* * *
Книга графа Ламбздорфа встревожила меня. Но не потому, что я вообразил, будто подобные писания могут повлиять на нашу, российскую позицию. Нет, мое беспокойство вызвано другим. Своей односторонностью и - да простит меня граф! - беспардонностью книга заставила меня лишний раз подумать о том, что задача, поставленная после войны немецкими педагогами по преодолению "комплекса вины", выполнена, и с перехлестом. Выросли поколения, настолько извратившие и отвергшие уроки истории, настолько уверенные в том, что их права и интересы стоят выше принципов морали и справедливости, что можно с уверенностью ждать: не сегодня завтра мир вновь услышит: "Deutschland, Deutschland über alles!"
P.S. Для тех, кто забыл или не знает, что принесла немецкая военщина на русскую землю
Руза - маленький, но стариннейший городок Московской области, упоминающийся в источниках с XIV в. Как и многие подобные городки, он еще задолго до войны обзавелся краеведческим музеем. Историческая насыщенность края сказалась на качестве музейной коллекции. Ее художественная часть во многом состояла из фамильных ценностей двух именитых княжеских родов - Гагариных и Долгоруких, чьи имения были неподалеку. Особую ценность представляла коллекция гравюр (5864 листа) и иного антиквариата, вывезенная князем Гагариным из путешествий по Европе и Азии, а также архивные документы (583 листа) из имений и церквей. Были и другие разделы собрания: этнографический, археологический, геологический, естественно-научный и даже антропологический. Как отметила комиссия в составе профессоров Б. А. Рыбакова и А. П. Смирнова, приехавшая в Рузу после ее освобождения: "Коллекции Рузского музея состояли из ценного в научном и художественном отношении подбора материалов по крестьянскому и дворянскому быту XVII–XIX вв.".
Осенью 1941 г. немцы рвались к Москве стремительно и неудержимо. В Рузе было объявлено военное положение; на работе в музее остался один человек - директриса М. И. Шалепина. С эвакуацией медлили, надеясь не допустить немцев так близко к столице, но директрису проинструктировали, как поступить с музейными экспонатами, если город накроет волна нашествия. В соответствии с инструктажем ценные экспонаты - статуи, художественная бронза и т. д. - были закопаны в землю, в тайники, которые директриса копала своими руками. Портящиеся вещи - телескоп, микроскоп, патефон, рукописи, книги и т. п. - были сложены в сундуки и ящики и спрятаны в обнаруженном под досками пола в амбаре каменном погребе, после чего пол был настлан вновь. 14 октября после воздушного налета в городе началась хаотическая эвакуация, в срочном порядке выслали и Шалепину, успевшую захватить с собой только личные вещи.
25 октября Руза была занята немцами, сразу расположившими в музее, стоявшем на возвышенности, воинскую часть. Погреб с музейными сундуками был обнаружен и переоборудован в блиндаж. Вход в музей запретили. Вскоре случай отдал в руки захватчиков и захоронки, сделанные директрисой. 17 декабря 1941 г. немцев вынудили отступить; уходя из Рузы, они собрали все музейное имущество в здании музея и подожгли его. Все, что осталось после пожара, - полуразрушенный фундамент, груды кирпича, остатки обожженного мрамора и расплавы бронзы от статуэток.
Соответствующие акты и свидетельские показания имеются.
Подобных маленьких музеев на оккупированных территориях было свыше ста.
От них не осталось ничего.
Битва за трофеи как эпизод Третьей мировой войны
Мы долго молча отступали.
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики:
"Что ж мы, на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?"
М. Ю. Лермонтов
Положение России на международной арене сегодня незавидное и заставляет вспомнить древнеримскую мудрость: "Vae victis! - Горе побежденным!" Потери, поражения одно ощутимее другого - дипломатические, моральные, политические, экономические… Похоже, что все должники России заключили тайный союз с ее кредиторами, чтобы все взять от ослабленной страны, ничего при этом не отдавая. Нам, воспитанным на идеалах общечеловеческих ценностей, всемирного братства трудящихся, грядущего слияния народов в одну земную нацию и грядущего же царства всеобщего равенства и справедливости, внезапно открылась истинная картина ожесточенной и беспощадной борьбы наций и государств за выживание, за ресурсы, за право входа в "золотой миллиард", за мировое господство и т. д. Мы воочию убедились, что под прикрытием красивых и благовидных концепций в международных отношениях по-прежнему господствует право силы и далекое от всякого снисхождения отношение к слабому. В частности, сегодня со всех сторон слышится главная заповедь уголовного мира, обращенная к России: "Умри ты - сегодня, а я - завтра".
