Я проникся к нему большой симпатией. В ответ на его откровения кратко поведал о себе. Перед выходом в Киеве он записал в мой блокнот свой черновицкий адрес и телефон кондитерской фабрики. Похлопав по плечу единственной рукой, попрощался:
– Твои мечты стать архитектором обязательно сбудутся. А пока надо выживать и зарабатывать на хлеб насущный. Готов помочь. Надумаешь – приходи на фабрику. Подберу тебе подходящую работу.
Он мне чем-то напомнил Василия Ивановича, который когда-то при переезде из Астрахани на Урал также предлагал помощь с трудоустройством. Судя по записи в блокноте, с которым я не расставался, фабрика находилась в центре, на улице Сковороды. На проходной фабрики сонный вахтер доверчиво пропустил меня в помещение администрации, где находился кабинет директора. Он встретил меня удивленно-радостным восклицанием:
– Как ты догадался, что я тебя разыскиваю? Мне ведь только запомнилось, что фамилия – "птичья". А на днях повел внучку на фильм "Ошибка инженера Кочина", в котором отрицательный персонаж – Галкин. Вот и вспомнил, к какой птице ты относишься. Собрался обратиться в адресное бюро. А ты как с неба свалился! Если навестить, то рад видеть, если еще и по делу – вдвойне рад.
Я немного слукавил, объяснив, что и то и другое. Но тут директора по внутреннему телефону вызвали на производство. Воспользовавшись его отсутствием, я осмотрел кабинет. Письменный стол был уставлен черно-белыми фотографиями. Нетрудно было догадаться, что это память о погибших в блокадном Ленинграде. На стене за креслом висела большая фарфоровая тарелка с его изображением, надписью "Артемий Загряжский" и цифрой "50". Отвлекла от осмотра кабинета секретарша. Она на подносе принесла чай и безумно аппетитные теплые булочки фабричного производства. Вслед за ней вошел Артемий Иванович и сразу приступил к делу:
– Значит, так. Ты молод, на вид смышлен, хлебнул жизненного опыта с избытком. Открыто финансирование на реконструкцию и расширение фабрики. Она размещается в этом старинном здании, приспособленном под производство. А спрос на выпечку фантастический. Изголодавшиеся в войну люди сметают с прилавков все в считаные минуты. Дворовая территория позволяет построить еще одно здание и реконструировать существующее. Есть проектный институт во Львове, который специализируется на пищевых предприятиях. Но мне нужен надежный помощник. Я ведь абсолютный профан в строительном деле и каждый день занят с головой. Ты будешь зачислен на солидную должность – заместитель директора по капитальному строительству. У тебя будет приличный оклад. И, кстати, свежей выпечкой ты сумеешь ежедневно баловать маму и сестру.
Однако не все так просто. Но здесь уже ты должен пойти мне навстречу. Я вынужден постоянно менять кладовщиков сырья и готовой продукции. Воруют по-черному, без зазрения совести. Подозреваю, что сторожа на проходной в сговоре. Правда, иногда с ухмылкой мне говорят, что вечером по окончании смены некоторые работники, независимо от пола, уходят "беременными" и с отросшими задницами. Поэтому ключи от кладовых я передам тебе. Отпуск сырья и готовой продукции должен проходить в твоем присутствии и строго по накладным. Если потребуется надежный помощник и есть кандидатура, готов принять. Пока же скромная зарплата кладовщика добавится к основной. Ну как, по рукам?
Я крепко пожал его единственную руку. После небольшой паузы он дрогнувшим голосом тихо произнес:
– Ты очень напоминаешь мне сыночка. Вы почти одногодки. Он так мечтал стать журналистом и объехать весь мир…
Я заметил, как увлажнились его глаза, когда он показал мне рамку с фотографией сына. Мы попрощались до следующего дня. Дома мама одобрила мое решение перейти к Артемию Ивановичу, но сказала:
– Ты как Летучий голландец. Порхаешь с одного места на другое. Как бы это не вошло в привычку!
Я возразил:
– Ты не совсем права. Сейчас нам важно продержаться на плаву. Я готов землю носом рыть, чтобы заработать денег. А когда вернется отец, обязательно завершу образование. И архитектуре, как любимой женщине, буду предан всю оставшуюся жизнь.
Материнский поцелуй, как знак согласия с моими словами, завершил наш диалог. Быстро настрочив письма отцу и Валентине, утром по пути на новую работу отправил их. Валентине я написал, что появилась реальная возможность трудоустройства. Это был косвенный намек на возможность ее приезда. При этом меня одолевали противоречивые чувства. Каковы были перспективы наших взаимоотношений при жесткой позиции родителей?
