой подталкивает Настю к Лужкову…
– Я вспомнил тот случай на волейболе и решил подстраховаться, потащил Настю с собой вниз, к бортику бассейна.
– Получается, Александр Григорьевич, вы как в воду глядели в прямом и переносном смысле?
– Выходит, так.
Дома у нас хранится эта фотография. Ее сделал мой давний товарищ и известный фотожурналист Виктор Ганчук; нас сдружила самая первая для обоих заграничная поездка – в Варшаву на мировой чемпионат по тяжелой атлетике. Вместе мы должны были лететь и в олимпийский Лондон, но за два месяца до начала Игр Виктора Вианоровича не стало…
Мои отцовские чувства понятны, и, наверное, мне простится, что они снова увели меня с наезженной тропы изложения своих собственных воспоминаний. Что делать, если в голове роем столько всего разного крутится и одно перебивает другое. Да и за литературными изысками для эстетов не гонюсь, не та цель передо мной. Настя и студенткой факультета иностранных языков продолжала практиковаться в языке, выезжая с волейбольными командами за рубеж. Тяжелее всего пришлось с питерским "Автомобилистом". Его главный тренер, он же главный тренер непобедимой в ту пору сборной страны Вячеслав Платонов, был нарасхват у прессы. Анастасия отдувалась на синхроне, растягивающемся порой вместо обусловленных заранее десяти-пятнадцати минут на час и более.
– Настя, не стесняйся, бери с них деньги за это, что задаром отдуваться, – после одного из таких интервью, в бельгийском Маасейке, заметил на полном серьезе Вячеслав Алексеевич.
Спорт, олимпизм для Анастасии стали определяющими при выборе темы для диплома. На правах давнего знакомого (мы вместе трудились еще на московском чемпионате мира 1966 года по фехтованию) я попросил консультировать ее зампреда Спорткомитета и Олимпийского комитета страны, доктора педагогических наук Владимира Сергеевича Родиченко. Родиченко, дока в олимпийских делах больше, чем кто-либо другой, был придирчив, требователен, но справедлив. Настя возвращалась от него с немалым числом пометок и замечаний, на исправление которых Владимир Сергеевич отводил ей не более трех дней. Поправки надо было вносить не только в русский, но и в английский текст.
– Вот видишь, мы не зря старались, моя оценка совпала с оценкой госкомиссии, – поздравлял он меня после Настиной защиты диплома на "отлично". – Буду рекомендовать ее работу для библиотеки института физкультуры.
…Все хорошо, все красиво, только ответа на волнующий его вопрос саудовский вельможа в Тбилиси так и не дождался и укатил обратно к себе домой без столь желанного сувенира. И причина была даже не в том, что таких машин единицы и они делаются по спецзаказу. Долго мудрили-мудрили над ценой, да так и не установили. Бесценным товаром оказался ЗИЛ.
Конечно, заполучить в госказну лишний миллион долларов, а то и больше, не помешало бы. И все-таки благодаря саудовцам бюджет, во всяком случае республиканский, удалось прилично пополнить. Опять же спасибо важному гостю из Эр-Рияда. С собой в Тбилиси он прихватил человек тридцать свиты и обслуживающего персонала. Повеселились они на славу, уж твердую американскую валюту не жалели. Прошла даже негласная команда: постараться как можно дольше задержать делегацию. А как? Путь был один: выход сборной Саудовской Аравии в следующий круг, что гарантировало еще как минимум неделю пребывания. И ведь все шансы были; лишь под занавес матча бразильцам удалось распечатать ворота саудовцев весьма сомнительным голом. В итоге равное количество очков с испанцами, устроить бы переигровку, но регламент этого не предусматривал, калитка захлопнулись перед саудовцами, они меньше забили.
Вторая переигровка Гомельского
А вот у Гомельского переигровка, еще одна, да какая, случилась. Однако это совсем другая история. Она, по мере раскручивания, обрастала догадками, разными небылицами, а как было по-настоящему, мало кому и по сей день известно. И не на площадке с двумя щитами она поначалу разворачивалась, а в тиши госкомспортовских кабинетов. Впрочем, какая тишина, разве что крики не доносились из-за плотно закрытых дверей, а всего остального – эмоций, страстей, жарких дебатов, как на судебном заседании в противостоянии прокурор – адвокат, было хоть отбавляй. И уровень, на каком все это происходило, в дипломатии назвали бы как минимум посольским.
ЦСКА – "Жальгирис". Равное количество очков после завершения чемпионата, как тогда у армейцев с питерскими спартаковцами, и дополнительные матчи, на сей раз не один, а два, сначала в Каунасе, затем в Москве; если понадобится, в случае равновесия, то и третий. Александр Яковлевич – президент Федерации баскетбола СССР, и в этой должности он возражает против участия в поединках центрового каунасцев Арвидаса Сабониса. Аргумент, кажется, железный: великий Сабас только что избавился, и то не совсем, от тяжелейшей травмы ахилла, он нужен сборной, впереди Олимпиада, чемпионаты Европы и мира, а в этой бескомпромиссной битве двух лучших клубов страны в пылу борьбы может случиться всякое. Ведь против него будут действовать Виктор Панкрашкин или могучий усач-гигант Володя Ткаченко, 220 сантиметров роста и, наверное, за центнер веса. Наступят на ногу, отдавят, считай, медведь или слон это сделал.