Наглядным и убедительным примером сказанного является история с трофейными ценностями культуры, развернувшаяся с начала 90-х гг. Непосредственный участник событий, я расскажу, как это было.
Первый приступ сикофантов
Пока Советский Союз был цел и силен, а Германия разделена на две половины, вопрос о трофеях не поднимался. Точно так же, как и сегодня он не поднимается в отношении США или Англии. Понятно, почему ни СССР, ни Россия не считали нужным обращаться к этой теме: ведь в соответствующих решениях, сопровождавших выдачу ГДР Дрезденской галереи, а также еще 1,5 млн единиц культурных ценностей в середине 1950-х гг., говорилось о том, что Советский Союз считает тему раз и навсегда закрытой после этого акта "доброй воли". К сожалению, недалекие наши правители, жестоко ошибившись в прогнозах относительно политических последствий добровольного возвращения "Дрезденки", совершили еще одну ошибку в отношении тех сокровищ, что оставались после этого в России. Вместо того чтобы по примеру США публично легализовать трофейные ценности, официально "разлив" их по музеям и библиотекам и введя тем самым в мировой культурный обиход и научный оборот, "культуртрегеры" советского пошиба заперли трофеи в запасниках, породив этим подозрения, сомнения и домыслы в отношении вполне ясной проблемы.
В дальнейшем поведение России резко отличалось от поведения ФРГ в отношении культурных ценностей, перемещенных в результате Второй мировой войны. У нас априори считали, что выяснить местонахождение отечественных ценностей, вывезенных агрессорами - чрезвычайно сложно, а вернуть их на Родину - и вовсе невозможно, ведь они по большей части находятся в частных руках. Поэтому, за исключением эпизодически пробуждавшегося интереса к поиску Янтарной комнаты, никаких иных волнений в связи с этой темой в советском общественном сознании не возникало. Что же касается вещей из бывших немецких собраний, то насчет них в наших коллекционерских кругах ходили, разумеется, слухи и легенды. Но в открытой печати на подобные сюжеты существовало табу; таким образом, почти никто из советских людей не знал, где, что и сколько у нас хранится.
Совсем иначе отнеслись к делу немцы, десятилетиями не ослаблявшие усилий для того, чтобы выяснить, где в СССР находятся те или иные культурные ценности; в отличие от нас, они знали, что основная часть их бывшего имущества сосредоточена в государственных хранилищах. Намерение рано или поздно его вернуть (как фрагмент общего реваншистского замысла по пересмотру всех итогов ВОВ) никогда не оставляло побежденного агрессора. С этой целью в Бремене на базе университета был создан центр по сбору соответствующей информации. Руководителем центра является проф. В. Айхведе, которому удалось создать в России агентурную сеть, состоящую из людей, умеющих работать с архивными материалами.
Один из наиболее активных немецких сикофантов, некий г-н А. Л. Расторгуев (ныне член берлинского общества "Утраченное искусство в Европе"), в течение многих лет был связан с Айхведе коммерческим интересом, комплектуя для последнего библиотеку по части "россики". Ничем особо не отмеченный в искусствознании (его кандидатская диссертация посвящалась узкой проблеме перспективы в творчестве художников итальянского Возрождения), он, однако, подвизался на кафедре искусствоведения МГУ и был вхож в музейные и коллекционерские круги, где и находил интересующие немцев сведения. Летом 1990 г., будучи заранее оповещен о грядущем объединении Германии, он, вероятно с "подачи" Айхведе, написал "Проект решения вопроса о судьбе памятников искусства, архивных материалов, рукописей, библиотек и т. п., вывезенных из Германии в качестве военных трофеев и находящихся в настоящее время в спецфондах музеев и в государственных хранилищах СССР".
Основная мысль проекта, поражающего односторонним подходом, такова: нам надлежит вернуть немцам все самое лучшее, самое ценное и уникальное, а себе в качестве возмещения утрат оставить тиражный антиквариат, а также то, что невозможно разыскать по спискам и идентифицировать. Проект был опубликован в январе 1991 г. в "Русской мысли", сыграв роль спускового механизма для информационной кампании в СССР, с высокой скоростью развернутой сторонниками возвращения трофеев и немецкими агентами.