Ранним утром, задолго до начала работы первой смены, я пришел на фабрику. Артемий Иванович уже находился в своем кабинете. Он сразу начал знакомить меня с производством. Мы спустились в цокольный этаж. Там была очень высокая температура от нагрева печей. В отделении замеса, где с металлическим кряхтеньем вертелись лопатки в смесительных чанах, суетились женщины. На первом этаже находились кладовые сырья готовой продукции и различные вспомогательные службы. Недалеко от кабинета директора мне была выделена небольшая комната, со стеллажами и двумя письменными столами. Артемий Иванович повел меня в кладовые. Показал их переполненное чрево. Вкратце объяснил специфику работы на этом новом поприще. Во время обеденного перерыва я был представлен коллективу, в котором преобладали молодые и среднего возраста женщины. Краткое знакомство он завершил традиционно русским душевным пожеланием:
– Прошу нашего нового сотрудника любить и жаловать.
В ответ – легкий смех и добрые улыбки:
– Любовь гарантируем с первого взгляда: и поодиночке, и в порядке очереди. Главное, чтобы он обратил на нас внимание!
В шутливой реакции чувствовалась горькая правда жизни женщин моего поколения. Многие были обречены войной недолюбить, не родить детей, остаться одинокими… Я довольно быстро втянулся в режим работы на фабрике. Раньше всех приходил, позже всех уходил. Это было связано с монопольными обязанностями открывать и закрывать обшитые металлом двери кладовых. По накладным требовалось беспрерывно выдавать сырье, отпускать готовую продукцию на вывоз.
Я с нетерпением ожидал приезда Валентины, чтобы она сняла с меня значительную часть этой обузы. Мне не терпелось полностью переключиться на вопросы реконструкции и расширения фабрики. Тем более что приехала группа проектантов из Львова. Она состояла из архитектора, технолога, изыскателя и специалистов по инженерным сетям. Я выступал в качестве ответственного представителя заказчика и в то же время единственного стрелочника, с которого будет суровый спрос за ошибки. К счастью, я уже не был новичком в переговорах. В итоге мы изложили директору концепцию развития фабрики. Архитектор представил эскизные варианты будущего комплекса, а технологи – поэтажные планы расстановки нового оборудования.
В этот день я раньше обычного появился дома. Яна бросилась мне навстречу с укором:
– Я тебя почти не вижу! Приходишь с работы, когда я сплю. Ты весь пропитан сладкими запахами. Можно тебя хотя бы лизнуть?
Со смехом она увлажнила мое лицо теплым языком и поцеловала. Взамен получила пакет со свежей, ароматной выпечкой. Мама молча вручила мне телеграмму от Валентины о приезде в ближайшие дни. Затем последовал жесткий вопрос:
– Объясни, где она будет жить, чем будет заниматься и в каком качестве вас отныне величать?
Я предвидел реакцию мамы на приезд Валентины. Поэтому заранее подготовился к ответу.
– Прошу тебя, не нервничай и выслушай меня спокойно. Артемий Иванович готов предоставить ей место в довольно комфортабельном общежитии фабрики. Она с меня снимет тяжелую и неприятную обузу заведования складами. И я наконец сумею раньше приходить домой, чтобы немного успеть пообщаться с вами до сна. И последнее. Величай нас как всех молодых людей, которые встречаются по любви и строят планы на будущее. Мы с Валентиной уже не дети. В этом возрасте, если не ошибаюсь, дорогие родители подарили мне жизнь. За что вам от меня огромное спасибо!
Гордый своим аргументированным ответом, я расцеловал маму и в хорошем настроении отправился спать в свою холостяцкую комнату. Приезд Валентины совпал с выходным днем. С вокзала мы направились в общежитие фабрики. По распоряжению Артемия Ивановича, который был посвящен в мою личную жизнь, ее поселили, в порядке исключения, в небольшую уютную отдельную комнату.
Мудрая мама пошла на компромисс и устроила обед в честь приезда Валентины. Самое большое опасение, что я приведу ее "на птичьих правах" в наше просторное жилье, рассеялось, и она смягчилась. Обед, при традиционном гостеприимстве мамы, прошел легко и непринужденно. В общежитие я провожал Валентину вместе с Яной. Она без умолку весело щебетала. Ее одолевало любопытство, почему Валентина не остановилась у нас. Ответ был шутливо уклончивым, но с подтекстом, понятным мне:
– Что ты, мой дружочек! Со мной вам станет очень тесно жить, особенно твоей мамуле.