Руководство Госкомспорта во главе с Маратом Владимировичем Грамовым с доводами Гомельского соглашается, однако прибалтийская сторона нос воротит, видя в них закулисные происки Москвы, да и неоднозначное отношение к Грамову подстегивает их: не свой в спортивной среде, мол, партийный стиль давления на ситуацию, а какой иной может быть стиль, ведь Грамов – выходец со Старой/Новой площади, из отдела пропаганды ЦК КПСС. Над ним подтрунивают: не так выговаривает бадминтон и волейбол. А ведь человек если не памятника заслуживает, то уж бюста наверняка. Это же Грамов добился превращения Спорткомитета при Совете Министров в полноценное министерство спорта, вывел его совершенно на иной, государственный уровень.
Со своим предшественником Сергеем Павловичем Павловым они были совершенно разными. Грамов казался вечно угрюмым, на лице – строгость и недоступность. Наоборот, улыбчивый, располагающий к себе внешне и внутренне, с боевым комсомольским задором Павлов всегда был открыт. С моим коллегой по "Красной звезде" мы недолго согласовывали с ним день и место встречи для беседы в канун очередного Дня Советской Армии и Военно-Морского Флота. Упреждая ее начало, Сергей Павлович полез в боковую тумбу огромного стола и извлек оттуда томик Александра Трифоновича Твардовского. Перелистал несколько страниц, наткнулся на нужное стихотворение, начал громко читать вслух. Вот эти тяжелые проникновенные строки:
Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте,
На левом,
При жестоком налете.
Павлов же родился в этом городе. Ему было двенадцать, когда началась война, а в шестнадцать паренька наградили медалью "За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.". Среди многочисленных правительственных наград Сергей Павлович ее особо ценил.
…Литва бурлит, жаждет золотых медалей, национальный же вид спорта. А полковник Гомельский, ежу понятно, отстаивает армейские интересы. В Москву на переговоры отправляется целая делегация, ее усиливают высоким чиновником из республиканского правительства. Гомельский вне себя, нервы, как натянутая струна, доказывает, не в местничестве дело, можем потерять для литовского, советского, всего мирового баскетбола блестящего мастера. Литовцы стоят на своем.
Какие это были классные матчи! Что первый, победный для "Жальгириса", в Каунасе, что оба последующих в Москве. С одной стороны Сабонис и его великолепные партнеры Йовайша, Хомичюс, Масальскис, с другой боевая армейская гвардия – Мышкин, Тараканов, Лопатов, Ткаченко… Специалисты утверждали, что по накалу, мастерству они ничуть не уступали матчам в NBA. Хоккеисты уступили свой Дворец спорта в Лужниках, но, казалось, под его сводами так и продолжает витать дух непримиримого соперничества ЦСКА со "Спартаком". К сожалению, худшие предположения сбылись – без травмы у Сабониса не обошлось. И хотя, завершив карьеру в "Жальгирисе", он продолжил ее сначала за океаном в "Портленде", а затем в мадридском "Реале", к огромному огорчению, это был уже не тот Сабас. Знаменитый литовец так и не смог восстановить свои былые кондиции.
…Когда с детьми мы как-то пересеклись с Гомельским в доме отдыха на Клязьме и Яковлевич вернулся к этой истории, глаза его повлажнели.
– Михей, ты же меня давно знаешь, я ведь этих литовцев люблю как своего Кирюшу. Простить себе не могу, что так случилось, видит Бог, я не хотел, – уже не слезинки, а слезы текли по его гладко выбритому лицу.
И смех, и слезы, и любовь. В этом случае было не до первой составляющей известной формулы жизни, и в другом, отделенном годами, – тоже, хотя сейчас вся та ситуация нагнетания ужаса и страха выглядит мышиной возней и ничего, кроме смеха, вызвать не может. Если бы не Александр Яковлевич, я бы ни за что не проник на матч нашей команды с израильской на Всемирной Универсиаде-1973, даже не узнал бы, где он проходил. Израильская делегация существовала для всего мира, кроме нас. Упаси Бог упомянуть о ней. Ну, нет ее и все, полная изоляция. Ни строчки не напиши, ни слова по радио не скажи. Место встречи было покрыто мраком политической ненависти и какого-то психоза (с чего вдруг? почему?), держалось в страшной тайне, и изменить его никак нельзя было, Гомельский тоже молчал, только позвонил мне по телефону и назначил свидание у гостиницы "Советская".