Тем временем, позаботившись о том, чтобы соответственно обработать общественное мнение и адаптировать его к запланированному возвращению в Германию трофеев, немецкая сторона предприняла свой главный ход, на который и возлагала все надежды. Используя германофильские и русофобские интенции министра иностранных дел СССР Э. А. Шеварднадзе (этнического немца по матери), она подготовила Договор о добрососедстве, партнерстве и сотрудничестве между СССР и Германией, который был подписан Горбачевым 3 октября 1990 г. В Договоре содержится ст. 16, где говорится: "Пропавшие или незаконно вывезенные культурные ценности, находящиеся на их (сторон. - А. С. ) территории, должны возвращаться владельцам или их наследникам". Поражает изощренное, иезуитское коварство немецкой стороны, превосходно осведомленной о том, что в немецких хранилищах сегодня нет четко идентифицированных советских культурных ценностей; таким образом, договор планировался ею в данном пункте как заведомо односторонний, налагающий обязательства только на СССР. (Время показало, что хитрецы просчитались, но об этом ниже.)
Между тем активность СМИ и агентов влияния, подогретая немецкими посулами и благотворительностью, выразилась как в "сенсационных" публикациях (например: К. Акинша, Г. Козлов. "Трофеи войны. Советы скрывают художественные сокровища"; интервью В. Ремизова с А. Расторгуевым, где пересказывался пресловутый "Проект"; статья последнего "Военнопленное искусство", где он хвастает тем, что первым раскрыл "один из самых давних и долгих секретов СССР" - о трофеях, которые он именует "украденным" добром; статьи М. Мурзиной, Н. Бобровой, Н. Зубкова, Г. Цитриняка, в которых также проводилась мысль о желательности возвращения "незаконно удерживаемых" ценностей и т. д.), так и в обращении к М. С. Горбачеву от лица некоей Ассоциации искусствоведов, побывавшей за немецкий счет в Кельне, где она подписала совместное заявление с германской Ассоциацией критиков. Однако, несмотря на то что эти напористые акции растянулись до самого конца 1991 г., успеха они не имели.
Во-первых, политическая нестабильность, августовские события, ликвидация СССР отвлекли нас от проблемы трофеев, а во-вторых, помешала твердая и принципиальная позиция Минкульта СССР во главе с Н. Н. Губенко, первым в то время решительно вставшим на рубеже наших интересов в этом вопросе. Естественно, когда проблема с СССР разрешилась окончательно, а Минкульт был, соответственно, ликвидирован, атака возобновилась с новой силой. В одном только феврале 1992 г. в "Известиях" вышла ликующая реляция А. Зверева "Военнопленное искусство выходит из заключения", а в "Независимой газете" - огромное интервью с Акиншей и Козловым "Произведения исусства: границы и долги. "Военнопленное искусство" должно перестать быть трофейным - счета придется оплачивать сообща". Сегодня оба автора, обласканные "мировым журналистским сообществом", живут и работают за рубежом, открыто получая деньги за продолжение своих изысканий по трофейной теме, но в то время факт их ангажированности был скрыт, а яро антироссийская позиция - закамуфлирована под "объективную", "интеллигентную".
Кампания по обработке общественного мнения была мощной, слаженной, хорошо продирижированной. Одновременно такая же кампания развернулась в пользу выдачи хасидам библиотеки любавического ребе Шнеерсона. Обе они шли "в связке", и казалось, что судьба культурных ценностей в обоих случаях уже решена. Все висело на волоске. Одинокий голос Н. Губенко, прозвучавший на конференции 25 ноября 1991 г. в Минкульте, был заглушен и не дошел до широкой аудитории. Подготовленная по его просьбе статья сотрудника министерства А. Шереля вышла в официозе "Россия" в октябре того же года (а также отдельной брошюрой тиражом всего одна тыс. экз.) и тоже не могла иметь решающего влияния на общественное мнение. И первая общественная реакция против выдачи трофеев - принадлежащая автору этих строк статья "Вся Россия плохо лежала" ("Советская Россия" 12 декабря 1991 г.) - тоже, конечно, ничего изменить не могла. Хорошо помню свое ощущение того времени: передо мной - глухая стена, закулисный сговор уже состоялся, сопротивление бесполезно, противостояние невозможно. Бессильный гнев душил…
Случилось чудо. Возмущение Верховного Совета откровенно беззаконными требованиями хасидов, их безобразным, хулиганским поведением в стенах "Ленинки" было так велико, что высший законодательный орган решил 19 февраля 1992 г. отказать в их требованиях, несмотря на давление со стороны Бурбулиса, Хасбулатова, Шохина и других высокопоставленных лиц. Это решение нарушило спланированный общий ход событий и подвигло немецкую сторону предпринять новый шаг, чтобы укрепить плацдарм для следующего этапа наступлений. Понимая, что на волне антисоветской истерии руководство новой России, настроенное к тому же антигорбачевски, может взять под сомнение обязательства, данные Горбачевым в Договоре от 13 октября 1990 г., немцы заключили с Ельциным Соглашение от 16 декабря 1992 г. о культурном сотрудничестве, ст. 15 которого копирует ст. 16 Договора 1990 г.