Яна, которой еще неподвластны были лабиринты взаимоотношений взрослых, с детской непосредственностью возразила:
– Нет, я не согласна с тобой. У нас ведь очень большой дом. Хочешь, давай жить вместе в моей комнате. Веселее будет!
Валентина нежно погладила ее каштановые волосы:
– Спасибо, ты очень добрая. Я подумаю.
После небольшой ознакомительной прогулки по оживленной центральной улице Ольги Кобылянской мы распрощались у подъезда общежития. На следующее утро, по пути на фабрику, я зашел за Валентиной. В этот же день произошла передача дел в ее надежные руки. Мы теперь были рядом, и, если даже нас разделяли стены, ее присутствие ощущалось постоянно. Два раза в неделю я ходил на занятия в школу рабочей молодежи. Остальные вечера мы старались проводить вместе. В воскресенье, как правило, она приходила к нам в гости. Чувствовалось, что мама смирилась и привыкла к такому режиму ее взрослого и уже совсем самостоятельного сына.
Опасный сосед – генерал Лев Мехлис
Незадолго до Нового года произошла цепочка событий, в результате которых появилась надежда на скорое возвращение отца. Прилегающий к нам жилой район облюбовало командование одной из армий, возвращающихся из-за границы. Недалеко от нас находился красивый пустующий особняк. И вдруг он стал эпицентром круглосуточной суеты! Завозилась богатая мебель. Бегали взад-вперед солдаты. Приезжали и уезжали легковые и грузовые машины. Кругом были выставлены вооруженные посты. По всем улочкам района стали прогуливаться небольшие группы людей в военной и гражданской одежде.
Поскольку слухами земля полнится, до нас дошла информация, что в этом особняке будет штаб-квартира какого-то важного генерала, а в домах по соседству – подведомственные ему подразделения. Теперь привычную атмосферу тихих особняков сменили шум и суета. Особенно это ощущалось при встрече первого послевоенного Нового года. Сотни возбужденных и опьяненных сознанием победы и мирной жизни людей высыпали на улицы и переулки. Мы также решили проветриться после обильного застолья и традиционных бокалов шампанского. Мама с Яной шли впереди, мы с Валентиной – за ними. Во время прогулки, насыщенной взаимными поздравлениями и добрыми пожеланиями горожан, нас остановил мужчина лет пятидесяти в гражданской одежде, хотя выправка у него была явно военная. Меня поразило жесткое и властное выражение его лица и пронизывающе-недоверчивый холодный взгляд. Стараясь изобразить приветливую улыбку, он обратился ко всем нам, хотя глаза были обращены на маму:
– Прошу вас принять наилучшие новогодние поздравления от меня, а значит, и от сотен тысяч моих подчиненных и единомышленников. Вы – мои соседи через два участка справа. Не удивляйтесь. Извините, что с первого дня приезда заочно (и без вашего согласия) я имел счастье познакомиться с вами. Что поделаешь, такое время. Война закончилась, война продолжается, обстановка требует знать о многих людях, особенно если они находятся рядом. А теперь разрешите представиться: Лев Мехлис.
Назвав свою фамилию, он опять улыбнулся, но мне почему-то стало не по себе. Правда, воркующий, картавый тембр голоса мгновенно воскресил в моей памяти образ милого одессита Леонида Русскинда на далеком Урале. Видимо, промелькнула мысль, оба они – уроженцы Одессы… И внешне, и по манере разговора они были очень похожи, хотя Мехлис, конечно, обладал какой-то особой, зловещей привлекательностью. Или это уже более поздние впечатления?.. Во всяком случае, мама сообразила сразу, как следует ответить на его поздравление. Она обратилась к Мехлису приветливо и очень мягко:
– Не думайте, что только вы знаете своих ближних соседей. Ведь к вашему приезду готовился весь город! Вы слишком известный на всю страну человек, чтобы остаться незамеченным. И для нас большая честь с вами познакомиться в новогоднюю прогулку. Это лучший подарок. Огромное спасибо вам!
По лицу Мехлиса было видно, что слова мамы пришлись ему по душе. Он церемонно и с улыбкой поцеловал ей руку. Нам приветливо кивнул. Его охрана держалась на почтительном расстоянии. Мехлис удалился быстрым шагом. На следующий день посыльный принес от него новогодние подарки. Больше я его никогда не видел.