– Яковлевич, вы меня в "Яр" приглашаете цыган послушать? В честь чего, что отмечаем?
– К цыганам заглянешь в следующий раз с кем-нибудь другим, а сейчас топай за мной и ни о чем не спрашивай, – обрезал он меня.
Мы и потопали до… игрового зала ЦСКА. Родимый ты мой, сколько раз я писал отсюда отчеты с матчей армейцев. Ну и выдержка, дорогой Александр Яковлевич, весь путь не проронили ни слова, даже не намекнули. Аккредитации было явно недостаточно, и на каждом кордоне Гомельский предъявлял еще пропуск на двух человек. Секрет раскрылся, когда из ближней к входу раздевалки появилась команда Израиля. Эх, предоставить бы этому поединку лужниковскую площадку, арену забили бы под завязку, как на встречах ЦСКА с "Жальгирисом". А здесь от силы без толкотни умещалось человек двести зрителей. Ясно было, испугались: а вдруг набегут тысячи этих с… пятым пунктом.
Кстати, Израиль был не одинок, табу негласно было наложено и на общение с Донной де Вероной, знаменитой американской пловчихой, олимпийской чемпионкой. Красавица блондинка с аккредитацией от одной из телекомпаний США впала в немилость, что-то там буркнув про замкнутость нашей жизни, никак не выберемся из-за железного занавеса… А мы взяли и прорвали его. Де Верона для аккредитованной прессы организовала вечеринку, для чего зафрахтовала прогулочный речной пароход, говорят, чуть ли не сама все оплатила. Приглашения получили и мы, и, хотя нам мягко так намекнули, а то и вовсе рекомендовали отказаться, повеселились вместе со всеми на полную катушку. Политики минимум, зато по максимуму было разной выпивки и закуски, и, знаете, градус объединения двух существовавших тогда мировых систем оказался довольно высоким…
Мечта детства – "Уэмбли"
Все хорошо, прекрасная маркиза, но до "Уэмбли", той самой голубой своей мечты с детства, я когда-нибудь доберусь? Добрался. Можно было, конечно, воспользоваться олимпийским автобусом для аккредитованных, но я предпочел метро, решил, что быстрее, и пожалел. Удовольствие передвигаться по таким зачуханным задворкам было еще то, это вам не путешествие в Лужники, не станции "Спортивная" или "Воробьевы горы", какие-то обшарпанные платформы, лестницы и вестибюли. Нет, меня не переубедить: московское метро – лучшее в мире. Употребил слово "обшарпанные" – и засмеялся, но это не тот случай, когда смех без причины – признак дурачины. Причина была.
…Мы, группа сотрудников Госкомспорта, прилетели в Ереван на традиционный матч боксеров СССР – США. Теплая встреча, после которой руководитель местной федерации пригласил нас отобедать к себе домой. Пока хозяйка хлопотала на кухне и накрывала на стол, мы разглядывали семейные фотографии, и вдруг Юрий Золотарев громко воскликнул: "А квартира-то какая обшарпанная!" Юмор не сразу дошел до нас, а когда врубились, дружный хохот потряс стены: все жилище по периметру было в японских "Шарпах"…
Игра слов, но что делать, если для этого участка лондонской подземки другое не лезет в голову. Однако стоило выскочить на волю из душного вагонного плена и отойти от остановки метров на сто, как я оказался совсем в другом мире. Тот, прежний "Уэмбли", на котором в матче 100-летия английского футбола в составе сборной мира блистал Лев Яшин, уже история. Его снесли, и на его месте выросла суперарена. Трибуны четырехъярусного, чисто футбольного комплекса, накрытого по периметру козырьком, украшали мягкие ярко-красные кресла. Лишь на боковых трибунах они островками меняли цвет на бело-черный таким образом, что складывалось название – WEMBLEY, которое, пока все места не заняты, можно было прочитать с любой точки.
В пресс-центре, увлеченный репортажем из Манчестера, с другого знаменитого стадиона "Old Trafford", где играли бразильцы с белорусами, я не сразу обратил внимание на сидевшего передо мной человека в строгом темно-синем костюме. Он пристально вглядывался в экран, изредка делая какие-то пометки в блокноте. Несколько раз к нему подходили люди в такой же форме, что-то спрашивали, и, когда, наконец, он обернулся, отозвавшись на чей-то голос, я не поверил своим глазам – это был Карлос Альберто Паррейра. Ну как не воспользоваться такой редкостной удачей и не попросить об интервью у тренера, единственного на свете, кто, помимо своей, работал еще с пятью национальными сборными и все их выводил в финальную часть мировых первенств. В 1970 году вместе с Марио Загало Паррейра (он тогда был помощником Загало) привел бразильцев к очередному золотому успеху, а спустя двадцать четыре года, будучи уже сам главным тренером, повторил это достижение. Одиннадцать клубов из разных стран, которые за свою карьеру возглавлял Карлос Альберто, тоже не оставались без наград.