Долги и расчеты верховного бурбона
Надо сказать, что президент Ельцин вообще-то был бесконечно далек от всякого понимания проблем и значения культуры. О его личном отношении к трофеям лучше всего говорят такие эпизоды:
- передача им в ноябре 1992 г. в дар Венгрии двух трофейных картин (как гласит правительственное распоряжение № 2060-р - "в порядке реституции" (!), хотя по мирному договору 1947 г. Венгрия как страна-агрессор лишалась каких-либо прав на имущественные претензии к СССР);
- передача по его распоряжению в марте 1993 г. в дар Германии (через министра иностранных дел ФРГ К. Кинкеля) пяти старопечатных трофейных книг из так называемой Готской библиотеки;
- попытка (скрытая от общества) передать в 1993 г. в дар Германии так называемую Бременскую коллекцию рисунков первоклассных мастеров. Эта акция была остановлена Н. Губенко, в последний момент просветившего Ельцина относительно стоимости подарка и неприличности такого "жеста доброй воли";
- попытка передать в дар Германии Готскую библиотеку весной 1994 г. Это стало достоянием гласности и вызвало грандиозный скандал в прессе, в результате которого ценнейшие книги, под которые немцы уже выделили специальный самолет и которые уже стояли запакованные в подвалах библиотеки ИНИОНа, остались в России;
- наложение в марте 1997 г. вето на Закон о перемещенных культурных ценностях, принятый Госдумой и Советом Федерации абсолютным большинством голосов;
- передача, в нарушение Закона о ввозе и вывозе культурных ценностей и Моратория Госдумы на одностороннюю передачу каких-либо трофейных ценностей, в дар Германии архива министра иностранных дел В. Ратенау (1867–1922) во время визита в Баден-Баден в апреле 1997 г.
Все эти - осуществленные и сорванные - акции ясно свидетельствуют об одном: для президента Ельцина, как и для его советских предшественников, трофейные ценности, оплаченные кровью миллионов и призванные хоть отчасти возместить непоправимый ущерб, понесенный культурным достоянием России, - не более чем мелкая разменная карта в политической игре. Нет сомнений, что Ельцин чувствовал себя вправе распоряжаться ими, как он считает нужным, по-хозяйски. Не приходится сомневаться и в том, что, подписав вышеупомянутое Соглашение о культурном сотрудничестве, он неоднократно заверял затем немецкую сторону, что новые отношения между двумя странами, гарантом коих он является, непременно позволят удовлетворить притязания Германии.
Последнее такое заверение, по моим сведениям, было дано в январе 1997 г. в Завидово лично канцлеру Колю, после чего Коль торжественно обещал своим избирателям, что вернет трофеи из России. Стоит напомнить читателю, что, по оценке немецкой прессы, стоимость трофеев составляет 100 000 000 000 (сто миллиардов!) немецких марок .
Однако такие обещания давались и ранее под вполне определенные кредиты. Щедрые финансовые вливания со стороны ФРГ в период президентской избирательной кампании 1996 г., помогшие Ельцину выплатить долги по зарплате и пенсиям и поднять свой рейтинг, говорят о том, во-первых, что его заверения были учтены противной стороной, а во-вторых, что позиция президента в отношении закона о перемещенных ценностях не зависела от норм права, законов логики и интересов России, а целиком определялась закулисными соглашениями. Тайный сговор был осуществлен на самом высоком уровне, чем и объясняется бешеное противодействие Ельцина законному решению вопроса.