Мама потом рассказала, что несколько раз Мехлис напрашивался в гости. Причина была понятна, как и последствия явного отказа. Поэтому она, в присутствии Яны, соглашалась его принять. По ее словам, страшный человек оказался очень интересным собеседником, жизнь которого вполне могла бы стать сюжетом авантюрного романа. Мех-лис навещал наш дом несколько раз. Однажды мама решилась попросить его содействия, чтобы отца перевели поближе к Черновцам. В ответ Мехлис сухо и кратко сказал, что даст поручение проверить целесообразность такого перевода. Примерно через месяц отец был откомандирован в воинскую часть, расположенную в Черновцах. Это был один из самых счастливых дней в нашей жизни. Мы понимали, что без участия Мехлиса здесь не обошлось. Наверное, этот взлетевший на вершину власти человек, о жестокости и подозрительности которого слагали легенды, не лишен был душевных порывов.
Возвращение главы семьи
Отец отсутствовал более трех лет. Внешне он мало изменился, хотя заметно похудел. Поэтому казался выше своего среднего роста. В густой русой шевелюре серебрились нити седины. Появились новые морщины на мужественном и в то же время добром лице. О войне рассказывал скупо. Воспоминания были тяжелые. По его словам, многое пришлось переосмыслить. Произошла переоценка ценностей, как у миллионов людей, хлебнувших жесточайших будней войны. Влюбленными, истосковавшимися глазами он смотрел на жену и повзрослевшую дочь, унаследовавшую его черты.
Много времени мы стали проводить друг с другом. Откровенно, по-мужски обсуждали волнующие нас проблемы. Отец жестко поставил вопрос о продолжении прерванной учебы. Казалось, теперь все барьеры на пути к этому снимались. Однако даже на самом гладком пути не обходится без тормозящих препятствий. Около года потребовалось на полное завершение среднего образования в школе рабочей молодежи. Без него теперь не допускали к приемным экзаменам. Не то что во время войны, в Свердловске! Не мог я подвести и Артемия Ивановича. Нужно было довести до конца проектные работы по реконструкции кондитерской фабрики. По договору весь процесс, от начала до конца, занимал полтора года. И, наконец, сложный морской узел отношений с Валентиной с каждым днем стягивался все туже и туже.
Позиция родителей в этом вопросе вылилась в заговор молчания. Единственный раз отец, с присущим ему лаконизмом, изрек:
– Ты за годы войны стал взрослым и самостоятельным. Наше родительское мнение: совместить учебу и семью нереально. Чем-то надо пожертвовать или отложить немного. Но окончательно решать тебе.
Неопределенность плохо сказывалась на наших отношениях. Валентина стала нервной и раздражительной. Я понимал, что это связано с моей нерешительностью. Под Новый, 1947, год она вдруг заявила, что намерена возвратиться в Полтаву. Хотя все было неожиданно, этот шаг был предсказуем. Перед отъездом Валентина призналась, что ее чувства притупились, хотя она по-прежнему любит меня. Ее светлая мечта иметь со мной семью и детей превратилась в мираж. Больше ждать и надеяться она не хотела.
После ее отъезда я места себе не находил. Родители старались всеми силами меня отвлечь. Но я ощущал их скрытую радость от такой развязки. Все же мне было тоскливо. Оживились и одинокие девицы на работе, стараясь чаще попадаться мне на глаза и заигрывать под благовидными предлогами. Так для меня наступил период мимолетных увлечений.
С Валентиной мы продолжали переписываться. В одном из писем она уведомила меня, что решила устроить свою жизнь и выходит замуж за состоявшегося человека, на десять лет старше ее. Он – бывший военный, имеющий стабильную материальную базу для создания семьи. В будущем, бывая наездами в Полтаве, я неоднократно посещал ее благополучное гнездо, в котором появилось трое сорванцов. Сила первой любви угасла, но благодарная память осталась навсегда.
Новый, 1947, год мы наконец встретили в полном семейном составе. Вскоре отец, в связи с массовой демобилизацией, перешел на гражданское поприще. Ему предложили должность главного инженера фурнитурного завода. Это было очень близко от дома – по другую сторону парка, на главном проспекте, пересекающем весь город от вокзала до аэродрома. Я увлеченно продолжал курировать проектные работы на кондитерской фабрике. Во время деловой поездки во Львов, буквально ослепивший меня своей неповторимой красотой, удалось посетить Политехнический институт и уточнить условия поступления на архитектурный факультет.